Не тот год III

Глава 19

— Лётчики остались рядом с самолётом. Дойдём до них меньше чем за час даже вот с этими, — произнёс я и кивнул на пленников. — Один из парней ранен, второй остался с ним. Недалеко стоит не то хутор, не то какой-то мелкий посёлок с немцами. Как падал самолёт там увидели и выслали команду…

— И чего ждём? Нужно спешить же! — выкрикнул Хари, перебив меня.

— Тихо ты, — одёрнул латыша Панкратов. — Андрей, продолжай.

— Немцев было шесть. И они — всё. Почти всех прикончил один из летунов. Я так, чуть-чуть помог. Осталась пара подранков, которые едва шевелятся, но фрицы могли отправить посыльного за подмогой, когда понесли первые потери. Там с виду совсем не вояки подобрались. Какие-то обозники или солдаты второй, а то и третьей линии. Для них привычнее толпой из-за угла палить, а не лезть в лоб под пули. Поэтому у нас есть все шансы вытащить лётчиков живыми, даже если до них немцы опять доберутся раньше, чем мы.

— Ясно. Тогда вперёд, — сказал Сашка, когда я закончил доклад. Почти сразу же поинтересовался. — Ты сам как? Вымотался?

— Нормально, но чаровать пока воздержусь. Вот этих сил у меня немного осталось.

Двигаться решили быстро и напрямки, чтобы поскорее добраться до места падения бомбардировщика, пока нас не опередили гитлеровцы. И это нас погубило. В какой-то момент, когда мы проходили по удобной и ровной вершинке распадка, сбоку от Хари, тропящего лыжню, раздался взрыв. Обычно возглавлял отряд я, готовый собрать все шишки на свою заговорённую тушку. Но в этот раз Панкратов пожалел меня, как следует выложившегося во время боя и потом при зачаровании оберегов для повышения выносливости. Да и кто мог подумать, что в такой чаще в глухой ночи что-то могло случиться? Мы не брали в расчёт даже разбежавшихся немцев. Они сейчас без остановки драпают далеко в стороне.

И в итоге напоролись по полной. Здоровяка снесло вниз как тряпичную куклу, следом повалился на снег Иван. Один из немцев зашатался и упал на колени, затем на правый бок и скорчился в позе эмбриона, принявшись тихо подвывать. Меня самого что-то сильно толкнуло в правый бок.

Первой мыслью была такая: засада! Я и действовать стал исходя из него. Рухнул в снег, прикрылся стволом ближайшей кривой берёзки и принялся водить винтовкой по сторонам. Одновременно уже привычно, на инстинктах стал зачитывать заговор невидимости. Но секунды шли, а нападения не было. Ни новых взрывов, ни выстрелов.

Что это был за взрыв никто из нас так и не смог определить. Склонились к предположению, что нашей группе критически не повезло наткнуться на старую мину-ловушку, поставленную с осени или по первому снегу. Тут и место очень удобное было. Буквально ровная тропинка по вершинке, с которой снег сдувается, а вода от дождей быстро высыхает. Может, это были партизаны, уходящие от немецких преследователей, может, кто-то вроде нас, разведчиков. Или наоборот мину поставили гитлеровские егеря, рассчитывая зацепить партизан или советскую разведку. Теперь уже это и не узнать. Лично я склоняюсь к версии, что поработали наши коллеги из разведки — соотечественники либо оккупанты. Уж очень качественная закладка вышла, и вон сколько простояла не стухнув, дожидаясь своей цели. Взрыв был направлен идеально вдоль тропы. Половина нашего отряда, словно под косу попала.

Хуже всего пришлось Хари. Латышу разворотило низ живота и бёдра. Ивану осколки пробили живот и левое лёгкое. Немцу тоже разворотило живот, порвав там всё, включая печень. Моя печёнка тоже пострадала бы не лежи на мне защитный заговор, который я активировал ещё перед атакой на аэродром. Благодаря ему на мне не было ни царапины, только одежда и экипировка пострадали. Ну, и сколько-то там лет жизни ушло. Но это дело наживное. Неприятно, но терпимо.

Несмотря на тяжелейшее ранение латыш всё ещё был жив и даже в сознании.

