Когда Даарен увидел черную точку в небе, он не поверил.
Слишком долго ждал. Слишком хотел увидеть, чтобы верить сейчас обычно зорким, но в последние дни все чаще норовящим обмануть глазам.
Он несколько раз моргнул, точка стала ближе, больше.
Виверна?
Пока не разобрать.
Он следил за точкой неотрывно. Слишком страшно было отвернуться на миг и, подняв глаза к небу вновь, понять, что показалось.
И только когда размытое темное пятно обрело очертания, когда увидел, что следом идут еще два таких же пятна поменьше — только тогда он заставил себя резко развернуться и быстрым шагом выйти за дверь.
По лестнице спустился почти бегом. Не помчался бегом дальше, вновь перешел на стремительный шаг, даже не потому, что за ним уже спешили придворные, при которых как-то не принято бегать, — потому что все еще не верил.
Не верил и когда увидел грузно севшего Мирта. И когда с него спрыгнул Рэй и так же стремительно двинулся навстречу.
Только когда сын остановился напротив, остановился сам, выдохнул. И понял, что, кажется, не дышал с того момента, как увидел в небе точку.
Да он как будто вовсе не дышал все это время. Не жил. Ждал.
И пытался найти виноватого. И винил всех, то скопом, то по очереди. Потому что по-настоящему виноватого рядом не было.
— За непослушание будешь наказан, — холодно сказал он Рэю.
— Без сладкого оставишь? — ухмыльнулся тот, и Даарен чуть было не отпрянул от него, как от чумного — на миг показалось, что перед ним стоит Зверь, каким-то образом принявший облик старшего сына. Нет, единственного.
Что это не Рэй прилетел — тот, кого по глупости назвали когда-то Шаайенном. Слишком уж этот, прилетевший, спокоен, мягок, насмешлив. Даже взгляд изменился.
Но наваждение прошло. Это был Рэй. Его Рэй. Его надежда. Будущее Даара.
— Ты как с мной разговариваешь? — нахмурился Даарен.
Рэй вскинулся было, привычно, упрямо, вызывающе блеснули глаза, но в последний момент опустил их, пожал плечами и поднял совсем другой взгляд. Почти виноватый. Попросил:
— Прости.
— Прощу, но не сейчас, — угрюмо пообещал Даарен. Перевел взгляд на подошедшего Дэшона, с трудом сдержался от изумленного возгласа, завидев за его плечом Риирдала. Но сдержался, только коротко кивнул тому.
Риирдал ответил поклоном. Бросил странный, холодный взгляд на Рэя. Но ничего не сказал, только вопросительно уставился на Даарена.
Даарен кивнул — отпустил. Риирдал стремительно зашагал прочь — его тоже ждали.
Дэшон же встал рядом с Рэем и скрестил руки на груди. Вот в чьих глазах читался открытый вызов. Он вдруг стал похожим на себя много лет назад: на странного, нездешнего, упрямого парня с острым и твердым взглядом.
Тот парень всегда постоянно пытался защищать не тех, кого нужно. Вот и сейчас: демонстративно встал на защиту Рэя.
— Вы нашли Шаайенна? — имя вырвалось, будто само по себе.
Даарен уже очень давно не произносил его вслух. А сейчас — вырвалось.
— Нашли, — тихо сказал Рен. — Он больше не появится в Дааре.
Странная формулировка.
Даарен перевел взгляд на Дэшона, но вновь натолкнулся лишь на холодный вызов в серых глазах. Что-то произошло там, в пути. Чуть позже они расскажут, что именно. Не захотят — он заставит.
Но сейчас он не готов заставлять. Сейчас он не был готов ни к чему. Захотелось вернуться и прилечь. И может быть, выспаться. Ему давно пора было выспаться.
Он медленно кивнул обоим, развернулся и направился ко дворцу, взмахом руки приказав следовать за ним. Группа придворных, вежливо ожидавших окончания разговора на почтительном расстоянии, расступилась, давая дорогу королю, старшему принцу и советнику.
***
Даарен не видел, как Рэй, вежливо пропустив Дэшона вперед, сунул руки в карманы и направился следом, вновь становясь очень похожим на Шаайенна.
Следом за ними грузно шагал, волоча по земле тяжелый хвост, Мирт.
