Назад в СССР: Классный руководитель, том 2

Глава 16 Контрольная проверка

— Ну, машина у тебя клёвая, — Егор присел рядом с красавцем-мотоциклом и в голосе звучало не только восхищение, но и неприкрытая зависть. — Где добыл?

— Тесть подарил к свадьбе. Я просил или «Хонду» или «Кавасаки». Но он решил «Хонду» купить, она поновей. Машина — зверь, разгон до 100 км за 4 секунды. Максимальная скорость — 200 километров в час. Устойчивость на дороге отличная. Мотор — четыре цилиндра. Стальная рама. Гидравлические дисковые тормоза и спереди, и сзади.

— Да ладно тебе перечислять, я и так слюнями весь изошёл. Лучше давай твоего «жеребца» в деле попробуем. Вдруг ты кататься разучился? А то машина, машина, а сам-то, — подмигнул мне.

Я вскочил в седло, мотор заурчал, как довольный тигр.

— Ну, поехали?

Я сорвался с места и понёсся вниз по трассе, вздымая фонтаны снега и, казалось, мчусь так быстро, что звёзды сливаются в тонкие ослепительно-яркие полосы света, хотя, на самом деле, это были лишь уличные фонари, да горящие окна домов. Немного сбросил газ, и дождался Егора, который догнал меня. И мы понеслись рядом, не пытаясь обогнать друг друга. Но потом я поддал чуть газа и полетел вперёд, чтобы ощутить полную свободу на этом мощном «звере».

И тут заметил, что меня нагнала чёрная «Волга». Окно водителя, несмотря на мороз, спущено. И сам водитель, держит правой рукой руль, а левую положил на раму. Зыркнул на меня злым взглядом, и я узнал его — Игорь, муж Марины. Откуда он, черт подери, взялся? Он резко крутанул руль, и я едва сумел увернуться от удара, чтобы не врезаться в проезжающий рядом фургон с полустёртой надписью «Хлеб». Я обогнал «Волгу» и помчался по крайней правой полосе, но тут на остановке оказался неповоротливый грязно-жёлтый «Икарус», выпускающий клубы черного вонючего дыма, он медленно отъезжал, и пришлось вновь увернуться от него, и «Волга» оказался рядом, стремясь столкнуть меня в сторону. Я вновь лёг на вираж и выскочил уже на крайнюю левую полосу, совсем рядом с низким барьерным ограждением, за которым тащился, тренькая, бело-красный трамвай. Мимо проносились дома «сталинского ампира» и в голове закружилась мысль: «Как я мог здесь оказаться?» Мы же с Егором решили прокатиться по шоссе, рядом с моим домом, а там лишь спящий зимний лес, да обветшалые брошенные деревенские домики.

Чёрная «Волга» оглушила меня громким визгом клаксона, от чего уши заложило. И вновь помчалась рядом, теперь пытаясь столкнуть меня на ограждение. Но я сбросил газ, чуть отстал, и оказался позади машины Игоря.

Странно, почему ветер не бьёт в лицо, не бросает горсти ледяной пыли? И я почему-то не слышу рёва мотора, словно исчезла воздушная среда, и я лечу в космосе, беззвучно. Что за чертовщина?

А «чёрная смерть» вновь нагоняет, Игорь крутит руль, пытаясь сбить меня, отстаёт и вновь летит стрелой, пытаясь размазать меня по заснеженному асфальту, впечатать в грузовик, или пикап.

Мы выскочили за МКАД, понеслись через пустынное шоссе, по бокам которого выстроились лесные исполины — высоченные корабельные сосны, словно огромные солдаты на плацу.

Впереди резкий поворот градусов под девяносто, я сжал челюсти до хруста зубов, так что кровь выступила из десне, сбросил чуть газ. Наклон, щитком задел асфальт, но ушёл вправо и тут же шоссе вильнуло влево. Настоящий серпантин.

