— Олег Николаевич! Это ваш план — это просто курам на смех!
Завуч с удовольствием устроила мне показательную «порку», вначале прошлась по успеваемости моих подопечных, потом перешла к внешнему виду, и, наконец, начала драть меня, как сидорову козу за план, который я сумел наспех набросать перед педсоветом.
— А что вас не устраивает, Ратмира Витольдовна? — сдаваться на милость крокодилицы я не собирался. — По-моему, довольно насыщенный график.
— Что значит график? Что вы вписали сюда? Зимнюю прогулку, журнал, постановку пьесы Брехта, посещение вычислительного центра, посещение Кучинской астрофизической обсерватории! Обсерватории!
— И что здесь плохого?
— Да всё! — она шумно хлопнула ладонью по столу. — Где патриотическое воспитание молодёжи? Где тесный контакт с родителями⁈ Где посещение ленинских мест? А где посещение мест боевой и революционной славы нашего города и окрестностей? У вас только развлечения! Ну что это такое? Посмотрите хотя бы план у других учителей. Да у бывшего классного руководителя Сенцова! Сколько там было всего! А у вас ни-че-го! Вы бы ещё вписали сюда посещение ресторана, кафешантана, рок-концерта, не дай Бог!
Да на рок-концерте «Машины времени» я побывать бы хотел. Но тащить туда ребят не стал бы. Обо всём остальном мне удалось переговорить с моим классом на уроке физики. Работа кипела, ребята сделали уже полный макет журнала, осталось только вставить фотографии. И я обещал им заняться этим. Но завуч разбила мою радость на мелкие осколки. И я корил себя, что забыл вставить в план для проформы посещение мемориального комплекса «Горки Ленинские».
— Ратмира Витольдовна, я обязательно все это впишу. Обещаю.
— И ещё раз! Ваши подопечные совсем разболтались без вас. Нахватали двоек по литературе, прогуливали уроки физики всем классом. Это просто безобразие, как вы их распустили! И эта пьеса, которую вы собираетесь ставить. Аглая Борисовна сообщила мне, что это «Трехгрошовая опера». Вы с ума сошли⁈ Пьеса о проститутках, бандитах, мошенниках? Этого нельзя допустить! Нельзя! — Ратмира Витольдовна постучала линейкой по столу. Кажется, если бы я сидел ближе, она высекла бы меня этой линейкой по рукам.
Эта волна негатива, исходящая от завуча, высосала из меня всю энергию, больше всего хотелось послать всех матом и уйти, хлопнув дверью.
Резкий звонок телефона, что стоял на столе директора, заставил завуча замолчать. Она вздрогнула и в панике обернулась. Второй завуч, Таисия Геннадьевна, молниеносно оказалась рядом, сняла трубку. Лицо вытянулось, глаза округлились. Положив трубку, она подошла к Ратмире Витольдовне, и прошептала ей что-то на ухо, а взгляд ее почему-то был прикован ко мне.
Выслушав Таисию, завуч поджала губы и холодно обронила:
— Олег Николаевич, это вас.
Я удивлённо поднял брови.
— Меня? И кто?
— Вас спрашивают из обкома партии, — очень тихо сообщила Таисия. — Идите Олег Николаевич, мы подождём.
Я подошёл к столу директора, взял трубку. И услышал надтреснутый, сиплый голос Мельникова.
— Извините, Олег Николаевич, что побеспокоил вас во время педсовета. Но это не займёт много времени. Моя дочь хочет пригласить вас на свой день рождения в это воскресение. Я пришлю за вами машину.
— Не стоит беспокоиться, Кирилл Петрович, — попытался возразить я. — Я могу сам приехать.
— Нет-нет, это закрытая зона. Нужно будет оформить пропуск для вас и вашего мотоцикла. За пару дней этого не сделать. Значит, запомните — воскресенье, в 7 часов вечера. Машина приедет за час-полтора. И да, Марина хочет поговорить с вами. Вы сможете ей ответить?
