Муля, не нервируй… Книга 5

Глава 10

— Совет? От меня? — она прищурилась и посмотрела на меня с подозрением, — признавайся, что уже опять натворил, Муля?

— Ну почему же сразу натворил? — демонстративно запечалился я. — Может, я просто хочу с опытным человеком, чьё мнение уважаю, посоветоваться?

— Таки что-то натворил, — укоризненно покачала головой она, но потом смягчилась, — ладно, рассказывай!

— Вот смотрите, такая ситуация, — начал я, — мне скоро ехать в Югославию. Нужно кучу документов подготовить, вся эта бумажная волокита, сами понимаете…

— Понимаю, — кивнула Изольда Мстиславовна.

— Работы полно. Казалось бы, логично дать мне в помощь ещё несколько сотрудников, чтобы всё было идеально. Но вместо этого Татьяна Захаровна поручила мне до утра сделать сводку ранжирования всех цирков Москвы и области по соцсоревнованиям. Причём цирки даже не обзвонили. А срок — до утра завтрашнего дня.

— Эммм… — вытаращилась на меня Изольда Мстиславовна, — а от меня ты что за совет хочешь?

— Подскажите, разве такое действие не словом «саботаж» называется? — невинно спросил я.

— Ну… — потупила взгляд Изольда Мстиславовна, — я всегда знала, что ты неглупый мальчик, Муля.

— То есть ни о каком проекте, я имею в виду — реальном проекте, с реальной поездкой в Югославию и съемках реального фильма, — речи не идёт?

— Ну зачем ты так, Муля? — с ласковой укоризной покачала головой Изольда Мстиславовна, — Иван Григорьевич верит в тебя.

— И поэтому поставил начальником моего отдела тётку из Института философии?

— Это не он поставил, — тяжело вздохнула Изольда Мстиславовна и сделала вид, что страшно занята и принялась перебирать какие-то листочки на столе.

Но я на такую уловку не повёлся:

— Изольда Мстиславовна, что мне делать? — тихо спросил я и положил руку на листочки, не давая ей возможности и дальше перебирать их.

Старушка тяжко вздохнула, пожевала губами, плотнее закуталась с шаль и, наконец, ответила, — а что ты собирался делать?

— Подставить Татьяну Захаровну и выпереть её отсюда с треском, — честно ответил я.

— Ну так кто тебе не даёт? — оживилась Изольда Мстиславовна, — раз решил — действуй! Это будет настоящий мужской поступок!

Она разулыбалась и подмигнула мне.

— Только не тяни, Муля.

Я настолько удивился, что второй вопрос даже не задал. Вышел из приёмной в полном раздрае.

Вот это да!

Что же это за силы такие, что сам Большаков предпочитает не вмешиваться и, если и воюет, то только чужими руками?

Вопрос был риторический. Но рано или поздно я найду ответ.

А пока, раз мне дали карт-бланш, я решил, что вполне могу доделать свою работу (сколько успею) и идти домой. Очень уж спать хотелось.

Но увы. Часто мечты так и остаются мечтами.

Это я к тому, что как только я вернулся домой с закономерным намерением завалиться на свою кровать и поспать эдак часиков двенадцать, как все мои чаяния пошли прахом.

Только-только я принялся разоблачаться, успел снять пиджак и галстук, как в дверь забарабанили. Да ещё с такой силой, что я решил уже, что случился пожар.

— Открыто! — успел крикнуть я до того, как дверь с треском распахнулась.

На пороге, вся взъерошенная и изнервированная стояла… Муза.

Её буквально трясло.

— Муля, быстрее!

— Что случилось?

— Жасминова забрали!

— В смысле «забрали»? Кто? Куда?

— Из милиции приходили, скрутили руки и забрали! — Муза не выдержала и разрыдалась, — он успел только крикнуть, чтобы тебе сообщили. Ну и вот…

— Понятно, — нахмурился я.

— Муля! Сделай что-нибудь! Он же в ментовке! — взвизгнула Муза, — Нельзя так!

— А что он натворил, не знаешь? — спросил я от порога, натягивая пиджак на ходу.

— Ничего не знаю: пришли, забрали, — всхлипнула Муза.

— Чёрт! — я вернулся и цапнул со спинки стула галстук. Можно было бы пойти и так, но лучше было чтобы при полном параде — представительный вид в таких делах часто самый главный фактор, чтобы с тобой хотя бы разговаривать стали.

До нашего районного отделения милиции, к счастью, было недалеко, так что добежал за каких-то десять минут. Пару секунд постоял, пытаясь отдышаться. Негоже появляться в органах власти словно мокрый заяц.

