Боги великой пустоты. Книга 1. Мертвец

Глава 24 Монтан V

Монтан трапезничал за столом вместе с Никанором. В камине готовилась каша из проса, а на столе лежали сыр и ветчина. Сейчас юноша был одет в новую тунику, вымыт, расчёсан и надушен. За последние дни он залечил раны и привёл себя в порядок, став похожим на приличного горожанина среднего достатка.

– И всё-таки я не понимаю, – говорил Никанор, – как ты это сделал. Тебе же тогда кишки выпустили, а теперь сидишь, как ни в чём не бывало. Иначе, как чудом, не назовёшь. Ты – любимчик богов.

– Боги тут ни при чём, – Монтан откусил кусок ветчины, наслаждаясь вкусом и, прожевав, добавил, – есть вещи, которые человек может сделать сам.

– Эх, молодость такая самоуверенная, – качал головой Никанор, – таким же был в юности, богов не чтил, думал, сам могу всё. А впрочем, ладно, твоё это дело. У каждого свои боги, и каждый сам выбирает, кого и как почитать. В любом случае, весть о тебе разлетелась, дела пошли в гору. Выходит, всё к лучшему. Теперь у меня целый двор посетителей, – старик тихо засмеялся. – Ждут вон. Так дальше-то планы какие?

– Останусь, – сказал Монтан, – мне больше идти некуда.

– Да почему ж некуда? Побережье большое, городов много. Тут, я тебе скажу, не лучшее место, да ты уже и сам понял. Едет сюда народ со всего мира: якобы, богатство тут, деньги. Да какие тут деньги? Где они? Видел, что на окраинах делается? Так вот, все эти люди, их отцы, деды, прадеды однажды приехали сюда, в Нэос за лёгкой наживой. Да так и остались ни с чем. Но город не отпускает. Проклятое это место, юноша, – Наканор поджал губы, – а счастье не в деньгах. Хотя и в них тоже, да только они больше бед приносят.

– Люди все стремятся к деньгам, – подумав, возразил Монтан.

– Это кто ж тебе такую глупость внушил? До поры до времени, может и да, а потом понимают, что и более важные вещи есть в жизни.

– Какие? Все вещи можно купить.

Никанор тихо засмеялся, качая головой:

– Ну, может, поймёшь, когда постарше станешь, я тебя учить уму-разуму не буду – бесполезно, пока на своей шкуре не прочувствовал. Ты лучше вот, что скажи. Если ты с севера, в Мегерии-то точно бывал.

Монтан кивнул.

– Слух один прошёл, так у нас в городе все фанатики оживились. А говорят вот что: якобы недавно в Мегерю пришёл некий юноша, светловолосый, вроде тебя. И что, якобы, его схватили апологеты и хотели казнить. А как собрались, так и попадали все замертво. Тоже, говорят, людей лечил, даже мёртвых оживлял! Фанатики-то наши сразу и решили, что это посланник ихнего бога пришёл и, значит, всем неверным теперь несдобровать. Ты-то не слышал ничего такого? – Никанор прищурился.

– Не слышал, – слукавил Монтан, решив не привлекать к себе ненужное внимание.

– Жаль. Ну да ладно, – вздохнул хозяин. – Там на севере всякое, конечно, происходит. Жуть. Ну, как известно, конец времён скоро. А может и просто басни. Не забивай голову.

После трапезы Монтан поднялся на второй этаж. Никанор был небогатым горожанином и держал аккуратный двухэтажный дом в районе, далёком от суеты центральных улиц. Второй этаж он сдавал жильцам. Монтан, как выздоровел, решил остаться тут, а когда появились пациенты, то и плата за жильё перестала представлять проблему.

Ему здесь нравилось. Комната имела простое, но опрятное убранство, а во дворике под окном пристроился садик с беседкой. Никанор был прав: дела действительно пошли в гору. Третий день подряд Монтан непрестанно принимал посетителей, и поток их рос, как росла и горсть статеров(1) в кошельке.

Вначале приходили небогатые жители Нэоса, но вскоре на пороге дома стали появляться и представители имущих сословий. Платили они соответствующе. Была лишь одна проблема: стало тяжело концентрироваться после того досадного инцидента в трущобах, и сосредоточение теперь занимало гораздо больше времени и сил, чем прежде. Монтан слишком глубоко погрузился в окружающий мир, стал частью его и частью общества, человеческие привычки начали одолевать, а потому очень много энергии распылялось на эмоции и переживания.

