Мертвец

Глава 16 Феокрит III

Дорога серпантином спускалась вниз по склону, поросшему редким лесом и густым кустарником. По обе её стороны в зарослях притаились вооружённые люди. Только что разведчик сообщил о приближении торгового каравана, и грабители нервничали, ожидая схватки: никто не мог гарантировать положительный исход предприятия, когда добычу охраняют почти полсотни наёмников. Бандитов оказалось меньше, но идти на попятную было поздно, а потому решили атаковать, возложив все надежды на большое количество лучников, внезапность и, конечно же, удачу.

Феокрит, Неокл и Носатый устроились отдельной группой на косогоре за валуном. Отсюда хорошо просматривалась дорога и пологий спуск к основанию сопки, где по каменистому руслу текла мелководная речушка. Носатый приготовил лук, в землю перед собой он воткнул несколько стрел, а Феокрит держал свой полуторный меч, размышляя о том, сможет ли управиться с этим громоздким, непривычным для руки оружием.

– Купцы знают, что тут грабят постоянно, поэтому и наняли кучу народа, – объяснил Носатый. – Готовьтесь, парни, легко не будет.

– Но почему тогда такая маленькая плата? – возмутился Феокрит.

– А тебе надо гору золота? Нас и так прикрывают: не приходится по лесам шариться и бегать от шерифов. Не нравится, иди к побережью, или в долину на востоке. Только там, я тебе скажу, быстро на виселицу угодишь. Это до Западной войны тут раздолье было, а сейчас лорды всё прибрали к рукам.

Наконец показался караван. Телеги растянулись на целую милю, они только что прошли перевал и теперь неторопливо ползли вниз. Промеж повозок скакали всадники в лёгких доспехах, возницы тоже имели при себе оружие. Феокрит, глядя на эту армию в миниатюре, снова засомневался в успехе предприятия.

Засаду устроили вдоль прямого участка спуска. Бандиты сидели тихо, глядя из зарослей на ничего не подозревающих караванщиков, поглощённых дорогой. Притаившись за валуном, Феокрит слышал разговоры людей, и даже как один из возниц насвистывал знакомую мелодию.

Когда все телеги оказался в зоне поражения, лучники, поднявшись во весь рост, начали осыпать ошеломлённых путников стрелами. Всадники оказались заперты на узкой полосе дороги, они не могли подскакать к противнику, засевшему в зарослях на крутом склоне, и лишь отвечали редкими выстрелами из луков и арбалетов. Проредив численность стражи, грабители с воинственными криками бросились врукопашную. Оставшиеся в живых караванщики приготовились защищаться. Завязался бой.

Феокрит выскочил на дорогу, держа меч обеими руками, а на него уже бежал возница с тесаком и небольшим круглым щитом. Разбойник с размаху обрушил на противника клинок, доски выставленного вперёд щита затрещали под ударом, возница отшатнулся, но устоял, и в ответ попытался достать тесаком. Оружие оказалось слишком коротким, лезвие лишь прорезало воздух перед носом бандита. При этом караванщик на миг раскрылся, и Феокрит, улучив момент, с силой ткнул того в незащищённую часть корпуса. Меч легко вошёл в живот жертвы.

В это время Неокл и ещё один грабитель набросились на всадника, стащили с седла и дружно начали бить тесаками. Носатый взял на себя другого конного стража. Он вонзил топор по самую рукоять тому в бедро, но наёмник, будто не почувствовав боли, обернулся и несколько раз ударил неприятеля фальшионом. Схватившись за лицо, разбойник упал, оставив топор в ноге противника. Феокрит поспешил на помощь: подбежав сзади, он воткнул меч в спину всадника. Носатый лежал с рассечённым пополам лицом и глубоким порезом на окровавленном затылке и стонал. Тут в бой вступили те, кто прятался снизу от дороги. Оттуда караванщики не ожидали удара – он-то и предрешил исход сражения.

Защитники тут же побросали оружие и сдались на милость победителям. Живых среди них осталось мало, но и отряд налётчиков существенно поредел. Вся горная тропа была усеяна трупами: они лежали на повозках, на земле, среди кустов. Где-то впереди ещё продолжался бой, но и он скоро закончился.

Защитники тут же побросали оружие и сдались на милость победителям. Живых среди них осталось мало, но и отряд налётчиков существенно поредел. Вся горная тропа была усеяна трупами: они лежали на повозках, на земле, среди кустов. Где-то впереди ещё продолжался бой, но и он скоро закончился.

