Муля, не нервируй… Книга 5

Глава 19

Я сидел на кухне на маленьком чурбачке, на котором обычно сидела Дуся, когда чистила картошку. Я сейчас чистил большой закопчённый казан. В общем, по сути, я сам был во всём виноват. Получилось так: Дуся ушла во двор снять высохшее бельё, а мне велела помешивать рагу. А через двадцать минут выключить.

А у меня как раз была книжка Жюля Верна. И я зачитался. И, соответственно, не помешивал. И, тем более, не выключил вовремя. А выключила уже лично Дуся, которую позвали со двора привлечённые запахом подгоревшего рагу соседи, кажется, Белла, хотя может и не она. Просто я так зачитался, что выпустил этот момент.

А раз казан с рагу сжёг я, то и чистить тоже мне. Примерно так заявила сердитая Дуся (хотя она тоже виновата — пошла снимать бельё, а сама зацепилась языком с соседками почти на час), свирепо вручила мне пресловутый ненавистный казан, ёршик и речной песок в жестяной банке из-под «иваси пресервы».

И куда мне деваться?

Пришлось идти чистить. Мог бы, конечно, и возмутиться, но так-то да, косяк мой (да и Дуся, когда в таком состоянии, могла вполне этим ёршиком и перетянуть, без чинов).

Я вздохнул, посыпал внутрь ещё немного песка, и принялся с силой надраивать черные сцементированные стенки.

И тут на кухню вошли. Я обрадовался, что есть повод перекинуться парой слов, по-соседски, и хоть пару минут не драить этот чёртов казан. Задолбал он меня со страшной силой, и, главное, результат не очень заметный. Точнее, его вообще нет, результата этого.

Я поднял взгляд — это была Муза. Рядом с ней стоял мужик. Плечистый, хоть и невысокий, но при этом эдакий, битый жизнью мужик. Но, в общем, основательный такой мужик, настоящий.

— Вот, Муля, познакомься, — немного нервно и как-то робко сказала смущённая Муза, — это мой Виталий. Он в зоопарке работает. С хищными животными. И на орнитосекции ещё тоже. В общем, мы решили пожениться. Заявление в ЗАГС подали.

— Оооо! Поздравляю! — обрадовался я, торопливо обмыл под краном грязные руки, вытер и протянул Виталию руку, — я Иммануил. Можно Муля. Рад знакомству, Виталий. Муза много о вас рассказывала.

— И мне про вас, Иммануил, рассказывала, — крепко пожимая мою руку, кивнул Виталий. Был он немногословным.

— Мы хотим свадьбу сделать до вашего отъезда, — неловко сказала Муза и покраснела. — Распишемся позже, а свадьбу сделаем сейчас. Я говорю Виталию, что не надо никакой свадьбы. Я уже не молодая. Да и ты не мальчик. Зачем эта свадьба⁈ Только лишние деньги тратить. А он говорит…

Она окончательно сбилась и смущённо умолкла.

— Свадьба будет, — обстоятельным таким, категорическим тоном сказал Виталий и посмотрел на Музу, как мне показалось, с любовью и нежностью.

Чтобы смягчить свои слова он пояснил:

— Ты замужем не была, Муза, а я хоть и был женат, но свадьба у нас с Антониной была впопыхах, во время войны, расписались и всё. Тоня потом погибла, санитаркой она была, — пояснил он мне и вздохнул, — так что мы с тобой вполне заслужили свой праздник, Муза. Закажем стол в ресторане, я разговаривал с Ниной Филипповной, это наш начальник сектора по хищным животным, она обещала договориться, у неё связи есть. Пригласим людей. Немного, только самых близких: соседей, коллег. Посидим, выпьем, потанцуем. Почему нет? А не хочешь белое платье — так и не надо. Пошьём тебе зелёное. Или синее… Какое скажешь…

Он усмехнулся. Лицо Музы было красным от смущения. А я сказал:

— Свадьба? Это же замечательно! Мы с Дусей обязательно придём. Какой вам подарок подарить?

— Да ты что⁈ — сделала круглые глаза и замахала руками Муза, — зачем деньги тратить⁈

Я вздохнул: в этом мире и времени люди ещё не привыкли заказывать подарки. Дарили друг другу всякую, большему счёту, ерунду. На свадьбу гости могли подарить десять наборов стаканов и ни одного — тарелок. А потом эти стаканы годами передаривались знакомым и родственникам. Хотя, с другой стороны, заказывать что-то в мире, где всё было дефицитным, где было не достать самых элементарных вещей — возможно, именно это было правилом хорошего тона.

