Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов - продолжение

Глава 28. Война никогда не меняется! Потому стоит учить историю.

Про Полтаву, например, все помнят, а то, что король свейский Карлуша продул сражение в немалой степени по весьма прозаической причине – это мало кто знает.

Жрать армии Карла было нечего. Стрелять нечем. Поиздержались, забравшись в глубины Украины. По плану — то кампании шел к Карлуше спасать войско генерал Левенгаупт.

И сила его была в семи с большим хвостом тысячах телег, везжих жратву, казну, порох и все прочие припасы для армии Карла. По расчетам должно было хватить до Москвы, да. А для защиты этого богатства шло 16000 чистокровных шведов, отборные ребята. При 17 пушках. МОЩЬ! Да впридачу – что уж совсем мало кто знает – с хорошим агентурным обеспечением.

Эту силу как раз Петр Первый лично отправился с летучим корволантом громить, пока она не соединилась с основными силами Карлуши. А из—за того, что шведская агентура не зря хлеб ела, русский конный корволант получал фальшивую информацию о продвижении Левенгаупта, отчего чуть было не провалилась вся затея перехвата, чуть не разминулись. Однако и русская агентура тоже не лыком была шита. В итоге поставщики ложной информации оказались развешанными на деревьях, а корволант обоз Левенгаупта нагнал и вцепился в него, как собака в медведя.

К слову, по силам шведов было на 6000 человек больше, да и в артиллерии было полное превосходство. Проигрывали в маневренности. Все же пеший конному не товарищ! Оказалось, что Петр лучше знал что делать и навязал Левенгаупту баталию в лесу, где шведское умение штыкового боя в строю и лучшая подготовка солдат оказались неприменимы. Впрочем, ровно то же самое, было дело, устроили германцы римлянам, вырезав легионы в Тевтобургском лесу. Здесь, под Лесной ровно то же вышло и все умение полководца Левенгаупта было без толку.

Обоз очень длинный и равномерно его не прикроешь. Потому русские, мигом перебрасывая силы – били шведов по частям.

Обоз полз, как медленный сытый удав по единственно возможному маршруту. А его кусали со всех сторон, выдирая куски мяса, валя офицеров стрельбой из-за кустов, вырубая кавалеристами ослабевшие группы, раздергивая и кромсая оборону.

Левенгаупта переиграли. Меньшими силами русские шведов разгромили наголову. Пока каролинги отражали атаку в голове обоза – навал шел на хвост колонны и посередине и опять спереди, как только свеи оттуда снимали войска... И достаточно порубить спицы в колесе тележном – как все, что нагружено ценного – уже не утащить, остается русским. А колесо починить – раз плюнуть, когда умеешь и когда вокруг спокойно, нет боя - драки.

Итогом вышло, что явился Левенгаупт пред светлые очи короля своего имея ДВЕ телеги обоза из почти восьми тысяч телег, потеряв полностью казну, жратву и боеприпасы, потеряв артиллерию и приведя всего 4000 солдат, причем уже тоже голодных. Русским в плен сдалось 2673 солдата, да 703 офицера.

Остальные из 16000 остались валяться в лесах. Чему немало помогли и местные жители, с удовольствием резавшие блуждавших по лесам гостей. Успели шведы, как и положено культурным европейцам у нас в гостях, выбесить своим поведением местных жителей до высшего градуса ненависти.

Дальше шведская армия положила зубы на полку и даже артиллерию применить не могла, стрелять было нечем… Сам Петр величал победу под Лесной матерью, а победу под Полтавой – младенцем. Так что армии без жратвы и боеприпасов – каюк. Партизанам же это не так страшно, да и пробиваться в одном направлении у них силенок маловато, потому они дергают в разных направлениях – это и называется – звездой. Кому—то не повезет, а кому—то повезет, потому что кольцо окружение равномерным сделать не получается. Где—то слабые места по определению будут. Вот значит тут то же самое получается. Разбегаются крысы с корабля, это замечательно. Наша берет! Только б не нарваться б нам на таких крыс, которые нас посильнее окажутся.

