Моя Анимежизнь 11: Возрождение [СИ]

Глава 23

Телефон зазвенел аккурат под конец репортажа, когда в гостиную спустился одетый в праздничное кимоно отец. Я трубки в старом доме не беру — приучаю народ звонить куда надо — поэтому батя снял ее сам.

— Одзава. Да. Ничего себе! Примите мои искренние соболезнования. Да, разумеется, мы приедем. Спасибо большое, Людувигу Александрович. До свидания.

Положив трубку, он без нужды уведомил:

— Горбачев погиб.

— Видел, — указал я на телек.

— Русский посол пригласил нас на похороны.

— Надо ехать, — кивнул я.

— Что именно сказали по телевизору?

Я объяснил.

Вздохнув, батя сел на диван рядом со мной:

— Наши шпионы в ЦРУ считают, что СССР преодолеет текущие трудности к двухтысячному году и выйдет на новый этап развития.

— Они ангажированы, — отмахнулся я. — Американскому ВПК, чтобы чувствовать себя хорошо, нужен сильный враг. Если аналитики будут слать доклады о том, что враг на последнем издыхании, дотации в оборонку сильно упадут. Ну зачем им столько оружия? С кем воевать? С Северной Кореей? Даже не смешно.

— Это будет крайне невежливо, но мы можем отложить встречу с Аоки, — предложил отец. — Похороны лидера государства — уважаемый предлог.

— Не, я в порядке, — покачал я головой. — В мире все время кто-то умирает, а наши дела завязаны на республиканские верхушки — они не пострадают. Все нормально, пап.

— Угу, — с улыбкой кивнув, хлопнул он меня по плечу.

— А у нас есть шпионы в ЦРУ? — спросил я.

— А ты как думал? — фыркнул батя. — Знаешь, какая зарплата у среднего ранга ЦРУшника?

— Тысяч шестьдесят в год? — предположил я.

— Где-то так, — кивнул отец. — Как думаешь, сколько из них согласится показывать не слишком-то секретные, напрямую не несущие угрозы США документы за некоторое вознаграждение? — не дождавшись ответа, добавил аргумент. — Мы — не русские, сын. Мы — японцы, и нас никто не считает врагами.

— Понимаю, — кивнул я.

Если отец раньше ничего об этом не говорил, значит ничего интересного или — тем более — опасного ЦРУшники нам не сливали.

— Может нам продают специальные, для этого и предназначенные, бумаги? — предположил я.

— Считаешь барона Сумитомо и его приближенных идиотами? — расстроился батя.

— Считаю барона Сумитомо старым фашистом, — вздохнув, признался я. — И вообще — план атаки на Пёрл-Харбор нашим предкам «спустили» без пяти минут из Вашингтона!

— Мир с тех пор сильно изменился, сын, — пожал плечами он. — Клан Сумитомо — наши важнейшие партнеры и покровители. Уверен, ты и дальше будешь помнить об этом и соблюдать приличия.

— Само собой, — отмахнулся я.

Тут к нам присоединилась мама.

— Милая, президента СССР убили, — предупредил ее отец. — Послезавтра нам нужно быть на его похоронах в Москве.

— Какая жалось, — даже не потрудилась изобразить сожаление мама Хомура.

Ей что Горбачев, что Клинтон — какие-то пусть и очень важные, но гайдзины из далеких краев. Вот если кто-то из императорской семьи помрет — вот тогда да, тогда она расстроится. Ничего плохого в этом конечно же нет, и на похоронах она будет вести себя как подобает, оберегая честь семьи.

— Обязательно упомянем об этом за ужином, — добавила она к колоде новый козырь, и мы покинули дом.

— Горбачев-доно много сделал для развития дзюдо в России, — по пути отдала она должное тому, что ей интересно.

Горбач такой — улыбнись, руку протяни, и он к тебе так же. Широкой души был человек, мира всем сердцем желал. Только вот результат… Ладно, в этой реальности Меченый себя получше показал, важные бумажки после себя оставил. Подотрется этими бумажками Запад — не моя проблема будет, сами себе злобные Буратины. Моя прежняя Родина, пусть и с нюансами, но из любой жопы выберется — богоспасаемая же. Просто немножко помогу, как и до этого. И, насколько бы не было страшно и неприятно в это все лезть, пора добавить в «Хонду+» немножко политики. Как слону дробина — опьяненный «свободой слова» СССР в себя приходить будет еще долго, но, если прислушается хоть кто-то, будет уже хорошо. Жаль, я «вскрываться» пока не хотел, трусливо убегая от ответственности пока исторический процесс немножко не утрясется.