Бах! Трах! Сзади раздался чудовищный грохот, взрыв. Я вздрогнул, но удержал руль, сбросил газ. Развернул мотоцикл и остановился, наблюдая, как чёрная «Волга» врезалась в бетонную стену. Ярко-оранжевый вихрь, рассыпая фонтан искр, взвился до небес. И я подождал, пока языки пламени поутихнут, и доехал до жутких останков, в которые превратилась «Волга». Передняя часть вся раскурочена вдребезги, лохмотьями висят остатки кузова, торчат оборванные трубки, провода.

Но трупа Игоря я не заметил, будто бы за рулём и не сидел никто. Удивлённый этим обстоятельством, подъехал ближе, слез с седла. Подошёл к машине, осмотрел.

— Ах ты, сволочь! — громкий крик оглушил.

И сверху на меня набросился кто-то. Я чуть просел вниз, схватив за руки напавшего, перекинул через себя. Хлоп. На асфальте оказался Игорь. Как он выжить сумел? Лицо залито багровыми потёками, часть лобной кости треснуло, в дыру просвечивает мозг, нижняя челюсть сбилась набок, правый глаз вытек, левый смотрит куда-то в сторону. Этот оживший труп подпрыгнул, как дикий зверь, бросился ко мне, и словно стальные клещи сжали шею. Пронзила боль, перехватило дыхание, я попытался освободиться, упал на спину.

И проснулся. Страшный сон, кошмар ещё висел перед глазами. Взрыв, раскуроченная машина, оживший окровавленный труп моего соперника.

Бросил взгляд на будильник. Минутная стрелка на пять делений не добралась до двенадцати. А часовая стояла на восьми. Поспать удалось всего часа четыре. Я потянулся, зевнул, откинув одеяло, встал на пол, начал делать зарядку, пытаясь окончательно разогнать сонливость. Взял гантели, пятьдесят приседаний, двадцать отжиманий от пола. Мышцы уже приятно загудели, но усталости я не ощущал, молодое тело по-прежнему радовало.

Я направился в ванную комнату, по дороге заметив, как на кухне жена гремит посудой, и оттуда тянет вкусным запахом еды, отчего сразу скрутило желудок от голода. Постоял под контрастным душем, включая то ледяной поток, от которого кожа покрывалась мурашками, то горячий. Сонливость сменилась бодростью, активностью, мозги начали соображать ясно и чётко. Хотя я не мог никак выкинуть из головы противоречие между тем, как этот индюк Игорь потребовал от Мельникова избавиться от меня и предложение Кирилла Петровича сделать мне роскошный подарок, от которого бы я с удовольствием отказался. Ляпнул я про мотоцикл лишь для того, чтобы усложнить Мельникову покупку такой техники — ведь в СССР японских мотоциклов не продавали, пришлось бы перегонять из Японии, или ещё того хуже из США.

Я вылез из ванны, разгорячённый, взбудораженный, растёрся с удовольствием полотенцем. Вышел в кухню, посмотреть, что приготовила жена.

— Садись завтракать, гулёна, — сказала она с лёгкой иронией. — Как прошло укрепление полезных связей? Удачно?

— Угу.

Я ушёл в комнату, переоделся и тут вспомнил, что на пиджаке не хватает пуговицы, пришлось искать другой, пришить пуговицу я бы уже не успел. Переложил в портмоне купюры, которые мне насовали за песни. И тут вспомнил про раздавленный кулон с мадонной. Вытащив, я осмотрел его с жалостью. Может быть, будет возможность его восстановить? Сама пластинка с вырезанной мадонной и младенцем не пострадала, только откололся крошечный кусочек, если вставить все обратно в рамку? Я сунул останки кулона в карман.

Когда вернулся в кухню и сел за стол, протянул жене ордер на телефон. Она взяла, развернула и её выщипанные брови взлетели до линии волос.

— Ни фига себе. Это ж у кого ты это выпросил?

— Второй секретарь обкома Мельников, — я бросил на неё взгляд с шутливой гордостью.

— Ого. И какие же ты услуги ему оказал?

— Какие услуги, Люда? Он просто хороший человек, помог мне.

— А цветочки ты ему дарил? Или его жене? — Людка хмыкнула, не поверив, но аккуратно спрятала ордер в карман своего роскошного халата, ярко-синего цвета с золотой вышивкой. — Займусь этим. Не возражаешь?