Караван держал путь то ли из Нэоса, то ли из какого-то другого прибрежного города, и хотя почти весь товар оказался распродан, поживиться нашлось чем: денег у торговцев имелось в достатке. Жертв было много. По словам завсегдатаев Скархолда, подобная резня случалась редко: как правило, купцы сдавались быстро, стоило только припугнуть, и тогда людей оставляли в живых и отпускали на все четыре стороны. Но сегодня всё произошло иначе. Караванщиков поставили на колени и один из налётчиков начал по очереди резать глотки пленникам. Многие просили пощады, некоторые даже плакали, не желая умирать, но грабители, разозлённые упорным сопротивлением и смертью своих товарищей, не испытывали к побеждённым ни капли жалости. Феокрит молча стоял и смотрел на свершающуюся месть: ему было плевать, как на караванщиков, так и на своих коллег, оставшихся на дороге, но размах бойни произвёл на бандита сильное впечатление. Раньше он не участвовал в столь крупных драках, и от увиденного сейчас стало немного не по себе. Феокрит обратил внимание на пожилого купца: раненый стрелой в ногу старик обречённо наблюдал, как один за другим гибнут его люди, а когда очередь дошла и до него, мужчина произнёс громко и отчётливо:

– Передайте проклятому Вороне, что ему место в преисподней уготовано! И вам всем гореть там же…

Нож, вскрывший ему глотку, оборвал фразу.

Тела караванщиков погрузили в пустые телеги и столкнули под откос. Оружие и доспехи убитых бандиты расхватали, а, что осталось, сложили на повозку и повезли в замок, лошадей тоже увели с собой. Феокрит нашёл неплохой шлем себе по размеру, небольшой круглый щит и добротный боевой топорик, чему весьма порадовался.

В Скархолд прибыли к ночи. Тяжелораненых отнесли в подвал. Носатый был среди них: его лицо и голова распухли и стали бесформенными, он пришёл в сознание, но всю дорогу стонал и бредил.

Оставшиеся в живых собрались в главном зале у очага. Люди выглядели измождёнными, они тут же начали пить, поминая погибших собратьев, а то и просто ради успокоения нервов. Только теперь Феокрит осознал, как много народу сгинуло в минувшей стычке: последние два дня замок буквально кишел народом, а теперь осталась лишь жалкая горстка пьяных бандитов у очага. Впрочем, самому Феокриту в этот раз посчастливилось выйти из заварухи живым и здоровым, друг и коллега Неокл тоже не пострадал, а значит, можно было вздохнуть с облегчением.

Снизу доносились вопли раненых.

– Половина из них и до утра не тянет, – махнул рукой, сидевший рядом бандит. – Ворона не любит лишние траты. Да и платить меньше…

Чем больше Феокрит здесь находился, тем противнее ему становились и старик-барон, и сам замок, а услышав эти слова, он почувствовал ещё большее омерзение. И тут разбойник вспомнил про Лина Перста, о котором совсем забыл за событиями сегодняшнего дня. Только теперь он понял, что среди собравшихся парня нет. Неужели помер? Феокрит подумал о Шане, и о том, как Лин обещал увезти её из этого мерзкого логова. Немного взгрустнулось. «Жалко её, конечно, но всем не поможешь», – рассудил разбойник. Обычно он старался не допускать лишних эмоций, которые могут помешать работе, но эта девчонка по-настоящему запала в душу – к ней Феокрит проникся самым искренним сочувствием, на которой только был способен.

В зал вошёл барон.

– Хорошо потрудились, парни, – он окинул людей прищуренным взглядом. – Мой кастелян завтра утром выдаст вознаграждение.

Раздались одобрительные, но не слишком бодрые возгласы.

– Есть ещё одно дельце, – продолжал Ворона. – Намечается крупная война на юге Катувеллании. У кого есть желание подзаработать, милости прошу в мою армию. Плачу три золотых авансом, и по шесть каждый месяц службы. Если у кого нет лошади, или ещё что требуется, могу предоставить – стоимость вычту из жалования. Выход через неделю, поэтому думайте быстрее.

Он пропал так же незаметно, как и появился, а бандиты тут же оживились, обсуждая предложение.

– На войне можно неплохо пограбит, – сказал один из них.

– А тут нельзя? – возразил другой. – Не, лично мне за короля подыхать неохота. Вертел я этого короля...

– Если ты удачлив, там можешь разбогатеть гораздо быстрее, чем грабя караваны, – возразил третий

– Или сгинуть ни за что.