Долго не мог найти, у кого выяснить судьбу несчастного Жасминова. Интересно-таки, что он уже натворил? Опять какую-то девицу соблазнил и пытался сбежать с нею? Других проступков за ним не водилось.

— Лейтенант Иванов! — представился мне молодой конопатый летёха.

— Бубнов, Иммануил Модестович, чиновник из Комитета искусств СССР, — в ответ представился я, посчитав, что это будет вежливо, хоть и проверяли мои документы при входе. — Скажите, пожалуйста, в чём подозревается Жасминов Орфей?

— Что за Арфей? — не понял лейтенант.

— Орфей. Вы его сегодня задержали и привели сюда… — пояснил я. При этом постарался не улыбнуться — лейтенант Иванов явно с литературой и искусством не был знаком.

— Загоруйко! — рявкнул Иванов, — проверь, к нам поступал Орфей Гладиолусов?

— Жасминов, — подсказал я.

— Точно, Жасминов, — поправился летёха, который явно в геоботанике разбирался ещё хуже, чем в литературе и искусстве. — Орфей Жасминов, да.

Прошло буквально пару минут, на протяжении которых мы с лейтенантом хранили молчание — разговаривать было не о чем. Наконец, появился долгожданный Загоруйко. Он был мордат и флегматичен.

— Нету такого, — коротко отчитался он.

— Не может этого быть! — удивился я (Муза врать не будет, тем более так). — Его привели во второй половине дня. Из коммуналки.

И я назвал адрес нашей коммуналки.

— Иди ещё раз проверь, — недовольно скривился Иванов. — он никак не мог идентифицировать мой статус, чтобы понять, как вести себя. Судя по моему служебному положению — вроде сошка мелкая, но глядя на то, как я держусь — важный человек. Кажется, товарищ Иванов сделал для себя выводы, что я «оттуда» и на этом успокоился. Поэтому старался отвечать максимально полно.

— Нету такого! — опять отрапортовал запыхавшийся Загоруйко, — сегодня привели только одного — по имени Питросий Распопов.

— Эммм… а можно увидеть его? — попросил я.

— Можно, — благожелательно кивнул летёха и велел, — Загоруйко, организуй.

Меня перепроводили к комнате, где держали всякий сброд: хулиганов, злодеев, пьяниц и воров. Народу было немного, трое мужиков простецкой наружности вяло переругивались. Жасминов сидел поодаль, брезгливо поджав губы. Здесь ему явно не нравилось.

— Орфей! — сказал я.

Жасминов меня увидел и аж подскочил:

— Муля! Муля, ты пришёл! Это какое-то чудовищное недоразумение! Вытащи меня отсюда, Муля! Я не могу больше здесь находиться! Я погибаю!

Он так отчаянно кричал, что мужики аж переругиваться перестали.

— Идёмте, — потянул меня из коридора Загоруйко.

Мы вернулись к товарищу Иванову.

— Ну что? — спросил он.

— Это он и есть, — кивнул я.

— А почему имена разные? — нахмурился следователь, — вор в законе? Скрывался?

— Да нет же! — усмехнулся я, — Жасминов — это его сценический псевдоним. Он оперный певец. Знаменитый, между прочим. Кстати, а за что его посадили?

— Не посадили. А задержали! — важно поправил меня лейтенант, — за тунеядство.

— Тунеядство? — удивился я.

— Так точно! — кивнул Иванов, — был сигнал о том, что Распопов ведёт паразитический образ жизни и уклоняется от общественного труда.

— Понятно, — нахмурился я, — а кто сигнал дал — вы, конечно же, не скажете?

Иванов демонстративно промолчал.

— Товарищ Жасминов — советский артист… — начал было я.

— Все артисты где-то служат, — прервал меня Иванов, — в каком учреждении работает Жасминов?

— Так, — сказал я, — а что ему грозит?

— Если факт тунеядства и нарушение советской конституции будет установлено — то два года колонии-поселения с конфискацией имущества. — Чётко, по-военному отрапортовал Иванов.

— А когда будет разбирательство?

— Суд?

— Да, суд, — кивнул я.

Иванов полистал бумажки в тоненькой папочке:

— Через три дня.

— Спасибо, — сказал я и поднялся, — всего доброго!

И вышел из здания.

Шёл и думал — как помочь Жасминову? Ведь он действительно не работает. И действительно ему светит статья. Насколько я помнил, массово привлекать тунеядцев начали десять лет спустя. Но и в послевоенные годы частенько закрывали цыган, артистов и вольных художников. Так что Жасминов явно попал. И вот интересно — кто стукнул на него?

Кто стукнул и что делать? — эти два вопроса не давали мне покоя.