— Да-да, конечно.
— Олег! Извините, что я попросила папу позвонить вам, — от голоса Марины у меня пробежали мурашки по спине, повлажнели пальцы. — Мне очень хочется, чтобы вы пришли. Но только, пожалуйста, никаких подарков! Я этого не люблю. Пожалуйста!
— Хорошо, обещаю.
— И ещё. Папа подготовил для вас сюрприз. Ой, — она коротко рассмеялась серебристым звонким смехом. — Я выдала его тайну. Но я не буду говорить, что это. Мы вас ждём! Не забудьте!
В трубке раздались короткие гудки, и я с сожалением положил её на рычаг. Обернулся, увидев, что взгляды всех учителей скрестились на мне, как шпаги, от чего стало не по себе.
Я вернулся на своё место, но садиться не стал. Бросил взгляд на завуча, которая так и стояла, застыв в напряженной позе, как статуя.
— Ратмира Витольдовна, вы так мною не довольны? Мне прямо сейчас написать заявление об уходе? Или подождать?
— Олег Николаевич, — в голосе завуча я внезапно услышал заискивающие нотки. — Вы хороший учитель. Но вы просто должны относиться к себе самокритично. И воспринимать критику спокойно. Это нужно вам для дальнейшего развития ваших способностей, которые мы очень ценим.
Я едва не расхохотался, услышав всю эту елейную проповедь в мой адрес. Один звонок Мельникова и завуч готова уже не поливать меня грязью, а заливать льстивым елеем.
Грымза перешла на другие пункты повестки, а я унёсся мыслями к Марине: что ей подарить? То, что она сказала, что подарка не надо, я воспринял с долей обиды. Мол, такой голодранец, как я, не способен сделать хороший подарок Принцессе, дочери большой партийной шишки. Но даже, если я возьму все свои накопления, что мне купить ей? Кроме того, что она ходит в храм, чтобы вымолить ребёнка, я ничего о ней не знаю. Ни ее увлечений, ни вкусов, вообще ничего! Я только помнил волнующий аромат её духов, словно исходящий от тропических цветов.
— На этом считаю наш педсовет закрытым, — мои фантазии разрушились голосом Ратмиры Витольдовны. — Все свободны.
Завуч вернулась на своё место за столом, увлеклась чтением, или сделала вид. А я, не выдержав этой душной, наэлектризованной атмосферы, покинул учительскую. Накинув полушубок, вышел на крыльцо в морозный февральский вечер. Солнце скрылось в сизых низких облаках. Мрачно, холодно, я запахнулся получше.
— Закурить не найдётся? — услышал я хриплый, но явно молодой голос.
Обернулся и заметил парня из десятого «А» класса. Увидев меня, он сразу сник, запахнулся в куртку и пробормотал: «Извините, Олег Николаевич, не признал». Я усмехнулся. За курение могли выпихнуть из комсомола. Но ребята все равно курили. Раньше, в прошлой жизни, я тоже курил, и прикладывался к бутылке порой очень рьяно. Но сейчас, получив молодое тело, спортивное, с хорошо развитой мускулатурой, мне почему-то стало жаль «портить» его. Хотелось оставаться бодрым и молодым, как можно дольше. Старость, немощность страшили меня.
Подышав свежим воздухом, я вернулся в учительскую, бросив взгляд на расписание уроков, ещё раз убедился, что у меня «окно», а потом будет урок астрономии. И вспомнил про Юрку Зимина и квитанции на денежный перевод и авторские экземпляры журналов. Захватив портфель, направился к выходу.
У входа наткнулся на второго завуча, и вздрогнул, если она опять будет просить меня проводить урок, я с ума сойду. Но она лишь расплылась в льстивой улыбке и проворковала почти нежно:
— Олег Николаевич, вы так замечательно держались на педсовете. И ребятам из десятого класса так понравилось, как вы вели урок.