— Виталий, — сказал я, — ты перечисли, пожалуйста, чего у вас нет. Я не гарантирую, что что-то по списку получится достать, но всё же лучше, если вещь будет нужная по хозяйству, а не утюжок для волос.

Муза рассмеялась.

— Да так-то всё у нас есть, — пожал плечами Виталий, секунду подумал и расцвёл улыбкой, — вот разве что только посуда если… У меня дома две тарелки и кружка, а у Музы тоже как-то не очень…

— Софрон перебил все тарелки, — тихо пискнула Муза и отвернулась. — Там парочка надтреснутых осталась.

— Вот и отлично, — обрадовался я, сделав вид, что не заметил реакции Музы, — будут вам тарелки. И остальное. Кстати, свадьбу можно отпраздновать и в том ресторане, где работают Белла и Вера. Тоже, считай, свой блат есть.

Говорить о том, что я знаю директора того ресторана, я не стал.

— Какая свадьба? — на кухню заглянула вездесущая Белла и с любопытством уставилась на меня, — Муля, ты женишься?

— Не я, — аж замахал руками от возмущения я, — это наша Муза замуж выходит и вот мы решаем, в каком ресторане будет свадьба.

— Муза! — возмущённо всплеснула руками Белла, — ты в своём уме⁈ Какая свадьба в твоём возрасте! Расписались по-тихому и хватит! Ты бы ещё белое платье и фату надела!

— И наденет, — хмуро сказал Виталий, — захочет — белую, захочет — синюю!

— Во дела, — ошалело покачала головой Белла, — куда катится мир.

Муза стояла сама не своя. Я решил разрядить обстановку и пошутил:

— Так Муза хотела тебя дружкой взять.

— Дружкой?

— Подружкой невесты, — поправился я (в разных регионах называли это по-разному, я так привык, наслушавшись от Дуси).

— Это правда? — широко распахнула глаза Белла, расцвела улыбкой и тут же выпалила:

— Так! Для такого важного дела нужен хороший ресторан! Чтобы можно было потанцевать! Я знаю такой и договорюсь с директором! А тебе, Муза нужно не белое платье, а нежно-персиковое. А я тогда сошью себе лиловое и будет очень хорошо сочетаться!

Я стоял и изо всех сил сдерживался, чтобы не заржать. Как ловко и моментально Белла переобулась в прыжке, полностью изменив мнение. Наконец, я не выдержал, и сказал:

— Белла. Я пошутил насчёт подружки невесты. Видела бы ты себя со стороны!

Белла аж покраснела и моментально надулась:

— Очень смешно! — с негодованием фыркнула она и вышла из кухни, не удостоив нас больше взглядом.

— Ну зачем ты её так, Муля, — попеняла мне Муза, — возьму я её подружкой. Всё-таки сколько лет в соседках. А кроме неё, мне и брать больше некого…

— Ты, Муза, теперь что, из комнаты этой съедешь? — спросил я.

— Да, со следующего месяца, — кивнула она и тут же просияла, — нам с Виталием взамен на наши комнаты дают квартиру. Отдельную. Она небольшая, однокомнатная, но с длинным балконом. И главное — там даже ванная есть!

Я искренне порадовался за них.

Вот интересно, после того, как я появился в теле Мули, я стал как бы катализатором для всех соседей. Мне дали квартиру. Фаина Георгиевна перебирается в квартиру получше. Герасим уехал в деревню к Нонне Душечке, у них там дом. Ложкина вышла замуж и уехала в Костромскую область, к Печкину. Жасминов сейчас тоже туда махнул, хоть и не понятно, что из этого выйдет. Лиля и Гришка на северах. По сути, из «старичков» здесь остаётся только одна Белла.

Интересно, надолго ли?

Я окинул взглядом кухню, посмотрел через открытую дверь в коридор — хоть и не нравилось мне здесь никогда, но, кажется, я буду скучать за этой коммунальной квартирой и за моими соседями.

Но жизнь идёт и не нужно оглядываться назад. Только вперёд!

А впереди у меня — новая обеспеченная жизнь. И начну я её с поездки в Югославию!

Так примерно я думал.

Но реальность иногда не совпадает с нашими чаяниями.

— Бубнов! Что это ты вытворяешь на собрании? — от изумления я аж с места подпрыгнул: Большаков, сам Большаков лично зашёл ко мне в кабинет поругаться.

