Муля, не нервируй… Книга 5

Глава 1

У Дуси, между прочим, тоже была своя тайна. И даже две!

И не хуже, чем у других. А то вишь, поразводили тут секреты на пустом месте!

Первая тайна досталась Дуси ещё от прабабушки, Мавры Харитоновны. Говорят, Дусин прадед привёз жену откуда-то аж чуть ли не из Болгарии. А возможно даже и из Гомеля. Но болгаркой прабабку на селе не считали. А вот цыганкой — запросто. Хорошо хоть дети все получились похожими на прадеда, но всё равно были они все «цыганчатами». Даже после того, как в рабочий посёлок с матерью переехали. Так вот от Мавры Харитоновны достался Дусе по наследству большой секрет. Секретный секрет. Рецепт фаршированной рыбы. И сколько лет Дуся живёт на белом свете, но никогда и никому она этот секрет не выдавала. Уж сколько её и хвалили, и гостинцами задаривали, а она — ни в какую. А там всего-то и надо, что вместо хлеба брать манку в правильной пропорции, а вместо яиц в фарш добавлять только белки, перец и щепотку сахара. И всё потом хорошенечко взбивать.

Второй секрет был ещё секретнее. Касался он одного случая из Дусиной юности. Но об этом ещё больше никому. И никогда.

Вот и всё. А больше скрывать Дусе было и нечего. Потому что она — порядочная женщина. А эти, что ни день — то всё какие-то тайны у них и загадки. Вот где это видано, живут с тем же Жасминовым в одной квартире, считай, через стенку, котлеты и блины Дусины есть он забегает, а вот про то, что с Валентиной, гад такой, сбежал, Дуся узнала чуть ли не самая последняя! И где справедливость?

И главное, вчера эта самая Валентина к ним сама лично заходила. Муленьке новости порассказывала, а про побег — ни словечка. А Жасминов, скотина какая, так вообще весь вечер сидел со всеми соседями за столом. Водку жрал, как порядочный, а рассказать, что опять побег планирует — не рассказал.

Ну вот как можно от соседей такие вещи скрывать⁈

Дуся вытащила из таза и сердито принялась вытряхивать простыню. Сегодня она затеяла стирку. Сама затеяла. Так-то Муленька её бережёт, деньги на хозяйство хорошие оставляет, говорит, чтобы она бельё и одежду в прачечную сдавала. Да знает Дуся ту прачечную. Там такие девки рукожопые работают, что белье после двух-трёх стирок аж серое становится. Вон Белла ленивая и носит туда. И что? Ерунда, а не бельё! Людей стыдно!

А вот Дуся не такая!

Дуся аккуратно развесила простыню на верёвке во дворе и полюбовалась: ровненько ли висит. Висело хорошо, ровненько, простыня сверкала на солнышке кипенно-белой поверхностью. Соседки опять завидовать будут. Пусть!

Честно говоря, любила Дуся маленько удариться в амбицию. У неё всё должно быть лучше всех: и еда самая вкусная, и чисто выстиранные и открахмаленные вещи, и чистота в комнате.

Дуся довольно улыбнулась и взялась за пододеяльник. Сейчас всё развесит, а там как раз и тесто подойдёт. Решила Дуся сегодня печь пироги. Да не простые, а с особой начинкой. Ярослав чтобы попробовал. Хороший мальчик. Творческий…

— Рассказывай, Муля, всё! — потребовала Анна Васильевна и с негодованием посмотрела на меня. Вид у неё был решительный и грозный.

А Аркадий Наумович поджал губы. На скулах его заходили желваки, но он промолчал. В общем, вся святая Инквизиция была сейчас в сборе: чета Осиповых и Мулины родители сидели в гостиной Адияковых и с осуждением взирали на меня.

— Да что рассказывать. Я с работы вернулся, и соседка сказала, что они сбежали, — рассказал всё, что знал, я и для дополнительной аргументации развёл руками.

— И это всё? — глаза Анны Васильевны налились слезами, — Муля! Я тебе не верю! Не верю! Расскажи нам правду, какой бы она ни была!

— Наша дочь не такая! — уверенно заявил Аркадий Наумович и с вызовом посмотрел сначала на меня, потом на Мулиного отца, — Валентина — очень трезвомыслящий человек. Она правильная девочка! И воспитанная! Она бы никогда даже не посмотрела бы на этого вашего… как его там? Певуна!

