Мы, монстры. Книга 2: Иные

Глава 1. Темные воды

Он очень долго не помнил, не знал. Не слышал ни себя, ни других. Лишь шум океана, голос праотца Мирдэна, долетал издали — тот пел им свои колыбельные. Им, не слышащим, не видящим, не помнящим. И было спокойно.

И было ничто.

Потом он начал различать свое имя. В шуме волн и шепоте ветров.

Лаэф.

Так звали его когда-то. Когда был богом Тьмы. Был он... и было что-то еще. Веками он вспоминал остальное. Веками искал свой голос. Потому что было нечто, ради чего он должен вспомнить. Нечто, что он должен вспомнить. Еще одно имя, высеченное в глубинах мертвой памяти белым мрамором.

Сорэн.

Свет.

Как только вернулось оно, вернулось все. Лаэф вспомнил.

Но не мог выбраться из пустоты. Не мог перестать быть частью пустоты.

“Ты мертв, — шептал Мирдэн, — вы все мертвы. Вас нет. Спи… Спи-и-и…”

“Сам спи, старик!” — огрызнулся Лаэф, не вслух, он не мог говорить, у него еще не было голоса. Но смог ответить. И смог позвать. Братьев и сестер, потому что больше звать было некого. А она, старшая и мраморная, уже — уже! — поднималась. Он знал это, чувствовал это. Она обретала силы и голос. И стоит ей встать во весь рост — мир будет лежать у ее ног. А этого он допустить не мог.

И он стал звать громче — Младшие все не могли проснуться после Великой битвы. И если б он не настаивал, не пришли бы вовсе. Но он звал. Искал золотые нити жизни во тьме и тянул за них. Будил. Зудил зубной болью. Кричал в пустоте.

Первой отозвалась Эйра — не добили мелкую заразу. Ее, богиню Любви, вообще трудно добить.

“Я слышу тебя...” — ее шепот на грани сознания.

Потом — Ух’эр-Смерть. То ли захрипел, то ли зафыркал. Конечно же — следом за рыжей бестией кто пойдет, как не он? Он не мог ей простить того, что она очнулась без него так же, как Лаэф не мог простить Сорэн.

Застонала-зарычала звериная госпожа Тэхэ.

Взревел хозяин войны Заррэт.

Не вслух — голосов у них еще не было. Золотыми нитями, дрожью пустоты. Они возвращались.

“Мы так хорошо спали! — лишь через полвека смог заговорить Ух’эр. — Зачем тревожишь?”.

— Вы нужны мне, — Лаэф уже почти обрел голос. Теперь пустота говорила — его шепотом, шипением его змей. — Сорэн поднимается.

“А что можем мы?” — шептала Эйра.

“Да и зачем?” — вторила ей Тэхэ.

“Убить!” — гневно требовал Заррэт. Он хотел убить, как всегда. Непонятно, Сорэн или потревожившего его покой Лаэфа. А скорее — всех сразу. Или может, это слово было его эхом, последней мыслью, за которую схватился и держался теперь изо всех сил, чтобы вновь не соскользнуть в небытие.

“И самое главное… — даже шепотом в пустоте Ух’эр был вновь полон яда — и это радовало Лаэфа. Сейчас — радовало. Он оживал. — Самое главное — ты-то что можешь, бывший властелин Тьмы?”

— Я вырвусь, — пообещал им Лаэф и сжал в кулаке обрывки золотых нитей их жизней. — Я вырвусь и подниму за собой вас. Вы правы, сейчас мы бессильны. И потому только вместе мы справимся с ней. А уж потом…

“Старший брат снова хочет быть гла-авным…” — насмешливо протянула Эйра. Зараза, переняла манеру Ух’эра. Когда успела?

— Иначе она победит, — процедил Лаэф. — Вы этого хотите?

Они молчали.

— Ну? — потребовал ответа он. — Кто из вас этого хочет?

“В конце концов, — вздохнула Тэхэ, — спать не так уж и весело…”

“Я помню, яблоки были вкусными”, — согласилась Эйра.