— Ничего не болит, парни. Только печёт, — с трудом улыбнулся он посиневшими губами. — Сейчас полежу… вы меня забинтуете… Андрей пошепчет… отдохну и пойду.

— Пойдешь, пойдешь, — ответил я ему и не теряя ни секунды положил ладони ему на края самой крупной раны. — Троян, Троян, к тебе обращаюсь! Пусть от глаза твоего под руками мя чужая хвороба уйдёт, глубоко под камень боль упадёт, ломота да сухота сгинет…

Как обычно, заговор подействовал быстро. Практически теряющий сознание Хари встрепенулся. К побелевшему аж с восковым оттенком лицу вернулась кровь. Следующим получил магическое лечение Иван. А вот немцу не повезло. Осколок от мины пробил ему печень и почку. И пока я возился с товарищами, пленный испустил дух.

— Да и чёрт с ним, такую тварь особо и не жалко, — резюмировал Панкратов, когда услышал мой вердикт: помочь не в моих силах, просто некому. И плюнул на снег рядом с остывающим телом немецкого офицера. Но как мне показалось командир слегка слукавил. Совсем уж плевать на смерть ценного «языка» ему не было. Иначе наши усилия по его захвату ничего не стоят. Ещё хорошо, что уцелел глава немецкой комиссии, который знал всё, в том числе и то, что не доверили его спутникам и помощникам. — Сам как? — посмотрел он на меня.

— Более-менее, Саш.

— Что это было? Почему вы не помогаете Францу? Это жестоко! — неожиданно подал голос пленный гитлеровец. Пока я оказывал помощь раненым, он более-менее пришёл в себя.

Бамц!

Серёга вместо ответа ударил его в скулу, роняя в снег.

— Ещё ему что-то объяснять, — свозь зубы произнёс он. А затем уже на немецком сказал. — Ещё вопросы будут? Требования? Пожелания? А то я готов продолжить давать ответы.

Тот благоразумно промолчал, мгновенно сообразив, что все мы сейчас на взводе и он рискует в самом крайнем случае отправиться вслед за своим Францем.

Порой хорошая зуботычина отлично помогает. Это только в кино и в статьях с миролюбивой пропагандой с «языков» пылинки сдувают, если они у «наших», у хороших парней. В реальной жизни всё куда приземлённее и жёстче.

Дальше впереди шёл я, восстановив защитный заговор. Товарищи с последним пленником топали в двадцати метрах позади. Если вновь наткнёмся на сюрприз неведомых саперов, то я приму весь удар на себя.

Но всё обошлось.

Недалеко от места падения У-2, мы остановились, чтобы я мог провести воздушную разведку. К тому же раненым требовался отдых, несмотря на магическое лечение, раны до конца не зарубцевались. Ещё и большая потеря крови сказывалась.

Без проблем удалось поймать птицу. Может быть, даже ту самую сову, которую перед тем как разорвать ментальный поводок я отправил в сплетение ветвей, приказав ждать здесь.

С последнего момента ситуация изменилась. Лётчиков возле самолёта не оказалось, а все немцы были мертвы. У парочки отсутствовали шинели, но среди деревьев чётко выделялся след волочения. Проследовав по нему, я уже очень скоро нашёл потеряшек. За время моего отсутствия меткий стрелок успел многое. Добив врагов, он снял с них шинели и соорудил волокушу из одной, а второй накрыл раненого товарища. Также он вооружился трофейным карабином. Он висел у него на спине наискось. Кстати, возьми мы левее всего на полкилометра, то наткнулись бы на следы лётчиков.

И вновь действовать пришлось мне.

Под заговором невидимости я догнал авиаторов. Не вступая в диалог, сильно толкнул в спину стрелка. Когда он плашмя рухнул в снег лицом вниз, навалился на него сверху с ножом в руке. Несколькими движениями перепилил ремень на карабине и отбросил оружие в сторону, потом забрался в кобуру на поясе, откуда извлёк тяжёлый ТТ. И только после этого поднялся на ноги. Затем отошёл на несколько метров, дав возможность лётчику прийти в себя после давления от чар. Заодно и заговор деактивировал.

