Долго ждать вряд ли придётся. Из рассказанного бандиткой, чьи руки замараны кровью нескольких людей, я понял, что Франт со своим кагалом придёт уже в ближайшие десять-двадцать минут.
Так оно и случилось. И десяти минут не прошло после ухода Лисичкиной, как в сенях вновь что-то загремело, дверь распахнулась, и я вновь увидел девушку.
— Они… идут… уже рядом, — тяжело дыша, произнесла она. — Только их там пятеро. С ними кто-то ещё… я его не знаю, не видела раньше.
— Иди туда, — я мотнул головой в сторону закутка с кроватями, скрытого занавеской. — И сиди там тихо, как мышь.
Девушка молча скрылась, будто её и не бывало.
— Вставай, — я отпустил руку Адельки, поднялся на ноги и отдал приказ зачарованной. — Иди встречай Франта, веди себя как обычно. Меня тут нет и ничего не случилось.
Аделька вздрогнула словно от мороза, потёрла ладонью ушибленную голову, что-то невнятно пробормотала и направилась к входной двери. Там сняла с гвоздя ватник, сунула ноги в валенки и вышла из комнаты.
Через пару минут я услышал её голос и незнакомый мужской, а вскоре и увидел всех её гостей. Главаря я узнал сразу по описанию. Своё прозвище он получил не просто так. высокий, жилистый, с костистым вытянутым лицом. По поведению спутников Адельки я легко определил его подручных. Также выделил неизвестного, полноценно не входящего в банду. Франт и был франтом. Дорогое пальто, шапка-пирожок, белое кашне, тонкие кожаные перчатки, начищенные ботинки, в который на морозе не могло быть не холодно, но видимо бандит держал марку. Двое других выглядели вполне обыденно. Мужики и мужики, только волчьи взгляды выдавали. Последний пятый смотрелся конторским клерком. Шапка из серой овчины, чёрное пальто, тёмно-серые штаны, ботинки с тупыми широкими носами. В левой руке он держал большой портфель из рыжей кожи с двумя металлическими блестящими пряжками на широком клапане. Я обратил внимание, что бандиты вели себя с ним уважительно. Та парочка, что была рангом пожиже Жилы с Франтом и вовсе чуть заискивающе.
Меня под заговором невидимости никто из них не видел. Перед тем как начать действовать, я хотел минут пять-десять понаблюдать за бандитами, послушать о чём они станут разговаривать в привычной среде. Может, выясню что из себя представляет неизвестный. Интуиция шептала, что он тут самый важный.
Сходу выдав гору поручений хозяйке, Франт устроился со своими спутниками за столом, на котором очень быстро появилась немудрённая, но обильная закуска. Покинув гостей на минуту, Аделька принесла с улицы две бутылки водки. Внесённые с мороза ёмкости тут же покрылись конденсатом. Капельки влаги, стекающие с бутылочного стекла, очень быстро образовали на столе вокруг бутылок крошечные водяные колечки.
— Вот теперь стол как стол, — широко улыбнулся Жила. — Казанец, разливай.
Бандит налил в стаканы водку на четверть в каждый. После чего мужчины взяли в руки посудины. В том числе и пятый член группы.
— За вас, господин Зенгель, — подобострастно улыбнулся ему Жила.
«Кто? — мысленно удивился я. — Неужели немец? Вот так поворот».
— Карл Иванович, — резко ответил ему Зенгель. — Меня зовут Карл Иванович Зарецкий. Такая оплошность в любом другом месте может стоить головы и вам, и мне.
— Да тут же все свои. Никто не сдаст, — принялся оправдываться Жила.
— А она?
— Аделька-то? Да она в наших делах по шею замарана. Ей сболтнуть лишнее — это себе смертный приговор подписать. Не мы так краснопёрые к стенке поставят. Она не дура, разумеет.
— И всё же, Жила, забудь, кто такой Зенгель. Сейчас я Зарецкий Карл Иванович, — отчеканил пятый член банды.
«Так вы раньше были знакомы. Может, дружочек, ты даже бывший свой, какой-нибудь фриц из поволжских», — предположил я.
— Больше не повторится, Карл Иванович, — ощерился бандит. — И чтобы память закрепить может расчётик проведём?
Тот секунд десять смотрел на бандита. Потом сказал:
— Хорошо.
Он поднял с пола портфель, который ранее приставил к левой ноге, щёлкнул пряжками, откинул клапан. Сунул внутрь руку и достал газетный свёрток. У меня с первого взгляда в голове сверкнула мысль: деньги! У меня в чемодане лежал такой же. Только с другими размерами. Наверное, в этом времени газета является универсальным упаковочным материалом, хе-хе.