“Убить…” — повторил Заррэт. Или то был еще не он, а его последняя мысль? Впрочем, у него она всегда одна.

“Вырвется он, — фыркнул Ух’эр. — У тебя есть что-то, кроме решимости, брат?”

— У меня есть твое вероломство, — улыбнулся Лаэф. О да. Он уже мог улыбаться. — Незаконченное дело. Нераскрытая тайна. Затхэ, брат. Помнишь его? Почему не сказал, что не удержал его в своем царстве тогда?

“Да как-то не до того было…” — хмыкнул Ух’эр.

— Я вижу его след здесь. Он бродит в пустоте, проходит между мирами. А значит, знает, где выход. Я пойду за ним.

И Лаэф пошел.

Так ходил он раз и другой, но не оставался в мире живых, не мог удержаться, не за что было держаться, и даже силы ненависти к Соэрн не хватало. Он рассыпался тенями. И таял в пустоте.

Но он был упрям, и в третий раз, прыгнув следом за Затхэ, нашел выход. Подходящий сосуд. Пустую оболочку.

И помогла в этом его, Лаэфа, жрица, колдунья, одна из тех, что веками идут против законов людей и природы. Не хотела, не знала, а помогла.

Двери, закрытые навсегда, распахнулись — кто-то пытался протащить в мир создание, которому там не место. За это создание Лаэф и схватился, отпустив Затхэ. Проскользнул на зов ведьмы.

Они вернулись в один день: Затхэ и Лаэф. В один день и один миг.

Воздух показался ему ядом после веков небытия. Да он и был ядом. Воздух вокруг него, он сам. Всегда был. И, вдохнув впервые, Лаэф победно расхохотался, подобно смешливому Ух'эру.

***

Его смех слышала тогда колдунья Алеста, вытаскивая из чрева матери ребенка, который не должен был жить.

***

Ух’эр остался шепотом в мыслях Лаэфа. Остальные — уже не мертвы, еще не живы. Дыхание ветра, колышущиеся травы — Тэхэ, боевые кличи наемников и стражей — уж давно отгремели великие войны — Заррэт, Эйра — цветущие луга. Их почти не было. Но все, что осталось от них, было за его спиной.

Если бы ребенок, в которого он влез еще слушался…

Потому что ребенок, поначалу легкий и послушный, идеальное вместилище для бога Тьмы, ребенок начал брыкаться. Сопротивляться. И не понимал очевидного — стоит ему отказаться от силы Лаэфа, он умрет. Потому что его и не было никогда.

Был только Лаэф.

***

Условный стук: два коротких, два длинных.

— Да-да... — отмахнулся Йен, сделал очередной глоток и развернулся к двери. — Входи, секретный эльф!

Дверь отворилась со страшным скрипом, Нивен шагнул в комнату.

Йен налил себе еще.

Нивен смерил его очередным бессмысленным взглядом, запер за собой дверь, скрестил руки на груди и подпер стену.

— Что? — Йен вздернул брови. — Осуждаешь? Или это ты так хочешь, чтобы тебе тоже налили? Прости, никак не могу научиться распознавать твое это… — неопределенно взмахнул рукой, подбирая слово, — выражение лица.

— Завтра утром, — сказал Нивен, — уходит корабль. Я ухожу с ними.

— Нашел-таки? — хмыкнул Йен.

Порт был открыт, но последние дни никто никуда не плыл. Ходили слухи, что какая-то дрянь заплыла в прибрежные воды, а моряки — народ легковерный и к тому же суеверный. Так что теперь все ждали, пока уплывет. Или пока схлынет волна слухов.

— Сезонная миграция чудовищ? — деловито уточнил Йен тогда.

Нивен только плечами пожал. Наверное, не понял, что это значит. Йен и сам еле вспомнил это словосочетание — когда-то от Дэшона слышал. А Дэшона-то он совершенно не слушал. Обрывки странных слов в памяти — вот и вся наука ненормального старика.

Нивену понадобилось полдня, чтоб найти транспорт. Йену понадобилось полдня, чтоб напиться. Впрочем, он предупреждал. Он даже обещал по дороге: как дойдем, первым делом выпью ведро вина.

