Муля, не нервируй… Книга 5

Глава 24

Дуся сидела и плакала.

Плакала горько и безостановочно. Уже почти час.

А я не знал, что мне с этим всем делать. Пытался уговаривать, успокаивать. Приводил доводы и аргументы, выстраивал логические цепочки — безрезультатно.

Дуся плакала.

— Ну, Дуся, ну, хватит уже, — в который раз попросил я.

— Муля-а-а-а… — наконец-то выдавила хоть что-то членораздельное Дуся.

— Что, Дуся? — забеспокоился я, — хочешь, я тебе воды принесу? Или, может, валерьянки накапать?

— Не надо мне валерьянки-и-и-и… — при последнем слове Дуся сорвалась на визг.

— А что, Дуся? — я уже начал терять терпение.

— Ы-ы-ы-ы-ы… — заголосила Дуся ещё сильнее.

— Так! — рявкнул я. — Молчать! Прекратить! Ишь, развела слякоть!

От неожиданности Дуся прекратила растекаться слезами и соплями и испуганно икнула.

— Вот так-то лучше, — проворчал я и протянул ей стакан воды, — пей и рассказывай! Кто уже тебя обидел?

Дуся, цокая зубами по стеклянным краям стакана, напилась и выдохнула:

— Ты оби-и-и-иде-е-е-ел…

Чего-чего, но вот этого я не ожидал. Аж растерялся.

— Да ладно, Дуся, — опешил я, — когда и как я тебя обидел? Жалуйся. Сейчас разберёмся.

— Ты меня выгна-а-а-ал… — опять скривилась Дуся и явно собралась разразиться очередным фонтаном слёз ещё на час.

Этого я никак допустить не мог. Поэтому опять рявкнул:

— Цыц! Не реветь! Рассказывай, откуда и куда я тебя выгнал?

— Из коммуналки-и-и-и-и… — протяжно и по-бабьи жалостливо всхлипнула Дуся.

— Погоди, Дуся, — покачал головой я и сел рядом с нею, — мы же с тобой говорили, что в этой комнате поселится Миша Пуговкин с Надей и Леночкой. Ты же была не против?

— Была-а-а-а… — приготовилась заголосить Дуся.

— Ну и вот, — развёл руками я, — ты же прекрасно знаешь, что мне выдали двухкомнатную квартиру. Так что эту комнату у меня заберёт государство. У нас, в советской стране так принято. Что тебя не устраивает? Ты же сама мечтала готовить на собственной кухне! И чтобы ванная отдельная была. Было такое?

Дуся надулась и кивнула.

— Ну вот, — словно маленькому ребёнку продолжил втолковывать я ей. — И зачем теперь плакать? Тем более, что почти все наши соседи из этой коммуналки уже разъехались. И Пантелеймоновы, и Жасминов, и Ложкина с Печкиным, и Герасим, и мы с тобой. Муза вон тоже послезавтра съезжает. Ты же сама это всё знаешь. Осталась только одна Белла. Но ты, если скучаешь, можешь же к ней сама в гости заходить. Или она к тебе.

Дуся насупилась, нехотя кивнула, вытащила из кармана юбки большой клетчатый платок и трубно высморкалась. Затем сложила платок и аккуратно сунула его обратно в карман.

— Ты сама подумай, Дуся, как хорошо будет жить в высотке этой, — рисовал безоблачное будущее, аки змей-искуситель, я, но лучше бы я этого не говорил — Дуся разревелась заново.

— Дуся… — растерянно пробормотал я: аргументы у меня закончились, терпение, кажется, тоже. — Если ты так будешь рыдать, то, конечно, ты мне намного ближе, чем все остальные. Поэтому никуда мы не переедем. Останемся в твоей любимой коммуналке. А Миша пусть разводится с женой. А дочурка их останется жить у бабушки в деревне. И от квартиры придётся отказаться. Государство не позволит мне иметь и квартиру, и комнату. Но я готов. Лишь бы ты не плакала. Отца с Машей и Ярославом, конечно, жалко. Но, думаю, они что-нибудь придумают…

Я понимаю, что мне нет оправдания и я веду себя коварно. Занимаюсь шантажом и манипуляциями. Но иначе Дусю не остановить.

— М-муля, — всхлипнула она, — не н-надо от квартиры отказываться…

— Но ты же так плачешь. Дуся, — возразил я.

— Я плачу не из-за квартиры, — начала оправдываться Дуся, и я обрадовался — кажется, «лёд тронулся».

— А из-за чего?