Лариса и Мария Степановна, казалось, готовы были сквозь землю провалиться и поедали министра верноподданническими взглядами.

— Вы имеете в виду сыновей и сестёр «нужных» людей? — как ни в чём ни бывало, спросил я, — ну так нужно же было мне сразу сказать, что они каста неприкосновенных и с них надо пылинки сдувать и молча сносить их хамство. Кстати, а что они делать будут в Югославии?

— Бубнов, это тебя не касается, — буркнул Большаков, — что надо, то и будут делать. А ты молча это прими. Больше я с тобой эту тему поднимать не буду. Точка!

И он, не оглядываясь, вышел из кабинета.

Хорошо, хоть дверью не хлопнул. Но по виду было видно, что рассержен.

— А что за блатные? — тут же проявила любопытство Лариса.

Мария Степановна посмотрела на неё обличительно, но потом тоже не удержалась и спросила:

— А много их? И кто там конкретно?

— Десять человек, — вздохнул я и пожаловался, — на меня сын Тельняшева набросился, начал права качать.

— Что значит «права качать»? — не поняла Лариса.

— Сын того самого Тельняшева? — вытаращилась на меня Мария Степановна.

— Ага, — кивнул я и пожаловался, — а ещё была сестра Чвакина. Кстати, а кто такой этот Чвакин?

— Ты не знаешь? — удивились коллеги.

Буквально за пару минут на меня был вывален такой ворох сведений, что я в том, моём мире, даже в интернете столько бы не нашёл.

— Там их десять человек, — поморщился я, — остальных пока не знаю. Но тоже братья и сёстры, сыновья и дочери кого-то. И вот что с ними делать? Мало того, что их воткнули нам в группу, так они ещё и ведут себя ужасно.

— Ничего не поделаешь, Муля, — сказала Мария Степановна мудрым голосом.

Но я был не согласен.

Я решил бороться.

До этого я победил Александрова, победил Завадского. Так что я — сестру Чвакина не смогу победить? Или сына Тельняшева?

Не успел я вернуться к своим документам, как в дверь заглянула… Изольда Мстиславовна:

— Муля, — степенно прошелестела она, не обращая никакого внимания на застывших от изумления коллег, — пошли поможешь мне перетащить папки.

И она величественно вышла из кабинета.

Я удивился, но виду не подал. Подумаешь, папки. Видимо, в Комитете по искусствам СССР, кроме меня, таскать папки больше некому, раз Изольда Мстиславовна лично решила сходить именно за мной.

— Что случилось? — спросил я, когда мы оказались с нею в кабинете.

Она мне не ответила, только мотнула головой, мол, не здесь, и пошла в приёмную. Я последовал за ней.

В приёмной она плотно закрыла дверь и сказала:

— Муля, хочешь чаю?

— Нет, спасибо, — отказался я, хорошо зная, что чай готовить придётся ей, а потом ещё и чашки мыть.

— Тогда так поговорим, — сообщила мне Изольда Мстиславовна и уселась за свой стол. Я примостился рядом на стуле для посетителей.

— А он? — я глазами показал на дверь кабинета Большакова.

— Уехал, — махнула рукой секретарь и вернулась к разговору, — Муля! Ты что снова вытворяешь?

— Вы по поводу сына Тельняшева? — спросил я.

— Конечно.

— Изольда Мстиславовна, — вздохнул я, — я ненавижу несправедливость! Я даже Завадскому не позволил присвоить мой проект. Уже молчу про Александрова и весь этот цирк с Институтом философии. Так с чего какой-то надутый хлыщ, который вообще к этому вопросу отношения не имеет, будет меня дрессировать, как цирковую обезьянку, а я должен молчать и улыбаться?

— Муля, — тяжко вздохнула Изольда Мстиславовна, — я уверена, что ты преувеличиваешь. Эх, молодость, молодость… есть только чёрное и белое. А так в жизни не бывает…

Я посмотрел на неё. Хороший человек, Изольда Мстиславовна, конечно, но ведь и я не юноша. Я прожил в том, моём мире, больше четырёх десятков лет. И юношеский максимализм для меня давным-давно не характерен.

— Изольда Мстиславовна, — сказал я непреклонным голосом, — если вы сейчас будете меня уговаривать не трогать их, то у вас ничего не выйдет. Они не поедут в Югославию. Я так решил. Это моя принципиальная позиция. Да, я знаю, чьи они сыновья и дочери. Но мне, честно говоря, плевать. Я за день-два придумаю как, и они не поедут. Вы же меня знаете!