Ведро еще не выпил, но так еще и не вечер.

— Завтра, — сказал Нивен. — На рассвете.

И отлепился от стены, намереваясь идти в свою комнату.

Комнаты тут были попросторнее, чем в Нат-Каде. И не под землей. И с видом на море из окна. И... Йен уже начал скучать по подземельям. Море было отвратительным. От одного взгляда на бесконечные волны — укачивало. От запаха делалось нехорошо. Йен пил, чтоб утопить подкатывающую к горлу тошноту. Хотя смутно догадывался, что лучше этим не сделает, а вот хуже — очень может быть.

— Знаешь, — сказал он, когда эльф уже взялся за дверную ручку. — Я вот думаю…

— Не стоит, — ответил Нивен. — Плохо получается.

— Я думаю, почему он не выходит… Ну, этот… Ваш… Затхэ. Что спрв… спров… спро-во-ци-ро-ва-ло. Его. В первый раз. И какого вертела он прячется теперь? И прятался раньше? Я не хочу, чтоб он появился, ты не подумай, но если бы я понл... понял, что именно на него действует…

Йен выдохнул и опрокинул залпом полстакана.

— Может, не любит, когда его травят? — спросил Нивен, кивнув на бутыль на столе.

Накинул капюшон, взялся за ручку двери, но замер. Хмыкнул себе под нос.

Спросил:

— Ты слышал?

— Уточняешь, оценил ли я шутку, или…

— Тсс! — неожиданно шикнул Нивен. Прислушался. Потом качнул головой, так ничего, наверное, и не услышав. И все-таки вышел. Дверь натужно заскрипела, закрываясь за ним.

Йен поднялся, подошел к окну, уперся лбом в стену рядом с ним. Нивен уплывает на рассвете. Как его ни убеждай, что не стоит соваться в море, тем более что там теперь еще и тварь какая-то водится, он упрямый. Он хочет уплыть.

“Не нашел бы корабль, вплавь бы отправился, — подумал Йен. — Или свистнул бы той твари на эльфийском — и верхом на ней. Лишь бы отсюда…”

Глупое решение на самом деле. Бессмысленное. Идиотское.

Нет, чтобы подумать сначала. Если идешь куда-то — реши для начала, куда именно. Придумай хоть какой-нибудь план.

Но нет, он упрямо будет ломиться, сам не зная, куда, и главное — зачем.

Да, это вполне в стиле Нивена.

— А у меня какой план? — пробормотал он, круто развернулся и чуть не упал. Но спасла стена — уперся спиной. Задумчиво уставился в потолок и сдул прядь волос с лица.

— А-а… — протянул с внезапным пониманием. — Вот почему эльф так любит подпирать стены… Удобно. Не упадешь.

Сделал несколько шагов до ложа и все-таки упал.

Ему снился снег. Снег летел в лицо, застилал глаза, и не было видно совершенно ничего.

Это было непривычно — Йен всегда хорошо видел сквозь снег.

***

Нивену не снились сны. Его баюкала тьма, качала на темных водах.

Сны за него видел Лаэф.

Видел, как Ух’эр сидел на большом мокром камне, что торчал прямо из воды, и Лаэф, поднявшись над волнами, взглянул сверху вниз, задумчиво уточнил:

— Русалку изображаешь?

Ух’эр глянул с изумлением, прежде чем заливисто расхохотаться. Лаэф и сам изумился: он-то от кого уже нахватался манеры шутить?

— Заррэт бушует, — доложил Ух’эр, внезапно став серьезным. — Требует свой меч.

— Пусть для начала руки отрастит, — жестко напомнил Лаэф. Опустился на камень рядом с братом, провел ладонью по водной глади. — Что-то происходит. Что-то, что не в нашей власти. Затхэ нашел меня. Затхэ нашел меч. Осколки складываются, брат, но я не знаю, что мы увидим в зеркале…

— В зеркале можно увидеть что-то, кроме отражения? — удивился Ух’эр.