— Ты меня прогоняешь жить к ним! — выпалила Дуся и посмотрела на меня как-то вызывающе, — А я не хочу жить с ними! Я очень уважаю Модеста Фёдоровича, и хорошо отношусь к Маше. А Ярослав — так вообще хороший мальчик. Но жить я с ними, без тебя, не хочу!

Мда. Приплыли, называется.

— Дуся, — вздохнул я, — во-первых, это не навсегда. Я же через две с половиной недели уеду в Югославию. Надолго, между прочим. Поэтому ты это время поживёшь у отца. А потом я вернусь, и мы разберёмся.

— А эти две недели ты где будешь жить? — прищурилась Дуся и посмотрела на меня со свирепым подозрением.

И я пошёл «с козырей»:

— Да вот думал эти две недели поночевать здесь, в чуланчике Герасима, — пояснил я, и, видя, что Дуся аж вскинулась с возражением, торопливо добавил, — а ужинать планировал ходить к отцу. Но раз ты там жить отказываешься, то Маше будет тяжело в положении готовить на столько людей. Ну, что же, придётся ужинать всухомятку.

Дуся наморщила лобик. Это свидетельствовало о недюжинном мыслительном процессе у неё. Наконец, она что-то для себя решила и спросила:

— А завтракать и обедать ты где будешь?

— На работе, — ответил я и применил запрещённый манипулятивный приём, — так как, Дуся?

Нужно ли говорить, кто победил в этой «битве»?

Кстати, после возвращения от Надежды Петровны, я долго думал над этим нашим разговором. И пришёл к выводу, что старая цыганка была абсолютно права: и насчёт души её сына, которая помолодеет на семь десятков лет с хвостиком (я же перенёсся на столько назад), и насчёт того, что Муля станет великим человеком (если я в том мире стал, то здесь тем более стану). Поэтому я понял слова цыганки по поводу того, что сын Надежды Петровны не будет иметь детей очень просто — ведь её сын исчез, умер. Взамен появился я. Вот сын и не будет иметь детей. Потому что их буду иметь я.

И всё у меня будет хорошо! Или я — не я!

А вообще, всё завертелось — и на работе, и дома. После того звонка Йоже Гале из Югославии, работа закипела (там ничего особо мы обсуждать не могли, он просто сказал, что с их стороны всё готово, и они ждут только нас). Сейчас в подготовку к нашей поездке подключились и другие отделы нашего Комитета. Мне оставалось только руководить процессом, отчитываться Большакову и периодически делегировать полномочия.

Хотя за тот звонок я получил. Большаков рассердился, что Йоже Гале звонит лично мне. Ведь у меня есть руководство. Еле-еле удалось его убедить, что звонок был формальным, чисто из вежливости (ведь и я, и Йоже Гале прекрасно понимали, что ни о чём «таком» поговорить по телефону мы не сможем).

Но Адиякова я уже озадачил достать чёрной икры, шкурок чернобурки и песца. И хорошей русской водки. Он обещал. Когда я разговаривал на даче с Котиковым, тот мне сказал, что наша официальная делегация будет иметь особый дипломатический статус и нас досматривать не будут. Чем я и собирался воспользоваться.

А вот Козляткин меня задолбал в буквальном смысле слова. Выклевал мне весь мозг, хуже Дуси и Надежды Петровны вместе взятых. Он требовал от меня окончательно утверждённый список членов советской делегации, а я всё ещё никак не мог решить, кого же заменить на Аллу Моисеевну Мальц.

Я уже даже, грешным делом, хотел Рину Зелёную исключать и на её место брать эту Мальц. Практически уже решил. Но в этот момент Мальц пришла ко мне в Комитет и принесла документы (характеристику, комсомольский билет, ещё всякую ерунду, без которой не выпустят). Я посмотрел на её мясистый нос, на её черные усики. Послушал её бас и Рина Зелёная осталась в группе.

Но вот кого теперь вычеркнуть?

Я сидел за столом, уставившись остекленевшим взглядом в стенку напротив и всё думал, думал…

Лариса и Мария Степановна, видя меня в таком рефлексирующем сердитом состоянии, поумерили своё любопытство и вели себя очень тихо, старались не отсвечивать.

Итак, вот список тех, кто поедет в Югославию.

1. Я — руководитель проекта. Это понятно, что я еду обязательно.

2. Раневская Фаина Георгиевна. У неё главная женская роль старшей сестры милосердия. Она едет ещё более стопроцентно, чем даже я. Потому что именно ради неё, по сути, я и замутил весь этот проект.

3. Пуговкин Миша. Главная мужская роль. Роль того самого зауряд-врача в интерпретированном под советские реалии варианте. Он едет тоже стопроцентно.

4. Рина Зелёная. Вторая сестра милосердия. Молодая. Тоже едет.