Так оно и оказалось. Завёрнутая в газету, там пряталась внушительная пачка разноцветных банкнот — червонцев — с изображением Ленина. Он отсчитал тридцать серых купюр столько же зеленоватых и три десятка кирпично-красных. Общая сумма вышла порядка пяти тысяч рублей. Не скажу, чтобы прям так много. Рабочий сейчас получает от четырехсот до шестисот рублей. Но чтобы шикануть от души на протяжении нескольких дней четверым гулякам хватит с запасом. А ещё из-за тяжелого времени у простых горожан можно по дешевке прикупить драгоценности, которые те вынесли на продажу, чтобы потом купить продукты. Либо напрямую выменять на них.
— Мало, — недовольно сказал Франт. Этому кадру, я уверен, пять тысяч рублей точно мало. Видно, что привык жить на широкую ногу. Одеваться в ателье да есть в ресторанах, не забывая платить за любовь женщинам с пониженной социальной ответственностью.
— Добавит мама, — холодно ответил Зенгель-Зарецкий. — Выполните свою часть договора и тогда получите в десять раз больше.
В этот момент в закутке громко чихнула Лисичкина.
Картина маслом!
Все замерли истуканами на пару мгновений. Потом схватились за оружие. У бандитов — кроме Франта — в руках оказались «наганы». Франт же вооружился «вальтером номер 7». Дамским пистолетиком калибром шесть и тридцать пять миллиметров общим весом чуть больше, чем пустой граненый стакан. Немец, которого я всё ещё не мог просчитать до конца, выудил из внутреннего кармана ТК — Тульский Коровина, но с удлинённым стволом. Кстати, редкая вещь именно в таком исполнении. Лет пять-шесть назад с таким рассекали милиция и чекисты. Но потом ему на смену пришёл другой «туляк» — ТТ. За свою мощь он приглянулся куда больше и быстро сменил «коровина». С началом войны из-за нехватки личного короткоствольного оружия ТК вновь достали со складов хранения и передали в армию. Я такие неоднократно видел у штабных. И даже у одного комдива, который чуть не сгинул в окружении в июле, когда командование бросало в бой части буквально с марша, не давая накопиться резервам и отдохнуть вымотавшимся бойцам. Причем очень часто приказы исходили от комиссаров, которые прекрасно разбирались во всех партийных уставах, но были не в зуб ногой в воинских. Двоевластие в армии — это зло.
«Вот же зараза», — выругался я про себя.
— Это кто там у тебя? — недобро посмотрел на Адельку Жила.
— Я сама не знаю. Жизнью клянусь, Жила, — клятвенно заверила женщина бандита. На кратчайший миг я восхитился её актёрской игрой. А потом вспомнил, что сам же ей отдал приказ забыть обо всём, что происходило в доме перед появлением главаря шайки. В её памяти не осталось ни меня, ни удара головой о печку, ни Лисичкиной. — Кто-то мог тайком заскочить, когда меня дома не было. Когда за водой отходила.
Планы поменялись в мгновение ока.
Я сделал несколько шагов вперёд, оказался рядом с Аделькой и тихо сказал ей:
— Оглуши одного из бандитов. Бей не жалея сил, потом бросайся на второго и не давай ему убежать.
Всё ещё находящаяся под внушением женщина меня прекрасно услышала. Не дожидаясь, когда она начнёт действовать, я переместился к бандитам. Они невероятно удачно для меня сели плотной кучкой за небольшим столом. Стоило мне оказаться рядом, как их всех слегка оглушило воздействием чар отвода внимания. Этим моментом я воспользовался на все сто. Ударом кулака в затылок — чуть-чуть силу сдержал, чтобы не убить сволочь — я свалил Франта. Тот с размахну ткнулся лицом в стол, расколотив тарелку, полную квашенной капусты, издающей ядрёный аромат, и тут же следом рубанул в челюсть Зенгеля-Зарецкого. Тот с грохотом упал на пол, уронив пистолет, и… грянул выстрел.
В тот момент, когда я разбирался с немцем, на Казанца налетела Аделька. Схватив со стола наполовину пустую бутылку водки, она с размаха опустила её на макушку бандиту. Ударила плохо — ребром донышка. Сквозь звон стекла расколовшейся посудины я отчётливо разобрал хруст кости.
«Хана бандерлогу», — проскочила в голове мысль. Проломленная голова и в моём-то времени очень часто вела к смерти или тяжёлому увечью, а сейчас и подавно.
— А-а-а! — разобравшись с первым противником, хозяйка дома следуя моим указаниям с истошным криком набросилась на Жилу, вцепившись ему в горло скрюченными пальцами.
Вот же дурная баба, ей-богу! Так она меня без полезных «языков» оставит. Следуя примеру Адельки, схватил со стола вторую непочатую бутылку огненной воды и расколотил её о голову последнего невредимого бандита, отправляя того в нирвану. Бил аккуратно и сильно, всё по заветам незабвенного Лёлика. После чего поспешил на помощь главарю.