— Тебе ли не знать, сколько отражений может быть? — хмыкнул Лаэф. — Взять хотя бы тебя и все твои образы, что ты являешь людям в снах…

— Являл, — поправил Ух’эр. — Пока я могу приходить только к тебе. Да к безумцам, разум которых открыт мне всегда. Забавное совпадение, правда?

И снова рассмеялся.

— Взять хотя бы Затхэ, — продолжал говорить о своем Лаэф, — он отражение Зверя. Но он так глуп в этот раз… Так беспредельно глуп… Как будто не помнит ничего. Взять Нивена — он мое отражение. Но он воюет со мной. Воюет каждый день, Заррэту бы понравилось…

— Готов поспорить, тебя это бесит, — фыркнул Ух’эр. — Ты не держишь его в руках. Ты ничего не держишь в руках...

— Ты перепутал меня с Сорэн, брат, — Лаэф улыбнулся, — я не собираюсь ничего держать. Тьма — это свобода. Я могу лишь подсказывать, советовать, мягко направлять. Мне бы только понять, куда…

— И? — спросил Ух’эр.

— После нашей смерти Отец являлся людям, готов поспорить, — пожал плечами Лаэф. — Не мог не являться. Не мог оставить драгоценных деток без присмотра, — скривился. — И конечно же, что-то пообещал. Напророчил, пророк этакий. Нам нужно узнать, что именно. Нам нужно узнать, куда направлять…

— Нам? — удивленно перебил Ух’эр. — Ты вхож в мир людей, не я.

— Я не могу пока удерживать эльфенка в своей власти, — покачал головой Лаэф. — Я пробуждаюсь иногда, слышу обрывки фраз, читаю мысли, шепчу на ухо. Направляю руку в бою. Но выведать легенду…

— Не можешь “пока”? — переспросил Ух’эр. — Или “уже”?

Звенящий голос, кривая ухмылка, серебристая насмешка. Удушил бы, но как удушишь бесплотный сон? Да и нельзя пока его душить. Он нужен. Необходим.

— Ты сказал, брат, что вхож не только в мои сны. Сколько безумцев на свете? Хоть один из них да слышал легенды, что пришли после нас. Пройдись по снам. Выведай.

Лаэф поднялся.

Вот так. Он всегда будет ставить точку. И пусть младший смеется и кривляется, сколько душе угодно. Последнее слово, последний приказ — всегда будет за ним.

— Но я истрачу на это силы, — Ух’эр тоже поднялся. Собрался, помрачнел.

“Что, братец, теперь тебе не так смешно?”

— Ты найдешь новые, — ответил Лаэф. — У нас впереди много работы, и ты поможешь ее начать. Потом за дело возьмемся мы. А ты отдохнешь.

— "Отдохнешь"! — передразнил Ух’эр и криво усмехнулся. — Хочешь избавиться от меня?

— Нет, — твердо ответил Лаэф и положил руку ему на плечо, как когда-то Ух’эр опирался на него. — Я собираюсь убить Сорэн. А как я смогу убить ее без помощи бога Смерти?

Ух’эр хмыкнул — и рассыпался пеплом в воздухе.

Рука Лаэфа скользнула сквозь. Пепел остался на ладони.

Лаэф медленно опустился на камень, глядя, как пепел вокруг так же неспешно спускается на темные воды. Пепел на их фоне казался белым. Напоминал о Сорэн.

И нестерпимо болело что-то внутри.

***

Ух’эр неспешно брел прочь, ступал мягко прямо на воде. Во сне, если хочешь, может и по воде ходить. Тем более, она здесь плотная. Хоть прыгай. Но Ух’эр не прыгал — нечего привлекать лишнее внимание и демонстративно разгуливать по волнам.

Лаэф считает, что он слишком слаб. Как будто он сказал бы об этом вслух, будь оно правдой.

Да, сил пока недостаточно, сны и впрямь для него закрыты, но посещение парочки безумцев не сделает ему хуже. А Лаэф — пускай думает, что ослабит брата этим заданием.

Ух’эр нанесет последний удар. Как тогда. Как всегда.

Смерть всегда наносит последний удар.