Мертвая женщина играет на скрипке

Глава 2

Пожилая крашеная выдра с лицом маринованной селедки. Самый неприятный тип интервьюера. У меня при виде таких сразу начинают чесаться школьные психотравмы. Рядом с ней мужичок в очках (три волосины через лысину, отвратительно сидящий дешевый костюм) и попик с редкой козлиной бороденкой и блудливыми глазками навыкате.

Выдра тут главная. Это плохо. Я таким не нравлюсь. Вызываю инстинктивное отторжение. Хотя вообще-то я обаятельный.

— Антон Эшерский, — сказала она скрипучим голосом, и «особая тройка» зашуршала своими бумагами, как будто меня тут нет.

Шуршание затягивалось, я молчал. Надо будет — спросят.

Когда я выходил из дома, на двери подъезда висела бумажка с отпечатанной на принтере надписью:

Поэтому по дороге в соцконтроль я был осторожен, как в тылу врага, бдителен, как на минном поле, и внимателен, как при игре в покер. Мироздание слало невнятные сигналы.

Роскошное полноцветное граффити «Бритва Оккама в Окне Овертона». Окно обычное, с приглашающе полуоткрытой створкой, а бритва — установленное в распор лезвие от бритвенного станка. Возможно, этот рисунок был настоящим. Сейчас чего только не малюют на стенах. Но вряд ли.

«Опасно!» — еще раз сообщило мне Мироздание. Или моя шизофрения. Если вы видите личные послания в каждом граффити — лучше не сообщайте вашему врачу. Особенно, если эти граффити видите только вы. «Шиза!» — подтвердила следующая надпись. Впрочем, у буквы «Ш» посередине такой хвостик, что ее можно принять за стилизованную «Ж». «Жиза» — так моя дочь обозначает актуальность происходящего.

На экране в автобусе реклама без звука. Белый текст: «Если ты упустил свой шанс…» — камера облетает несчастного социка, небритого и плохо одетого. В руках лопата, перед ним куча говна. Приближает лицо, и видно, что он устал, на щеках грязь, глаза потухшие. Общий план: куча говна — всего лишь краешек огромной свалки. Текст: «… не думай, что он последний!». Кадр освещается, как будто взошло солнце, но это идет прекрасная девушка в развевающемся на ветру легком белом платье. У нее длинные красивые ноги, она движется, почти танцуя, она — воплощенные Красота и Счастье. В руках у нее цветы, на лице улыбка. Она останавливается возле человека с лопатой, он с надеждой поднимает на нее глаза… Затемнение и текст: «Будет еще много шансов, которые ты упустишь!».

Это могла быть просто социальная реклама, но мудак с лопатой был вылитый я, а девушка была Анютой.

— Антон Эшерский! — выдра соизволила наконец обратить на меня внимание. — Комиссия социального контроля вызвала вас для уточнения некоторых моментов, отраженных в вашем личном профайле. Полнота их подтверждения неудовлетворительна, валидность вызывает сомнения.

— Спрашивайте, — ответил я коротко.

— Дело касается вашей дочери, Анастасии Эшерской.

Она передала какую-то бумагу коллегам. Лысый поглядел равнодушно, а попик заблестел масляно глазками и заоблизывался. Твари.

— У нее не очень хорошая успеваемость, верно?

— В пределах статистической нормы.

— И посещаемость нестабильна…

— В пределах разрешенного лимита.

— На уроки духовного воспитания не ходит… — посетовал попик.

— Они факультативны.

— Пока да, — признал он, — но это тревожный этический показатель! Тревожнейший!

Я проигнорировал. Долгополые внезапно оказались везде, пытаясь заменить камланиями окончательно стухшую идеологию. Государство настолько растерялось в вызовах нового времени, что от бессилия потворствовало.

— Учителя жалуются на вызывающее поведение.

Я молча пожал плечами. Увы, ядовитым сарказмом она пошла в меня. Но еще не понимает, что иногда лучше промолчать.

— Волосы красит, форму не носит…

— Крашеные волосы — тревожный этический показатель? — черт, я тоже не всегда успеваю заткнуть себе рот.