Сказать, что я в восторге от полученной боевой задачи, будет сильным преувеличением. Совсем не в восторге. Разумеется и хуже задачки были и гаже, но все равно не радостно. Чертов калека и глазом не моргнул, мне же – на своих ногах стоящему – совсем невместно было бы отказываться. Не по—мужски выйдет. Был бы один – начал бы упираться, потому как сидеть в засаде посреди леса весьма неохота. Как ни печально, а вояка я тот еще. Очень бы хотелось быть проницательным и умелым, но увы… Да еще и убогое мое выступление сегодня днем… Действительно, сняли бы меня с ножа и все. Уже бы глядишь кушали свежатину… Из меня нарезанную…

Меня передергивает, как—то не привык я себя оценивать ходячим мясным набором и гастрономические притязания к моей персоне всяких разных меня не радуют. Вообще—то зря наверное я так уж переживаю, боевые действия вещь такая – неизвестно кому повезет, а кому – нет, тут как карта ляжет. Да и дед мне говаривал, что приказания надо исполнять, вот добровольцем лезть не стоит… Поглядываю искоса на конного спутника – он едет немножко поодаль сзади. Невозмутим, как конный памятник, позвякивает уздечкой. Лошадка тихо пофыркивает, больше уже не устраивает мелких пакостей, идет спокойно. Да и вообще выполнение боевой задачи нами похоже больше на прогулку по лесу. На удивление – ни одного зомби нам не попалось, пока двигались с лужка. Если забыть зачем мы тут – чистое удовольствие в этой прогулке. Темные стволы деревьев, прозрачная под солнцем ярко—зеленая листва и рассыпанные по земле солнечные зайчики. Лес гасит звуки, но я вроде бы слышу и дальнюю перестрелку и гул моторов из динамиков. Или в ушах шумит?

Лес заканчивается, начинается кустарник, видимость падает, но лошадка спокойна, значит нежити рядом нету. Лезем через кусты – перед нами неширокая речка, я вижу красивое песчаное дно – тут глубина—то сантиметров двадцать. «Детей тут купать хорошо было бы» — приходит нелепая мысль в голову.

— Нам надо на том берегу засесть, там дорога – тихо говорит красавец.

— Всю жизнь мечтал – бормочу в ответ.

— Могу тебя взять на лошадь, чтобы берцы не мочить – неожиданно предлагает спутник.

Пару секунд очень хочется согласиться, но благоразумие перевешивает,слишком уж мы хорошей мишенью будем. «И одною пулей он убил обоих», как пелось в каком—то романсе.

— Спасибо, Боливару не вынести двоих – отшучиваюсь я.

— Тогда я поехал, а ты прикрывай – говорит он мне и трогает лошадку остатками ног. Та спокойно вышагивает в прозрачной, быстрой, блестящей на солнышке воде. Вся переправа проходит без сучка и задоринки, подождав, когда всадник въедет в кусты на том берегу, чапаю за ним. Вода неожиданно быстрая, но теплая. У противоположного берега оказывается промоина и приходится вымокнуть почти до этого самого, некоторым короче говоря, по пояс будет. Но это все пустяки, то, что никто не стрелял по нам и никто не лезет кусаться – куда как радует. На берегу делаю то, что предлагается, когда надо быстро вылить воду из сапог – сбрасываю рюкзак, падаю на землю и задираю ноги вверх. Земля мокрая, черт ее дери. А вот и дорога, которую нам надо перерезать. С первого же взгляда видно, что ею давненько пользовались – следы полузамыты, это и понятно – она сильно заболочена, ямы с водой такие, что не всякий джип одолеть сможет. А вон в той яме и трактор застрянет. Стараясь не слишком отчетливо наследить, перебираюсь через дорогу к красавцу – он неплохо укрылся в кустарнике. Тыкает пальцем на что—то у меня за спиной, но спокойно, без напряги. Я с удивлением обнаруживаю на тонком деревце несомненную видеокамеру наблюдения. Тубус повернут как раз на дорогу, хотя и не туда, откуда мы переправились.

К моему удивлению блондин совершенно спокоен. И на мой вопросительный взгляд вполне себе вполголоса внятно говорит:

— Бред собачий.

— Тсс. Они же услышать могут! – по—возможности шепотом предупреждаю я его.

Он хмыкает:

— А питание для этой камеры ты видишь? А оператор где, или прибор для видеозаписи? Балаган для идиотов… — тут он спохватывается и исправляется:

— В смысле обманка для совсем уж не разбирающихся. Тупая фигня.

— Но это же видеокамера? – уточняю я.

— Это несомненно. Только она одна сама по себе без источника питания и без передачи данных банально ни к черту не годна. Ты ж поршнем от шприца лекарство внутрипопочно не введешь? Весь шприц нужен, в сборе?

— Ну да и лекарство впридачу – соглашаюсь я с ним.

— А тут некомплект. И давно висит – вон уже паутиной заросла.

Я уже замечаю сиротливо болтающиеся проводки. Правда я слыхал что—то про то, что вроде как есть камеры, которые могут передавать информацию не по проводам и даже энергию получать тоже не по проводам, но тут я не авторитет, а раз красавец так считает – то будь, как он говорит. Ну мне же спокойнее, если никто не видел, как мы тут переправлялись.