– Я воевал с катувелланцами восемь лет назад, – начал рассказывать бандит с недостатком пальцев на руке и уродливым шрамом во всё лицо, – служил солдатом в Мегерии, когда на город напали. Несколько месяцев мы провели в осаде, пока люди не начали помирать от холеры, и тогда нас всех послали на вылазку. Вот итог, – он продемонстрировал шрам и увечную руку. – А ещё катувелланский лорд – раскалённый шип ему в задницу – чуть меня не повесил, когда в плен попали. Вот это и называется война! Свою награду я уже получил, и хрена лысого теперь туда пойду. Хоть за короля, хоть за самого Хошедара. Срать я на них хотел!

Разгорелся спор: часть людей считала, что податься в наёмники – хорошая идея, часть относилась к этому отрицательно.

– Да никто же насильно не тащит! – воскликнул кто-то. – Хотите – идите, хотите – нет. Ваши проблемы, коли свой шанс профукаете.

Феокрит задумался. Пойти в наёмники действительно не такая уж и плохая идея. Он вспомнил двух парней, с которыми пил в Мегерии: эти люди многое повидали, были одеты по последней моде, да и жили на широкую ногу. А если рискнуть? Рискнуть, чтобы выбраться, наконец, из жалкой шкуры мелкого бандита, разбогатеть, выйти в люди… Неужели славный род Данаидов закончится на таком неудачнике, как он, в одной из нелепых стычек с охраной караванов? Может быть, судьба действительно даёт шанс?

– Не желаешь податься в наёмники? – спросил он Неокла.

– Ну его в пекло, мне и тут хорошо. А ты решил ехать?

– Не знаю. Понимаешь, надоела такая жизнь. Сколько можно в параше ковыряться?

– Что ж, хозяин-барин. У меня желания нет, да и тебе не советую. Я ведь тоже побывал на войне, хоть и не довелось сражаться – хреновое это дело: живёшь, как собака, и как с собакой, с тобой обращаются. Нахлебался, спасибо!

Фекорит в Западной войне не участвовал. Тогда совсем ещё молодому разбойнику хотелось лишь свободы и лёгких денег, а на остальное было откровенно плевать. Вот и прятался он с дружками в лесах к северу от Мегерии, где время от времени грабил плохо охраняемые обозы, надеясь однажды разбогатеть.

– Знаешь что, – сказал Феокрит, – катувелланцы забрали у меня Родину много лет назад. Именно из-за них мой род утратил величие. Я бы пошёл воевать, но только против короля.

– Тога тебе надо в Нэос, – влез в разговор человек с изувеченной рукой. – Слышал, архонты и знать прибрежных городов собирают наёмников, хотят поддержать южные герцогства и не дать королю объединить земли. Свободные полисы только и думают, как бы раком поставить Железноликого со всей его армией.

Напившись браги, бандиты завалились у очага и захрапели. Но Феокриту не спалось: будоражило предвкушение того, как в бою он заслужит славу, и может быть, даже титул. «Я должен пойти туда, – думал разбойник, – наконец появилась хоть какая-то цель в моей поганой жизни, кроме как заниматься воровством и мелким мошенничеством». И эта цель заставила заиграть окружающий мир новыми красками. Под утро Феокрит уже имел твёрдую решимость осуществить задуманное.

– Так и не надумал со мной ехать? – поинтересовался он утром у Неокла. – Катувелланцы уничтожили и твою Родину тоже.

– Прости, брат, – скептически покачал головой приятель, – но мне нет дел до разборок лордов и подыхать в них я не намерен. Может, и ты выкинешь эту дурь из головы?

– Знаешь, вчера я ещё сомневался, но сегодня ночью ясно почувствовал, что меня ведут боги. Уверен, высший смысл моей жизни именно в этом: вернуть утраченное величие моему роду.

– Не знай я тебя так хорошо, решил бы, что ты умом тронулся, – вздохнул Неокл, – впрочем, может, и правда судьба твоя не здесь.

Попрощавшись со старым другом и остальной компанией, Феокрит отправился на третий этаж, где полный, лысый кастелян с постоянно недовольным лицом выдавал деньги. За нападение на караван причиталось всего пара золотых. Плата за такой риск показался смешной, но права качать разбойник не стал.

– Мне нужна лошадь, – сказал он.

– Без проблем, – ответил кастелян, – два золотых за коня, один – за сбрую.

«Проклятый скупердяй, – мысленно ругался Феокрит, – оберёт же до нитки!»

– В Мегерии сбруя стоит в два раза дешевле! – возмутился он.

