Не тот год III

Глава 20

Очень быстро стало ясно, что на лыжах тащить подобный груз не очень удобно. Пришлось останавливаться, срезать ножом новые жерди, более длинные, ладить к ним трофейную шинель и перекладывать на неё лётчицу. Отдавать же лыжи штурману и тащить волокушу по снегу… такое себе занятие. Это Олеська на адреналине пёрла по лесу, что твой лось. А я ещё до нашей с ней встречи вымотался так, что хоть падай под елку и отключайся на пару часов. А ещё лучше найти берлогу, выгнать медведя и вместо него отсыпаться до весны.

Даже уставший и с неудобной ношей я не ослаблял внимания, поэтому первым в нашей паре заметил вдалеке среди деревьев несколько тусклых красноватых вспышек.

— Стоп! — скомандовал я и опустил концы жердей на снег.

— Что случилось? — чуть ли не в один голос обеспокоенно воскликнули лётчицы. Олеся ко всему ещё и перехватила «маузер», готовясь вскинуть приклад к плечу и открыть огонь.

— Кажется, мы пришли, — ответил им я.

Достав маленький фонарик со сменными стёклами, я направил его в том направлении, где ранее сверкали вспышки. Быстро нажал три раза на кнопку, выждал секунду и сверканул ещё трижды. Спустя несколько мгновений с того же направления вновь засверкали световые сигналы: три-три.

— Свои, — сообщил я спутницам после опознания световых сигналов. — Подождём их здесь.

Уже совсем скоро в поле нашего зрения появились тёмные фигуры, бредущие среди деревьев в нашу сторону. Когда они приблизились достаточно близко, то я увидел, что Хари — благодаря своему богатырскому росту и сложению латыш угадывался легче легкого — едва передвигал лыжи. А его вещи и оружие распределили между собой парни. Видимо, ему совсем уж худо. И это неудивительно с учётом тяжести ран. Магия мгновенно не исцеляет, увы. Уже то хорошо, что Хари и Иван смогли на своих двоих передвигаться. Пленный тащил санки, на которых лежали наши трофеи. Тащил молча и усердно. Возможно, сообразил, что в комплекте к документам он полезен, но не так прям необходим. И случись какой-то форс-мажор, то его тут же отправят в родимую вальхаллу. Даже не задумаются.

— Совсем плохо? — тихо спросил я у Панкратова, выйдя им навстречу.

— Ага, — шепнул он. — Хари чуть живой. Иван получше, но больше бодрится.

— Ясно.

— А у тебя тут что? — уже громче поинтересовался он у меня.

— Тут всё хорошо. Оба лётчика живы. Один раненый, но терпимо. И, это, Саш, это девушки.

— Ух ты, — слабо удивился он.

Знакомство состоялось быстро. Мало того, Панкратов и Наташа быстро нашли общих знакомых. Это окончательно сломало лёд недоверия.

— Парням, да и девчонке, нужен отдых хотя бы сутки. Только не в лесу в сугробах под сосной, а в тепле, — сообщил я командиру. — Мне он тоже не помешает.

— В тепле? — переспросил он, на пару секунд умолк и потом добавил. — Уж не намекаешь ты на тот посёлок, откуда немцы к самолёту выдвинулись?

— Да я тебе прямо говорю, что нам нужно туда. Построек там раз-два и обчёлся, немцев тоже явно не рота квартирует. А уж что там за вояки я имею прекрасное представление. Обозники какие-то или из охранных частей, которые в бою никогда не были. Мы с тобой или с Серёгой за полчаса там всех зачистим.

— Разведку проведёшь? — спросил он, намекая на мои амулеты из птичьих черепов.

— Нет, — я отрицательно мотнул головой. — Силы поберегу. Их у меня осталось не особо много. не дай бог вновь понадобиться срочное лечение, а я пуст. И так пришлось потратиться на лётчицу, так как у неё была спина сломана.

— Я понял, — кивнул в ответ тот. — Что ж, идём к посёлку.

Решили так. Я с Серёгой прямо сейчас, не теряя времени, идём к посёлку. Остальные полчаса переводят дух и выдвигаются следом с вещами, раненными и пленным. К тому моменту, когда основная группа будет у поселения там, то всё будет завершено. Либо мы их перехватим на полпути и завернём. Последний случай — если врагов окажется много, они будут сильные и пересидеть на точке не выйдет, так как её часто посещают враги.

Достаточно быстро наша пара оказалась на месте. Четверть часа у нас ушло на осмотр местности. Тратить волховскую энергию на ловлю птиц я не стал, решив поберечь её для боя.

