Назад в СССР: Классный руководитель, том 2

Глава 7 Они нашли меня

Но все обошлось. Я уже допивал кофе, щедро сдобренное сгущёнкой, закусывал печеньем «Юбилейное», когда снизу прозвучал призывный звук клаксона, потом шумно заработал лифт. И вскоре в дверь раздалась весёлая трель. Жора выскочил и через пару минут привёл невысокого парня в потёртой кожаной тужурке, и в такой же кожаной кепке-восьмиклинке — настоящий киношный таксист. Круглое лицо с румянцем, ямка на подбородке, широко расставленные светлые глаза и улыбка во весь рот.

— Кого здесь надо везти? — он обвёл взглядом кухню, как будто было не ясно, что пассажир здесь — я. — Багаж есть?

Я показал на футляр с гитарой:

— Только аккуратно. Ценная вещь.

— Ясно!

Подхватив футляр, он исчез. Мы с Жорой вышли в прихожую, пожали руки. И тут же из двери выглянуло два любопытных носа: Витек со своей девушкой. Она грациозно вышла, оценивающе осмотрела меня с ног до головы и бросила на Витька удовлетворённый взгляд.

— Ну, чего, Туман, будешь с нами лабать? — поинтересовался парень, протягивая мне руку. — Дело верное.

— Как хоть группа ваша называется? — я решил не разочаровывать отказом.

— «Квазары», — с какой-то даже гордостью ответил он.

Никогда не слышал о такой рок-группе. Хотя, я пребывал в альтернативном Союзе, может там такая и существовала. Но название мне очень понравилось.

— Хорошее название, — одобрил я. — Кто придумал?

— Парень у нас есть клёвый. Увлекается всякими такими штуками. Астрономией, физикой. Он придумал. Говорит: «будем сиять, как маяки Вселенной».

Эта фраза меня напрягла. Вдруг в группе кто-то из тех, кто меня хорошо знает? Впрочем, участвовать я все равно не собирался.

— Здорово придумано, — я пожал руку Витьку и направился к двери. — Я подумаю.

Внизу ждала «Волга», выкрашенная в бледно-канареечный цвет с шашечками на борту. Не стал спрашивать, сколько запросит шофёр — меня это уже не волновало, главное, что я еду и еду домой.

Машина резво снялась с места, проехав вниз, развернулась, лихо промчалась по бульвару, свернула на широкое, заснеженное, плохо освещённое, Варшавское шоссе и мы понеслись с ветерком. Я подумал, что здесь неплохо устраивать ночами гонки. Пустынно, машин почти нет, я смог заметить лишь стоящий у строящегося панельного дома восьмиколесный тягач. Да изредка мелькали пикапы и фургоны с надписями «Молоко», «Хлеб», «Мебель», которые наша «Волга» легко обгоняла, чтобы рвануть дальше. Сыпал мелкий снежок, шофёр включил дворники и они с тихим стуком размазывали на лобовом стекле снежную порошу, заставляя расплываться в блестящие пятна свет фонарей.

Справа промелькнула замёрзшая гладь Москва-реки, проехали через кусок Садового кольца, с домами «купеческой» постройки, с плоскими фасадами. То, что это старинные здания напоминали только украшенные массивными арками входы в подъезды. Они сменились на «брежневки» — панельные девятиэтажные дома, отличающиеся друг от друга только цветом фасадов.

Дважды пересекли Москву-реку, вначале по Малому каменному мосту, потом по Большому, и слева я успел заметить печально известный «дом на Набережной», построенный для советской элиты сталинского времени, откуда большинство жителей в 30-е годы отправились на тот свет.

Справа от меня, во всю ширь развернулась панорама ярко подсвеченных башен Кремля с рубиновыми звёздами, и сама стена из красного кирпича. Краем глаза успел зацепить монументальное здание библиотеки имени Ленина, многочисленные колонны, скульптурный фриз над главным входом с облицовкой из серого камня и черного гранита. Нахлынули воспоминания о том, сколько времени я провёл в читальном зале, когда учился в универе, просиживая штаны за столом из красного дерева, под светом хрустальных люстр, свисающих гроздьями с высоченного потолка.

Перед тем, как свернуть на улицу Горького, шофёр чуть затормозил у гостиницы «Националь», и я смог рассмотреть роскошное здание в стиле неоклассицизма, с фасадом, украшенным лепниной, скульптурами, плоскими полуколоннами.