Я лишь с досадой отметил, что из-за звонка Мельникова передо мной теперь все будут пресмыкаться.
— Таисия Геннадьевна, а что конкретно с Владленом? — я решил перевести разговор на другую тему. — У него что-то серьёзное? Грипп?
Женщина закатила глаза с какой-то странной улыбкой:
— Нет. Его избили. Он сейчас дома.
— Избили? Хулиганы?
— Да нет, Олег Николаевич, — она снизила голос почти до шёпота. — Ну, он был с дамой, вернулся её муж. Спустил Владлена Тимофеевича с лестницы. Ушибы мягких тканей, — она едва заметно хихикнула, так что я понял, что пострадала в основном задница Владлена. — Пара синяков на лице.
Не стал узнавать, откуда Таисии так хорошо известно, что случилось с Владленом. В глубине души шевельнулось злорадство, что мужик получил по заслугам за свои шашни с юными барышнями. Скорее всего, его пассия, вытянув из Владлена дефицитные вещички, решила избавиться от немолодого ухажёра.
Я решил заскочить на почту, взять деньги, журналы. Почта совсем рядом со школой, я доехал туда на автобусе. Повезло. Пропахшее сургучом и канцелярским клеем помещение было почти пустынно, толкалось лишь пара посетителей. Женщина в облегающим ее худое тело длинном пальто сдавала обшитую серой тканью корзинку. Да какой-то пацан мял в руках квитанцию. Мужчина в чёрном длиннополом пальто, шляпе и очках, очень близко наклонившись к витрине, рассматривал открытки. Я встал в очередь третьим в надежде, что два человека пройдут быстро.
Распахнулась дверь и вошли трое. Два высоких парня бандитской внешности в распахнутых полушубках и мужик в треухе, криво сидящем на его голове. В нем-то я с неудовольствием узнал того самого отморозка, с которым сцепился на почте. Увидев меня, он сощурил глаза, поводил нижней челюстью туда-сюда, будто бы зубы натачивал.
Приёмщица, полная немолодая дама в синем поношенном халате, с натянутыми на шиньон редкими седыми волосами, долго искала мою посылку. Потом медленно отсчитывала купюры и мелочь. И все это время я ощущал на себя прожигающий злобой взгляд.
Но когда сунул деньги в портмоне, а пачку журналов — в портфель, то троицы уже не было, и я вздохнул с облегчением. Но я ошибся: мужик поджидал меня на крыльце. Перегородив дорогу, встал передо мной. Я не стал его отстранять, решив выслушать.
— Видал, чего со мной сделали? — он стащил треух, показав наголо бритую башку. — Пятнадцать суток — это тебе не хухры-мухры! Это для меня-то⁈
Чем этот мужик отличался от других я не знал, но ставил он себя так, будто он — король криминального мира, «вор в законе». Хотя если бы это было так, то и в очереди бы на почте не стоял, и в ментовку точно не угодил.
— Сам виноват. Не надо было того парня бить, — бросил я спокойно.
— Это я решу, что надо, а чего не надо! — рявкнул он, и брызги слюны полетели мне в лицо. — А вот тебе, учитель, это так даром не пройдёт! А? Дрожишь небось? Чуешь, что я про тебя все знаю? Всю подлую душонку твою насквозь вижу! — близко наклонился ко мне, обдавая перегаром и горячим зловоньем заядлого курильщика. — Видал, что у меня есть⁈ А⁈
Он с выхватил из-за пазухи здоровенный нож-финку с наборной ручкой.
— Лет пять ты этим ножичком себе заработал, — усмехнулся я, хотя внутри все сжалось. — Многовато для самообороны.
— Законник паршивый! — губы мужика искривила ухмылка, что стало по-настоящему жутко. — А мне он вовсе не для обороны нужОн! Мне он, чтобы с тобой, рассчитаться!
Я выпрямился, стараясь не упускать из виду ни одного движения отморозка. Хотя чувствовал, что прямо здесь на людях он пырнуть меня не сможет.