— Свои! Свои! — дважды повторил я, когда сбитый с ног пилот зашевелился. — Армейская разведка. Мы вам подсвечивали немецкий аэродром. Видели, как сбили ваш самолёт и поспешили на помощь.

Лётчик к концу моей фразы уже стоял на ногах и лицом ко мне.

— Всё в порядке, — ещё раз успокаивающе сказал я. — Говорю же — свои. Извини, друг, что пришлось так с тобой поступить. Но ты же мог устроить ненужную стрельбу.

В ответ услышал то, что меньше всего ожидал.

— Кто у полковника Смирнова в штабе армии ординарец?

— Э-э? — на секунду опешил я. Нет, вовсе не от вопроса. Просто голос оказался молодой и звонкий, а ещё женский.

— Если ты из армейской разведки, то должен знать.

— Я-то, может, и знаю. Но откуда тебе знать штабных такого уровня? — хмыкнул я. — Ко всему прочему, Смирновых там нет. Ни полковников, ни генералов, ни даже бойцов из обоза, — и тут же сменил тему. — Меня Андреем зовут. А тебя как, красавица?

Незнакомка, принятая мной в темноте и из-за толстого лётного зимнего комбинезона за мужчину, молчала около минуты. Наконец, с неохотой ответила:

— Олеся.

— Приятно познакомиться. Что с твоим напарником? Или напарницей? Куда её ранили?

И вновь ответ прозвучал не сразу.

— Она при падении повредила спину. Очень сильно. Ноги отказали сразу. И каждое движение вызывает боль в спине и груди. Пока я её вытаскивала из кабины, она потеряла сознание. Приходила в себя всего два раза.

— Понятно. Я могу её осмотреть? Возможно, сумею помочь

— Ты разбираешься в таком? — с едва заметной надеждой произнесла Олеся.

— Немного, — уклончиво сказал я. И следом повторил. — Но помочь смогу, скорее всего.

— Хорошо.

— Только ты мне в затылок не пальни, Олесь. Я в курсе, что у тебя второй пистолет есть и ты очень метко стреляешь.

— Откуда⁈.

Только-только сломавшийся лёд взаимопонимания вновь окреп. В голосе лётчицы отчётливо зазвучала злость с подозрением и страхом.

— Был у вашего самолёта. Там нашёл несколько дохлых гитлеровцев. В каждом всего по пуле. В темноте среди деревьев попасть в человека, который прячется — это крайне непросто. Пистолетов же у вас два в экипаже. Твой и твоей напарницы, — быстро произнёс я. — От него пошёл по твоим следам.

— А сколько вас в отряде? — задала она вопрос, который я ждал от неё куда раньше. Тон её вновь потеплел. Мои объяснения девушку полностью устроили.

— Пятеро. И один пленный. Взяли на аэродроме.

— И где они?

— Скоро будут. Нам ведь тоже досталось.

— И вы всё равно пошли к нам? — слегка недоверчиво спросила Олеся.

— Пошли. Потому что своих не бросаем.

От подробных объяснений решил отказаться. Она и так каждое моё слово подозревает. Чем больше наговорю, тем больше паранойи вызову. Это не в тёплой квартире с книжкой в руках сидеть, анализировать, просчитывать и представлять. В нашей с ней ситуации на первое место выходит страх, усталость, злость и боль. Всё то, что заставляет действовать против разума, на рефлексах.

— Так что, я осмотрю её? — напомнил я ей о напарнице.

— Да. Только ты будь… аккуратнее, в общем.

— Раздевать не собираюсь, — хмыкнул я, уловив подоплёку тона её фразы.

Откинув край немецкой шинели, которой была укрыта вторая лётчица, я взял её за руку и осторожно стянул с той толстую перчатку. После этого обхватил пальцами тоненькое запястье и принялся мысленно зачитывать заговор. Со стороны это должно выглядеть так, как если бы искал пульс и считал удары сердца.

— Так что? — нетерпеливо поинтересовалась Олеся примерно через полминуты.

Дочитав заговор, я отпустил женскую руку, вернул на неё перчатку, а после и шинель на прежнее место. Только после этого встал на ноги.