Судя по лицу Надежды Петровны ей как раз было-таки что сказать по этому поводу, но Павел Григорьевич вовремя наступил ей на ногу. Мулина мамашка чуть слышно охнула, зашипела, но зато хоть дровишек в огонь подкидывать не стала. Лишь осуждающе посмотрела на Адиякова, мол, гад, всю малину перебил. Погубил такой славный срач буквально в зародыше!

Ставлю червонец против пятака, что спать сегодня Адияков будет в гостиной на диване (если не на коврике под дверью). И завтра тоже.

— Но ведь это ты, Муля, её с этим… как его там? С Гладиолусом познакомил! — обличающий перст Анны Васильевны уставился на меня, — если бы не ты, она бы с ним никогда не сбежала!

— С Жасминовым, — автоматически поправил я.

Анна Васильевна демонстративно закатила глаза.

— Ой, да сбежала бы с кем-нибудь другим! — фыркнула Надежда Петровна, правда тихо. Но Анна Васильевна всё равно услышала:

И понеслось.

— Да ваш сын…! — заверещала она.

— Не смейте наговаривать на Муленьку! — в свою очередь заверещала Надежда Петровна, — она ему в подмётки не годится!

— Да моя Валентина…!

— Она ночевала в комнате Мули! У молодого мужчины!

— Там Дуся эта ваша была! Вы сами говорили!

— Мало ли кто что говорил! Вы что, свечку держали⁈

— И Вера эта тоже была!

— Вера — шалава и профурсетка!

— Так почему у вашего сына профурсетки и шалавы ночуют⁈

— И ваша Валентина в том числе!

— Да вы посмотрите…

Бабы сцепились и принялись верещать не своими голосами, пытаясь переорать друг друга. Я понял, что это надолго. Поняли это, очевидно и Адияков, и Осипов.

— Думаю, нам можно пока покурить, — тихо сказал Павел Григорьевич, — пусть женщины по-матерински пока разберутся.

Осипов был вполне солидарен. А я — тем более.

Мы осторожно, чтобы не отвлекать дам от экспрессивного разговора, устремились на кухню. Это был не побег, а временное тактическое отступление. Надежда Петровна на кухне курить, как правило, запрещала, делала исключение только на Новый год. Но сегодня было событие похлеще Нового года. Поэтому закурили там.

— Мдаааа… — сказал, глубоко затягиваясь, Адияков, — Делааааа…

— Валька, дура, учудила! — печально вздохнул Осипов и добавил, аккуратно выпуская дым в форточку, — лучше бы за Мулю замуж пошла. Так нет, амбиции у неё!

— Может, по пятьдесят? — предложил Адияков, которому эта тема была неприятна.

Предложение было встречено одобрительно. Адияков взял табуретку и полез на верхнюю полочку массивного немецкого буфета красного дерева. Оттуда он достал начатую бутылку коньяка. Коньяк явно был надёжно припрятан от Надежды Петровны. Потому что Адияков воровато посмотрел на кухонную дверь и торопливо плеснул нам в рюмки янтарную жидкость.

— Ну! За всё хорошее! — торопливо прошептал он и также торопливо выпил. За ним повторили и мы с Осиповым.

Адияков чутко прислушался к воплям за дверью и гостеприимно предложил по второй.

— Для морального духа, — веско аргументировал он.

— И чтобы всё закончилось хорошо, — горячо поддержал Аркадий Наумович.

Выпили и по второй. Потом покурили. Говорить особо не хотелось. Пауза затягивалась.

— А давайте, чтобы наша пропажа поскорее вернулась? — вдруг предложил Аркадий Наумович и мазнул жаждущим взглядом по бутылке, в которой оставалось ещё примерно четверть коньяку.

Отказывать отцу в горе было неудобно, поэтому гостеприимный Павел Григорьевич радостно пошёл навстречу и плеснул всем ещё. Мне, как представителю молодого поколения и по совместительству сыну и несостоявшемуся зятю, наливали на полпальца меньше. Мал потому что ещё.

Бахнули по третьей.

— Как думаете, куда они подались? — закуривая очередную сигарету, спросил Осипов.

— Я бы на их месте махнул в Якутию, — поделился сокровенным Адияков, немного помолчал и затем глубокомысленно добавил, — ну, или в Тбилиси.

— Почему в Тбилиси? — удивился Осипов.

— Говорят, там красиво очень, — мечтательно сказал Павел Григорьевич, — лучше даже, чем в Якутии.