5. Матвеев Ваня, звукооператор. Высококлассный профессионал (по рекомендации Эйзенштейна). Едет однозначно.

6. Товарищ Сидоров (человек «оттуда»). Едет однозначно, и это не обсуждается.

7. Товарищ Иванов. Ещё один руководитель. Занимается организационными и юридическими вопросами. Тоже «оттуда». Вопрос о том, едет или нет даже не обсуждается.

8. Тельняшев Богдан. Сын того самого Тельняшева, его отец работает в Главлите СССР большой и важной шишкой. Едет.

9. Чвакина Евгения. Сестра того самого В. С. Чвакина, который работает в Министерстве торговли СССР. Едет.

10. Лапина Екатерина. Ей мать работает в о тделе государственного бюджета и отчетности Министерства финансов СССР. Едет.

11. Павлов Альберт. Племянник руководителя Главного управления спиртовой, ликёро-водочной и дрожжевой промышленности Министерства пищевой промышленности СССР. Едет.

12. Болдырев Иван. Его дядя является заместителем административно-хозяйственного отдела Министерства строительства СССР. Едет.

13. Верёвкин Сергей. Его мама работает в отделе радиотехнической, электровакуумной и телефонно-телеграфной промышленности Министерства электростанций и электропромышленности СССР. Едет.

14. Ильясов Артур. Брат возглавляет отдел науки, культуры и искусства Министерства просвещения СССР. Едет.

15. Корнеев Юрий. Отец курирует отдел по энергетическому оборудованию в министерстве тяжелого машиностроения СССР, а мать работает в отделе международного права и протокола Министерства иностранных дел СССР. Едет.

16. Басюк Валерий. Отец работает в Институте философии, профессор. Едет.

17. Толстиков Денис. Отец тоже работает в Главлите СССР, занимается внутренней экспертизой перед общей цензурой. Едет.

И большим жирным плюсом — Мальц Алла Моисеевна, двоюродная племянница жены Первухина. Того самого Первухина. И она тоже едет.

Мда…

Задачка для пятиклассника. Как от 18 отнять 1, чтобы получилось 17?

Вроде всё просто. Бери и отнимай. А я вот решить задачку эту не могу. Потому что на месте этой единицы у меня «икс».

И вот кого вычёркивать?

А дома, когда я, вооружившись стульчаком от инсталляции со стены, решил вдумчиво обдумать данный вопрос в специально отведённом для этого месте, вошёл в сортир и изумлённо замер.

Почему-то в этот миг мне вспомнился до боли знакомый с детства стишок:

Я смотрю в унитаз хохоча,

У меня голубая моча,

И кал у меня голубой,

И вообще я доволен собой!

Только сейчас из унитаза задорно бил небольшой гейзер ядовито-фиолетового цвета, щедро разбрызгивая фиолетовым всё по стенам. Резко пахло каким-то реактивом.

Я моментально выскочил оттуда и заорал:

— Дуся! Ты этого гада Ярослава не видела⁈

Дуся, которая сейчас вернулась в коммуналку, чтобы, по её словам: «отмыть комнату до блеска, а то перед Мишей и его супругой будет стыдно, если они пятно где-то найдут. Ещё, не дай бог, подумают, что здесь какие-то свиньи жили». Так вот она выскочила в коридор и удивлённо спросила:

— Что случилось, Муля?

— Где Ярослав? — спросил я недобрым голосом.

— Так он же там, на той квартире, — растерянно сказала Дуся, — с Модестом Фёдоровичем всё расставляют там.

— И что, он не приходил сюда сегодня? — удивился я.

— Нет. Не приходил, — покачала головой она, — они же весь день носят вещи. Модест Фёдорович специально даже отгул на работе взял. Так что там случилось такого?

— Полюбуйся, — мрачно сказал я и пригласил её заглянуть в туалет.

— Чудеса, — пролепетала Дуся и попыталась смыть гейзер, дёрнув за верёвочку от бачка.

Но всё стало только хуже. Гейзер забил ещё более весело и высоко.

Мы стояли с нею на безопасном расстоянии и рассматривали данный перформанс.

Из комнаты выглянула удивлённая Муза. Она тоже паковала свои вещи. При виде застывших нас с Дусей, она спросила:

— Что случилось?

— Полюбуйся, Муза, — меланхолично отозвалась Дуся, продолжая, как завороженная смотреть на лиловое чудо.

Муза подошла полюбоваться и ахнула:

— Ярослав вернулся?

Мы с Дусей синхронно воскликнули:

— Нет!

— А кто это сделал и что это такое? — спросила удивлённо Муза.

А я ответил:

— Меня больше волнует, когда это безобразие закончится? И не ядовито ли оно для людей? Вдруг это радиация?

