Боги великой пустоты. Книга 1. Мертвец

Глава 28 Хадугаст III

Мощным ударом меча Хадугаст пронзил деревянного болвана и тут же схватился за плечо, болезненно морщась.

– Тебе не стоит так помногу тренироваться, – убеждал его стоявший рядом кнехт Фолькис.

Хадугаст уже несколько дней приходил на площадку рядом с северной стеной, дабы вспомнить боевые навыки. Грудь и плечо саднили не так сильно, как раньше, но и полностью выздоровевшим воин себя не ощущал. От резких движений снова начинало колоть в верхней части груди, а дыхание срывалось на кашель.

– Плевать я хотел, – Хадугаст, будто назло, нанёс очередной удар по деревяшке, и от боли чуть не выронил меч, – дерьмо собачье, когда заживёт проклятая рана?!

– Надо отдохнуть, лекарь запретил упражнения с мечом два месяца, – Фолькис облокотился на изгородь, скептически посматривая на господина.

– Пусть он катится в преисподнюю! Сущая ерунда. Знаешь, сколько раз я бывал ранен?

– Если не выздоровеешь, мы окажемся вынуждены торчать в замке до скончания веков, – заметил кнехт.

– Да хватит уже нудить под руку! Лучше расскажи, что в замке слышно, постоянно ведь с местными якшаешься. Тёмные близко?

– Вчера дозорные видели их передовые отряды в нескольких милях отсюда. А вообще, плохи дела: беженцы страсти рассказывают, будто армия огромная, сжигает всё на пути, считают, это демоны из преисподней покарать нас явились. Деревенщин-то в городе бесова прорва: понабежали со всей округи и запугивают местных.

– Не так же много их было.

– Это неделю назад их немного было, а сейчас на улицах не протолкнуться, и они всё идут. Говорят, ещё и «свободные» озверели в край: нападают на наёмников, жгут поместья и поднимают людей на бунт, а отобранную у сеньоров землю Бадагар раздаёт сервам. Ходят слухи, он с «тёмными» сговорился и тоже направляется к Нортбриджу.

– За этим бандитом следует так много дураков? Неужели сервы надеются взять крепость, которую ни одна армия не смогла захватить?

– Конечно, брехня: люди боятся и придумывают разное.

– В любом случае, надо поскорее отсюда свалить, пока эта сволочь Лаутрат не запихнул меня в тюремные подвалы. Вон, местного дастура уже прибрал к рукам.

– Дастур Фравак подозревается в ереси, к тебе-то за что придраться?

– Сам знаешь. Эта скотина обвинит в чём угодно, если захочет от тебя избавиться. Ересь или измена – какая разница? Итог один.

– Пожалуй, так, – согласился кнехт. – Мне тоже не хочется попадаться на глаза апологету.

– Пёс с ним, – выругался Хадугаст, – ещё немного, и я буду в состоянии ехать, куда угодно. Вот тогда-то и отправимся на юг. А знаешь, что нас там ждёт?

– Земли лордов-еретиков, которых казнит король.

– Верно! А сейчас нам пора на проклятые похороны проклятого канцлера, который так не вовремя вздумал протянуть ноги. И почему я должен лишний раз мозолить глаза придворным? Мне в замке, похоже, вообще никто не рад! Дурацкая вежливость! Они нарушают законы гостеприимства, а я лебези перед ними? – Хадугаст не на шутку распалился.

– Не ходи, если не хочешь, – пожал плечами Фолькис.

– Ага, тебе-то легко говорить…

Сменив пропитанный потом гамбезон на лёгкую, полотняную котту, Хадугаст отправился к святилищу Ардвана-плотника. Кладбище для придворной знати находилось в роще неподалёку от тренировочных площадок.

