Глава 29

Из Дома Советов я выходил, старательно маскируя почти невыносимую депрессию за «беспристрастной болтовней»:

— Позиция законных властей СССР ясна, но не понятны ближайшие и долгосрочные планы. Никакой конкретики мы не услышали, что, впрочем, может быть связано с секретностью этих самых планов. О конкретных планах сторонников Бориса Николаевича Ельцина, впрочем, мы тоже практически ничего не знаем.

По выходу на площадь я понял, что я тут не один такой разочарованный: количество народа уменьшилось раза в три, а оставшиеся прямо на глазах сворачивали агитационные материалы и направлялись к выходам с Манежки. Ничего удивительного — немалая часть граждан приперлась сюда из-за недостатка информации, и при наличии стабильного прямого эфира лучше пойти домой, не рискуя огрести по башке в суматохе и заодно получив гораздо больше информации: нас пускают разговаривать с ВИПами, а народ — нет. Кроме того — нерешительность сторон и банальная усталость тоже приносят плоды: в отсутствие движухи толпа перестает быть таковой и рассыпается на составляющие.

— Давайте попробуем попасть в Белый дом, спросим мнение Бориса Николаевича Ельцина касательно пресс-конференции законных властей СССР, — решил я.

А потом пойду обратно в Дом Советов — брать комментарии на комментарии, пока народ окончательно не рассосется с улиц, осознав, какое никчемное дерьмо с обеих сторон.

Вонючая номенклатура во время «прессухи» дала мне возможность задать только один вопрос — «У вас есть дорожная карта экономических реформ, которые позволят решить критические для страны вопросы?» — а потом, до самого конца, игнорировала мою поднятую руку. Впрочем, так даже лучше — журналистов было много, и подмять под себя все эфирное время было бы несправедливо. Но какие им задавали вопросы! Совершенно никчемные, беззубые, позволяющие откупаться ничего не значащими общими фразами типа «за все хорошее против всего плохого». Да и сам не лучше — на мой вопрос Янаев ответил коротким «Разумеется!» и сразу перешел к следующим. Нету у них ни «карты дорожной», ни яиц одну бумажку подписать, с приказом отправить Ельцина на лесоповал за государственную измену.

На входе в Белый Дом возникла заминка — ельцинские дроны успели получить устную (потому что за письменную ответственность нести придется, а устное — это же воздух!) указивку вежливо заворачивать журналистов. Сделав для камеры вид, что демонстрирую Большую Бумажку, я шепнул:

— Каждому по «трешечке» в Японском районе.

Глаза охраны заволокло влажной дымкой — мечта в одночасье обернулась реальностью! — и они освободили проход.

— Ямасаки-сенсей, запишите данные наших друзей, — попросил я.

Нанако оставить записывать нельзя — она мне нужна для другого. В сосредоточении республиканской власти было людно. Увидев нас, стоящий у лифтов высокий мужик в костюме изобразил на лице расстройство и что-то доложил в рацию. Главный найден, к нему и пойдем:

— Здравствуйте, товарищ! Наша съемочная группа собирается получить комментарии Бориса Николаевича и его сторонников относительно пресс-конференции ГКЧП.

Кивнув, мужик нажал на кнопку лифта:

— Четвертый этаж, кабинет номер семь.

Ищи долбо*бов! Повернувшись к камере, я отработал социальную пользу:

— Мы, японцы, всю свою историю живем в подверженных землетрясениям районах, поэтому в неспокойные времена я просто не могу себя заставить пользоваться лифтами — лестницы гораздо безопаснее!

И повел народ на пожарную лестницу. Поднимаясь по ней, подстраховался:

— Разумеется, я совершенно уверен, что никакой умышленной порчи лифта бы не случилось. Однако в городе неспокойно, и, например, случайный танк может повредить линии электропередач — в этом случае нам придется провести в лифте неопределенное количество времени. Заставлять уважаемых зрителей терять драгоценное время на просмотр темной кабины лифта недостойно настоящего журналиста, поэтому лучше подстраховаться.

Вывалившись в коридор четвертого этажа, проигнорировал грустно провожающих нас взглядами «ельцинистов» и постучал в седьмой кабинет.

Дверь открыл лично Ельцин. Загородив спиной панораму большого кабинета с кучкой сидящих за составленных прямоугольником столами людей, он сразу взял быка за рога:

— Путчисты подали четкий сигнал: они предложили уставшему жить мечтами о светлом будущем народу повкалывать ради светлого будущего еще, а они тем временем будут продолжать убийственный для страны курс на сохранение того, что сохранить невозможно.