— Попугать меня решил? А я не из пугливых, знаешь?
— Пугать? — он хохотнул. — Я тебя пугать не буду! Я тебя и твою жинку на перо поставлю. На куски порежу! Как свиней! Вот те и весь сказ!
— Вот как? — я не отводил взгляда. — Так ты себе вышку решил заработать? Молодец.
— А за такого красавца, как ты, и вышку получить не зазорно, — просипел он, и его глаза, маленькие и круглые, как у совы, полыхнули такой бездонной злобой, что хватило бы на десятерых.
— Это ты сейчас так говоришь, — я не отвёл взгляд. — А когда в камере смертников окажешься… Когда будешь ночами не спать, прислушиваясь к каждому шороху в коридоре… И услышишь, как щелкает замок и как передёргивают затвор у автомата, готовя тебя к последней в жизни стеночке… Тогда вспомнишь этот разговор.
— А это ещё хрен кто из нас услышит! — просипел он, сжав рукоять ножа так, что костяшки пальцев побелели. — Может ты это услышишь?
Его губы искривила странная ухмылка. Глаза сузились, словно он придумал какой-то хитрый финт. И это здорово его обрадовало.
Он сошёл с крыльца, освободив мне дорогу. Я спокойно прошёл мимо и направился к остановке, стараясь не ускорять шаг. Хотя внутри меня всё дрожало, желудок скрутило, ноги ослабели и не слушались. Мужичонка в треухе нагнал такого страха на меня, которого раньше я никогда не испытывал. Вначале пугал, что прирежет, а потом что-то решил про себя. И эта неизвестность страшила сильнее.
Но подъехал автобус, жёлтый с грязными потёками «ЛиАЗ», я быстро взбежал по ступенькам. Оглядел салон: несколько самых обычных людей. Старик в тёмном поношенном пальто, молодая женщина с ребёнком на коленях. Я открутил билет, сел около окна, бездумно наблюдая, как пробегают мимо силуэты деревьев, магазины с вывесками «Продукты», «Молоко». И одна мысль не давала покоя, почему в своей прежней жизни я никогда не сталкивался ни с чем подобным? Она текла скучно, однообразно и без всяких встреч с подобными уродами. Что изменилось?
Но чем дальше я уезжал от почты, тем легче становилось на душе, и к школе я уже дошёл в совершенно спокойном состоянии. Поднялся в учительскую, и, захватив портфель отправился в класс.
С радостью заметил Юрку Зимина, парень сидел, выпрямившись, бледный, остроскулый, лихорадочный блеск в глазах. Увидев меня, поднялся, и слабо улыбнулся. А я присел за стол, обвёл взглядом класс. Скучают. Большинству плевать и на звёзды, и на черные дыры, и на квазары. Как пробудить в них интерес? А может быть и не стоит?
— Зимин, подготовил доклад?
Парень молча кивнул, из черного тубуса вытащил несколько плакатов, и повесил на доске. Повернулся ко мне с напряженным взглядом, кусая губы.
— Молодец, — у меня вырвалось совершенно искреннее восхищение.
Я подошёл ближе, рассмотрел один плакат. Явно Юрка изобразил черную дыру. Но, естественно, не в том официально принятом стиле, как это придумали в двадцать первом веке, но очень и очень близко.
— Чёрные дыры были предсказаны ещё в начале века в 1915-м году общей теорией относительности Эйнштейна, — срывающимся голосом начал Зимин. — Чёрная дыра может образоваться, когда огромное количество материи сжимается в очень малый объём. И ничего не может вырваться за ее пределы. Область, за пределы которой не может вырваться даже фотон света называется «горизонтом событий». Как только материя оказывается внутри горизонта событий, она попадает в гравитационную сингулярность.