Прежде Монтан не испытывал ничего подобного: ему были чужды страх и радость, любовь, симпатия и ненависть, он не ведал жалость к тем, кого приходилось исцелять, а если случалось умертвить человека, сожаления не преследовали. Желаний Монтан тоже почти не имел, даже элементарные физиологические потребности не довлели над ним: голод, холод, жажду и прочие неудобства раньше он просто не замечал, контролируя процессы, протекающие в организме. Сейчас же мир перевернулось с ног на голову: всё больше и больше тянуло к комфорту, а голод и жажда теперь терзали постоянно. Пациенты тоже начинали вызывать эмоции: Монтан уже давно ощущал лёгкое презрение к людям, но сейчас оно перерастало в стойкое отвращение. А когда приходили красивые девушки, молодой целитель испытывал влечение к ним: какое-то странное, сладковатое чувство, трепет, и возбуждение, которые прежде ему были незнакомы.

Теперь он в полной мере понимал, как ощущают себя люди. С одной стороны, это даже нравилось: было приятно наслаждаться вкусом пищи, теплом и комфортом, созерцать прекрасных женщин, радоваться звону монет. И в то же время юноша понимал, что мир затягивает его и лишает сил, делает слабым. Именно в этом заключался главный страх, отныне поселившийся в сердце Монтана – стать простым, ничтожным человеком, не способным ни на что. Всё чаще представлялось, как однажды он утратит силы и останется один на один с собой, раздираемый чувствами, желаниями и потребностями, и без какой либо возможности удовлетворить их.

Монтан стоял у окна, готовясь к приёму пациентов, когда в комнату вошла женщина. Её стройное тело облегало шёлковое платье золотистого цвета с узорчатой оторочкой, а волнистые, чёрные локоны ниспадали на плечи. Лицо посетительницы скрывала золотая маска, тонкие кисти рук прятались в изящных, бархатных перчатках, а шею обвивал плотный, кружевной шарф.

Она вошла гордо и властно, будто к себе домой, и села на скамью. Сопровождавшим её слугам женщина приказала остаться за порогом.

– Ты можешь мне помочь? – в её хрипловатом голосе чувствовалась повелительные нотки. – Ни один лекарь не в состоянии справиться с недугом, из-за которого я умираю. Но люди говорят, ты творишь чудеса.

Монтан уселся на кушетку напротив.

– Что у тебя за болезнь? – спросил он, смотря в глаза женщины сквозь прорези маски. Зелёные, чуть раскосые с длинными ресницами, они показались юноше удивительно красивыми, они затягивали, не давая оторвать взгляд.

Женщина сняла маску, и Монтан вздрогнул: вместо носа зияла дыра, часть верхней губы отсутствовала, и рот застыл в страшном оскале, на нижней челюсти кожа была проедена так, что местами виднелась кость, а шею покрывали язвы. Но не это заставила Монтана содрогнуться. Прежде он не раз видел подобное, он часто встречал людей с изуродованными лицами и болячками по всему телу – чего только не насмотрелся за год странствий. Но Монтан всегда был отстранён от происходящего, его совершенно не пугал и не трогал вид людей, приходящих за помощью – ни жалости, ни сочувствия парень не ведал. Но сейчас сочетание красоты и уродства поразили юношу до глубины души. Женщина – она была старше Монтана, но всё же довольно молода – оказалась прекраснее большинства представительниц противоположного пола, когда-либо виденных им, сильнее всего цепляли выразительные зелёные глаза, будто созданные искусным мастером, вложившим в них весь свой талант. Однако сейчас красота была разрушена и исковеркана страшным недугом, изуродовавшим произведение высокого искусства. Монтан погрузился в переживание этого явления.

– Я могу излечить болезнь, – наконец произнёс он, – но мои возможности слишком малы, чтобы восстановить твой прежний облик.

– Только боги способны вернуть мне лицо, но им нет дела до простых смертных, – женщина скептически покачала головой. – Но если ты в самом деле устранишь с недуг – даже это станет настоящим чудом. Я заплачу сотню золотых статеров, если твои слова не окажутся очередной ложью.

– Как звать тебя?

– Я Лаодика из рода Мермеридов, – представилась женщина.

– Хорошо, Лаодика, – сказал Монтан, – дай мне руку.

Она стянула перчатку: кисть тоже была покрыта язвами, местами проевшими кожу до костей. Монтан сжал ладонь Лаодики и ощутил её изящные пальцы в своих ладонях. Сердце забилось сильнее обычного. Сосредоточиться получилось не сразу: вначале пришлось подавить суетные мысли и раздирающие душу эмоции, на что потребовались огромные усилия. Ценой великих усилий всё же удалось справиться с собой и отстраниться от мира, подчинив материю мыслям, и только тогда язвы начали заживать – очень медленно, еле заметно. Монтан почувствовал, что болезни не стало: ничтожно мелкие существа, недоступные человеческому зрению, разъедавшие плоть прекрасной девушки, исчезли, и ей больше не грозила смерть. Вот только лицо навсегда останется изуродованным – тут Монтан оказался бессилен: он был слишком слаб, чтобы силой мысли сгенерировать такие большие участки живой ткани.