Но мои опасения не поддержали. И Дусю, и Музу волновало — кто это сделал и с какой целью. Они начали перебирать всех.

Так как себя и меня они вычеркнули сразу, Ярослав сегодня не приходил, а с утра всё было нормально, то оставалась только Белла и новые соседи.

— Белла уехала в ресторан ещё до обеда, — вспомнила Муза. — И сказала, что вернётся очень поздно. У них сегодня какое-то большое мероприятие.

— Тогда Августа с Василием? — предположила Дуся.

— Да ну! — усомнилась Муза, — они своей тени боятся и нос наружу, считай, из комнаты не высовывают.

— Но в нужник же они ходят, — не согласилась Дуся.

— У них фантазии на это не хватит, — Муза была непреклонна.

На меня напала весёлость, и я сказал, еле сдерживая смех:

— Муза, ты это не делала?

— Нет конечно! — аж задохнулась от возмущения Муза, — я вообще только из зоопарка пришла.

— Я тоже только вернулся с работы, — подчёркнуто озабоченно сказал я и добавил, — а раз ни ты, ни я этого не делали, значит, это сделала Дуся.

Надо было видеть лицо Дуси!

В общем закончилось всё тем, что она немножко поорала, повозмущалась, а потом замахнулась на меня полотенцем и погнала помогать ей приводить комнату в порядок.

А вот настоящего виновника мы так и не нашли.

На работу я пришёл хмурый и не выспавшийся. Потому что полночи мы воевали с гадским гейзером. Я около часа игрался, пытаясь бесконечным смыванием водой добиться того, чтобы весь реактив унесло в канализацию.

Но все мои попытки особым успехом не увенчались. Такое впечатление, что этот реактив жил прямо в трубе.

Наконец, не выдержала тяжёлая артиллерия в виде Дуси при поддержке Музы. Дуся взяла пачку соды и пошла воевать с лиловым безобразием. А Музе вручила бутылку уксуса.

— Когда мне надо потушить соду, я лью туда уксус, — поделилась народной мудростью Дуся, — а когда надо потушить уксус, я сыплю соду. Всё просто. Так что сперва попробуем соду. А, если не получится — выльем туда уксус.

— А если рванёт? — забеспокоился я.

— Тогда придётся звать Михалыча, — вздохнула Дуся.

В общем, примерно через пятнадцать минут гейзер был повергнут. Ещё примерно час или чуть больше Дуся с Музой отмывали стены и пол. И только глубоко за полночь в коммуналке опять воцарилось спокойствие. Но из-за этого я всё равно не выспался.

Поэтому с самого утра был хмурый и мрачный.

Таким меня и застала Изольда Мстиславовна, когда заглянула ко мне в кабинет.

— Бубнов, на минуточку, — кивнула она мне и исчезла за дверью.

Лариса и Мария Степановна переглянулись. Они уже давно решили, что нас с Изольдой Мстиславовной что-то связывает. То есть я ей либо внучок, либо альфонс. Потому что «железная» Старуха с людьми не общается. А тут чуть ли не ежедневно ко мне заглядывает. И я в приёмную часто хожу. Это все видели.

Изольда Мстиславовна повела меня к себе в приёмную. Плотно закрыла дверь. Зачем-то выглянула в окно. И только затем, понизив голос до еле слышного шепота, сказала:

— Муля, у тебя же завтра приём в Партию.

Чёрт! Я чуть не хлопнул себя рукой по лбу. Совсем закрутился и забыл. Точно! Большаков же что-то говорил недавно. Хотя дату вроде не называл.

Поэтому я пожал плечами:

— Точно завтра?

— Конечно! Что ты как раззява⁈ — рассердилась Изольда Мстиславовна, — вчера поздно уже Уточкина прибегала и сказала.

— Уточкина? — я поёжился. В прошлый раз мы с нею расстались отнюдь не друзьями. Я планировал её сместить с должности, но сначала забыл, потом плюнул. И вот теперь снова Уточкина.

— Ну да. Она секретарём в комиссии будет, — кивнула Изольда Мстиславовна. — Но Первухин звонил и прислал рекомендации, так что всё пройдёт быстро и хорошо. Не беспокойся.

— Но я до завтра документы все не соберу, — сказал я, мысленно прикидывая, как за одну ночь выучить основные положения марксистско-ленинской теории и всю программу КПСС. Ведь будут спрашивать.

— Уже всё готово, — махнула рукой Изольда Мстиславовна и, подмигнув мне, сунула в руку какую-то бумажку, — это за ночь выучи. И так, чтобы аж от зубов отскакивало. Тебя только это спрашивать и будут.