Когда Хадугаст вошёл внутрь, люди уже были в сборе, а тело канцлера лежало перед алтарём, завёрнутое в чёрный саван и обложенное осиновыми ветвями, которые по преданию защищали тело от вселения бесов. Только лицо покойника с зашитыми веками и ртом оставалось открытым на всеобщее обозрение. Придворные, облачённые в тёмные одежды, толпились вокруг покойника, прощаясь с усопшим, в то время как плакальщицы оглашали рыданиями стены святилища. На общем фоне выделялась белая мантия мобада, проводившего церемонию, и рясы слуг-храмовников.

Хадугаст сразу заметил высокую стройную фигуру Берхильды – женщина стояла у изголовья покойника, её волосы покрывал белая накидка, обмотанная вокруг шеи и головы, поверх которой сверкал драгоценными камнями золотой обруч. Рядом мелькали коренастая фигура хромоногого кастеляна и широкоплечая туша маршала Адро. Нитхард, опираясь на трость, стоял между мужчинами. Не обошлось и без Лаутрата, который, как всегда, держался чуть позади придворных, зорко за ними наблюдая.

Обычно похоронный обряд возглавлял дастур, но в связи с последними событиями, приведшими к тому, что графство оказалось без церковного главы, церемонию вёл один из городских мобадов. Хадугаст сразу заметил это и вспомнил слова Фолькиса об аресте Фравака, но вскоре ему стало не до него. Единственное, что сейчас хотел воин – поскорее убраться восвояси: слишком уж неприятно кололи косые, враждебные взгляды придворных. А вот Берхильда даже головы не повернула в сторону возлюбленного, будто его здесь и не было. После отъезда графа, Хадугаст полностью уединился в предоставленной ему комнате и не показывался даже на трапезах в общем зале, предпочитая проводить время либо в одиночестве, либо в обществе двух боевых слуг. И сейчас он клял на чём свет стоит правила приличия, вынудившие его явиться сюда.

«Отмучался бедняга», – подумал воин, когда настала его очередь подойти к телу. Мобад-канцлер действительно много страдал перед смертью: его плоть начала гнить, и ни какие мази, травы и даже молитвы не могли остановить заражение. Повреждённую ногу пришлось отрезать, но и это не помогло – на следующий день Гуштесп скончался.

Хадугасту пришлось повидать много покойников на своём веку, он и сам не раз отнимал жизни – обычное дело для воина. Но сейчас коленопреклонённый задумался, представив, как однажды тоже будет лежать под чёрным саваном в окружении толпы, провожающей его душу в последний путь. Или нет? Кто придёт на похороны, кто наймёт плакальщиц, кто захочет с ним проститься? Пара слуг? Да и те вряд ли. В свои сорок с лишним лет Хадугаст не имел ничего: ни замка, ни семьи, ни наследников. Единственное, чем он мог похвастаться – несколькими поверженными противниками, бесчисленным количеством шлюх в борделях и деревенских баб, которых он оприходовал, да тем, что набил оскомину всем коленопреклонённым в округе, постоянно пользуясь их гостеприимством. Стало тоскливо на душе, да так, что хотелось волком выть. Хадугаст переводил взгляд с одного придворного на другого, но те больше не желали встречаться с ним глазами. Посмотрел на Берхильду – к этой женщине воин давно испытывал нежные чувства, вот только оказался он пешкой в её руках, и это огорчало ещё больше.

Началась церемония. Мобад произнёс длинную молитву, а затем открыл Книгу Истины Хошедара и зачитал отрывок.

– «И возопят покойники к Небу, и да спустятся святые Его за душами умерших, чтобы забрать из тел бренных туда, где сойдутся Всевидящий и Враг в вечном споре о том, кому достанутся души после конца времён…»

Около получаса читал мобад священный текст, наполняя святилище заунывным речитативом. В конце концов, покойника окропили водой из чаши с алтаря и вынесли на улицу. На кладбище уже чернела свежая яма, и медленная процессия под вопли плакальщиц потянулась к ней. После того, как слуги опустили туда мертвеца, а храмовники кинули пару горстей земли, пришла очередь работы могильщиков, и провожающие стали расходиться.