— Нет. Номерок подбери получше. Чтобы легче запомнить было.

Она лишь беззлобно, но снисходительно улыбнулась. Восприняла мои слова, как шутку. Это действительно был юмор, выбирать номер телефона можно будет лет так через пятьдесят, когда появится мобильная связь. Сейчас это смысла не имело.

Жена выставила передо мной тарелку с гречневой кашей и молоком, как я любил, положила пару бутербродов с сырокопчёной колбаской, шпротами и сыром, чашку с кофе. Такая забота меня просто покорила. Хотя что-то кольнуло в груди — чувств к жене у меня не появилось. А болезненная страсть к Марине лишь заставляла щемить сердце.

— Люда, а у тебя нет знакомого ювелира, который бы мог реставрировать вот эту вещь? — я вытащил разбитый кулон, показал ей на руке.

— Шикарная вещь, — жена наклонилась над моей ладонью, как-то жадно осмотрела. — Старинная. Есть у меня адресок. Только дорого будет. Он задёшево не берётся.

— Хорошо, оплачу, — сказал я спокойно. — Деньги есть.

— Ты, я смотрю, стал мани заколачивать, а с женой не делишься?

Я ловким движением вытащил из портмоне пачку денег, отсчитал и демонстративно выложил на стол. Людка схватила, прошелестела бумажками, покачав головой, спрятала в карман.

— Молодец, стараешься. Вот, что значит, когда жена даёт мужу пинка, чтобы он денег заработал.

Хотя, конечно, я врал, деньги у меня исчезали стремительно. Я практически истратил все, что получил, как приз от светофорных гонок на Ленинградском проспекте, и те, что дала жена Тетерина. Но делал вид, что могу сорить бумажками, напечатанным на Гознаке. Вспомнил лишь, что у меня остались чеки в «Берёзку», но туда я заходить не решался. И теперь мучительно соображал, где раздобыть эти самые заветные бумажки с портретом Ильича.

Позавтракав, я решил не ехать на мотоцикле, а добраться на автобусе. Прихватив портфель с учебниками и методичками, отправился месить снег до остановки. Там уже стояло несколько человек — основной рабочий народ схлынул рано утром, часов в семь. Так что сейчас осталось лишь парочка женщин: одна немолодая, в видавшем вид пальто и вязанной серой шапочке, другая в элегантной шубке и высокой меховой шапке. Мужики в дублёнках, пальто, зачастую без шапок, показывая не только густые шевелюры, но и большие лысины. Лица скучные, не выспавшиеся. Падал противный мелкий снежок, медленно засыпая всё, изредка мимо проезжали грузовики, фургоны, легковушки. Прислонившись к стенке остановки, я запахнулся получше в полушубок, проклиная себя за то, что не поехал на мотоцикле и приходится ждать, когда шофёр одного из «Икарусов», которые стояли рядами в отстойнике, соизволит сесть за руль.

Но тут резкий звук клаксона привлёк моё внимание. Около бордюра остановился обтекаемой формы элегантный трёхдверный хетчбек цвета морской волны. Передняя дверь открыта, на пассажирском сидении приветливо улыбаясь, призывно махала рукой новая учительница по французскому. Я подошёл ближе, чуть наклонился.

— Садитесь, Олег Николаевич, — так же маняще улыбаясь, предложила она. — Кажется, нам по пути.

Грех отказываться, поэтому она пересела обратно за руль, а я устроился рядом. Захлопнул аккуратно дверь. И меня сразу окутал аромат духов, трепетно-нежный, но в то же время будоражащий кровь, вызывающий запретные желания. Он смешивался с едва заметным пряным запахом табака и хорошей кожей, которой были обтянуты сидения ярко-бордового цвета.

Когда мы тронулись и быстро покатились по проспекту, я поинтересовался:

— Красивая машина, «Рено»?

— Почти угадали, Олег Николаевич. «Ситроен». Муж приобрёл, когда мы были с ним во Франции. А вы бывали в Париже?