Мы перешли дорогу — не на лимузине же эти двадцать метров проезжать — добрались до нашего дома…

— Иоши-кун, после ужина не забудь убрать бельё, — указала на висящие на балконе тряпочки мама Хомура. — И вообще, зачем вешать белье, когда на улице дождь?

— Позавчера было солнышко, вот и повесили, — вяло оправдался я.

Ну забыли, ну и что? Сгниет оно, что ли? Вот когда я полотенце мокрое в стиральной машинке на три дня оставил — вот тогда да, белье прокисло, мерзко воняло, а Хэруки — ворчала и просила больше так не делать. А вот и она сама — вышла из калитки, наряженная в темно-зеленое кимоно и собравшая волосы в высокую, очень сложную на вид прическу.

— Спасибо, мама Хомура, — первым делом поклонилась она. — Ваше стремление наладить общение с моими родителями очень много для меня значит.

Грустит моя девочка. Родительское одобрение — ультимативно важная для любого человека вещь. Полученное вовремя «ты — молодец» надежно закрепляет созидательные поведенческие паттерны, в то время как пренебрежение и «ага, отстань» могут навсегда отбить желание делать что-то полезное. Да, в будущем неизбежно придет осознание «все, что я делаю — делаю только для самого себя», но к этому моменту может быть слишком поздно — человек погрязнет в детско-подростковых травмах и положит на эту жизнь большой и толстый. В редких случаях — как у Хэруки — возможна и другая реакция: «в лепешку расшибусь, но докажу своим слабо понимающим как работает педагогика родителям, чего стою на самом деле»! Именно «доказательству стоимости» этот вечер и посвящен. Немножко реваншизмом пылаю и я — если мою невесту считают «дефектной», значит и я не вполне нормальный человек. Ну обидно! Ладно бы кто-то посторонний, но тут пренебрежение выказывает целая тёща. «Тёща» — это такой зверь, который редко бывает доволен, но посмотреть ей в глаза с нынешних моих высот интересно.

— Что ты, Хэру-тян, — с улыбкой «выпрямила» девушку, взяв ее за плечи, мама Хомура. — Я никогда не смогу простить себя, если на вашей с Иоши свадьбе не будет твоих родителей.

— Спасибо, — смущенно поблагодарила Хэруки.

Мы пошли к дому Аоки, и я ввел девушку в курс дела:

— Горбачева убили террористы.

— Какой ужас! — а вот Хэруки, которая с Горби и его женой лично знакома, расстроилась неподдельно.

— Послезавтра нам нужно быть в Москве, на похоронах, — добавил я.

— Едем, — кивнула она. — Бедная Раиса Максимовна.

— Хэру-тян, — мягко обратилась к ней мама Хомура. — Случившееся с русским президентом — большая беда, но сейчас нам нужно сосредоточиться на нашей жизни.

— Да, — кивнула Хэруки и похлопала себя по щечкам, настраиваясь на эмоционально сложный для нее ужин. — Я просто хочу, чтобы моя мама мной гордилась, — шепнула она мне.

— Уверен, так и есть, — слегка сжав ее ладошку, ответил я.

Иначе это просто шизофрения!

— Простите за опоздание, — с легким поклоном покаялся за всех пришедших вовремя нас отец и протянул отцу Хэруки коробку с набором великолепных садоводческих инструментов — Ринтаро-сенсей дал наводку на пожилого мастера, который их вручную отливает и куёт.

Работает, понятное дело, не со всеми желающими, а только с достойными. Подарок дорогой, редкий и ценный, и отдариться для родителей Хэруки чем-то соразмерным почти нереально. С другой стороны — они как бы не чужие люди, и такой завуалированный акт унижения вполне допустим.

— Задержались на похоронах Хонды-сама, — добавил батя и приосанился. — Нести гроб такого человека — невероятная честь.

По лицу Хикари пробежала тень — начала понимать, что происходит. Ее познавший «дзен подкаблучника» муж принял подарок, поклонился в ответ и пробубнил:

— Мы и сами только что пришли — работали над очень важным заказом.