Выдра поджала губки в куриную жопку и непроизвольно потрогала синеватые букли.

— Девочка растет без матери… — она укоризненно покачала головой. — Вот это тревожный этический показатель. Молодой отец, юная красивая девушка, проблемы полового созревания…

Попик зачмокал, подбирая слюни.

Я понимал, на что эта погань намекает, но сидел с каменным лицом. Она только и ждет, чтобы я сорвался. Одно непонятно — к чему весь этот цирк.

— Вы же удочерили девочку?

— Это моя дочь. Есть свидетельство об установлении отцовства.

— Но не указана мать!

— И так случается.

— Не хотите объяснить?

— Не хочу. Вы выходите за границы компетенции.

— Не вам указывать нам границы! — неожиданно взорвался лысый.

Я проигнорировал, пристально глядя на тетку. Она жевала тонкие губы и хмурила нарисованные брови.

— Мы хотели бы пообщаться с вашей супругой, Мартой Эшерской.

— Так пообщайтесь.

— Мы не можем с ней связаться. Где она?

— В командировке. На гастролях.

— Ах, да… Музыкантша… — скривилась выдра. — Скрипочки-дудочки.

— Гастрольки-поблядушки… — добавил попик.

— Вы не могли бы повторить? — очень нейтральным тоном сказал я, вставая. — Ну, про поблядушки.

— Вам послышалось, — быстро ответил бледнеющий попик, — я хотел сказать «поигрушки». Поигрушки, да…

— Прекратите! — зашипела на него тетка. — Сейчас же!

Попик заткнулся и нервно зашуршал бумагами. Где-то там написано, что я мастер спорта по боксу. Надеюсь, он изучает именно этот параграф.

— Когда ваша жена вернется с гастролей?

Сказать «никогда» было бы в этот момент натуральным самострелом.

— Дней пять, — брякнул я наугад.

— Что-то вы как-то неуверенно отвечаете, — подозрительно сказала выдра. — У вас семейные проблемы? Это дурно влияет на подрастающее поколение!

— Ни малейших! — решительно соврал я.

— Через неделю будьте любезны обеспечить ее явку. Свободны!

Я не отказал себе в удовольствии подойти к столу и очень внимательно посмотреть в лицо взбледнувшему попику. И только потом вышел из кабинета.

В коридоре на стене портрет Марты с подписью «Разыскивается!». С длинными волосами и как будто моложе. Так она выглядела, когда мы познакомились. Мироздание не щадит моих чувств.

***

Марта не отвечала на сообщения. Даже не прочитывала их. Вечером набрал голосом, что у нас считалось чрезвычайно неделикатным. Голосовая связь — для экстренных случаев и плохих новостей. Но все было как раз плохо и экстренно.

«Вызываемый номер не отвечает» — это еще что такое?

Может, я у нее в глухой блокировке? Неужели настолько обижена? Нормально же, вроде, расставались… Я надеялся уговорить ее приехать на пару дней, сходить в соцконтроль, изобразить любящую жену и ответственную мачеху.

— Насть, ты давно с Мартой общалась?

— Давно. Она мне не отвечает, — гримаса «это ты виноват».

Странно. С Настей у нее всегда отличные отношения были. Лучше, чем со мной, пожалуй.

— Прикинь, пап, у нас сегодня собрание было.

— По поводу?

— Не поняла. Притащился какой-то шаман и втирал за духовное воспитание. Что, мол, скоро из факуля переведут в обяз. И что лучше бы нам уже сейчас посещать, а то хуже будет. А сам на меня пялился и слюни ронял. Пап, я не буду туда ходить! Пусть хоть отчисляют!

— А как он выглядел?

— Поп-то? Молодой, бороденка такая… редкая, рыжеватая. Глаза навыкате. Противный.

— Если еще раз появится, щелкни его смартом и мне кинь.

— Зачем, пап?

— Хочу проверить кое-что.

— Ну, ок.

Не нравится мне все это. Кот на кресле беззвучно мявкнул, явно имея в виду «да, херня какая-то».