Сигнал считан мастерски — именно это партийные старперы и предлагают.

— Есть ли у вас конкретный план развития страны на случай вашей победы над законными властями СССР? — спросил я.

— ГКЧП является группой заговорщиков, попирающих дух Конституции СССР, — мощно и совершенно безопасно (что такое «дух»? Трактуй как хочешь) для себя отмазался Ельцин, протянул руку за кадр и за запястье втянул явно охреневшего от такого поворота Кравчука. — Сейчас, когда молодая демократия под угрозой, у меня нет времени отвечать на вопросы. Леонид Макарович, будучи наблюдателем от украинской стороны и настоящим отцом украинской демократии, не участвует в принятии судьбоносных для РСФСР решений и может ответить на все ваши вопросы.

И, вытолкнув Кравчука в коридор, пьяненький титан подковерной борьбы закрыл дверь изнутри. Откупился так, чтобы очень неудобный мальчик превратил вредного Леонида Макаровича в политический труп ко всеобщей выгоде. Да, пользует меня «в темную», но Кравчука убирать так и так придется, и лучше выставить его идиотом, чем, например, травить или инсценировать аварию.

«Отец русской демократии», конечно, персонаж специфический, но в интригу умеет знатно — опытный же. Выходка Ельцина ему явно не нравилась, и сейчас Леонид Макарович решал сложнейшую задачу: буркнуть «без комментариев», трусливо свалив из кадра, либо рискнуть и поговорить с япошкой. К риску прилагаются невероятного размера плюшки: надежно утвердиться в роли «отца украинской демократии» и поднять свой политический рейтинг на недосягаемую высоту.

— Еще раз здравствуйте, Леонид Макарович, — поздоровался я, немного стимулируя мыслительный процесс.

— Здравствуйте, дамы и господа, — ответил он. — Пройдемте в восьмой кабинет, там будет удобнее.

Решение принято, и теперь мне предстоит настоящая словесная битва, которая потенциально способна сделать «эпоху распада» гораздо менее болезненной.

* * *

На пятьдесят второй минуте после начала нашего с Кравчуком диалога в кабинет вошел какой-то мужик и расстроил Леонида Макаровича тем, что тот теперь не принадлежит к УКП в целом и политбюро в частности — из Киева прислали телеграмму. Что ж, вполне закономерно — товарищ Кравчук — это советский политик в полном смысле: таким список вопросов нужно заранее согласовывать. Точно такие же сидят в Доме Советов, так и не предпринимая никаких решений и надеясь на то, что «низы» сами всё сделают, чтобы «верхам» не пришлось выходить из зоны комфорта.

— Леонид Макарович, могу ли я попросить вас прокомментировать ваше увольнение? — бессердечно спросил я неверяще глядящего в зажатую в трясущихся руках Кравчука.

Подняв на меня взгляд, он похлопал глазами и неприязненно ощерился:

— Вот так выглядит человеческая зависть! В то время как я, отец украинской демократии, не щадя себя отстаиваю интересы родной республики, эти бездельники и карьеристы принимают скоропалительные решения! Знаешь, в чем настоящая историческая проблема Украины?

— Нет, — признался я.

Ослабив галстук и расстегнув верхнюю пуговицу рубахи, прямо на глазах превращаясь из «отца украинской демократии» в нормального деда, Кравчук продолжил:

— Мы, украинцы, все время выбираем проигравшую сторону! — заявил он. — Самый яркий пример — Мазепа, который выбрал Карла XII. Потом, в гражданскую войну, украинцы шли за Махно и Петлюрой. Тебе, Йошка, — по-простецки обратился ко мне. — Поди известно, кто это?

— Я немного учил историю СССР, позволю себе пояснить уважаемым телезрителям: Мазепа — это ставленник русского царя Петра I, предавший своего сюзерена и перешедший на сторону тогдашнего русского врага — шведского короля Карла XII. Нестор Махно и Симон Петлюра — украинские исторические деятели времен Гражданской войны, выступавшие против законной власти СССР.

— В целом — верно, — одобрил Леонид Макарович. — Украинское общество — неоднородно. Подавляющее большинство населения Украины составляют этнические русские. Но существует и прослойка людей, считающих русских оккупантами.