Врёт — в Уцуномию они приехали еще утром, и за неимением других дел, весь день проторчали здесь — вон Ринтаро-сенсей какой усталый, все соки доченька выпить успела.

— Разрешите представить мою супругу, — после того как мы сняли мокрую обувь и поставили зонты в подставки, проявил манеры отец. — Одзава Хомура, седьмой дан дзюдо.

— Аоки Минору, очень приятно, — пробубнил отец Хэруки.

— Аоки Хикари, — с очень честной улыбкой представилась мать. — Дзюдо — это благородное искусство, и для меня — огромная честь познакомиться с той, кто достигла в нем таких высот.

Она просто рожала детей!

— Знакомство с занимающими двенадцатую строчку в мировом рейтинге бонсайщиками — невероятная честь для меня, — вернула комплимент улыбающаяся не менее красиво мама Хомура.

— Спасибо за заботу о моей дочери, — добавила Хикари, впервые с момента нашего появления в доме посмотрев на Хэруки.

Девушка грустно улыбнулась в ответ. Мама Хомура ответила:

— Что вы, это мы должны благодарить Хэруки за все, что она сделала для нашей семьи. Ваша дочь — исключительно талантливая, воспитанная девушка с железной силой духа: мы уже давно занимаемся с ней дзюдо — прозвучит нескромно, но, обладая некоторым опытом, во время поединка о человеке можно узнать многое.

Пока она излагала формальности — и абсолютную истину! — мы успели добраться до столовой. На столе — вареная в соевом соусе большая скумбрия, одэн, три разных салата и всегда имеющиеся мисо-суп и рис.

— Характер Хэруки — заслуга моего уважаемого отца, — призналась Хикари.

— Хэруки — вершина моего мастерства! — важно вклинился Ринтаро-сенсей. — Я всегда об этом говорил.

— Спасибо, дедушка, — шепнула Хэруки.

Усевшись за стол, мы «итатакимаснули» и немножко покушали. Далее в ход пошла бутылка подогретого сакэ, что очень обрадовало маму Хомуру — она только неделю назад перестала кормить близнецов, и наконец-то может расслабиться. Осушив пиалку, она заметила:

— Мы слышали, плоды ваших трудов в последнее время пользуются успехом.

— Благодаря тому, что я — дочь Аоки Ринтаро, плоды моих трудов с самого начала им пользовались, — пожала плечами Хикари. — Мне приятен ваш намек, Одзава-сан, — любезно улыбнулась маме. — Разумеется мы подарим вам бонсай, но после ужина, как того требуют правила этикета.

Сопоставимую по мощности с залпом Черноморского флота оплеуху мама Хомура приняла так себе — слегка дернувшись, она порозовела и покачала головой:

— Я вовсе не это имела ввиду.

Мама Хомура, ты же хорошая, выросшая в додзё, добрая и справедливая девочка. Зачем ты полезла соревноваться в завуалированном хамстве с профессиональной стервой?

— Тогда прошу меня простить, — отвесила поклон Хикари. — В самом деле — обладатель седьмого дана не может не знать таких вещей!

— Да, — успокоившись, кивнула мама.

— Я вырастил бонсай, — пришел я ей на помощь.

Посмотрев на меня взглядом, которым обычно смотрят на показывающего ничем непримечательный камень сопливого, чужого ребенка, Хикари изобразила радость и интерес:

— Ара-ара! Ты вырастил бонсай, Иоши-кун? Мы обязательно должны на него посмотреть!

— При всем моем уважении к Иоши-куну, — нацедив всем сакэ, поддержал разговор Ринтаро-сенсей. — Его бонсай едва ли можно посчитать достойным внимания.

— Это так, — подтвердила Хэруки.

Не обидно, потому что правда — бонсай получился неэстетично кривенький и откровенно некрасивый. Но как «ачивка» засчитывается!

— Странно, — изобразила удивление Хикари. — Я полагала, что Иоши-куну удается все, за что он берется. Примите мое искреннее уважение, Одзава-сан, — обратилась к отцу. — Воспитать такого разностороннего и наделенного многими талантами сына — невероятный труд.

— Таланты моего сына пробудились тогда, когда я оставил его одного на долгие месяцы, так что в вопросе воспитания талантливых детей Ринтаро-сенсей достиг больших успехов, чем я, — поскромничал батя.