За похоронами следовало поминальное пиршество, но Хадугасту было не до него. В тяжёлых думах он дополз до комнаты и повалился на кровать. Чувствовал он себя паршиво: болели рёбра и плечо, подолгу не отпускал кашель. Подумав, что неплохо выпить вина перед сном, Хадугаст, кряхтя, поднялся и подошёл к столику с кувшином. Кувшин оказался пуст, но рядом лежал клочок бумаги. При тусклом свете мужчина попытался разобрать буквы. «Вход в подземелье, десять вечера», – значилось в записке.

Графиня желала встретиться. Хадугаст тут же смекнул, что Берхильда наверняка пронюхала о его намерении свалить из замка. После разговора с наместником, воин окончательно утвердился в намерении бежать: он не верил, что на стороне графини так много сил, как она уверяла, зато человек, вроде Лаутрата, который в курсе всего на свете, обречёт на провал любую попытку захвата власти. Наверняка апологет уже подкупил часть стражи и наёмников. Со времени того разговора Хадугаста не покидало тягостное ожидание шагов по коридору и вооружённых людей на пороге «кельи», пришедших за ним. План отъезда коленопреклонённый держать в секрете ото всех, кроме своих кнехтов. Никто не должен был знать о нём, особенно графиня: Хадугаст опасался её уговоров, гнева, оскорблений и всевозможных уловок, которые та предпримет, желая удержать возлюбленного подле себя. Он знал, что вновь поддастся её чарам и будет вынужден дать обещание остаться.

Колокол пробил девять. Этим вечером во дворе замка царила суета: до кельи доносились оживлённые голоса людей, кто-то время от времени пробегал под окнами. Погружённый в раздумья, Хадугаст долгое время не замечал шум, и только теперь обратил на него внимание. Только сейчас до него стало доходить, что за стенами гостевой башни не всё в порядке, и едва он об этом подумал, в комнату влетел взволнованный кнехт Мабон.

– Сэр Хадугаст, – воскликнул тот, – на замок напали!

– Кто? – изумился коленопреклонённый.

– В темноте не видно – никто не знает!

Хадугаст облачился в доспехи и вышел на улицу. Темнело. Мимо протрусили несколько солдат. Коленопреклонённый поспешил на северную стену, где уже собрались остальные обитатели замка, включая Тедгар и барона Адро. Берхильда тоже была тут. Катафракты негромко переговаривались, вглядываясь в сгущающийся сумрак, пламя факелов оттеняло их суровые, напряжённые лица.

За городом виднелись огни, а со стороны пригорода доносились крики людей. Ниже по склону холма за первым и вторым рядами стен инженеры расчехляли онагры и требушеты.

– Что случилось? – поинтересовался Хадугаст.

– К городу подошло войско, говорят, тёмные, – сообщил Адро. – Сейчас они грабят предместья.

– Много их?

– Достаточно. Отряд, посланный отбить пригород, вернулся с большими потерям.

– Так значит, мы не сможем прогнать их от стен? – Берхильда стрельнула в маршала холодом серых глаз. – Мы в осаде?

– Похоже на то, миледи. Впрочем, есть надежда, что утром они уйдут. Тёмные – дикари. Пограбят и поскачут дальше.

– И мы им позволим безнаказанно разорять город? – графиня была в гневе.

– Миледи, гарнизон замка чуть более сотни человек, ещё пара сотен наёмников сидит в нижней крепости. С такими силами мы не в состоянии произвести вылазку, особенно сейчас, в темноте, без разведки. Если нас всё же возьмут в осаду, в обороне понадобится каждый. А если там вся армия, которую тёмные перебросили через горы, чтобы её разбить, понадобится гораздо больше сил, чем есть у нас. Даже катафрактов, собирающейся в Хирдсбурге, может оказаться недостаточно – тёмных слишком много!