— У нас и в Озерках ещё лучше, — доверительно сообщил Аркадий Наумович, — там такая красота, что никакому Тбилиси и не снилось!

— А Озерки — это что? — спросил явно неподкованный в географии Адияков.

— А это деревня, где я родился, — мечтательно вздохнул Аркадий Наумович и уже сам разлил всем по рюмкам. Причём даже мне налил так, как и всем, поровну. — Давайте, за малую Родину!

За Родину отказываться было никак нельзя. Выпили. Адияков начал рассказывать какой-то пошловатый анекдот:

— … и представляете, а она такая говорит своему мужу — а чтоб тебя холера за жопу хапнула! — утирая слёзы от смеха, закончил он.

Осипов и себе заржал, как конь. Я, конечно, все эти ретроанекдоты воспринимал не очень, но тоже поулыбался из вежливости.

И тут произошло то, что в библейских историях называют кратким и ёмким словосочетанием «Всемирный Потоп». Каким-то невероятным образом мы на кухне утратили бдительность и не заметили, что крики в гостиной давно стихли. А когда начали ржать над анекдотами, то совершенно упустили момент, когда дверь на кухню резко и внезапно раскрылась и на пороге появилась Надежда Петровна. Из-за её плеча выглядывала Анна Васильевна.

И вид у них не предвещал ничего хорошего.

— Так вот чем вы тут занимаетесь! — с плохо скрываемым злым торжеством воскликнула Надежда Петровна, — у нас в семьях, значит, горе, ребёнка похитили, а им хихоньки да хахоньки⁈

— Бессердечные! — обличительно добавила Анна Васильевна и громко всхлипнула.

— Ещё и мальчика спаивают! — гнев Надежды Петровны искал выход и, наконец, нашёл. — Сам алкаш и ребёнка туда же!

— Мы ему недоливали! — попытался отстоять справедливость Адияков. Но, не найдя в лице Надежды Петровны понимания, апеллировал к моему сыновьему долгу, — Муля, подтверди!

— Мамой клянусь! — брякнул я.

Уж лучше я бы этого не говорил.

Надежда Петровна налилась багрянцем и заорала как резанная. Ей вторила Анна Васильевна, у которой сегодня тоже был стресс.

Бедные Адияков и Осипов отгребли за все страдания — начиная от родовых мук бедных женщин и заканчивая материнскими волнениями за великовозрастных оболтусов. Которыми занимаются только матери, а проклятым алкашам до родимых кровиночок нет никакого дела. Им лишь бы набраться.

Потом меня выгнали из кухни и разборки взрослых продолжились.

Я уже, честно говоря, подумывал, как бы аккуратно покинуть родительское гнездо и свалить отсюда поскорее, но мысль о том, что дамы не закончили, и если я уйду, то, чтобы закрыть гештальт, — они припрутся ко мне домой, и вытурить их оттуда быстро не получится, заставляла терпеливо ждать финала.

Поэтому тихо сидел на диване и вяло листал какой-то литаратурный альманах.

За стенкой, на кухне, скандал, кажется, только набирал обороты.

Бедным женщинам нужно было на кого-то выплеснуть свои эмоции. А тут как раз мужья под руку подвернулись. Да ещё в такой интересный момент.

Ну и вот.

Не успел я перевернуть очередную страницу, как дверь на кухню со стуком распахнулась и оттуда вылетел красный, взъерошенный Адияков. Взгляд его метался, он был в ярости:

— И уйду, раз так! — не своим голосом закричал Павел Григорьевич и бросился обуваться.

— И я уйду! — Осипов тоже устремился вслед за Адияковым.

— Присмотрю за ними! Мало ли что! — сообщил я растерянным дамам и тоже смылся.

Ну, во-первых, надо было действительно присмотреть за ними. А то все беды совершаются именно в состоянии аффекта. А, во-вторых, я прекрасно понимал, что если я останусь в квартире, то разборки и гнев Надежды Петровны и Анны Васильевны перекинутся тогда на меня.

Поэтому я вышел из подъезда, где на лавочке сиротливо курили Адияков и Осипов.

— Дела-а-а-а, — хмуро буркнул Павел Григорьевич и затянулся.

— Бабы, — солидарно ответил ему в тон Осипов.

Я просто молча вздохнул — у меня жены не было, и моё мнение в данном вопросе веса ещё не имело.

— Ночь на дворе, — немного подумав, сказал Адияков.

— Мда, — подтвердил Осипов, немного подумал, стряхнул пепел и добавил, — надо думать, куда идти ночевать.