Юрка начал показывать указкой, каким образом материя попадает в чёрную дыру, а затем исчезает в хаосе — сингулярности. Всё это, естественно, я прекрасно знал. Но для конца 1970-х годов это было ещё новшеством. И меня радовало, что парень сумел найти эту информацию.
— Да, верно, — одобрительно кивнул я. — Ничто не может покинуть черную дыру. То есть все, что туда попадает, исчезает. Как же это соответствует законы сохранения энергии и материи? Продолжай, Юра.
— В 1971-м годы наши учёные Яков Зельдович и Алексей Старобинский выдвинули предположение, что черные дыры должны испускать частицы. Ну как это происходит с электромагнитным вращением металлических сферы. В 1973-м году американский астрофизик Стивен Хокинг в Москве встретился с нашими учёными. И в следующем году в своей статье показал, что чёрные дыры могут излучать частицы света.
Голос Юрки окреп, зазвучал уверенно. И хотя ничего из того, что он говорил, новостью для меня не стало, слушать было интересно. Но когда я бросал взгляд в класс, замечал, что лишь несколько ребят слушают. Остальные или делали вид, или занимались своими делами. Кто-то под партой читал книжку, кто-то делал домашнее задание, а кто-то просто равнодушно и сонно смотрел на доску.
— Ростовский, тебе совсем не интересно? — я подошёл к скучающему парню, который бездумно покачивался на стуле.
— Да нет, интересно, Олег Николаевич, — едва не зевнув, ответил парень. — Но зачем нам все это? Чёрные дыры, испарение?
— Ну представь себе, что вся наша Вселенная находится в одной громадной чёрной дыре. Как в колодце. И мы не можем выбраться из этого колодца, потому что края этого колодца — «горизонт событий».
Парень перестал качаться, замер, хлопая глазами.
— Мы внутри этой чёрной дыры? — он махнул рукой в сторону плаката Юрки, передёрнулся.
— Не в этой конкретно. Но в массивной чёрной дыре. Ты знаешь, с какой скоростью движется свет?
— Свет? — пацан свёл вместе брови, образовав глубокую складку. — 300 тысяч километров в секунду?
— Правильно. Но вдруг это иллюзия, которую породила чёрная дыра? Если мы попытаемся добраться до края Вселенной, то увидим, что там мир не кончается. И самое интересное знаешь что? Это открытие позволит нам попасть в другие Вселенные. Это как две воронки, составленные друг с другом. С одной стороны материя всасывается, с другой выбрасывается. Юра, скажи, как называется это конструкция?
— Мост Эйнштейна-Розена.
Меня словно ударило током: ведь я сам, моё сознание, скорее всего, именно так и попало в эту альтернативную Вселенную. Моё существование здесь и есть подтверждение того, что «кротовая нора», которую так любят фантасты, действительно существует. Конечно, я не мог сказать ни Юрке, ни всем остальным ученикам об этом. Они бы решили, что я помешался на своих астрофизических теориях.
— Правильно. И чтобы получить такой мостик не нужен большой взрыв. Нужно лишь, чтоб гигантское количество материи сколлапсировала в чёрную дыру.
Заметил, что и остальные ученики воззрились на меня, кто со страхом, кто с удивлением, а кто с необычайным интересом.
— Юра, ты молодец, садись.
Парень слабо улыбнулся, собрал плакаты и направился к своей парте. Но я задержал его.
— И, кстати. Юра не только прочитал доклад. Его статью напечатали в журнале, — я взял один из номеров «Астрофизических новостей», раскрыл на закладке. — Вот, видите — автор — Юрий Зимин, — я прикрыл пальцем своё имя, которое шло первым.
Но глаза Юрки заблестели, он расплылся в широкой улыбке. И я тихо ему сказал:
— Не обращай внимание на моё имя, я лишь немного отредактировал. Бери. Твои авторские экземпляры, — я передал ему пачку.
Прижав журналы к груди, парень медленно отошёл к парте, аккуратно положил. Осторожно сел, будто боялся, что стопка журналов исчезнет, как сон.