И я стал ловить себя на мысли, что ощущаю себя туристом, который приехал лишь на время в эту страну, этот город, чтобы познакомиться с архитектурой, побывать в музеях, но не остаться навсегда. Откинувшись на спинку сидения, я прикрыл глаза, чтобы не видеть слепящих огней уличных фонарей, проносящихся зданий из моего прошлого. У меня вдруг возникло нечто, похожее на обратную ностальгию, я тосковал не по прошлому, в котором и находился и по своему настоящему, с которым меня разделяло почти полвека. И на миг я представил, что вновь вернулся в настоящее, залила тёплая волна радости, я открыл глаза и на мгновенье увидел проносящийся мимо поток машин, состоящий не из «Волг», «Жигулей», а из американских, корейских, немецких машин привычной обтекаемой формы.

Но тут же вздрогнул от мысли, что вернусь я не только в современный мир, но и в своё немощное старческое тело, которое мучает болями в шее, спине, ногах, так что передвигаюсь с тростью, как тот старичок, которого встретил около метро «Каховская». И главное, я потеряю Марину. Такой девушки в моей жизни никогда не было. Впрочем, я попытался охладить своё желание — кто я для неё? Мимолётный знакомый. Почему я решил, что я смогу завоевать её? У неё есть муж, очень влиятельный отец. А я для этих небожителей — никто.

Наконец, выехали на Ленинградский проспект, пронеслись мимо громады гостиницы «Советской» и тут шофёр подал голос:

— Какую я тут недавно гонку наблюдал, пальчики оближешь.

Сердце скакнуло в груди, я понял, о чём речь, но постарался придать своему голосу равнодушный оттенок:

— Гонка кого? На легковушках?

— Да нет! На мотоциклах! Я тут гостил у друзей, мы услышали рёв моторов. Выглянули, а там носятся ребята на двухколёсных «скакунах». И особенно один, на жёлтом таком всех уделал.

Мне, как лягушке-путешественнице из мультика, захотелось закричать: «Это я! Это я на жёлтом „псе“ всех уделал!», но естественно, промолчал, прекрасно помня наказ Хозяина не говорить никому о гонках, в которых участвую.

— Такие гонки не легальные, — резко бросил я. — Чего ж в милицию не позвонили?

— Да ты чо? — он обернулся и бросил на меня недоуменный и даже раздражённый взгляд. — Зачем? Это ж клёво было наблюдать. Да и потом, наверняка, с ментами они договорились. Иначе бы не гоняли так открыто. Эх, я бы сам поучаствовал.

— Ну, и в чем проблема?

— Такой клёвого «жеребца» у меня нет. «Урал» старенький, я на нем в деревне езжу.

— Ты небось зашибаешь на своей тачке дай бог, чего ж не купишь? Тыща рублей — не проблема.

— Нет, у меня семья, я на неё все трачу. Шмотки, мебель, для жены всякие там штучки-дрючки — колготки, помада, духи. Для девочек моих, одной годик, другой — три, игрушки, платья, куклы и всё такое.

Он замолчал, и мы в полной тишине, лишь прерываемой шуршаньем шин, гудением мотора, добрались до МКАД. Проскочили через мост, с которым так и торчал старый, арочный. На мгновение я увидел эстакаду на мощных, монолитных столбах, что уходила до улицы Молодёжной. Но тут же понял, что это лишь моя фантомная фантазия — построят её лишь лет через двадцать, при Лужкове. Строить будут мучительно долго. Но сейчас я видел в сизом небе лишь ее призрак.

Когда мы проехали за МКАД я вспомнил, как здесь возвышалась громада «Гранда» с роскошными сверкающими люстрами, которые виднелись сквозь панорамные окна.

— Слушай, а где ты мебель берёшь?

— О! Это такая хитрая штука! — шофёр будто бы обрадовался вопросу. — Я тут подрабатываю, кроме того, что таксую. Вожу грузовики до Грузии с гарнитурами импортными.

— До Грузии? Почему именно туда?

— Ну, как? Они ж там привыкли жить широко, в больших домах, им мебели нужно уйма. А маней у них немерено. Грузины же, торгаши, барыги — ширпотреб всякий делают, цветами, фруктами промышляют. И вот тут один ушлый мужик организовал контору — привозят в магазин мебель. Её аккуратно ломают и списывают. А потом восстанавливают и везут в Грузию.

Я вспомнил про «короля Филиппа» — товароведа Филиппова, который как раз создал целую мебельную мафию. Под его чутким руководством не только перегоняли в Грузию гарнитуры, на него работала армия цеховиков, которые тоже делали классную мебель.

