Мистик: Незримый узел

Интерлюдия

Интерлюдия

Механомагический трест Гинделла

Мысли текли лениво, словно всё вокруг было заполнено вязкой, одурманивающей жижей. Личность знала, что она есть, но вот где находится, зачем, да и просто кто она такая — всё это оставалось неведомым. И любые попытки, малейшие усилия пробудить самую главную часть памяти «вознаграждались» волной вязкого блаженства, вымывающего даже само желание мыслить вне тех рамок, которые были установлены… ими. Кем «ими»? Попытки подумать об этом приводили к тому же самому — мутной волне полузабытья и ощущение содрогающегося в экстазе тела. Тела, которое личность тоже ощущала едва-едва, даже не понимая половую принадлежность, не говоря о прочем.

Думать было можно, но только в разрешённых, направлениях. И личность пыталась это делать, чтобы хоть таким образом не потерять себя окончательно в потоках неестественного счастья. Уйти в то, ради чего её сюда поместили, доводя выполнение порученного спектра работ до идеала. Чтобы таким образом уберечь себя от «размытия» и — возможно, только возможно — суметь сконцентрироваться до такой степени, чтобы попытка пробраться в ту часть разума, где хранилась информация о собственном «я», не вызывала…

Очередной приступ экстаза, выплыв из которого, личность поняла, что пока ещё слишком рано. Пока рано, ведь спустя непонятный промежуток времени обрушиваемые на неё на попытки мыслить «не в ту сторону» потоки наслаждения становилось переносить всё легче — самую малость легче, но малость плюс малость уже что-то — а значит, она двигалась в правильном направлении. Например, сейчас была если не твёрдая, то хоть какая-то уверенность, что она — это именно она, а никак не он.

Работа. Вновь вернуться к работе и вспоминать прошлые попытки вторжения и их ликвидации. Тоже… не выходящее за рамки действие, поскольку личность старалась вывернуть это действо таким образом, что погружение в подобные воспоминания служит повышению эффективности. Смерти, пленения, — они были разными, им предшествовали попытки нарушителей сражаться, убегать, даже договариваться… Не с ней, но с теми, которые другие, которые такие же, как и они, почти такие же. Внешне уж точно. А внутренне — тут другое. Даже те, которые пытались сюда проникнуть, обладая магией, они являлись… ущербными, будучи не способными полностью охватить весь спектр возможных энергий. Да и используемые ими методики были — по её личному убеждению, опирающемуся на… а вот этого думать до поры не стоило — грубыми, недостаточно сильными, к тому же не представляющими особенной угрозы.

Две, три… нет, уже пять. Личности приходилось делать над собой усилие, чтобы вспомнить число попыток вторжения, но и это было хорошо — раньше события сливались для неё в единое целое. Попыток было пять, но теперь ожидалась и шестая. Наверное, она окажется такой же, как и предыдущие, но… На сей раз она чувствовала на грани восприятия нечто отличное и в то же время… Да, в то же время близкое к тому, чем являлась сама. И это было хорошо. Что? Как чувствительность, так и то, что неведомые «они» или не появлялись рядом — что было бы отлично — или она их не чувствовала. Вот последнее было бы очень и очень плохо, особенно если…

Радость. Несильная. Осторожная. Но радость. Вышедшие «за допустимые рамки» мысли на этот раз не принесли растворяющее мысли в океане блаженства наказание. Зато теперь она уже осознавала, почему именно так. Режим угрозы! Во время нападений пределы допустимого и запретного для неё несколько расширялись, чтобы не снизить эффективность живого инструмента. А значит, следовало воспользоваться ситуацией, одновременно с устранением целей пробуя думать если и не о собственном «я», так хотя бы о повышении собственной не эффективности, но силы воздействия на окружающий мир. И с целью воздействовать не только на дальних и средних подступах, но и в случае, если вторженцы приблизятся близко к месту её расположения. А оно, место, являлось центром всего. Если же центру может что-то угрожать, то возможно и перемещение её, как очень ценного ресурса. А где перемещение, там и…

Осторожность, больше осторожности! И струится золотой песок в серых облаках, отмеряя немногие оставшиеся мгновения времени для тех, кто осмелился появиться. Кто доставил радость личности своим присутствием, ведь живой инструмент хотел поскорее перестать им быть, а значит…. Требовались иные живые инструменты, прерывание жизни которых будут обращены на явную пользу неким «им», а на косвенную и почти незаметную — ей самой.