Очень быстро выяснилось, что это была крупная смолокурня с бараком для рабочих и несколькими подсобными зданиями. Маленькой конторкой, складами, конюшней, амбаром, сеновалом, свинарником и птичником. Сейчас в бараке жило восемнадцать человек. Четырнадцать немцев и четверо пособников из предателей. В конторке устроились лейтенант и фельдфебель. В конюшне стояли две лошади. Рядом с постройкой, накрытые большим брезентом на случай снегопада, мы увидели сани.

Часовой на смолокурне имелся. Немецкая педантичность и военный порядок в действии. Или привычка к оным. Но что он был, что нет — пользы ноль. Фриц забился в свеженькую дощатую будку у такого же новенького шлагбаума на въезде на территорию смолокурни, съёжился в потрёпанном тулупе, подняв воротник, сунул руки за отвороты тулупа. Винтовка стояла рядом у него под боком, прислоненная к стенке будки.

Разумеется, никакого освещения здесь не имелось. В безлунную ночь тут чёрта лысого разве что увидишь. Скорее всего, у часового есть фонарик. Но для такого вояки он скорее обуза, подсветка себя самого. Зато для неопытного луч света в темноте прекрасное самоуспокоение. Это как в фильмах главный герой или героиня светит слабеньким фонариком куда-то в густую стену кустов и кричит: кто здесь? Глупо? Ещё как!

«С другой стороны, то мы, зрители, знаем, что там монстр крадётся или маньяк. А героиня вполне может посчитать, что сосед заблудился или кто-то вроде того», — подумал я, направляя на караульного револьвер.

Достаточно громко в предрассветной морозной тишине хлопнул выстрел из «нагана» с глушителем. Долю секунды спустя раздался куда более тихий звук удара пули о доску. Кусочек сплава из свинца и сурьмы в мельхиоровой оболочке пробил череп насквозь. Караульный поленился надеть каску, или посчитал, что кусок стали на морозе сильно не полезен для головы. Хотя, штальхейм вряд ли спас бы голову своего владельца. Просто шума вышло бы больше при пробитии пулей стали и доски будки остались бы чистыми.

Больше снаружи часовых не было, но не спали ещё два солдата. Истопники. Один следил за печью в бараке, второй в конторке. Их фигуры мы с трудом рассмотрели сквозь заледеневшие и грязные окошки.

Кстати, несмотря на темноту время уже было после подъёма. Но здесь фрицы продолжали дрыхнуть без задних ног. Сказывался тыл и сам род войск — тыловики. Чуть позже выяснилось, что на нашем пути попался взвод, состоящий из солдат ограничено годных к службе. Кто-то в силу возраста, кто-то в силу болезни, кто-то из-за ран или травм, полученных в армии. Причём здесь не было никого, кто пострадал бы во время боевых действий.

— Командиров оставим для допроса, — сказал я напарнику. — Остальных в расход.

В ответ Серёга молча кивнул.

Дверь в контору была не заперта. Уверенно, по-свойски я распахнул её, прошел крошечный коридорчик, потянул на себя следующую и оказался в просторной комнате. Здесь стояла круглая чугунная печь, сверкающая алыми бликами огня сквозь щели. На её дверце и боках виднелись крупные русские буквы с ятями. Рядом с ней на табуретке клевал головой шутце лет сорока с перевязанной грязным бинтом левой ладонью.

На моё с Серёгой появление он среагировал с критичным опозданием. Вскинув голову, заморгал, потом поднял ладони к лицу, собираясь протереть глаза… и это было всё, что он успел. Через секунду я был рядом с ним и всадил кинжал в левый бок, который фриц так удачно открыл, подняв руки.

— Х-ы-ы, — едва слышно выдохнул он, часто-часто заморгал глазами, схватился было обеими ладонями за мою руку с клинком. А потом обмяк и едва не свалился с табурета. Я его придержал и аккуратно опустить на пол.

Как бы тихо мы себя ни вели, но один из немецких командиров проснулся. Он завозился на кровати, подтянул одеяло и хриплым со сна голосом проворчал:

— Адольф? Что так холодно? И который ча…

Договорить он не успел. Серёга в несколько быстрых шагов оказался рядом и от души приложил лежащего рукояткой револьвера, не дав ему договорить свою фразу. А вот лейтенант даже не проснулся и отправился в беспамятство прямо из сна с помощью всё той же рукоятки «нагана». После оба немца были крепко связаны ремнями. Дополнительно мы намотали им на головы наволочки с подушек. На всё про всё с момента, как я взялся за ручку входной двери у нас ушло меньше пяти минут.

Перед тем как войти в барак, ставший казармой для немецких солдат, я выбил пустую гильзу в барабане «нагана» и вставил новый патрон.