— Можно к моему другу, — задумался Адияков, — он в Химках, правда живёт. Как туда сейчас добираться?

— Водителя я отпустил, — вздохнул Осипов.

— А ключи от машины я дома оставил, — поморщился Адияков и посетовал, — чёрт, не подумал, надо было ключи взять. Хотя и паспорт я тоже дома забыл.

— Может, сходить туда? — предложил Осипов, с надеждой глядя на Адиякова.

Становилось прохладно, подул ветер и долго сидеть на лавочке было не очень комфортно.

— Нет, я не пойду! — замотал головой Адияков.

Помолчали. Осипов тяжко вздохнул.

— Слушайте, Аркадий Наумович, — вдруг посветлел лицом Адияков, — а давайте я вам скажу, где ключи лежат? А вы сходите и заберёте!

Но эта идея совершенно не понравилась Осипову, и он даже руками в знак протеста замахал.

Опять помолчали.

Становилось всё холоднее. Начал накапывать мелкий противный дождик.

— Фу, погода какая! — многозначительно, с намёком, сказал Адияков и укоризненно посмотрел на Осипова.

Осипов остро воспринял взгляд на свой счёт и решил перевести стрелки:

— Пусть Муля сходит! — предложил он, — его бабы не тронут.

— Правильно, Аркадий Наумович! — горячо поддержал товарища по несчастью Адияков и, повернувшись ко мне, велел, — сын! Сходи к матери, забери ключи от машины. Сейчас в Химки поедем. Ночевать же где-то надо. Ночь на дворе.

Но мне эта идея тоже не понравилась. Всё-таки мне было не двадцать семь лет, как этому Муле, а сорок пять, и опыта в таких делах я имел уж побольше, чем у Адиякова и Осипова вместе взятых.

Поэтому я сказал:

— Зачем в Химки ехать? Идём ко мне. Я тут недалеко живу. Хоть и коммуналка, но место найдётся всем.

Долго уговаривать никого не пришлось. Отправились ко мне.

По дороге Адияков многозначительно сказал:

— Здесь рядом есть место… там можно чекушку взять…

— Чекушки мало будет, — мрачно поддержал его Осипов.

Я вздохнул — ночь сегодня обещала быть бессонной.

Так и вышло.

Дуся постелила Павлу Григорьевичу на моей кровати, Аркадию Наумовичу — на своём диванчике. Сама она временно перекочевала в чуланчик Жасминова, а меня было решено отправить в каморку Герасима.

Но нашим чаяниям поспать, сбыться в эту ночь было не суждено.

Весть о том, что на кухне сидит отец Валентины, которая сбежала с Жасминовым, моментально облетела всю коммуналку. Невзирая на позднее время, на кухню потянулись сострадающие соседи.

Опять откуда-то материализовалась бутылка коньяка, затем — водка, потом появились дусины пироги с рыбой и с ливером, квашенные помидоры, огурцы и недоеденное вчера сало, которое привезла из деревни Ложкина.

Да и сама Ложкина сидела ту же, за столом, пила самогон и со слезами на глазах утешала потерявшего старшую дочь отца.

— Возьмите ещё кусочек, — сердобольная Муза положила Осипову на тарелку очередной кусок сала и огурец.

— В Тбилиси, говорят, подались они, — пожаловался Осипов Дусе.

— Почему в Тбилиси? — удивилась Фаина Георгиевна, — если не ошибаюсь, в прошлый раз, когда он с Лилей сбежал, они поехали в Одессу.

— Правильно! — поддержала её Белла, — в Тбилиси далеко ехать! Конечно, в Одессу!

Следует ли говорить, что остаток ночи, до утра все коллективно разрабатывали план, как ехать в Одессу и ловить беглецов. Единогласно было принято решение, что едут Белла, Осипов, Адияков и Фаина Георгиевна. Меня решили не брать с воспитательной целью, в наказание, раз такой дурак и такую невесту упустил.

Дальше помню всё плохо…

Утром я опять с больной головой, хмурый и невыспавшийся шёл на работу. Причём шёл, как и хотела Татьяна Захаровна, на пятнадцать минут раньше. Не то, чтобы я принял её правила, но сегодня воевать пороху в моих пороховницах не было. И вообще, я шёл писать заявление на увольнение. Поэтому был не просто зол, а очень зол. И очень хотел спать.

И тут внезапно я услышал:

— Муля!

Обернулся и обомлел — из-за угла здания мне махала руками… Валентина.