Язвы затягивались, и молодая посетительница с благоговейным изумлением смотрела на творящееся перед ней чудо. Спустя короткое время рука стала выглядеть значительно лучше. Большие зелёные глаза Лаодики уставились на целителя.

– Этого не может быть! – проговорила она. – Как? Как такое возможно? Ты не просто врач – только у богов есть такая сила!

– Не говори так – я мало, на что способен, – понурился Мотнат. После проделанной работы навалилась тяжёлая усталость, будто он отдал часть себя.

– Нет же! Ты великий врач! Никто во всём мире не способен на такое!

Монтан снова взял её за руку и печально произнёс:

– Прости меня Лаодика. Ты очень красивая, но я слишком слаб, и не могу вернуть тебе то, что отняла болезнь.

– И он ещё извиняется! Да ты достоин самой высокой награды!

– Если придёшь завтра, я постараюсь ещё немного подлечить язвы. И мне не нужно столько золота: я обхожусь значительно меньшими суммами.

– Сотня золотых монет ничего не стоит для меня, но, даже если б и стоила, я не пожалела бы их отдать за такое! Я заплачу больше! Это же настоящий дар богов! Знаешь, о нём должен узнать весь город.

Посетительница готова была одарить его деньгами и прославить, но Монтан не радовался этому, наоборот, ему хотелось плакать.

– Я слишком устал, Лаодика, приходи завтра. Мне нужен отдых.

Когда она ушла, молодой целитель попросил Никанора сегодня больше никого не пускать: хотелось побыть одному.

– Ты знаешь, кто это был? – хозяин выглядел потрясённым. – Мермеиды – одно из самых богатых семейств Нэоса! Они владеют несколькими портами на побережье, серебряными рудниками и кучей земель вокруг. Эта дама лично входит в городской Совет архонтов! Тебе снова повезло.

Но Монтана сейчас волновало совсем другое. Он заперся в комнате, зашторил окно и лёг на кровать. Ничтожность. Молодой целитель ощутил собственную ничтожность и немощь, ведь он был не способен создать что-либо – на это требовалось слишком много сил, которых он не имел. Да и то, что имел, терял: мысль распылялась среди сотен вещей, и день от дня Монтан становился слабее – понимание этого угнетало.

Разрушать было легче, убить он мог быстрее, чем вылечить, и Монтан подумал, что этим тоже можно зарабатывать. Наверняка найдутся те, кто заплатит за смерть другого человека – в этом мире люди только и делают, что убивают друг друга.

Мысль блуждала по лабиринтам сознания, забредая во всё более тёмные коридоры и углы. Постепенно она снова начала возвращаться к безрадостным картинам будущего, и страх накрыл Монтана с головой. Молодой целитель ясно видел, как однажды, утратив всё, что имеет, станет никому не нужным, ему больше не будут платить, и он окажется в глазах окружающих не более чем грязь под ногами, как нищие в трущобах или у ворот города, на которых прохожие плюют, глядя с высока. Он презирал людей, но ещё больше презирал себя за то, что становится, как они.

Наступил вечер, а Монтан так и лежал на кровати, погружённый в раздумья. Громкие голоса внизу оторвали от невесёлых мыслей. Никанор с кем-то спорил, а затем на лестнице послышались шаги, и в комнату вошли трое. Возглавлял компанию высокий седобородый старец в длинной сиреневой мантии с золотой каймой. Двое сопровождавших его крепких мужчин были одеты проще, как обычные горожане, но на поясах их висели кинжалы, а смуглые лица выражали угрозу.

Старец, не спрашивая разрешения, прошёл в комнату и уселся на кушетку.

– Я никого не принимаю, – Монтан поднялся с кровати, холодно уставившись на незваного гостя.

– Думаю, в твоих интересах выслушать меня, – проговорил пожилой господин.

– Что тебе надо?

– Прежде всего, мне интересно, кто ты и откуда к нам явился. Ты ведь недавно в городе, верно?

– Меня зовут Монтан, а откуда я – не важно. Если тебе нужно лечение, приходи завтра, сегодня я занят.

– Мне? Лечение? – усмехнулся старец. – Как думаешь, паренёк, кто сидит перед тобой?