— Отлично придумано.

— Да. Ну, а нам за перевозку позволяют по госцене взять гарнитур, или там буфет какой-нибудь из резного дуба: столик, кресла, диванчик. Я так всю квартиру себе, тёще, тестю обставил. Хочешь, тебе обеспечу? — он обернулся ко мне.

— Нет. Мне пока не надо. У меня мать болгарский гарнитур купила. Пока все устраивает.

— Эх, зря, ты не представляешь, какую мы клёвую мебель возим. Пальчики оближешь. Стенки ГДР под резное красное дерево. Выглядит богато, прямо как старинная. Но, и цена, сам понимаешь. Я тебе телефончик оставлю. Вдруг понадобится. Но понимаешь, придётся сверху дать.

— Да я понимаю, — я усмехнулся, меня не удивляло, что водила с таким вожделением делится, как здорово пристроился к системе распределения дефицита. Людка тоже этим гордилась. И никаким красным деревом там и не пахло — обычное ДСП, отделанное крашенным дубом.

Мы уже свернули под мост, проехали и только сейчас я заметил, что нет двойных проводов — первый троллейбус пройдёт здесь лишь через девятнадцать лет. Черт возьми, как ждать-то долго! Помчались по проспекту, справа выстроились «брежневские» девятиэтажки, а слева во всю ширь раскрылась голая пустыня, лишь где-то рядом с каналом маячило несколько высоких жилых домов.

— Какой подъезд? — нарушил молчание водитель.

— Третий. Да, следующий дом за этим.

Проехали мимо гастронома, который в лихие 90-е станет «Бокалом», под контролем бандитов. А потом обычным продуктовым магазином «Лента». С другой стороны дороги уже началось строительство жилых домов, возведён один этаж, выстроились горы бетонных плит, арматуры, на фоне иссиня-черного неба высвечивался силуэт высокого подъёмного крана, но всё остальное пространство — огромные засыпанное снегом ничем не охраняемые совхозные поля, где летом обычно росла кукуруза, которую бессовестно воровали всё, кому не лень, варили и продавали.

— Приехали, — машина остановилась перед подъездом.

Я выскочил наружу в нетерпении ожидая, когда водила откроет багажник и вернёт мне футляр с гитарой, даже сердце нехорошо застучало от мысли, что инструмента там не окажется. Но парень открыл багажник, позволил мне вытащить футляр. Я поставил рядом и вытащил из кармана давно заготовленный четвертак.

— Хватит?

Он удивлённо воззрился на купюру, но сунул в карман и чуть смущённо пробормотал:

— Вроде на червонец договаривались.

— Ничего. Путь далёкий был. Бери.

— Да! — он вытащил из кармана блокнот в обложке под кожу, и ручку. Написал на ней цифры и передал мне. — Вот, телефончик мой. Обращайся, если понадобится. Довезу в лучшем виде. Ну, и про мебеля тоже не забывай.

— Спасибо, — мы пожали друг другу руки.

Он вернулся за руль, хлопнула дверь и, пыхнув из выхлопной трубы противным синим дымком, «Волга» развернулась и умчалась, только её и видели.

А я потащил свою драгоценность к подъезду. На душе, что называется, расцветали розы и пели соловьи. Я сумел купить вполне неплохой сувенир для Марины и достать отличный инструмент. Может быть, удастся покорить сердце девушки ещё и своими песнями. Предложение Витька я тоже обдумывал. Вливаться в самодеятельное рок-движение мне не очень хотелось, да и староват я был для этого. Сколько сейчас Макару? Двадцать пять. А мне уже тридцать три. Я по их меркам — старик. Правда, мне столько же, сколько Антонову, и я гораздо моложе Визбора или Окуджавы, но зачем мне с ними равняться? Это мастодонты бардовской песни.

Дома я аккуратно вытащил гитару, провёл ласково по струнам и вновь спрятал в футляр. Повесив за ручку на стену. Полюбовался вырезанными на опале мадонной с младенцем, и уложил коробочку в стол. В желудке урчало, все-таки пара печенюшек у Жорика не утолили мой голод. Я отправился на кухню, сварганил себе несколько бутербродов с маслом, сыром и розовой варёной колбасой, поставил чайник на плиту. И все это, напевая песню Фредди, которая привязалась ко мне намертво. Я выскочил в коридор, приплясывая, оказался около овального зеркала в прихожей, имитируя игру на гитаре, стал изображать себя на сцене. Если бы Людка проснулась и заметила меня, точно решила бы, что я чокнулся.