— Живая. Скоро придёт в себя, — сказал я и кивнул на пистолет, который собеседница извлекла откуда-то из одежды и сейчас держала в правой руке. Хорошо, что стволом вниз. — Это-то зачем? — с укором сказал я, посмотрев в глаза лётчицы.

— Прости, — почему-то извинилась та и суетливо стала запихивать оружие в пустую кобуру, из которой несколькими минутами ранее я забрал другой ТТ. Когда справилась с этой задачей, спросила. — А твои товарищи скоро здесь будут? Или мы к ним пойдём?

— Наверное, давай лучше к ним. Они где-то там сейчас, — я махнул рукой вправо. Туда, где сейчас предположительно ковыляла на лыжах моя полуинвалидная команда.

— А у вас хватит лекарств на всех? Ты сказал, что у вас тоже раненые есть.

— Хватит, — уверенно произнёс я. Секунду подумал и добавил. — Думаю, что у твоей подруги просто ушиб спины и защемление нерва от удара. Это легко исправить буквально лёгким массажем. Раз — и все позвонки встанут на место. Даже никакие лекарства не понадобятся. Я посчитал её пульс — он у неё в пределах нормы. У тяжелых раненых и больных он совсем другой. Поверь моему опыту.

— И ты сумеешь это сделать? — с надеждой спросила та. Кажется, она сейчас была готова поверить всё, что угодно.

— Легко. Хоть сейчас. Как раз она и очнётся.

— Её Наташей зовут. Она мой пилот, а я в экипаже штурман, — сказала собеседница. Потом помялась и добавила. — А через одежду сможешь сделать массаж?

— Только не через такой толстый комбинезон. Хотя бы его нужно снять.

— Я сделаю, — торопливо ответила Олеся и шагнула к напарнице.

Во время её манипуляций с одеждой пилота, та очнулась.

— Олеська, ты? — неожиданно для нас подала она голос.

— Ой, ты очнулась! — обрадовалась штурман. — Как себя чувствуешь? Спина болит? Грудь? А что с ногами?

— Спина? Ноги? — переспросила та и приподнялась на правой руке. Тут же охнула и упала обратно на волокушу из шинели. — Нас же подбили… а у меня… мы… мы где?

— Всё хорошо. Нас наши разведчики нашли. Это Андрей.

Я сделал два шага в сторону, появляясь в поле зрения раненой:

— Ноги чувствуешь?

— Кажется… да… — не очень уверенно ответила она мне и пошевелила ногами в неуклюжих толстых унтах. — Только в спине колет и в ногах тоже, когда ими двигаю.

— Это нормально, — успокоил я её и принялся с уверенностью заговаривать зубы. — Ты просто сильно ушиблась при падении. Ударилась копчиком, а там куча нервных окончаний. В первое время могло показаться, что всё себе сломала, а как прошло немного времени, то всё стало приходить в порядок. Это как в боксе, когда пропустишь удар: сначала искры из глаз, а потом только синяк небольшой остаётся и всё. Вот и у тебя только синяк будет на мягком месте… хм, прошу прощения.

— Андрей, а вы как рядом с нами оказались?

— Ой, Наташа, это же они нам немецкий аэродром ракетами подсвечивали. Помнишь, нас предупреждали, что на земле у нас будет поддержка? — вместо меня ответила женщине её штурман.

— А немцы? Я ещё помню, что были немцы возле нас. Мы же у них в тылу упали, ведь так? Вы нас спасли от них?

— Были, — грустно вздохнула Олеся.

— Ваша подруга успела с ними справиться до нашего прихода. Стреляет она как бог, — похвалил я девушку.

— Лучший стрелок в полку, — кивнула мне раненая. — Но с этими гадами всё просто было. Они же пьяными ко мне пришли. Когда забирала шинели и оружие, то чуть не задохнулась от запаха от них. Наверное, пили чтобы согреться.

— Или от страха, так как пришлось идти ночью в лес, где могут быть партизаны или тот, кто устроил нападение в лесу. Зарево-тио видно более-менее. Ладно, потом поговорим, а сейчас нужно идти навстречу парням. Я как самый молодой и быстрый вперёд ушёл по вашему следу, — решил я сменить тему. — Наташа, ты лежи. Вставать тебе ещё рано. Олеся, ты становись позади. Волокушу потащу я.