– Но ведь они ударят по этим ублюдкам?

– Миледи, коленопреклонённые сделают всё, что в их силах. В любом случае, пока тёмные не перешли через реку, мы блокированы только с северо-востока. И им потребуется попотеть, чтобы захватить мост или найти другую переправу.

Тут к маршалу прибежал запыхавшийся кнехт:

– Господин, с юга через лес движется большой отряд. Много огней. Враг подошёл с другой стороны!

– Тоже тёмные?

– Мы не знаем, господин: не можем разглядеть.

– Остаётся ждать до утра, – вздохнул маршал.

Вокруг города уже запылали горящие постройки: враги жгли предместья. Адро, Тедгар и другие воины покинули стену, не ушла лишь Берхильда. Она стояла неподвижно, будто выточенная из камня статуя, и смотрела на огонь, отражающийся пламенем гнева в её глазах. Пурпурное платье и непокрытые волосы женщины развевались на ветру.

Хадугаст взял графиню за руку, но она даже не обратила на это внимание.

– Ничего, мы им покажем, – заверил он. – Этот замок не возьмёт ни одна армия.

Берхильда обернулась и уколола любовника холодным пристальным взглядом:

– Да, теперь тебе отсюда не сбежать.

– Хильди, дорога, почему ты решила, что я куда-то убегу?

– Во-первых, я для тебя миледи, – она резко высвободила руку, – а во-вторых, не держи меня за дуру. Ты хотел бежать, как последний трус, наплевав на мои чувства и на свои обещания. Тебя запугал Лаутрат, и ты решил свалить. В этом замке у стен есть уши, Хадугаст. И если ты треплешься о чём-то каждый день со своими слугами, вряд ли это останется в тайне.

– Но я не…

– Хватит оправданий! Впрочем, сейчас это всё не имеет никакого значения. Ты теперь пленник здесь, как и все мы. И думать надо совсем о другом. Ты уже достаточно здоров, чтобы держать меч в руках? Нам нужен каждый воин.

– Сложно сказать: я тренируюсь, но боли не проходят. Проклятая рана!

– Надеюсь, когда придёт время битвы, ты не станешь отсиживаться в четырёх стенах?

– За кого ты меня принимаешь? – возмутился Хадугаст, на что Берхильда лишь хмыкнула.

Хадугаст нахмурился:

– Так значит, об этом ты мне хотела сказать сегодня? Обвинить в трусости?

– Я ничего тебе не хотела говорить. Ты решил уехать, нарушив обещание, так почему я должна унижаться перед тобой и упрашивать? Вали на все четыре стороны. Ты отверг нашу любовь – что ж, таков твой выбор. А теперь оставь меня одну.

– Но ты же хотела встретиться! Написала мне записку, назначила место и время. Разве нет?

Графиня удивлённо посмотрела на воина:

– Я не писала тебе никаких записок, и встречаться не собиралась.

– Но тогда кто её написал?

– Я не знаю, Хадугаст! Почему я должна быть в курсе того, кто тебе пишет записки? Может это ещё одна твоя любовница?

Хадугаст пытаясь уловить хотя бы проблеск былых чувств, но в резких чертах Берхильды не осталось даже намёка на них, она больше не смотрела в его сторону. Коленопреклонённый вздохнул и побрёл прочь, мысль о разрыве с возлюбленной бередила душу. Но возникшие в это вечер проблемы оказались куда серьёзнее, чем его сердечные перипетии. Адро прав: надо дождаться утра, чтобы понять, кто и в каком количестве осадил замок. Нападение тёмных смешало все карты, а загадочная записка только подлила масло в огонь, породив ещё больше беспокойств. Страшная мысль посетила Хадугаста: что, если это ловушка, и кто-то хочет убить его? Но кто именно: слуги графа, Лаутрат, а, может, сама Берхильда? Очевидным было одно: теперь Хадугаст оказался надолго заперт с людьми, которые его ненавидят.