Растерянные грифоны остались на месте, озираясь вокруг. Их тут же окружила толпа. Кто-то накрыл одного меховой накидкой. Кто-то взял второго за узду и потянул следом.
Даарцы никого не оставляют замерзать среди снегов.
Грифонов — в том числе.
***
— Ух'эр, — выдохнули в лицо, и он, не думая, повинуясь инстинкту, оттолкнул от себя опасность, потому что в этом медовом голосе чуял именно ее — опасность. Не хватало только еще одного “люблю” и очередной шелковой нити на шее.
Сел, огляделся.
Эйра обиженно дулась в сторонке, потирая ушибленное плечо — на него пришелся тяжелый удар.
Тэхэ с Заррэтом стояли над ним, смотрели свысока, пренебрежительно. Как всегда.
Лаэфа не было видно.
Ух'эр фыркнул. Видно-не видно, а где-то здесь бродит. Раз он, Ух’эр, жив, то стоит его царство, и никто отсюда никуда не денется. И сколько друг друга ни убивай, будут они ходить по его пустынным землям по кругу. Пока — пустынным.
Пока.
Лаэф вскоре очнется где-нибудь неподалеку. И выползет из-за пригорка очень рассерженный. И снова будут показывать зубы и устраивать драки.
Только вот все изменилось. Все. Просто они еще не поняли. Потому и смотрят свысока.
Смешок, второй.
Он перерезал нить. И пусть сейчас он вновь обессилен, к нему здесь, на его земле, в его доме, мощь возвращается так же быстро, как приходила к Лаэфу, пока тот был связан с эльфёнком.
Третий.
Сорэн ведь тоже здесь... Теперь единственный из них всех, обессиленных, жалких, единственный, кто вскоре обретет было могущество — он, Ух'эр.
Все так и должно быть. Смерть — всему венец.
Нужно только что-то сделать с глупой привычкой привязываться к смертным девкам.
Он больше не мог сдерживаться: расхохотался, да так, что подняться сам не смог. Только голову вскинул, наткнулся на озадаченный взгляд Заррэта, раздраженный — Тэхэ, и все еще немного обиженный — Эйры.
“Да нужны вы мне! — подумал он, окончательно развеселившись. — Буду я вам что-то доказывать! Дергать за ниточки, которых вскоре здесь будет тьма тьмущая — люди не отпускают друг друга так просто — куда веселее...”.
И показалось, что услышал, как далеко-далеко, совсем не за ближайшим пригорком, где-то на другом конце темного мира, его смеху вторил старший брат.
Почти в унисон.
Или это было эхо?
***
Сорэн, медленно, бездумно бредущая вперед по черной земле, вздрогнула, заслышав смех. Порывисто развернулась, ожидая увидеть любого из этих двоих. Да кого угодно. Лишь бы отомстить. Хоть так. Хоть кому-то.
Никаких сделок больше. Никаких правил. Они убили ее, но этим — только разозлили. И она знала: доберется до каждого. Всех перебьет, передушит, если нужно будет. И до этих двоих, чей смех разносится сейчас на пустынными серыми равнинами, тоже доберется.
Мир падет к ее ногам. И раз уж им всем так хочется — пускай сначала этот.
Кожей почувствовала взгляд на спине. Круто развернулась и замерла.
Из взметнувшихся под порывом ветра туч темного песка прямо перед ней соткалась знакомая фигура. Но не это удивило — эти фокусы она уже давно изучила.
Другого не ожидала: взгляда сияющих, до боли, до слез знакомых фиолетовых глаз.
Прямого, насмешливого, колючего, дикого взгляда.
— Здравствуй, — сказал Лаэф.
И шагнул к ней.
***
Алеста сидела на крыльце, подобрав под себя ноги, и задумчиво раскуривала трубку. Огромная каменная лестница с крутыми ступенями, начинавшаяся в двух шагах вела вниз, в Нат-Кад.
Алеста выдохнула облачко серого дыма и внимательно наблюдала за тем, как оно рассеивается, вплетается в серый туман, который сегодня стеной стоит вокруг — вместо дождя.
Она знала — сегодня уйдет и Зверь. Шагнет на крыльцо, спустится по лестнице, растворится в тумане. Может, потому и сидела здесь: хотела попрощаться.