Место для засады нам найти не удается – вся эта сторона, включая дорогу, сильно заболочена. Местами торчат груды земли, но мое предложение укрыться за ними, красавец отверг с ходу – по его словам пуля из банального АК этот бугорок просадит, ну а за упавшими деревьями прятаться совсем не годится – древесину, тем более гнилую, даже укорот пробьет без натуги. Вижу, что ему место не нравится категорически.

На мой взгляд тут тоже не шибко—то устроишься, все как на ладошке, да и кустарник жидкий. Для засады место никак не подходит. Неизвестно, кто кого первым заметит – мы врага, или он – нас. Даже камуфляж на красавце тут не годится, выделяется он на этой болотине, не так, как белый зимний маскхалат. Но тоже лезет ярким пятном в глаза.

Я—то теперь умный, поднатаскали меня сослуживцы, потому гляжу уже со смыслом на местность, понимая, что выбрать место для засады – очень непросто, много всего надо учесть. Особенно в нашем случае, когда не известно сколько врага попрется и потому к требованиям по засаде добавляется и проработка отхода. Нам тут отходить некуда.

— Давай—ка вперед продвинемся, там поудобнее будет – говорит красавец, еще раз критически оглядев сырую низинку.

Я соглашаюсь. Осторожно продвигаемся по обочине.

— Ты под ноги смотри, а я поверху – рекомендует калека.

— И что я должен смотреть под ногами? – уточняю я.

— Например мины. Например растяжки.

— Дык эта – искренне удивляюсь я – не обучен. И как тут в такой грязище мины разглядишь? Помнится трава над минами жухлее, так эти сукины дети не мины, а самострелы применяли. И кстати – вот проволоки чертова куча, поди пойми что тут где!

На дороге и впрямь вывалено несколько размахренных мотков тонкой проволоки, уже поржавевшей. И мне здорово везет – у дохловатой на этой болотине березки замечаю какой—то зеленый вырост, оказывающийся примотанной к стволу гранатой Ф—1. И проволочина от нее отходит в общую кучу и усики чеки разогнуты.

Всадник минутку оценивает эту картинку, потом мотает головой – мы обходим сильно взяв в сторону. Под моими ногами и под лошадкиными копытами сочно чавкает. Демаскируем мы себя изрядно.

Мне очень неуютно. Еще и то, что промок до задницы – не подумал, бойко выливая лежа воду из берцев, что она стечет вполне естественным путем. Мокрая одежда липнет к телу, ноги, наверное, тоже сотру, сырые носки для этого подходят лучше наждака. Чертова промоина, будь она неладна. Надо было не выдрючиваться, а на лошадке форсировать, благо спутник предлагал внятно. Не стрелял же никто.

Хотя это я сейчас знаю, а тогда… Впрочем мне есть о чем беспокоиться и так, без стрельбы. На жаре эффект мокрых портков чреват массой всякой гадости, особенно же часто у мужиков бывает такая неприятность, как потертость. Кожа—то мокрая разбухает, мацерируется, верхний плотный роговой слой становится рыхлым и потому, там где трется обо что—нито ссаживается за милую душу. И раньше всего – аккурат между ягодицами, в междупопии. А с такими ссадинами не то что бегать, ходить больно. И заживает потом неделю.

У меня, правда, есть при себе вазелин, но что—то кажется мне, что если я встану и начну себе задницу вазелином мазать (а это единственно, что от потертостей таких спасает) – мой спутник этого не поймет, или поймет, но не так. А что—то предпринимать надо, потому как слышу я уже первые звоночки – и ноги собью до кровавых мозолей и с задницей непорядок будет. А это уже не боец. С потертостями—то…

Видимо я всерьез стал праздновать труса. Мне становится страшно до озноба. Еще хуже – мне просто жизненно важно скинуть мокрые портки и усесться орлом, потому как медвежья хворь накатывает волной. Только лютый стыд перед красавчиком не дает мне это сделать. На мое удивление всадник решительно, хотя и нервно заворачивает лошадь и очень быстро, вроде как рысью это называется просто напросто дает стрекача. Бегу за ним, не понимая, что это такое с ним и со мной.

Через полста метров мне является чудо – страх пропал совершенно и молниеносного желания гадить – нет как нет. Я спокоен и внешне и внутренне. Как—то неловко. Красавчик тоже мнется и чувствует себя уже не так вальяжно как раньше, во всяком случае не смотрит на меня сверху вниз. Ну то есть фактически именно так и смотрит, потому как на лошади сидит, но взгляд стал растерянным. Что—то с ним тоже не того. Ну, в конце—то концов корона с меня не свалится. Да и как медику мне можно быть в меру бесстыжим, потому я и спрашиваю его напрямик:

— Я сейчас впал в панику и чуть не обосрался от страха, пардон за мой французский. Ты что—то тоже не в лице. Есть какие—нибудь мысли на тему этой моей внезапной паники?