— Увы, знаю, — вздохнула Изольда Мстиславовна и добавила, — не надо тебе врагов наживать, Муля. Тем более таких высокопоставленных.

— А я сделаю так, что они сами не захотят, — усмехнулся я.

Мне в голову вдруг пришла прекрасная идея.

— Лучше бы ты своими проблемами занялся! — попеняла мне она.

— А какие у меня проблемы? — удивился я, — отчёты сейчас доделаю. Если буду не успевать — выйду в субботу, поработаю по вечерам. Но, вроде, всё успеваю.

— Да уж, знаю я, как ты театры инспектируешь, — хмыкнула Изольда Мстиславовна.

— Это не моё решение, — засмеялся я. — Начальница приказала.

Но Изольда Мстиславовна не поддержала моё веселье. Вместо этого она сказала:

— Ты понимаешь, что тебя, скорей всего, не выпустят из страны, Муля?

— Почему это? — нахмурился я, ведь я консультировался с Иваном Вениаминовичем по поводу возможных проблем, и он меня успокоил. Даже моя гипотетическая женитьба не была так необходима, раз у меня здесь родители и я молодой ещё. Кроме того, я руковожу проектом, а для такой категории идёт смягчение условий выезда.

— Потому что тебе скоро двадцать восемь, — сказала Изольда Мстиславовна, — я в твоём личном деле посмотрела. У тебя скоро день рождения. Очень скоро.

— И что? — не понял я.

— А то, что ты в свой день рождения сдашь членский билет и твоё членство в комсомоле автоматически прекратиться по возрасту. Ты понимаешь, что ты выбываешь из комсомола до поездки в Югославию? А беспартийных не выпускают?

— К-как? — ошеломлённо пробормотал я.

— Ну, так-то выпускают, но очень в редких случаях. И там столько комиссий пройти надо. Что ну. Проще вступить в Партию.

— Насколько я знаю, в Партию можно вступать с восемнадцати лет, — задумчиво сказал я.

— Можно, — кивнула Изольда Мстиславовна, — но даже если ты подашь документы сегодня, то до поездки в Югославию ты не успеешь.

— Почему это?

— Потому что, балда, что кандидатский стаж может быть и полгода, — постучала себе по лбу Изольда Мстиславовна. — А у тебя времени осталось меньше месяца.

— Чёрт, — расстроился я, — не подумал я как-то… Не предусмотрел.

— Да как бы ты предусмотрел, — удивилась Изольда Мстиславовна, — если ты проект отвоевал две недели назад. А месяц назад его ещё даже и в мыслях не было.

Она была права. Но от этого было не легче. Я посмотрел на неё взглядом Шрека из мультика и спросил печальным голосом:

— И что мне делать?

— Есть только один выход, — прищурилась многомудрая старушка и пристально посмотрела на меня. — Но я не знаю, пойдёшь ли ты на это. У тебя же принципы.

— Какой выход? — вскинулся я, — если надо, я и на Эверест взберусь!

— Это тебе будет выполнить сложнее, — усмехнулась она и добавила. — Для тебя.

— Почему? Говорите же!

— Потому что на этот вопрос может повлиять только Тельняшев.

— Но он же гримёр! — нахмурился я.

— Я говорю про отца, — тихо сказала Изольда Мстиславовна и многозначительно добавила, — и я не знаю, как ты сможешь теперь решить эту проблему.

Я чуть не выругался вслух. В последний момент сдержался.

А когда я вернулся домой, у нас были гости. Фаина Георгиевна, Белла, Рина Зелёная и ещё какая-то женщина чинно сидели за столом и пили чай. Дуся хлопотала вокруг, как обычно.

— Познакомься, Муля, — сказала Рина Зелёная, — это Ирочка.

— Здравствуйте, — вежливо сказал я.

Лицо этой женщины мне показалось смутно знакомым. Где-то я его точно видел.

— Вы же актриса? — спросил я, пытаясь припомнить, кто это.

— Да, — застенчиво кивнула она и, чуть помедлив, добавила. — Актриса театра и кино.

— А в каких фильмах вы снимались?

— Из больших — «Сердца четырёх», «Свадьба», «Близнецы»…

Я захлопал глазами — вот хоть убей, не помню ни фильмов этих, ни ролей, в которых эта актриса снималась.

Женщина, заметив, что я не могу вспомнить, сконфуженно сказала:

— Да у меня там роли малюсенькие, эпизодические…

— А фамилия ваша как? — не выдержал я.

— Мурзаева, — сказала она и тут я её вспомнил.