A-this thing ( Эта штучка )

Called love (Называется любовью)

It cries Like a baby (Она плачет, как ребёнок)

In a cradle all night ( В колыбели всю ночь )

Услышав призывный свист чайника, вернулся, заварил себе чай, сожрал все бутерброды и в прекрасно расположении духа и тела отправился спать. Не успел даже упасть на продавленный диван, как провалился в счастливый сон. Правда, приснилось мне нечто что-то совершенно непонятное, будто бы я на мотоцикле мчусь по пустыне, поднимая фонтаны песка. А за мной несётся огромный серо-зелёный Т-Рекс, разевая здоровенную пасть, утыканную длинными острыми зубами.

Резкая трель разбудила меня совершенно некстати. Мерзкий звук исходил не от будильника, который я поставил на десять, яростную трель издавал дверной звонок. Чертыхаясь и путаясь в одеяле, я натянул брюки и вышел в прихожую.

На пороге увидел трех ментов. Один из них сунул мне через цепочку красную книжицу, не раскрывая и это сразу напрягало меня.

— Чего надо? — я даже не попытался быть вежливым.

— Откройте, милиция.

— И чего вам нужно?

— Открывайте представителям закона!

Я попытался закрыть дверь, но страшный удар распахнул её, оборвав цепочку, она с жалобным звоном повисла.

В прихожую ворвались трое в форме милиции. Но я сразу понял, что это не менты. У одного из них худого, сутулого мужика из-под криво надетой фуражки висели длинные патлы, у второго, повыше ростом, я заметил кустистую бороду. А я прекрасно знал, что милиционерам запрещена борода и они всегда должны быть коротко аккуратно пострижены.

Я встал у двери в комнату, сложив руки на груди, внимательно изучая непрошенных гостей. Один из них, высокий, широкоплечий мужчина с трёхдневной щетиной вышел вперёд. Квадратное лицо, близко посаженные глаза, выпуклый раздвоенный подбородок, приплюснутый нос. И низкий лоб — идеальный портрет пахана с зоны.

— Гражданин Туманов? Олег Николаевич?

— Да.

— Вы арестованы. Пройдёмте с нами.

— Интересно, — я даже не пошевелился. — Где постановление об аресте? И что мне вменяют, тоже хотелось бы знать. И, кстати, а где участковый? Заблудился?

— Щас поговоришь у нас тут, — не выдержал тощий мужик, махнув патлами. — В милиции тебе всё покажут.

Я прекрасно понимал, что сбежать от этих бандюков я не смогу. Даже, если дам одному в морду, другому по яйцам, и убегу, то это ничего не изменит. В милиции мне не поверят, или просто скажут — когда убьют, тогда приходится.

— Переодеться я могу? — поинтересовался я спокойно.

— Переодевайся, и без фокусов. Иначе… — главный не договорил, только физиономию исказила злобная гримаса, глаза сузились и ноздри широкого носа раздулись.

Я ушёл в комнату и вышел уже в шерстяных брюках и свитере, потянулся к полушубку на вешалке под прожигающими взглядами троицы. Брать с собой телескопическую дубинку не стал, они могли обыскать меня, и я бы потерял такое нужное оружие.

На лифте мы спустились вниз, и когда я вышел, вдохнув морозный, свежий воздух февральского утра, заметил около подъезда соседа, который жил этажом ниже и постоянно донимал меня своими придирками. Он играл со своей дочкой, строил нечто, похожее на крепость. Оторвавшись от лепки очередного снежка, выпрямился, криво ухмыльнулся, увидев нашу процессию.

Напротив подъезда стоял не «бобик» — уаз-469, а «рафик», микроавтобус, выкрашенный в канареечный цвет с синий полосой на бору и надписью «Милиция», номер, естественно, заляпан. В таком обычно на место происшествия выезжала оперативная бригада. Меня втолкнули внутрь, усадили на обтянутое красной кожей кресло у окна, один из бандюков сел позади меня, второй — рядом со мной, а третий, главарь, ушёл к водителю.

Машина снялась с места, подскакивая на стыках плит, свернула, но куда мы ехали, я понять не мог — все окна были плотно затянуты бежевыми шторками, между салоном и водительским местом стояла непрозрачная перегородка из пластика. Я пытался понять, сколько раз мы повернули, с какой скоростью едем, но быстро осознал, что водитель явно не следует по прямой, а крутится, чтобы запутать следы. Они не стали надевать на меня наручники, или связывать, но не сводили с меня глаз.