– Мне всё равно.

– А вот это напрасно! – угроза слышалась в интонации гостя. – Я Халкей Миланийский – самый уважаемый лекарь этого города, а так же глава гильдии врачей. Ко мне обращаются представители всех знатных домов Нэоса!

– Мне нет дела до того, кто к тебе обращается, – отрезал Монтан.– Для чего ты меня побеспокоил? Чтобы похвастаться?

– А ты остр на язык, юноша. И никакого почтения к старшим. Ох, что за нравы пошли! Такие наглецы обычно плохо заканчивают.

– Так что ты хотел?

– Ладно, заболтался я с тобой. Дело моё в следующем. Я тебя не знаю и, чем лечишь, не ведаю – думаю, ты очередной шарлатан, коих в Нэосе сотни. Этот город просто притягивает всякую шваль. Впрочем, мне плевать: можешь дурить бедняков, как вздумается. Но, я смотрю, тебе этого мало, ты решил забраться выше, пытаешься втереться в доверие к знатным семьям – я в курсе, кто сюда приходил днём. Так вот, не вздумай вступать на мою территорию. Благородные люди, когда им нужно лекарство, обращаются ко мне, и я не потерплю, если в этом городе кто-то решит подрывать мой авторитет. Тебе всё ясно, юноша?

Монтан задумался, пытаясь понять, чем недоволен гость, а потом проговорил:

– Знатные люди сами решат, к кому обращаться. Я помогу любому, кто сюда придёт.

– Значит, желаешь встать у меня на дороге? – Халкей смерил юношу взглядом. – Что ж, ты пожалеешь об этом. У меня есть связи и в суде, и в правительстве, и среди военного командования. Думаешь, мне сложно устранить заносчивого, безродного юнца, вроде тебя?

– Думаю, тебе пора уходить, – Монтан указал на дверь.

Глаза Халкея налились кровью: юноша обращался с уважаемым лекарем, будто с обычным слугой.

– Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном, сопляк?! Считай, ты доигрался: скоро будешь гнить или в тюрьме или под забором. Попомни мои слова! В следующую нашу встречу я не буду таким добрым.

Халкей встал с кушетки и быстрым шагом вышел вон, его люди, бросив в сторону Монтана угрожающие взгляды, последовали за врачом, а молодой целитель снова остался наедине с собой и своими мыслями. Злость просыпалась, раздирая его изнутри. Сколько людей за последнее время пытались его убить, хотя он не делал им ничего плохого.

Монтан долго расхаживал из угла в угол, пытаясь придти в себя, а затем спустился вниз. Не смотря на позднее время, Никанор не спал – хлопотал по хозяйству, выглядел он очень взволнованным.

– Кажется, ты нажил могущественного врага, – стал сокрушаться хозяин дома, – я же говорю: вертеп тут разбойничий. Халкей этот – такой же бандит, только дорвавшийся до власти. Поосторожнее тебе надо быть.

– Мне всё равно, – сказал Монтан, – но объясни: почему он пришёл ко мне? Я не понимаю. Этот город огромен, здесь куча людей, неужели врачу нечем заняться?

– Да ты будто из лесу вышел! – упрекнул Никанор юношу. – Это же конкуренция! Ты вторгся на его территорию, отнимаешь клиентов и заработок. У Халкея достаточно влияния, чтоб убрать неугодных, и он не станет мириться с неприятностями, которые ты ему доставил.

– Жадность человеческая…

– Именно. Люди убивают друг друга за такие вещи! Поэтому я и говорю: деньги больше бед приносят, чем счастья. Я не знаю, что тут поделать. Может, к Мермеидам обратиться? Если ты у госпожи Лаодики теперь на хорошем счету, глядишь, поможет. Тут у нас связи всё решают, как ты сам понял. А ещё лучше уйти: не найти тут ни счастья, ни денег. Поверь, не ты первый.

– Подумаю над этим, – сухо произнёс Монтан.

Затем он достал несколько золотых статеров и кинул на стол. Никанор приподнял брови от удивления.

– Это за беспокойство, – сказал юноша. – Я хочу уйти на несколько дней, поразмыслить в тишине. Пусть мои вещи побудут здесь.

– Спасибо, конечно, – пожал плечами хозяин. – Но я своё слово сказал. Не хочешь старика слушать – не надо. Пусть тебе придут мудрые мысли.

Несмотря на ночные часы, ворота Нэоса были открыты, и Монтан беспрепятственно вышел из города. Он брёл, куда глаза глядят, подальше от суеты, подальше от людей, туда, где снова сможет найти мир в душе и вновь обрести утраченный самоконтроль.