Удивительно — сидит Кравчук и вот такой мне подарок делает. Вообще не ожидал! Но нужно пользоваться:

— Позволю себе выразить свое мнение — мы ведь говорим об истории, а не о текущих событиях: я никогда не считал русских оккупантами. Ваша Империя — самая странная Империя в истории: вы не делили граждан на сорта и давали всем одинаковые права, интегрирую в единое политико-экономическое пространство. Особенно это актуально для СССР.

— СССР — не империя, — заметил Кравчук.

— Да, это союз республик, — кивнул я. — Однако политико-экономическое пространство в границах СССР является общим для всех его жителей. Прошу вас, давайте вернемся к исторической проблеме Украины.

— Страна находится на перепутье, — ответил он. — Ты что думаешь, никто не видит, что ты здесь изобразить пытаешься?

Перебиваем и переводим тему!

— Изображаю журналиста! Мне нравится менять парадигмы — это помогает саморазвитию и вообще весело! Простите, уважаемые телезрители, это совершенно не говорит о том, что я несерьезно отношусь к происходящему…

Не удивлюсь, если я тут вообще один серьезно к происходящему отношусь!

—…И не осознаю важности соблюдения журналистской этики! Но обо мне многие и так знают больше, чем им бы того хотелось, поэтому давайте не будем отвлекаться от исторической проблемы Украины, Леонид Макарович.

— Некоторые несознательные товарищи — называть имена я считаю неэтичным — пытаются заигрывать с националистически настроенным меньшинством, обещая им независимость, и, так сказать, интеграцию в европейский регион. Товарищи надеются, что Запад построит за них преуспевающую страну — назло русским.

— Крайне удивительная позиция! — оценил я. — «Витрина» — это спорное понятие. Некоторые советские граждане, например, считают таковыми Южную Корею и даже Японию. Мои соотечественники, как и корейцы, знают, во что обходятся экономические чудеса: для рядовых граждан это означает четырнадцати — шестнадцатичасовой рабочий день без выходных, отпусков и больничных.

— Работать надо! — подтвердил Кравчук. — Вкалывать! Индустриальная мощь Советского Союза не с неба свалилась — поколениями строилась всей страной в кровавом поту.

Покивав, я продолжил:

— Кроме того — зачем вообще нужно строить какие-то «витрины»?

— Во-о-от! — важно протянул Леонид Макарович. — СССР меняет вектор внешней политики и меняет социально-экономический базис целиком, включая РСФСР. На Запад хотят и пойдут все — кому назло выстраивать витрину в этой ситуации? Китаю? Так РСФСР годится для этих целей больше, чем Украина.

— Китай в свою очередь тоже реставрирует элементы капитализма, — добавил я. — И не против привлекать иностранные инвестиции.

— Нашему народу нужно во что-то верить, — вздохнул Кравчук. — Не в бога — так в коммунизм. Не в коммунизм — так в святой Запад. Получив независимость, Украина не будет знать, что с ней делать. Горлопаны и кретины силком потащат народ на Запад, где они никому не нужны. Я вот с американским президентом Бушем неделю назад созванивался, — гордо приосанился. — Он прямым текстом говорил: Украина должна остаться в составе СССР.

— Почему?

— Потому что Запад не знает, что с нами делать! — всплеснул он руками. — Был один понятный враг — СССР. Враг сильный, грозный, уважаемый. А теперь мы чуть ли не руки им целуем: не хотим быть коммуняками, возьмите к себе, научите свободе, демократии и капитализму. Таких нас — не боятся и не уважают. Мы для них будем индейцы в цилиндрах, возомнившие себя белыми людьми. Независимая Украина пробудет такой не долго, превратившись или в рычаг давления на РСФСР, или вообще — в полигон для проксивойны России и НАТО!

— Когда крупное государство рушится даже самым мирным образом, по его периферии всю историю вспыхивали гражданские войны, — покивал я.

— Вот ты, уж прости, ребенок, и то понимаешь! — похвалил меня Кравчук. — А сторонники «незалежности» — нет! Вот вы, товарищи… — посмотрел в камеру, обращаясь к зрителям. —…Сейчас сидите и думаете: с ума сошел Леонид Макарович от расстройства. У нас же как? В Киеве — брат, во Львове — тёща, в Новосибирске — кум живет. Какая тут война может быть, когда везде одни и те же нормальные, советские люди? В 17-м-то поди не хуже было: все православные, все русские, а что получилось? — он поднялся на ноги. — Я, Леонид Макарович Кравчук, отец украинской демократии, ответственно заявляю: я — против выхода Украинской ССР из состава СССР!


Конец 11 тома.

Загрузка...