— Добрый бонсай растет лишь в доброй земле, — важно заметила Хикари. — Потенциал может раскрыться, только если его напитал опыт прожитых лет, — вздохнула. — Последнее время я читаю много книг о воспитании детей.

— Как и я, — оживилась мама Хомура. — На меня произвели огромное впечатление книги Такеучи Сэдэо «Как вырастить гения» и «Развитие малыша с первых дней». Благодаря его методикам Мегуми говорит на двадцать процентов больше слов, чем положено детям ее возраста, — вздохнула. — Кичиро развивается как обычный ребенок, но я уверена, что у него все впереди — просто девочки растут быстрее.

— Материнство такое хлопотное, — вздохнула Хикари. — Хэруки была плаксивым ребенком, и порой, после пары бессонных ночей, я просто клала на ее лицо подушку — так я могла хоть немного поспать, — вздохнула еще грустнее. — Теперь я понимаю, что проблемы Хэруки связаны именно с этим. Боюсь, как мать я полностью провалилась — теперь, когда мою дочь знает весь мир, я понимаю, насколько была неправа.

— Мама! — пискнула Хэруки и бросилась обнимать Хикари.

— Прости меня, — тихо шепнула та, обняв дочь.

Повисла трогательно-неловкая пауза, которую решил развеять батя, обратившись к отцу Хэруки:

— Аоки-сан, ты в отличной форме. Каким спортом ты занимаешься?

— В школе я занимался легкой атлетикой, — похвастался тот. — Но теперь просто хожу в спортзал.

Хэруки отлипла от матери и смущенно села рядом с ней — Ринтаро-сенсею пришлось подвинуться.

— Он заставил железяками весь подвал, — пожаловалась Хикари.

— То же самое сделал и Дэйчи, — похвасталась Хомура.

— Поддерживать себя в форме — это важно, — покивал Минору.

Разговорился он что-то. И почему у него такая спокойная рожа? У нас здесь, вообще-то, трогательное воссоединение семьи!

— Мы планируем свадьбу на 14 июня следующего года, — подняла гораздо более важную тему Хэруки.

— Если позволишь, я бы хотела принять участие в подготовке и быть рядом в такой важный день, — попросила Хикари.

— Конечно, мама! — просияла девушка.

Как мало нужно грустному ребенку. На душе стало тоскливо — почему мне в тёщи выпал архетип «злая японская мать»? Впрочем, может она действительно раскаялась, осознала и ее поглаживания дочери по плечу вызваны проснувшейся материнской любовью? Ладно, главное — это счастье Хэруки. Если ее мамаша снова решит ранить мою девочку, я найду способ сделать так, чтобы эта подлость оказалась последней.

— Прости, Аоки-сан, — влезла мама Хомура. — Как мать жениха, я обязана разделить с тобой свадебные хлопоты. Тем более, — улыбнулась. — Я уже нашла подрядчика с отличной репутацией.

— В таком случае рассчитываю на тебя, Одзава-сан, — благодарно поклонилась Хикари. — Познакомишь меня с подрядчиком?

— Конечно, Аоки-сан, — пообещала мама. — Готовить такую свадьбу будет весело, и я уверена, мы с тобой хорошо проведем время.

— Несомненно, — подтвердила Хикари.

Ужин продолжался до позднего вечера, и его итогом стал отказ Хэруки от поездки на похороны Горбачева — Хикари объявила недельный отпуск и собирается «немного наверстать пропущенные годы». Не обижаюсь, всё понимаю. Никакого вреда в этом нет — мне отметиться надо, а Хэруки не обязательно: «утешальщиков» у Раисы Максимовны, уверен, и так хватит. И вообще мы еще даже несовершеннолетние и не женатые — какие тут, нафиг, могут быть проблемы? Возьму с собой Нанако — на похороны не пойдет, но лично мне будет веселее.

Хэруки осталась ночевать в доме Аоки, поэтому я решил сегодня остаться у родителей.

— По-моему все прошло неплохо, — подвел итог ужина батя. — Помирить семью Аоки было хорошей идеей, милая, — отвесил маме заслуженную похвалу.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Я сделала это только ради себя! — заявила мама Хомура, приложив руку к груди. — Спасибо, что поддержали меня в моем эгоистичном желании, — улыбнулась и отразила глазами свет фонаря. — У меня столько лет не было достойной соперницы!