– Вот и покупай в Мегерии, если так, – грубо осадил его управляющий, – А тут стоит один золотой.

Феокрит отдал все заработанные деньги за коня, но на седло уже не хватало.

– У тебя неплохой меч, – заметил кастелян, – могу обменять.

Разбойник заколебался. Меч являлся трофеем, да и стоил дороже простенькой сбруи, но, с другой стороны, обращаться с подобным оружием бандит всё равно не умел, а это рано или поздно сослужит дурную службу.

– Пёс с ним, забирай, – махнул он рукой.

Пошли во двор, куда вчера пригнали лошадей из ограбленного каравана. Конюшни замка не могли вместить такое количество животных, и тесный двор оказался забит под завязку. При дневном свете Скархолд выглядел из рук вон плохо: стены потрескались, покрылись мхом и растительностью, а верхняя галерея с бойницами местами обвалилась, подточенная сыростью и холодами. Крепость походила на своего владельца – такая же серая, сгорбленная, неприветливая. Внимание Феокрита привлекла пара слуг – они выносили трупы из подвала донжона и складывала недалеко от ворот, где уже скопилось с десяток тел, сваленных в кучу. Синюшные лица с раскрытыми глазами и ртами выглядели жутко, и у каждого мертвеца от уха до уха тянулась длинная рана – ночью им всем перерезали глотки.

– Старая тварь! – тихо обругал Феокрит барона.

Мальфрида Ворону они с кастеляном встретили возле лошадей – тот осматривал захваченных животных.

Увидев Фекорита, барон удивился:

– Уже уходишь? Хм. И куда подашься? Впрочем, не торопись, дело есть. Не пыльное. Вот этих надо вывезти подальше, – он кивнул в сторону покойников, – чтобы деревенские не видели. Заплачу, разумеется, серебром.

Фекорит внезапно подумал: а что, если просто прирезать старого проходимца здесь на месте? Что, если освободить мир от подонка? Кто его хватится?

Барон ждал ответа:

– Чего задумался? Нужны деньги?

– Ехать надо, – буркнул разбойник, еле сдерживая накатившую злобу.

– Ну как хочешь, дело твоё, – развёл руками Мальфрид и вернулся к прежнему занятию.

Кастелян предложил Феокриту пегого, низкорослого жеребца. В лошадях бандит кое-что понимал: для легковооружённого воина эта животина подходила в самый раз. Надев на коня сбрую, он направился с ним к воротам. Проходя мимо трупов, Феокрит увидел женскую фигуру, склонившуюся над одним из тел. Закрытая плащом с капюшоном, она сотрясалась от рыданий. Разбойник подошёл ближе, и тут всё стало ясно: на земле лежал Лин Перст с перерезанной глоткой, остекленевшие глаза парня смотрели в небо, молодое лицо с мужественными чертами, которое наверняка нравилось многим женщинам, теперь выглядело осунувшимся и страшным.

Какое-то время Феокрит стоял рядом, не зная, что сказать. Наконец, он пересилил себя и осторожно обратился к плачущей Шане:

– Послушай, жаль, что так получилось, сочувствую, правда. Но ты всё равно можешь уехать: я держу путь в Нэос, если хочешь, отвезу тебя туда.

Девушка продолжала всхлипывать и даже не обернулась.

– Куда я поеду? – наконец произнесла она. – Что я там буду делать? Стану шлюхой, как и здесь? Но здесь я хотя бы дома!

Феокрит молча уставился на труп. Девушка действительно любила этого парня, а теперь у неё отняли последнюю надежду. Но не был ли прав Лин, когда обвинял Феокрита в том, что тот суёт нос, куда не следует? Его ли это дело? «Всем не поможешь», – ещё раз напомнил себе бандит.

– Прощай, Шана, – произнёс он, вскочил в седло и поскакал прочь. Впереди ждали приключения, деньги и слава. По крайней мене, Феокрит верил в это. Отъехав от Скархолда, он последний раз оглянулся на обшарпанные стены крепости. На одной из них заметил маленькую фигурку в развевающихся одеждах. Она некоторое время неподвижно стояла над пропастью, а потом полетела вниз.

Феокрит отвернулся и сжал зубы – раскалённая стрела вонзилась в сердце, разорвав его на ошмётки. Горе бедной девушки стало частью Феокрита, въелось бессмысленным и безжалостным состраданием, мучительной болезнью, от которой нет избавления. Пришпорив коня, он поскакал прочь, желая поскорее забыть это место.