Она так и не поговорила с ним толком с тех пор, как видела в последний раз.
Конечно, он ей никто. Как и она ему.
Но на всякий случай она приняла облик девы. Она была в нем еще ночью, даже под дверь его покоев подходила, но не толкнула дверь, не вошла.
Зато столкнулась сегодня в коридоре. Хорошо, хоть вновь обернулась девой — как знала. Он стремительно шел навстречу, и когда увидел ее, шаг не сбавил.
Он как будто стал еще сильнее, еще красивее. И точно — чище. Сила окутывала его золотой аурой, и если раньше сияние едва сочилось, то сейчас — билось, пульсировало. Он становился собой. Могучим древним существом.
Она опустила глаза — захотелось проскочить незаметно. Но Йен — или не Йен? — перехватил ее за локоть, не дав пройти мимо, развернул, сам развернулся. И посмотрел в глаза.
У него был тот взгляд, который она видела уже не единожды. Он все решил. Он собрался. Он уйдет.
И она понимала: конечно, ему невозможно жить здесь, заточенному с стенах, рядом с людьми.
Только вот — куда ему идти?
Она хотела многое сказать, но он хотел говорить не о том.
— Как Нивен? — спросил он.
— Лучше, — ответила она. — Но еще слаб.
Зверь кивнул, отпустил и зашагал прочь.
Ей было безмерно жаль его.
И все тяжелее — сохранять облик.
Но она упрямо сидела на крыльце, потому что так он пройдет мимо, когда наконец соберется.
Алеста подняла глаза к небу. Оно, темное и набухшее, грозило вот-вот разразиться ливнем.
— Странно это все, — сказали из-за спины.
Полуобернулась, вопросительно глянула на вышедшего к ней гнома. Крит хмыкнул, окинув ее оценивающим взглядом, но больше ничего не сказал: привык к тому, что она меняет облики. Сделал несколько шагов, сел рядом, но на почтительном расстоянии. Уточнил:
— Ты не против?
— Ты уже сидишь, — она дернула тонким плечом.
***
Он какое-то время молча смотрел перед собой. Ему всегда было нелегко привыкать к новым условиям, а когда все вот так неожиданно в который раз переворачивается с ног на голову, хотелось просто развернуться и уйти.
Тейрин то хочет оживить богиню, то не хочет, то тащит ведьму в подземелья, то вдруг выпускает, более того — начинает прислушиваться к ней… Нет, конечно, правители имеют право на определенное сумасбродство, но это уже совсем ни в какие ворота!
Он, значит, чудить будет, а Криту — как догадаться, чего ненормальный мальчишка захочет в следующий миг? Вот сейчас как придумает ведьме голову отрубить, а заодно всем, кто с ней сегодня на крыльце сидел. Ну, вот такое у него сегодня настроение!
“Да, уйду, — решил он. — Уеду подальше”.
— Не переживай, — сочувственно бросила ведьма и скосила на него зеленеющие, смеющиеся, звериные глаза. — Тебе нужно сейчас быть спокойным, собраться с силами.
— Зачем? — мрачно спросил он.
Она мотнула головой, перекидывая пышные черные волосы на сторону. От волос пахнуло дождем и травами.
Или это запах всполошенного ею воздуха?
— Тейрину нужно указать путь, — сказала она — и белые острые зубы сверкнули в коротком оскале.
“Съест парня, — решил Крит. — Как пить дать съест”.
— Ага, — буркнул он. — Пальцем ткнешь — и он сразу туда, куда ткнула, побежит, да?
— Ну-у, — задумчиво протянула она, ухмыльнулась еще раз, только теперь зубов не показывала. — Он ведь так и делал последние годы. Только не я пальцем тыкала.
— Править захотела? — Крит заинтересованно наклонил голову набок, откровенно разглядывая ее.
Все-таки она не слишком отличалась от остальных — не съесть парня хотела, просто использовать. Его предупредить бы, но, эй, он ведь только что решил уходить, так что — какое ему дело?
— Я не буду править, — неожиданно серьезно, оставив девичьи улыбки, заговорила ведьма. Серьезно, холодно и даже, как показалось ему, честно. Развернулась и посмотрела прямо в глаза. — Не будешь и ты.