— Оставь его! Живо! — крикнул я женщине и схватил Жилу за запястье и локоть, чтобы через секунду провести болевой. Навалившись на бандита и немилосердно выкручивая тому верхнюю конечность, я освободил левую руку и надавил на чужую шею в нужной точке. Очень скоро бандит вырубился. Повернув голову в сторону Адельки, я приказал. — Тащи все верёвки и ремни. Да поскорее.
— Да, я сейчас, — ровным тоном ответила та, сделала несколько шагов в сторону дверей в сторону сеней и вдруг рухнула навзничь.
— Эй⁈
Оценив ситуацию, я решил, что на пару секунд бандитов можно оставить без своего внимания и подскочил к женщине. Быстрый осмотр показал причину столько странного состояния той. Владелица притона стала жертвой случайного выстрела из упавшего пистолета. Пуля попала ей в грудь. Возможно, даже зацепила сердце. Из-за контролирующей женщину магии та протянула с минуту-две. А потом всё.
— Вот же гадство, — пробормотал я и громко крикнул. — Эй, Лисичкина! Лисичкина, не зли меня! Живо сюда!
Через несколько секунд шторка дёрнулась, выпустив в комнату девушку. При виде неподвижно лежащих тел она едва не бросилась обратно.
— Стоять! — остановил я ей громким окриком. — Быстро найди мне верёвки. И покрепче чтобы были.
Пока она копошилась в поисках нужного, я взялся связывать руки бандитам их собственными ремнями. Никто из них так и не очухался. Эффект беспамятства после ударов всё ещё сохранялся.
Наконец, мне на помощь пришла Лисичкина. Она нашла в доме несколько мотков разнокалиберных верёвок и бечёвок. С их помощью уже куда надёжнее связал пленников. Или задержанных. Впрочем, сейчас их статус меня волновал меньше всего. Кстати, как и тот факт, что я влез не в свою кухню.
«Не вынесла, блин, душа поэта», — хмыкнул я про себя, оценив сделанное. Только от мысли о том, что смогу заняться своим любимым делом — поимкой преступников, забыл обо всём на свете и рванул по горячему следу, как ягдтерьер в лисью нору при виде мелькнувшего в ней пушистого рыжего хвоста.
Только-только присел на стул перевести дух и переварить всё произошедшее, как ко мне подступила девушка.
— Товарищ командир, — пролепетала она, не поднимая на меня глаз, — что со мной теперь будет?
— Что будет? — переспросил я. — Получишь срок за пособничество. И поделом.
— А можно… — она запнулась, перевела дух и выпалила. — А можно мне на фронт? Я искуплю. Умру, если будет нужно. Только не хочу обратно к этим. Лучше смерть, я уже это поняла.
— Поздновато, — ответил ей и задумался над её словами. А ведь, в самом деле, девушку можно использовать по ту сторону фронта. За те несколько месяцев, что ей пришлось покрутиться среди криминала, она прошла суровую школу, сравнимую с агентурной. С частью её. Из Лисичкиной получится неплохой разведчик, информатор, курьер и так далее. Маскироваться под подростка она умеет прекрасно, а дети всегда привлекают меньше внимания, чем взрослые. Недаром партизаны часто используют пацанов в своих делах. Не от хорошей жизни, но тогда… сейчас вся страна воюет. От мала до велика. И Маша способна спасти чью-то жизнь. Какого-нибудь пионера с горячим сердцем, который в будущем даст стране намного больше, когда отучится и вырастет.
Если Лисичкина провалится и угодит в руки гестапо, а точнее в ГФП, которое называют именно гестапо даже сами немецкие солдаты, то она сдаст всё и вся. Риск? Честно говоря, он самый обычный. В руках костоломов из ГФП даже немые говорят. Хоть преступник с пошатнувшейся моралью и не испытывающий патриотичных чувств к своей Родине, хоть стойкий коммунист. Единицы способны выдержать пытки. Так что, что Лисичкина, что какая-нибудь бывшая вчерашняя школьница, сумевшая попасть в партизанский отряд или группу парашютистов — разницы никакой. Только Маша уже имеет кой-какую подготовку в умении сливаться с толпой и казаться не той, кем является. Чуть-чуть подшлифовать ей навыки и — вперёд.
Да и в каком-то роде это правильно будет. Виновата — искупай провинность кровью. Вон на СВО «штормовцы» через одного прямо из СИЗО или колонии в подразделение пришли. В «Вагнере» было аналогично. Сейчас пока дело не дошло до отправки зека́на фронт, но скоро всё будет. А может и нет. По крайней мере, не в масштабах моей истории. Тогда СССР понёс невероятно огромные потери в сорок первом. Чтобы заново создать дивизии людей гребли отовсюду. Снимали с других рубежей, как, например, с Дальнего Востока. Брали в московское ополчение прямо в окопы мужиков за шестьдесят. И так далее.
— Знаешь, я попробую что-то сделать. Но если ты подведёшь, то лучше тебе самой застрелиться. Потому что найду тебя где-угодно и приду за тобой, — наконец, дал я ответ девушке.