Я вернулся домой, где меня уже ждали взволнованная, нервная Муза и Дуся (которая вернулась откуда-то из магазина, где как раз выбросили сливочное масло, маргарин и шоколадные конфеты).

— Ну что?

— Как там он? — засыпали они меня вопросами.

— Живой он. Я его видел, — постарался успокоить я их.

— Что говорил?

— Нам не дали возможности поговорить, — ответил я, — я его только в обезьяннике видел. Сидит на нарах. Живой, здоровый, не побитый. Всё нормально.

— А почему его забрали? — спросила Муза.

Я решил не говорить ей о том, что кто-то стукнул. Явно же это сделал кто-то из своих. Просто ответил:

— За тунеядство судить будут.

— Ох ты ж божечки мои! — всплеснула руками Муза и зарыдала, — а ведь я же ему говорила, что так будет! Я же предупреждала! Софрон вон тоже…

Её плечи затряслись от беззвучных рыданий. Муза явно привязалась к своим соседям.

— Тише, тише, — обняла её за плечи Дуся и попыталась успокоить, — не плачь, Муля что-то придумает…

Ну вот, как всегда — расхлёбывать всё придётся Муле.

Вот только как?

Этот вопрос я и озвучил.

— Нужно его на работу устроить, — сказала Дуся.

— Задним числом? — поморщился я, — на это вряд ли кто-то пойдёт. Времена сейчас такие. Стоит узнать и наказание очень жёсткое.

— Муля, ну придумай что-то! — нелогично попросила Муза.

Ладно, буду думать, — ответил я, — суд через три дня назначен. Время есть.

— Ты уж поспеши, — поддакнула Музе Дуся, — а то мало ли. А Орфей такой весь неприспособленный. Он же в тюрьме пропадёт!

— В колонии-поселении, — уточнил я.

— Тем более! — с отчаянием воскликнула Муза, утирая слёзы.

Я вышел покурить на кухню. Чёрт возьми, со всеми этими проблемами, я так курить никогда не брошу. А ведь сто раз себе обещал.

Я затянулся и выпустил дым в форточку.

Слышно было, как кто-то пришёл. Явно ко мне, судя по шагам на коридоре.

И правда, на кухню вошёл Миша Пуговкин. Я подавил вздох. Судя по его решительному виду — выспаться в ближайшее время мне не светит.

— Муля! — нервно воскликнул он, — помоги мне!

— Что опять стряслось? — проворчал я.

— С семейным положением, — пробормотал он.

— Мы же с тобой разговаривали уже на эту тему, — напомнил я.

— Но ни до чего конкретного не договорились, — ответил он, — твоя начальница помешала. Вот я и подумал…

— Миша, — вкрадчиво сказал я, — а что ты всё утро до обеда делал?

— Ка что? — удивился он, — спал.

— Замечательно! — изобразил аплодисменты я, — а я, пока ты отсыпался, работу работал. А сейчас вернулся домой и в милицию бегал — проблемы Жасминова решал. Теперь пришёл ты со своими проблемами. Опять надо решать. А я спать хочу… Я не прошу решать мои проблемы. Я всего лишь хочу немного поспать!

— Извини, Муля, — смутился Пуговкин, — я завтра зайду.

При этом вид у него был такой несчастный, что сердце моё растаяло:

— Ладно, — проворчал я и резко затушил сигарету. — Подожди секунду — я холодной водой хоть умоюсь, а то вырубает меня, и пойдём.

— Куда пойдём? — нервно спросил Пуговкин и добавил, — я не буду на Дусе жениться, даже фиктивно!

— Жди! — велел я и пошел в ванную.

Плеснув в лицо холодной водой, я немного пришёл в себя.

— А теперь идём, — велел я и задал важный вопрос, — у тебя деньги есть?

— Нету, — приуныл Миша, — а зачем?

— С пустыми руками к невесте неудобно идти же, — ответил я. — ну да ладно, нет, значит, нет. И так сойдёт.

— А к кому мы идём?

— Где живёт твоя Марина? — спросил я.

— Какая Марина? — удивился Миша.

— Супруга твоя! С которой ты на развод подал.

— Она не Марина! Она — Надя!

— Не важно, идём!

— Зачем?

— Мириться будешь, — ответил я.

— Я не буду с нею мириться! Ты понимаешь, Муля, она мне сказала…

— Тихо, Миша! — жёстко велел я, — у тебя какая сейчас цель?

Видя, что он не понимает, я сказал вместо него:

— Твоя цель — собрать необходимые документы, чтобы тебя выпустили. Правильно?

Миша кивнул.