— Заходим? — почему-то шепотом спросил меня Серёга.

— Ага.

Бывший рабочий барак не был предназначен для проживания почти взвода. Раньше тут спали на железных кроватях человек десять-двенадцать. Чтобы вместиться всем новым владельцам потребовалось сколотить двухэтажные нары. Атмосфера внутри стояла та ещё. Запах от носков или портянок, сапог, человеческих, пардон, газов, пропотевшей одежды и перегара. Особенно последний сильно бил в нос. Немцы явно время не теряли, засев в далеком посёлке. Кстати, Олеся там что-то упоминала про вдупель пьяных фрицев, которые пришли её брать в плен.

Свободного места в бараке осталось немного, и немалую часть его занимала очередная чугунная печь, произведённая ещё в царские времена. Истопник возле неё не спал. Мало того, пока мы разбирались с гитлеровцами в конторке к нему присоединился солдат в нательном белье и сапогах. На полу перед печкой стояла керосиновая лампа, внутри которой за закопчённым стеклом трепетал огонёк. Оба немца курили папиросы и чём-то тихо переговаривались. При нашем появлении они одновременно повернули головы в нашу сторону. Никакой тревоги они выказали. Видимо, посчитали, что зашёл кто-то из своих.

Нас в темноте они, сидя рядом с источниками света, не смогли рассмотреть, но даже не подумали встревожиться. А ведь несколько часов назад шесть их камрадов ушли в лес на поиски упавшего самолёта и до сих пор не вернулись. Может, посчитали, что это они вернулись?

«Тыловики, одним словом», — подумал я, спустив курок почти одновременно с товарищем. Раздались два тихих выстрела, и два тела повалились на пол с пробитыми черепами. При этом истопник свалил и табуретку. А та громко ударилась о пол.

— Дьявол, да что вы там творите? — раздался чей-то злой голос с нижнего яруса нар. — Сами не спите, так дайте другим.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!..

Мы с Серёгой открыли частую пальбу по едва угадываемым в темноте барака лежащим под одеялами телам. Спустя несколько секунд помещение наполнилось криками боли и удивлёнными, испуганными возгласами.

— Давай гранатами и назад! — крикнул я напарнику.

— Давай.

Я переложил «наган» в левую ладонь, правой сдёрнул клапан с гранатного подсумка, достал трофейную М39 с уже снятой пробкой, левой дёрнул за шнурок и кинул снаряд в сторону нар. На секунду позже туда же отправилось такое же яичко из руки Серёги. Обе М39, разумеется, были заговорёнными.

Взрывы нагнали нас уже на улице. Стёкла двух небольших окошек вылетели наружу с кусками рам. Несколько гранатных осколков насквозь пробили входную дверь, сколоченную из толстых досок не то четырёх, не то пяти сантиметров толщиной. Показалось, что зашатались даже сами грубо отёсанные брусовые стены. После тишины слившиеся в один гранатные взрывы показались оглушительными.

Вернув на место револьверы, мы перекинули из-за спины автоматы и вновь вошли внутрь барака.

Внутри висела плотная завеса из пыли и дыма. Под ногами валялся всяческий мусор. щепки, металлическая посуда. Буржуйка лежала на полу. Вокруг неё дымились головешки и раскалённые угли, угрожая в скором времени превратить постройку в жаркий костер. Пришлось сначала затоптать самые жаркие угли, наплевав на опасность получить пулю в спину. Впрочем, совсем уж забывать про врагов никто не стал. Пока я отплясывал на головешках, напарник крутил головой по сторонам, пытаясь уловить в сумраке помещения, заполненного дымно-пылевой завесой, угрозу. Как только первая угроза пожара миновала, мы занялись уцелевшими врагами. Таких в живых осталось двое. Один немец, и один перебежчик. Оба получили лёгкие ранения от осколков и щепок с контузией.

Обоих вытащили на улицу. На морозе в снегу они мигом пришли в себя. Когда до них дошло в какой глубокой и чёрной дыре они оказались, то у них случилась истерика. Два здоровых и крепких мужика с рыданиями валялись на земле перед нами и умоляли сохранить им жизнь. Один убеждал, что он вообще не солдат, не стрелял и был против воли мобилизован и отправлен фюрером в Россию. А сам он просто рабочий. Второй пытался убедить, что его силой заставили прислуживать оккупантам, угрожая казнить его семью, стариков родителей, всех шестерых детей и глухонемую жену.