Я быстро ответил: «Нет», хотя это было враньём. Когда в 90х открыли границы, я поездил по миру. Бывал не только в Париже, но и в Нанте, Марселе. Ходил по музеям, посещал старинные монастыри, крепости.Съездил в Германию, уже объединённую, попал даже в Штаты, в Сан-Франциско, который мне нравился больше крикливого, слишком яркого и шумного Нью-Йорка. Сумел отправиться даже в Австралию и Гренландию. Красочные фотографии, видео, которые я снимал, остались там, в другой жизни, до которой два десятка лет. Естественно, сказать об этом сейчас своей спутнице я не мог.

— Я много ездил по стране, на экскурсии, как турист, в студенческом стройотряде, — сказал я. — За границу меня не выпускают. А что же, вы Полина Григорьевна, решили перейти в наши провинциальную школу? — я хотел сказать «захудалую», но не решил уж так унижать место моей работы.

— Мужа назначили директором одного из заводов в этом городе. Я решила быть рядом.

— Можно и в Москве найти. Престижнее. Спецшколу, например.

Она не ответила, лишь сама задала вопрос, бросив на меня такой пронизывающий, изучающий взгляд, что мурашки пробежали по спине.

— Олег Николаевич, а почему вы не пошли работать в московскую школу, или в НИИ? Неужели из-за того, что ехать далеко? У вас, кажется, мотоцикл?

— Мне хотелось поближе к дому, — придумал я отговорку, рассказывать новой учительнице о своих разногласиях с ректором МГУ жутко не хотелось.

— Ну, вот и мне хотелось также работать рядом с домом, тут нам дали служебную квартиру. Обещают в новом доме, который только строится, получше. Там и потолки повыше, и кухня большая. В общем неплохо.

Она чего-то не договаривала, как и я. И я ощущал этот флёр лжи. Всю эту привлекательную молодую, стильно одетую женщину обволакивал туман тайны и недоговорённости.

Мы доехали почти до самой школы, Комиссарова припарковала свою шикарную машину во дворе какого-то дома, рядом с серым «Жигулем» и стареньким «Запорожцем» выцветшего жёлтого цвета. Как только она остановилась, я вылез, оказался около двери водителя и подал ей руку, моя галантность удивила её, она оперлась на мою руку, аккуратно выставила ножки в светло-коричневых сапогах на низком каблуке.

— Спасибо, Олег Николаевич, — на лице её играла улыбка.

И когда мы поднялись по широкой лестнице к входу в школу, я распахнул дверь перед ней, и это тоже вызвало у женщины едва заметное удивление, которое оно постаралась быстро скрыть.

Мы добрались до учительской, и я заметил, что школа как-то подозрительно гудит, словно перед каким-то событием, не очень приятного свойства. Проверка ГОРОНО? Совсем бы не хотелось.

— А вот и вы, наконец-то, — произнесла, не здороваясь Ратмира Витольдовна, бросила на меня недовольный взгляд, который сразу попыталась скрыть, опустив глаза. — Присаживайтесь. Важное сообщение.

Я уселся за свой стол, вытащил учебники, огляделся вокруг. Малый педсовет? Присутствовали всё, даже вернулся Владлен, фингал под глазом у него едва желтел.

— Сегодня проводится областная контрольная по физике в десятых классах. Ученики, которые лучше всех решат задачи, будут участвовать в союзной Олимпиаде. Победители Олимпиады поедут в Болгарию. Таисия Геннадьевна, прошу вас, передайте варианты контрольных Тимуру Руслановичу и Олегу Николаевичу.

Это сообщение разозлило меня. Обычно заранее, за неделю, а то и за две предупреждали о том, что будет контрольные такого высокого уровня и я мог натаскать своих ребят, повторить материал. А тут, как снег на голову. Но почему-то на лице Тимура царила безмятежность, прикрыв глаза, он улыбался, как довольный кот, объевшийся сметаны. Машинально я бросил взгляд на расписание уроков. Оно изменилось. Меня поставили вести урок в 10 «Б», а Руслана — в 10 «А», хотя раньше он вёл только 5–6 классы. Впрочем, контрольную надо было провести одновременно. Но почему меня поставили на более слабый класс? Да ещё грызла обида, что Юрка Зимин будет писать контрольную без меня. Я не собирался ему помогать, надеялся, что он справится. Но все равно досада мучила.