— Видите, Юра уже сделал уверенный шаг к карьере учёного. И я немного дополню доклад Юры. Расскажу о квазарах. Это те же самые чёрные дыры, но пожравшие так много материи, что их начинает «тошнить» и они изрыгают огромное количество энергии в виде невероятно ярких столбов света — джетов. Они могут светится в миллиард раз сильнее звёзд. Что делает их маяками Вселенной. Поскольку сами квазары находятся очень далеко от нас и их можно рассматривать, как неподвижные. Такой квазар есть и в центре нашей галактики Млечный путь. Есть такие разновидности квазаров, которые называют блазарами. Это объекты с очень сильным радиоизлучением, которое направлено в сторону Земли. Что ты хочешь спросить, Саламатина? — я увидел поднявшуюся руку на парте в третьем ряду.
— Олег Николаевич, — встала девушка, худенькая, с косичками-крендельками, хрупкими выпирающими ключицами и длинной тонкой шеей она смахивала на цыплёнка, совсем не похожая на хорошо развитых физически подруг. — Можно мне ответить по домашнему заданию?
Да, я увлёкся своей любимой темой, совсем забыв про учебник. Если учебник физики почти полностью соответствовал современным, то пособие по астрономии вызывало у меня насмешку своими устаревшими знаниями. Но я не имел права отказываться от него.
— Хорошо. Расскажи, — я постарался скрыть смущение.
Девушка уверенно вышла к доске, оправила прекрасно выглаженное платье, украшенное белоснежным кружевным воротничком и такими же манжетами. Вскинула личико с курносым носиком и острым подбородком и затараторила:
— Луна — естественный спутник Земли, расположена в сто раз ближе, чем планеты солнечной системы. Она меньше Земли в четыре раза, по массе в восемьдесят раз. На Луне нет атмосферы, которая бы защищала бы от космических лучей живые организмы. Галилей, рассматривая, Луну в телескоп, обнаружил на ней тёмные пятна, которые назвал «морями». Основой рельефа являются кратеры высотой порой в несколько километров. С Земли видно только одна сторона. Но в 1959 году космическая станция «Луна-1» впервые сфотографировала обратную сторону нашего спутника. В 1969 г. на поверхность Луны был спущен модуль с двумя американскими космонавтами. На Луне побывало несколько экспедиций американских космонавтов. Они ездили по поверхности на вездеходе и устанавливали аппаратуру.
Девушка рассказывала в точности всё по учебнику. Программу «Аполлон» называла «лунной программой США», лунный ровер — вездеходом, астронавтов — «американскими космонавтами», как это было принято тогда.
— У Луны нет магнитного поля и поясов радиации, — продолжила тарабанить она. — Это установили советские космические станции.
— Хорошо, Света, молодец. А скажи, как образовалась Луна? Какие ты знаешь теории об этом?
Девушка замерла, растерянно хлопая ресницами, от личика отлила вся кровь, сделав похожей на фарфоровую куклу.
— Н-не знаю, Олег Николаевич, — наконец, пробормотала она. — В учебнике об этом ничего не написано.
— Да, в учебнике не написано. Но может кто-нибудь расскажет об этом? — я обвёл взглядом класс. — Ростовский? Давай!
— Одна из гипотез, что Луна является инопланетным кораблём. Об этом свидетельствуют кратеры. Они не глубокие, будто бы удары метеоритов пробивают поверхность только до бронированного корпуса.
— Интересная идея, Ростовский. Кто ещё? Зимин?
— Луна образовалась после удара о Землю протопланеты Тейя, — объяснил парень. — Выбила из неё куски породы.
— Да, совершенно верно. Эта гипотеза является основной сейчас. После того, как с Луны были собраны образцы грунта, выяснилось, что он по большей части совпадает с земным. Садись, Юра. Света! — я обратился опять к девушке. — Ты рассказала, что на Луне побывали американские космонавты. А сколько всего было полётов американцев к Луне? И в каком году лунная миссия была завершена?