— Да я и не…
— Но… — она подняла тонкую ладонь: попросила помолчать. А он подумал, что жест очень знакомый. — Править будет Тейрин. А мы поможем. Нельзя оставлять его без поддержки сейчас — упадет. Наша задача — сделать так, чтоб он выстоял. Будем рвать его в разные стороны — потеряем. Отпустим — потеряем.
“Да он и так упадет, когда снова перепутает, чего хочет, — мысленно фыркнул Крит. — И нас за собой утащит”.
А вслух спросил:
— И зачем нам, чтоб он выстоял?
— Потому что он потом поможет выстоять нам, — ответила Алеста. — Он почти на вершине мира, гном. И мы — очень близки к ней.
Он тяжело вздохнул. Хотел было ответить, но так и не решил, что именно говорить.
Поднялся и направился к двери, бросив на ходу:
— Дождь скоро.
— Всегда дождь, — бросила ему в спину она. — Здесь всегда дождь.
***
Тейрин вышел на балкон, оперся на перила, запрокинув голову к небу и прищурился навстречу падающим на лицо каплям.
Пока нечастым.
— Помыться решил? — спросил Йен и шагнул следом. — В купальни, наверное, до сих пор страшно ходить, да? Влезешь в воду, а тебя оттуда за ногу — хвать! Оно, конечно, вряд ли такое случится, но ты ж можешь воду с кровью перепутать, не то набрать…
Тейрин обернулся к нему, смерил скучающим взглядом.
— Придумай что-нибудь новое, младший принц Даара, — посоветовал он. — Издевки насчет Сорэн уже не так смешны, как раньше.
— Так тебе и не было смешно, — воодушевленно кивнул Йен, подошел, к перилам и опасно свесился за край. Свистнул. — А тут далеко лететь, да… Так вот, — выровнялся и ткнул пальцем в Тейрина, — тебе не было смешно, в этом вся соль издевок: смешно тому, кто издевается, а не тому, над кем.
Пока говорил, все поглядывал в бездну за перилами и думал, что действительно, лететь далеко. И снова не шел из головы странный вопрос, возникший несколько дней назад: “Если с такой высоты упаду — убьюсь?”
— Ты сегодня уходишь, да? — спросил Тейрин с привычным равнодушием, но и — как показалось Йену — с едва заметной надеждой.
— Ага, — кивнул тот. — У тебя тут, конечно, очень весело, столько… — задумался, пытаясь найти хоть что-то веселое. — Окон. Дверей. Стен.
Тейрин смотрел в глаза, не перебивал, а из-за показного равнодушие проглядывал тщательно скрываемый интерес: что еще скажет?
Но Йену почему-то вдруг перехотелось говорить.
Тейрин помолчал еще немного. Потом кивнул, принимая сказанное. И очень тихо, очень твердо ответил:
— Мои двери всегда открыты для тебя.
— Так они у тебя всегда открыты, — фыркнул Йен. — А что закрыто — то сквозняком открывается. Ты чем двери открывать, лучше научись закрывать окна!
Тейрин слабо улыбнулся, кивнул еще раз, на этот раз — прощаясь. Потом как будто мгновенно потерял всяческий интерес к происходящему здесь, развернулся, побрел прочь, чуть не задел плечом дверной косяк.
Йен проводил его взглядом, а потом снова покосился на бездну внизу.
“Что вообще нужно, чтоб меня убить? Точно не озеро Скорби, на Охотники Даара, не армия Иных… Может, я бессмертен? А это — хорошо или плохо?”
***
Он постоял еще немного, а потом, когда крупные капли стали бить по руками и тонуть в волосах, круто развернулся и двинулся прочь с балкона, широким, Тейриновским жестом, отбросив назад плащ.
***
Йену здесь было скучно. Еще и Тейрин со своими фигурками постоянно следом ходил. А когда Йен пару раз выиграл, то даже, бывало, караулил его с доской под дверью. Стоило только выйти, как сразу: “Идем играть!”
Только гном и спасал — хотя Йену все равно не нравился — приходил и отвлекал Тейрина делами, вестями, предложениями. Пацан уходил, Йен вздыхал с облегчением, но ему тут же снова становилось скучно.