— У тебя значит то же самое? – осторожно спрашивает красавец, лицо которого постепенно розовеет. И даже краснеет.

— То же. Если б не привычка утром делать все дела до самого большого включительно – я бы позорно навалил себе в штаны. Спасло, то, что просто нечем. И со мной такого не бывало раньше никогда. Эманации зла, что ли?

— Не знаю, тут подумать надо. Я—то не так дешево отделался – виновато признается калека.

— Фигня делов – если у нас есть десять минут времени, мы тебя умоем. Вода теплая, почти как в ванне – говорю я. Вообще—то хороши мы гуси, и засада у нас просто заглядение выходит. Орлы, ага! С другой стороны боец с проблемой в штанах – не вполне боец, а после испытанного мной безотчетного ужаса я буду последним, кто станет смеяться по поводу случившийся с напарником неприятности.

Он минуту размышляет, потом машет рукой и сдается. Собственно помыв проходит очень быстро, он справляется сам, я только охраняю его, пока он приводит свой костюм в порядок, да помогаю стянуть накидку. Трусы, правда, он просто закидывает в кустарник. Поглядывая по сторонам, помогаю ему выбраться из речки.

— А ведь этот Чечако чертов наверное прав! То есть разумеется не прав, но направление мысли у него было то самое! – несколько странно заявляет красавец. И вид у него такой, что впору рисовать картину «Архимед орет: «Эврика!» из ванны».

— Пояснишь? – спрашиваю у него.

— А то! Чечако был уверен, что у людоедов есть какой—то элексир, который они не то пьют, не то обмазывают себя и этим отпугивают зомби. Слыхал он что—то, что эти самые людоеды умеют пугать зомбей и управлять ими. Но это чушь – с элексиром, ну обо всем говорить не буду – сам знаешь, что для зомбов людоед – самое сладкое мясо, так что с элексиром Чечако явно путанул. Но мысль была в тему. Я бы может и еще не догадался, но тут еще то, что ваши ребята захватили склад с МВДшным оборудованием всяким и так там насиренили черемухой, что дышать нечем, это подтолкнуло – с радостным возбуждением громким шепотом выдает умытый блондин.

— Ну погодь, они там что, спецсредства применили? «Сирень» и «черемуху»? Но это же слезогоны в чистом виде. Ничего общего – резонно возражаю я радостному напарнику.

— А про генераторы инфразвуковые – не доводилось слыхать? Для разгона демонстраций? Ну хоть про те, которыми ультразвуком крыс отпугивают – слыхал? – беззлобно подначивает инвалид.

— Ну я думал, что это слухи… — растерянно отвечаю я.

— Хороши слухи… Если кому скажешь, что я обделался – не знаю что с тобой сделаю – моментально мрачнеет компаньон.

— За это не волнуйся – успокаиваю его.

— Тогда ладно. Ясно, что тут где—то генератор пристроен. Надо бы его обойти, у него же радиус действия ограничен. А по дороге значит этой они не ездят, так что задача чуток меняется. Ну давай, где там лошадиная сила эта? Подсадишь?

Теперь становится немного легче, когда понимаешь, с чем имеешь дело. Потыкавшись, находим промежуток, где действие чертового прибора не так впечатляет и просачиваемся дальше.

Впереди становится светлее – неожиданно речушка разливается вширь, этаким перекатом метров в пятьдесят ширины. Осторожно высовываемся из кустов – перед нами луговина и вдали вполне себе симпатичный коттедж. За ним проглядывает еще несколько домиков, ангар какой—то, но этот коттедж стоит наособицу.

— Вот коттедж бы занять – тихо говорит красавец.

— Местность открытая, как на ладони – возражаю я ему.

— Это как смотреть. Если ползком – под бережком – вполне можно подойти незаметно вообще. Хотя можно долбануть из пулемета по окнам в виде «Здрасте!»

— Хорошенький приветик получится – тихо шепчу в ответ, просто чтоб что—то ответить. Блондин улыбается хмуро. Но так, вскользь. Лошадку мы привязали к кусту, теперь лежим в гуще и сквозь выщипанные в листве просветы смотрим на домик. Вроде бы нас никто не обнаружил. Вдали все еще трещит и бабахает, теперь минометные выстрелы и разрывы я опознаю. Что—то тарахтит громко, но незнакомо – красавец скупо обронил, что это явно 23 мм. пушка. Автоматы перебрехиваются, то тут – вдалеке от эпицентра – тихо на удивление. Лежим, наблюдаем.

Мне очень неуютно в насквозь промокшей одежде, хоть и жарко, но очень это неприятно. Чертова промоина, будь она неладна. Неловко у меня вышло.