— Я не знаю, Олег Николаевич, — девушка совсем расстроилась, глаза повлажнели, казалось, она сейчас расплачется.
И тут со среднего ряда поднялся парень, высокий, с модельной стрижкой тёмных волос. Широкоплечий, спортивный, утончённые черты лица, изящной формы нос, рот, внешность портили прыщи, которые он явно замазывал.
— Хочешь рассказать об лунной миссии? — поинтересовался я.
— Нет. Хочу сказать, — отчеканил парень. — Мой отец говорил, что всё это липа. Американцы на Луне не были. И не могли быть. Их убила бы радиация.
Никогда не думал, что вот так столкнусь с поклонником теории «лунного заговора».
— Малахов, на Луне нет поясов радиации. Света сейчас об этом сказала.
— Зато они есть у Земли! Пояса Ван Аллена, — настаивал парень. — Как американцы смогли пройти их и не облучиться?
— Быстрое прохождение через эти пояса не могли нанести большой вред. Малахов, этот разговор не для урока, — я постарался скрыть раздражение, дискуссии о «лунном заговоре» мне порядком надоели. — Если хочешь организовать диспут, приходит на мой факультатив по астрономии и мы с тобой там поспорим. Согласен? Это всех касается. Садись, — когда парень неохотно опустился на место, я взял дневник Саламатиной, поставил пятёрку с плюсом и отдал разволновавшейся девушке.
Увидев оценку, она прикусила нижнюю губу и улыбнулась, на щеках заиграл румянец, прелестные ямочки.
— Я все-таки скажу про лунную программу США. Кратко. Программа называлась «Аполлон», всего было четырнадцать запусков. Из них шесть с астронавтами. Закрыта была в 1975-м году. А теперь домашнее задание. Параграфы двадцать и двадцать один. «Астероиды и метеориты», «Кометы и метеоры». И отдельный вопрос — доклад на тему лунной миссии США.
Когда прозвенел звонок, класс опустел. Юрка, собирая плакаты, завозился и я вспомнил про гонорар. Но парень сам подошёл ко мне.
— Можно мне ещё один доклад сделать?
— А о чем ты хочешь? О лунной программе американцев?
— Нет. О лунной программе нашей страны.
— Юра, а откуда тебе вообще об этом известно?
— Мой отец работает с Челомеем. Он рассказывал.
— Но ведь она засекречена. Если я разрешу тебе о ней сделать доклад, то меня арестуют за разглашение гостайны. Понимаешь? Посадят, или того хуже. И кстати, твоего отца это тоже коснётся.
— Ну, а что тут такого? Почему мы не можем о ней рассказать? — в каком-то отчаянье воскликнул Юрка.
— Время не пришло.
— А когда оно придёт? Когда?
— Придёт, Юра, обязательно.
Зимин стоял рядом, весь красный, возбуждённый, дышал тяжело, прерывисто, сжимал и разжимал кулаки, будто пытался пригрозить кому-то.
— Да, Юра, я вот тебе хотел гонорар за статью отдать, — я вытащил конверт, куда положил деньги с квитанцией. — Возьми.
— Нет, — он нахмурился, отстранил конверт. — Я статью прочёл. Там моих мыслей кот наплакал.
— Послушай, там главные твои мысли. Я только привёл к стандарту и всё. Возьми. Ты честно их заработал. Пойми, я не мог иначе. Ты — гениальный парень, но я университет окончил, аспирантуру, днями напролёт сидел в библиотеке. У меня пока багаж знаний побольше. И никому не рассказывай, что я тебе их дал.
— Почему вы бросили науку? — поинтересовался парень.
— Разные бывают обстоятельства, Юра. Так сложилось.
Больно кольнула досада, что у меня был шанс вновь вернуться к науке, а проклятая характеристика, которую дал ректор, висит чугунными шарами у меня на ногах, как у каторжного.