В таком состоянии информация из них лилась рекой. Быстро выяснилось, что отряд немцев в самом деле состоял из обозников-снабженцев. Только данная группа занималась не продуктами, одеждой и так далее, а менее популярными, но не всё равно очень важными вещами. От сбора телег и саней по деревням до заготовки дров и строевого леса. В это место они попали буквально неделю назад, когда от местных предателей, решивших выслужится, поступила информация о большом количестве заготовленного скипидара, дёгтя и смолы на смолокурне. Из-за войны и быстрого продвижения немцев, а ещё из-за острой нехватки мужчин, ушедших на фронт, полученные материалы так и остались на складе. В бардаке и панике ещё не такое происходило.

Увидев всё это богатство, немцы запросили помощь в транспортировке, так как взяли с собой всего несколько подвод и саней, которых оказалось слишком мало для имеющихся объёмов трофеев. Часть транспорта уже ушло, но назад ещё не вернулось. Из-за сильных морозов немецкие снабженцы не торопились покидать тёплое местечко, расположенное далеко от фронта и начальства. Пожалуй, что главная причина именно в последних пунктах, а не в погоде.

Про отправленный отряд в лес несколько часов назад они были в курсе. Шесть человек по приказу лейтенанта ушли на поиски упавшего самолёта. Рухнул тот всего в нескольких километрах от смолокурни по их мнению. А та стояла на небольшой возвышенности, что улучшало обзор. По мнению офицера, почти отделение солдат должно было справиться с лётчиками, которые априори пехотой не воспринимались как хорошие вояки.

Ещё один моментик в копилку негатива в адрес гитлеровских обозников. Они были пьяны! Причём очень сильно. То-то меня смущало их спокойствие. Даже обозники не станут дрыхнуть, когда в паре десятках километров от них грохочут взрывы и сияет зарево пожарищ. А тут прямо образчики стального спокойствия. Всё-таки, синька реальное зло. В своём времени я постоянно видел примеры подобному определению.

Сколько бытовых преступлений совершается в пьяном угаре — не сосчитать. В окопах аналогично. Правда, стоит уточнить, что девяносто процентов всех происшествий из-за пьянки происходит далеко от передовой: после ротации, в частях второй и третьей линии, в увольнении и даже в госпиталях. Увы, но алкоголь является одним из самых доступных рабочих антидепрессантов, кто бы что там ни говорил.

Я сам не святой и тоже пью, но всегда знаю свою норму, как говорится. Собственно, и профессия тоже свой отпечаток накладывает. Несмотря на ходящие анекдоты про вечно бухих оперов, в реальности такого нет. Это не только позорит тебя, лишает так необходимого уважения, без которого на службе ну просто никак, но и запросто создаст прецедент, когда пьяным языком выболтаешь то, что никому знать нельзя.

— Серёг, ты ступай навстречу нашим, а я тут останусь, — сказал я товарищу.

Тот молча кивнул в ответ. Без лишних слов вдел ноги в петли на лыжах и шустро покатил в тёмную стену леса, уже отлично проглядывающегося в рассветных сумерках.

Чуть выждав, чтобы он удалился подальше, я схватил за шиворот предателя, вздёрнул его немного вверх и одним движением всадил в него клинок кинжала. Тот захрипел, задёргался, суча связанными за спиной руками и ногами, попытался что-то сказать, но вместо слов изо рта полилась кровь. Не вытаскивая клинок из раны, я зашептал жертвенный заговор. Практически сразу почувствовал от него эффект. Энергия полилась в иссушенные энергоканалы полноводной рекой. Усталость стала уходить. А ещё, хотя я этого видеть не мог, сейчас в тело возвращались те годы жизни, которые забрал взрыв мины в лесу.

Дополнительно хочу сказать, что с тех самых пор как меня приняли в свой круг волхвы, явившись у костра под дубом, заговоры у меня стали работать намного эффективнее. Раньше энергия от жертвоприношений просто наполняла меня как воздух шарик. Пьянила, заставляла терять голову и при этом становилась моей лишь в ничтожно малых количествах. Сейчас же она полноценно впитывалась в мой организм, делая его сильнее, отзывчивее к магии. И именно сейчас я могу стать энергетическим вампиром, забирая чужие жизни и в стремительно вырастая в мощи. То есть стать тем, в кого боялся превратиться во время боев в Крепости, когда впервые применил жертвоприношение. Но полагаю, что таким мне уже не стать. Во-первых, такого исхода для себя я сам не захочу, когда узнал ещё больше про магию и даруемые ей возможностях. Во-вторых, скорее всего, мне не дадут этого сделать мои кураторы из круга волхвов. Я уже понял, что нахожусь под их плотным контролем. Мне позволено немного отступать от канонов, к слову сказать, мне неведомых, но не чрезмерно. Это я откуда-то знал. Чувствовал на глубинном уровне разума.