У пацана ничего, кроме фигурок, не было, даже тренировочной площадки, чтобы мечами помахать. На третий день Йен, правда, нашел библиотеку, но книги здесь были такие же скучные, как сам Тейрин. Йен их пролистывал и откладывал без сожаления.
На пятый день Йен сказал себе: черт с ним, с ушастым, не проснется в ближайшие дни — сам виноват, уйду без него.
Ему в общем-то не был нужен ушастый, просто Йен не был уверен в том, куда идти, и очень надеялся, что Нивен сможет придумать. Но Нивен, судя по всему, предпочитал умирать в выделенной ему комнате.
Лишь прошлой ночью ведьма впервые отошла от него. Более того — отошла так далеко, что дошла до самой Йеновой двери: он прекрасно слышал, как она топталась под дверью, чувствовал запах, ждал. Очень удивился, когда она ушла. Ну, и расстроился немного, чего уж там. Зато обрадовался, что Нивену стало легче. Либо совсем помер — но тогда ведьма зашла бы. Сказала бы. Она же знала, не могла не догадаться: Йен сидит тут не потому, что ему нравятся Тейриновы фигурки. Он ждет.
Он дошел до комнаты, в которой Тейрин разместил Нивена, постучал в дверь и осторожно толкнул ее. Та легко подалась.
Грозовые тучи уже заволокли небо, и несмотря на то, что окна были распахнуты, а на дворе стоял день, комната утопала в полумраке. Наверное, потому он не сразу понял, что не так.
Нивен полулежал на высоких подушках.
— Ты как? — спросил Йен.
— Странно, — ровно ответил Нивен. И с непривычной, почти человеческой интонацией добавил. — Лаэф ушел.
— Я думал, это хорошо, — хмыкнул Йен, подошел ближе, упал в кресло, забросил ногу на ногу. Голос Нивена звучал тихо, даже — слабо. Лаэф ушел, а значит, Нивен сейчас будет падать и шататься на каждом шагу. А может, и вовсе не встанет.
Значит, разговор будет не из тех, которые: “Хватай свои ножики и уходим”, разговор будет просто разговором, и Йен скорее всего, уйдет один. Что ж, по крайней мере, попытается выяснить, куда уходить. Да и говорить с Нивеном всяко лучше, чем с Тейрином. Во-первых, Нивен говорит меньше. Во-вторых, не будет тыкать под нос доску с фигурками.
— Да, — согласился Нивен. — Хорошо. Но не понимаю. Он ушел. А я…
— А ты остался, — объяснил Йен. И сочувственно уточнил. — Ты не только ослаб, но и отупел?
Нивен обернулся к нему, и Йен не увидел, но почувствовал на себе убийственный взгляд.
— Я думал, что не выживу без него, — сквозь зубы объяснил Нивен.
— Ну, это понятно, — кивнул Йен. — Ему было нужно, чтоб ты именно так и думал. И так как ты не посчитал нужным ни с кем поделиться этой своей проблемой, то ни у кого не было возможности тебя переубедить.
Нивен не ответил. Развернулся к окну.
— Как долго я здесь? — спросил он, и в этот момент Ирхан выглянул из-за туч. Бросил несколько лучей в комнату, один из них достал до Йена — Ирхан всегда тянулся к нему, — второй — упал рядом с Нивеном. И Йен наконец понял, что не так.
Вскочил, всмотрелся.
— Нивен… — сказал он.
Тот перевел на него живой, по-человечески раздраженный взгляд: ему не ответили на вопрос.
Вопросительно вздернул бровь.
— У тебя… — Йен неопределенно взмахнул рукой.
— Что? — Нивен напрягся. Он уже достаточно давно знал Йена, чтобы понимать: ему редко когда не хватает слов.
— У тебя лицо! — выдохнул наконец Йен.
Оглянулся по сторонам, чертыхнулся, бросил:
— Сиди здесь, — и выскочил за дверь.
***
Рыжего идиота не было долго.
Нивен за это время успел ощупать свое лицо, но не нашел там ничего нового.
Зато смог осторожно подняться на ноги. Шатаясь, подойти к окну, выглянуть. Пройтись по комнате, придерживаясь за стен.
Боль была, но не острая — остаточная. Головокружение, слабость. Но ноги держали, руки — слушались.