— А для этого тебе нужно семейное положение. Вот мы и идём его делать.

— Но, Муля…

— Миша, — твёрдо сказал я, — я не заставляю вас любить друг друга, если любви больше нет. Но нужно попробовать все варианты. И вариант забрать заявление из ЗАГСа проще, чем новая женитьба. Тем более — фиктивная.

Пуговкин вздохнул и поплёлся за мной.

К моему удивлению мы пришли в ту общагу, где он раньше жил.

— Она же не хочет тут жить? — удивился я.

— Это она со мной не хочет, — вздохнул Пуговкин, — а когда я ушёл отсюда, она тут спокойно живёт.

— А дочь?

— Леночка так и осталась у бабушки, — помрачнел Миша.

Мы прошли наверх и постучали в дверь.

Буквально через мгновение та открылась и на пороге возникло воздушное создание с кукольным личиком и лучистыми глазами. Девушка несколько секунд изумлённо хлопала длинными ресницами, а потом, наконец, отмерла:

— Миша? — взгляд её потяжелел и лицо исказилось от гнева, — ты зачем пришёл⁈ Мы же договаривались, что здесь буду жить я. Ещё и собутыльника привёл! Как тебе только не стыдно! Я сейчас милицию позову!

Она распалялась всё сильнее и сильнее.

— Так! А ну, тихо! — рявкнул я, и Надя аж охнула от неожиданности и испуга.

— Ч-что?

— Нам надо поговорить! — заявил я непреклонным тоном, — мы пройдём? Или будем греть уши всем соседям?

Я махнул рукой на двух женщин в ситцевых халатах, которые делали вид, что они тут, в коридоре, по своим делам, а на самом деле с любопытством прислушивались.

— Мы займём у тебя пять минут, — сказал я, — не больше!

Видимо мой жёсткий тон и свирепый вид. А может быть, добротный костюм с галстуком, сделали своё дело, и Надя посторонилась, пропуская нас в комнату.

Мы протиснулись внутрь.

Сейчас комната отличалась от той, что я видел в прошлый раз — сейчас она вся аж блестела.

Но мне было некогда обсуждать чистоту, жутко хотелось спать. И нужно было порешать все Мишины вопросы до того, как я вырублюсь от переутомления.

— Слушаю вас, — Надя опять взяла инициативу в свои руки, и вся прямо транслировала неодобрение и возмущение. — И я сразу говорю, мириться с этим алкашом я не буду!

— Так! — отобрал инициативу в разговоре у неё обратно я, — сейчас оба сели на кровать и слушаем! Молча!

На меня уставились две пары глаз. И если Миша смотрел с надеждой, то Надя — с вызовом и упрямством.

В общем, задачка была не самая простая.

— Сперва представлюсь. Иммануил Бубнов. Методист Комитета искусств СССР. — представился и я, видя, что выражение Надиного лица стало озадаченным, спросил. — Итак, первый вопрос: почему вы разводитесь?

Миша замялся, а Надя возмутилась:

— Это наше личное дело!

— Нет, не ваше личное, — жёстко оборвал её я, и, видя, как её аж перекорёжило от такой моей бесцеремонности, сказал, — объясняю. Я руковожу советско-югославским проектом от Комитета. Это — фильм под названием «Зауряд-врач». И Миша там будет играть главную роль.

Надежда недоверчиво фыркнула, а Миша приосанился и посмотрел на супругу торжествующе, мол, а я же тебе говорил.

— И что с того? Я тут причём? — недовольно спросила она.

А я вспомнил, что она тоже была вроде как актрисой. Возможно, здесь ещё профессиональная ревность.

— А при том, — ответил я, — что съемки будут проходить в Югославии. Не полностью, но больше половины фильма. Режиссер, кстати, югослав, Йоже Гале.

— Ну и пусть себе катится! — нахмурилась она, — я не даю разве⁈

— Не даете, — ответил я спокойно, а Надежда аж вспыхнула от возмущения:

— И как это я не даю?

— Очень просто, — пояснил я, — у вас развод через пару дней. И Мишу не выпустят из страны за границу.

— Ну и пусть не выпускают! — злорадно хохотнула Надежда, — другого алкаша на главную роль найдёте!

Миша покраснел и порывался ответить что-то едкое. Но я не дал:

— А вот это уже глупо, — сказал я, — очень глупо с вашей стороны и недальновидно.

— Почему это! — взвилась Надежда, — я ему всю молодость отдала! Дочь родила! Карьерой пожертвовала! Ради чего⁈ Ради чего, я спрашиваю⁈ Ютиться в этой конуре⁈

— Всё просто, — сказал я, — слушайте меня внимательно…