Наконец, мы остановились, я услышал громкий лай собак, значит, мы приехали в какой-то посёлок. Шум открываемых ворот. Машина медленно покатилась, развернулась и съехала вниз. Остановилась. Хлопнула водительская дверь. И через пару минут с лязгом взвилась вверх задняя дверь «рафика».

— Пошли, — тот мужик, что сидел сзади, больно ткнул меня в спину чем-то похожим на кусок трубы.

Я прошёлся по салону, спрыгнул вниз. Бетонные стены, довольно высокий потолок, который поддерживали столбы квадратного сечения. Здесь было сухо, гораздо теплее, чем на улице, в нос ударил запах отработанного машинного масла, бензина, металла. Подземный гараж. Свет круглых ламп, идущих цепочкой у самого потолка, разгоняя полутьму, высветил несколько машин — обтекаемый силуэт спорткара, синяя «Волга», пара каких-то легковушек, принадлежность которые к фирмам определить не смог. Но весь этот «гараж особого назначения» производил неизгладимое впечатление. Хозяин всего этого явно не бедствовал.

В бетонной стене я заметил дверь, куда меня и подвели. Главарь всей группы, подошёл первым, распахнул и мы прошли по коридору. Сразу объяло приятным теплом жилья. Уткнулись в чугунную винтовую лестницу, которая уходила серпантином куда-то вверх. По ней поднялись, оказавшись в широком коридоре, залитом мягким тёплым светом. Звук шагов гасил серый палас на полу. На стенах, обитых темно-синей тканью, несколько картин в резных позолоченных рамах, между ними бра — плафоны в виде цветка лотоса на бронзовом основании, что рождало какое-то странное ощущение, будто я оказался в усадьбе богатого помещика или английского лорда. Коридор закончился высокой двустворчатой резной дверью под красное дерево с изящными позолоченными ручками. Главарь, оказавшись рядом, чуть согнувшись, постучал костяшкой пальца.

Через пару минут дверь распахнулась. На пороге я увидел широкоплечего мужчину в форме защитного цвета, с рацией на поясе. Он обвёл всю нашу компанию мрачным оценивающим взглядом маленьких колючих глаз, посторонился, пропустив меня внутрь, закрыл дверь и повернул в замочной скважине ключ. Аккуратно положил в карман, важно, с достоинством произнёс:

— Здесь жди.

И ушёл, хлопнув дверью. А я словно очутился в антикварном салоне. Слева на стене — в широких резных рамах картины, справа — потемневшие лики святых. По углам в полный рост античные мраморные и гипсовые статуи. У дальней стены — письменный стол, больше подходящий для музея, чем для жилого дома. Запершило в горле от тяжёлого духа из масляной краски, старого полированного дерева, мастики для дубового паркета.

Наверняка, они следили за мной, поэтому я постарался не показать виду, как бьёт озноб, дрожат пальцы, и подгибаются ноги. Засунув правую руку в карман брюк, обошёл гостиную, подёргал ручку двери, за которой исчез охранник. Посмотрел картины, хозяин явно предпочитал пейзажи — домики на берегу моря, луга, леса. Противоположную стену украшали потемневшие от времени иконы в золотых окладах или просто выглядевшие как доски. Теперь уже не осталось никаких сомнений: хозяин дома и есть заказчик воровства икон из храмов Подмосковья.

На потолке я заметил очертания большого люка — видно хозяин предусмотрел пути отхода. И все это помещение освещала не потолочная люстра, которой как раз не было, а те же бра, только бо́льшего размера — из стены выходили руки из бронзового литья, держащие изящные плафоны из цветного розовато-бежевого стекла.

Высокие напольные часы в футляре из полированного тёмного дерева начали отбивать время. И я чертыхнулся, что опоздаю ко второй смене в школе. Но тут же поймал себя на мысли, что, возможно, из этого дома я вообще живым не выйду, так чего переживать? Дошёл до высокого кожаного кресла, что стояло перед столом, уселся, положив ногу на ногу. Меня то бил озноб, спазмом скручивало низ живота, то всю душу заполняло полнейшее равнодушие и усталость.