Оставалось только понять, что там с лицом.
Йен вернулся, увидел, что Нивен на ногах, обрадованно сказал:
— Хорошо! — схватил того под локоть и потащил за дверь.
Нивен шагнул за порог, уже в коридоре собрался с силами и решительно вырвался из хватки.
— А, ну да, — кивнул Йен. — Тебя не трогать, ты опасный, — размашисто зашагал вперед по коридору, насмешливо бросил через плечо. — Идем, опасный!
И тут же пожаловался:
— Вроде как дворец, а ни одного зеркала не найти. Маленького — так точно. Нашел одно, в зале на стене, но если я его сниму и тебе понесу, то упаду. Или оно упадет. Или стена, я ж не знаю, вдруг оно стену держит…
Йен говорил еще что-то, Нивен не слушал: сосредоточился на том, чтобы дойти. К головокружению добавился шум в ушах, и Нивен подозревал, что в этом немалая заслуга Йена. На очередном повороте еще и перед глазами потемнело. Он уперся рукой в стену, чтоб отдышаться. Медленно распрямился — и увидел перед собой распахнутую дверь. И Йена на пороге. За его спиной было то самое зеркало.
Если б Нивен мог подумать, то, наверное, догадался бы, зачем им зеркало, и что Йен имел в виду под своим "у тебя лицо", но думать было тяжело. А когда наконец подошел, остановился напротив и сосредоточил взгляд на собственном отражении — стало вообще невозможно. Еще и пробрал озноб.
Из зеркала на него смотрел не он.
Кто-то похожий, но не он. И сразу было не разобрать, что с этим чужим существом не так.
— Это не я, — пробормотал Нивен.
— Уверен? — насмешливо спросил Йен. — По-моему, это — как раз ты.
Нивен нахмурился, шагнул ближе, всмотрелся — и наконец понял. Кожа на лице была бледной — не серой. Зато серыми были глаза. Не мутными, не прозрачными, не стеклянными. Почти такими же ярко-серыми — еще и с зеленым оттенком — как у старика Дэшона.
И такими же живыми.
— Лаэф ушел, — сказал Йен и улыбнулся гордо, будто собственноручно его выгнал. — Сам же сказал. А это — ты.
Теперь Нивена, наверное, можно было бы принять за человека. Он и чувствовал себя человеком: слабым, незащищенным, испуганным. И самое страшное: теперь это все было видно в глазах.
Он шагнул назад, наклонил голову набок, рассматривая себя. Потом — снова ближе.
— Дальше что? — спросил то ли свое отражение, то ли Йена.
— Я вообще-то шел к тебе спросить то же самое, — тут же отозвался Йен. — Я страшно устал от этого, — взмахнул рукой вокруг себя и пожаловался. — Очень на дом похоже.
— Понимаю, — задумчиво кивнул Нивен, не отрывая от себя взгляда. — Я ведьму придушил бы, были бы силы…
— Эй!
— Что? — Нивен задумчиво глянул на Йена в отражении. — Ведьму все еще не трогаем?
— Лучше Тейрина придуши, — посоветовал тот. — Он со своими фигурками достал. Кажется, всех. Мой тебе совет: спросит, умеешь ли играть в крисс-край, отвечай, что нет.
— Можно я не буду общаться с Тейрином? — спросил Нивен. — И с ведьмой.
— Если быстро убежать, то можно, — хмыкнул Йен. — Только я не знаю, сможешь ли ты сейчас быстро бежать.
Нивен смерил отражение взглядом, плавно развернулся и медленно, осторожно двинулся прочь. Тихо сказал на ходу:
— Сам не знаю, — голова уже кружилась меньше, и шум пропал. Может быть, насовсем, может — до следующего резкого поворота. Или Йенового монолога. — Но попробую.
Прежде, чем выйти, еще раз глянул через плечо в отражение.
В незнакомые серо-зеленые глаза.
***
Конечно, он не знал. Он изменился — и не мог знать пока того, кем стал.
А вот Йен…
Прежде, чем пойти следом, он тоже покосился с порога на собственное отражение.
А вот Йен не изменился ни капли. Он и не мог измениться — теперь он помнил.
Он с каждым днем вспоминал себя все больше.
И это все меньше ему нравилось.