— Ратмира Витольдовна! Можно вопрос? — но я не выдержал. — Почему вдруг решили провести эти контрольные? Обычно это было где-то в апреле-мае.

— Я не могу сказать, Олег Николаевич. Имейте в виду, в классах будут наблюдатели ГОРОНО. Никаких нарушений, — жестко отчеканила она.

Своё состояние я мог описать, как холодное бешенство, переходящее в желание бросить всё и уйти к чёртовой матери. Но я с трудом сдержался, и когда Витольдовна закончила полоскать нам мозги и запугивать страшными карами, грозящим тем учителям, чьи ученики напишут контрольную недостаточно хорошо, я засунул учебники и конверты в портфель, и почти бегом, перешагивая через пару ступенек, отправился на второй этаж, в кабинет физики. Где меня ждал 10 «Б» класс. Увидев меня, ребята встали, в глазах некоторых я уже заметил тот же страх и присев за стол, вытащил один из конвертов. Со злостью оторвал верх и обвёл взглядом учеников:

— У меня для вас пренеприятнейшее известие.

— К нам едет ревизор? — подал голос плотный здоровенный парень с первого ряда.

— Да, Веденеев, ты прав. Областная контрольная. Думаю, вы об этом уже знаете. Я вам раздам варианты, их четыре штуки, так что списать у отличников не удастся.

Я прошёлся по классу, выкладывая листки с заданиями. Вернулся к себе, достал из большого с криво надорванным верхом методичку и ответы к задачам. Я сам их видел впервые, внутри, в животе, образовался провал, и там, словно в норе обосновался злой колючий ёж, как бывало перед экзаменом или контрольной. Я хорошо учился, мне все давалось легко, но этот животный страх я мог побороть только, когда понимал, что ответил правильно.

Я остановился у противоположной от доски стены, наблюдая, как часть из учеников начали списывать. Одна девица начала листать учебник под партой. Парень на среднем ряду вытащил шпаргалку, которая раскрылась, как длинная гармошка. Веденеев рассматривал украдкой сложенный листочек, пыхтел, что-то бормотал про себя, и я не выдержал, подошёл к нему и вытащил из-под листка с задачами контрольной сложенный ширмочкой лист, парень покраснел, как варёный рак, понурил голову, а я лишь усмехнулся:

— Веденеев, где взял сие творчество? Купил? Сколько заплатил?

— Червонец, — пробухтел он.

— Жаль. Жаль. Только зря деньги потратил. Это ответы на задачи прошлогодней контрольной. Найди того, кто тебе это продал и рожу начисти. Давай, реши хоть что-нибудь. Ты ведь парень способный, можешь и четвёрки получать. Не смотри на все задания, найди что попроще и реши. Понял?

— Понял, Олег Николаевич, — хмуро ответил.

— И вот что, друзья мои, — я обвёл взглядом класс. — Понимаю, что подставили вас всех, не дав подготовиться. Подставили и меня. Поэтому пока позволяю списывать. Но только до той поры, как сюда не заявятся представители ГОРОНО. Надеюсь, из вас нет доносчиков, которые сообщат директору или завучу о моих словах?

Ушёл на своё место, достал листки с задачами, и не заглядывая в методичку, начал решать. Почти со всем я справился быстро. Но на одной задачке застрял. Пришлось напрячь все мозги, вспомнить курс универа, а потом и аспирантуры, и только после этого пришла идея, как решить этот хитрый ребус всего из пары строк. Когда заглянул в методичку, обнаружил, что решил правильно и откинулся на спинку стула, покачался, ощущая радостную лёгкость. Но потом застыл от мысли, пронзившей, словно электроразряд. Схватив методичку, пролистал, но не нашёл даже намёка, что эта задачка повышенной сложности и не должна засчитываться в контрольной. Кто же сможет её решить? Пока я раздумывал об этом, краем глаза заметил, как надвигается «грозовая туча» — из-за угла показалась фигура в строгом костюме, с пучком серых волос. Я привстал и сделал знак всем:

— Быстро все шпоры убрали. Проверка.