Хлопнула дверь, я бросил взгляд — из-за портьеры, за которой, видимо, скрывалась потайная дверь, вышел высокий широкоплечий мужчина, чем-то смахивающий на актёра Олега Шкловского, но не такого, каким он снимался в комедии «Здравствуйте, я ваша тётя», а уже пожилого. Голый череп, длинный крупный нос, опухшее лицо, опустившиеся уголки рта. Одет в пиджак светло-кофейного цвета и тёмные брюки. И я опустил голову, едва заметно улыбнувшись, заметив, что сопровождала его Злата-Машка, на этот раз на плечи был наброшен пиджак розовато-бежевого цвета, из-под которого виднелся гипс, который охватывал правую руку от плеча до запястья. На шее у неё я заметил золотую цепь и большой кулон с синим камнем.

Мужчина удобно устроился в кресле, девушка присел на краешек стола, бросив на меня такой ядовитый взгляд, что хватило бы на десяток кобр.

— Олег Туманов, — глухо проговорил Хозяин, взяв со стола листок бумаги. — Учитель физики средней школы номер десять города Глушковска…

— Что вам от меня нужно? — поинтересовался я, стараясь сделать всё, чтобы голос звучал уверенно и спокойно.

— Здесь вопросы задаю я, — оборвал меня Хозяин, он взял со стола большие канцелярские счёты с обычными костяшками, хотя бы по обстоятельствам больше подходило, если бы вместо обычных колечек были черепа. — Ты умудрился несколько раз разрушить мои планы. По твоей вине погибли мои люди.

— Не понимаю, о чем речь, — я покачал головой, не спуская прямого взгляда на голый череп мужчины. — Не понимаю. Вы вообще кто, уважаемый? Почему меня сюда привезли какие-то странные люди, переодетые милиционерами.

— Ты смотри, как он хорохорится, — бросила Злата-Машка со злым сарказмом. — А у самого губы синие, трясутся. Боится.

— Я не боюсь, мадам. С чего вы взяли?

— Ладно, шутки в сторону, — произнёс властно хозяин. — Первое, — он поднял счёты и отделил одну костяшку. — По твоей вине погибли мои люди. Они утонули в реке.

— Погибли люди. Подожди, дай-ка вспомнить? Это когда два бандита пытались меня подстрелить, отнять мои лыжи? Один из них начал стрелять из винтовки, стоя на льду реки. Трещины разошлись и эти два ублюдка утонули. И в чем же моя вина? Я не стрелял, я не толкал их в воду.

— Предположим, — почему-то согласился мужчина. — Второе, — он щёлкнул второй костяшкой. — Ты помешал операции по изъятию артефактов из церкви. Мой человек оказался в руках ментов и мне пришлось его ликвидировать.

— Прелестно. И я тут при чем? Я поймал вора, который украл святые вещи. Вернул батюшке. Смелый, я бы даже сказал, мужественный поступок. Разве нет, уважаемый?

— Третье, и самое главное, — он с громким щелчком откинул костяшку. — Ты помешал операции по изъятию денег у Тетерина. Убил одного моего человека, ранил другого. И нанёс тяжелейшие ранения Марии.

— Да? А кто эта Мария?

— Хватит валять дурака! — прошипела девушка, соскочив со стола, приблизилась ко мне, глаза сузились, превратившись в щёлки. — Вон на твоей морде мои царапины. Ты сломал мне руку, мерзавец, и ответишь за это!

— Маша, успокойся. Я как раз подхожу к этому вопросу, — с какой-то ленцой обронил Хозяин.

Злата-Машка фыркнула, как дикая кошка, но послушно вернулась ко столу.

— Так, Туманов. Мария получила серьёзные повреждения и восстанавливаться будет не меньше, чем полгода. Она не сможет работать. И ты должен возместить ей этой простой.

— Больничный ей оплатить? — я усмехнулся. — И сколько стоит больничный у вашей рыжей атаманши?

— Сто кусков.

— Ого! И откуда я их возьму? Я — учитель средней школы. Даже если продам всё своё имущество, не наберу и десятой доли этой суммы.

— Ты помог Тетерину, стал его другом. Когда он повезёт новую сумму, ты возьмешь у него деньги и принесёшь нам.

— А если я не стану это делать, то вы меня убьёте? Я правильно понимаю?

— Правильно.

— Ну, так убивайте сейчас. Я не собираюсь этого делать.

Хозяин степенно встал из-за стола, медленно подошёл ко мне. Сложив руки на груди, отчеканил:

— Умирать можно по-разному, Туманов. Можно легко и быстро, а можно очень долго и мучительно. Мои люди умеют продлевать жизнь. И мучения.