По классу пробежал вихрь, сметая учебники, шпаргалки, заскрипели стулья, парты. Дверь отворилась, внутрь прошло двое — высокий мужчина средних лет с мрачной вытянутой физиономией, полуприкрытыми глазами, тёмные волосы, словно накладка из пластилина, прилепленная к лысой голове. Напарница его — немолодая женщина в строгом костюме какого-то полинявшего чёрного цвета — пиджак с широкими плечами, больше смахивающий на мужской, из-под юбки ниже колена проглядывали чулки, широкие туфли на низком каблуке. Они встали на пороге, даже не поздоровавшись со мной. Обвели взглядом класс и отправились на задние парты. Мужчина сел в среднем ряду, женщина на первом ряду. Я встал у доски, сложив руки на груди. Повисла напряженная тишина, прерываемая только сопеньем усердных учеников, скрипом стульев.

И тут одна из девочек с уже хорошо развитыми формами чуть подняла свою объёмную грудь от парты, и я увидел прикреплённый к изнанке оттопырившегося чёрного фартука листок бумаги, куда она периодически бросала быстрые взгляды. Пока представители ГОРОНО не замечали этого и я спокойно начал прохаживаться по рядам, делая вид, что проверяю, нет ли нарушителей. Остановившись около девицы, я наклонился, заглядывая в ее листок и тихо, очень тихо прошептал: «Убери шпаргалку».

— Молодец, Соня, быстро решаешь, — сказал громко.

Девушка сунула руку под фартук и сняла шпору, смяла в руке и сунула в карман. Бросила на меня взгляд, в котором улыбкой пыталась стереть страх. А я лишь ей только подмигнул.

Мужчина-проверяющий явно скучал, пару раз зевнул, прикрывая рот ладонью. Откинувшись на спинку стула, начал едва заметно покачиваться. Женщина же наоборот строго и внимательно следила за всем, что происходило в классе. Периодически возвращаясь к моей фигуре, оглядывая недовольным взглядом, словно я был самым нерадивым учеником. Мне надоело это внимание, я уселся за стол, достал лист бумаги, разорвал его на четыре части и начал на каждой писать решение задачи. Сложив кучкой, разорвал следующий лист и, как отметил Сибирцев, мелким каллиграфическим почерком, написал все ответы.

Минут за семь до конца урока, проверяющие ГОРОНО все-таки встали, прошлись по рядам и также молча вышли. Я проводил их спины взглядом, и вернулся к своему классу.

— Ну, что как дела? Есть кто решил все задачи? Поднимите руки.

Не поднялась ни одна рука, даже те ученики, которые имели сплошные пятёрки, сидели, уткнувшись в парту носом.

— Тогда я спрошу иначе. Кто в своём варианте решил все задачи, кроме номера восемь?

И тут я увидел, как робко поднялось несколько рук. И тут я сделал то, что, могло перечеркнуть всю мою работу в школе. Я передал ребятам решение этой треклятой задачи.

— Перепишите решение. Постарайтесь что-то изменить в этом тексте.

И усмехнулся про себя, вспомнив старый интернетовский мем: «Спиши домашку, но не в точности, как у меня».

Противной резкой трелью прозвенел звонок на перемену, но я не пошевелился, ни одним словом не стал проявлять нетерпение, дав ребятам ещё несколько минут. И только потом прошёлся по рядам, забирая листочки, испещрённые формулами, рисунками. Чувствовал я себя, что называется, не в своей тарелке. Было противно и досадно.

Вернулся в учительскую, вытащив учебник физики, начал готовиться к следующему уроку. Но строчки расплывались перед глазами, я вновь и вновь переживал то унижение, которое пришлось испытать. Тимур о чем-то тихо разговаривал с Витольдовной, согласно кивал головой и пару раз обернулся, взглянув на меня. Это напрягло меня, стала нарастать нервозность, похолодели пальцы, ладони, по спине проползла противная ледяная змейка.

Дверь распахнулась, на пороге я увидел секретаря директора, она быстро обвела учительскую взглядом и остановилась на мне. Приблизилась.

— Олег Николаевич, Арсений Валерьянович просил вас зайти.

Я отправился в кабинет директора, ощущая предательскую слабость в ногах.