— Чего-то ты злой сегодня, — сказал Иван, понаблюдав, как я молочу грушу, представляя себе некую пучеглазую бородатую харю.

— Я вообще злой. Мне говорили.

— Точно не хочешь ничем поделиться?

— Если тебя не напряжет, — неожиданно решился я.

Кажется, мне пригодится любая помощь.

— Я бы не предлагал.

Нас не назвать друзьями — просто ходим в один зал. Иногда спаррингуем на ринге, иногда пьем пиво. Чаще — кофе из автомата. Но, если он сможет что-то подсказать…

— На мою дочь, кажется, нацелилась не то ювеналка, не то соцконтроль. Какая-то мутная движуха. Приглашали, вопросы задавали странные, с подковырками… Я как-то напрягся.

— А с чего им к твоей привязываться? — удивился Иван.

Я молча достал смарт и показал ему Настину фотографию. Еще до стрижки и крашеных волос.

— Ого, — только и сказал он. — Сколько ей?

— Шестнадцать.

Иван с недоверием покосился на меня, но ничего не сказал. Наверное, решил, что я просто молодо выгляжу.

— Да, понимаю, почему ты нервничаешь. Будь у меня такая дочь, я бы спал на балконе с ружьем. Слушай, про ювеналку много брехни. На самом деле было всего несколько случаев. Их поймали и посадили. Кроме того, соцконтроль — это не ювеналка. Странно, что они вообще к несовершеннолетней примотались.

— Мне всё странно, — признался я, — и мне это очень не нравится.

Мы сидели на лавочке возле спортзала, пили дрянной кофе из картонных стаканчиков, и я наблюдал, как двое соцконтрактников меняют рекламный штендер. Они разглаживали валиками огромный бумажный плакат с постером римейка «Твин Пикс». Герои снова были молоды — на новых актеров компьютерно перенесли лица старых. Кроме агента Картера — он стал негром и геем, как положено.

«Кто убил Марту Палмер?» — гласила надпись, и лицо танцующего карлика выглядело чертовски знакомым. Мое бессознательное сегодня особенно тревожно.

Я достал смарт и посмотрел — Марта не прочитала мои сообщения.

— Узнаю, что могу, — ответил, наконец, Иван.

— Спасибо.

— Не за что пока.

***

Утро встретило оповещением:

Ув. Антон Эшерский!

Компания «Кобальт системс» приглашает вас на онлайн-собеседование по вакансии «Фиктор первой категории». Собеседование состоится сегодня в 12.00. Использование видеосвязи желательно.

Ниже кнопки: «Принять приглашение», «Отклонить приглашение» и «Запросить другое время».

Я забил в поисковик профессию «фиктор» — он исправил на «Виктор» и выдал миллион страниц викторов. Я потребовал искать именно «фиктора» — результатов было примерно ноль. Только онлайн-переводчик неуверенно предположил, что это латинизм, означающий «булочник, изготовляющий жертвенные пироги». Хреново.

— Настась, подойди на секунду.

— Я обулась уже, чего?

— Ничего, я подмету потом.

У подростков актуален унисекс (чтобы мальчика от девочки не отличить ни за что) и нарочитая простота одежды. Но дочь моя женственна даже в мешковатых штанах и грубых ботинках на платформе. Такими пинаться хорошо, перелом голени врагу гарантирован. В школе у них, небось, топот на переменах, как в Первой Конной.

— Глянь, ты не знаешь, случайно, что это значит?

Ткнув пальцем в экран, замер — может, там и вовсе нет ничего, и дочь сейчас вылупится на меня недоуменно?

— Фиктор? Без понятия, па. Может, опечатка?

Уф. Письмо существует, и в нем написано то, что я прочитал. С некоторых пор мне требуется подтверждение.

— Ладно, беги. И не прогуливай по крайней мере математику, ладно? По ней лимит выбран весь.

Надулась, но, пересилив себя, буркнула:

— Ну ок, не буду. Хотя…

— Послушай, не хочу пугать, но меня вчера вызывали в соцконтроль и спрашивали про тебя.

— И что?

— А то, что давай ты пока будешь аккуратней в отношениях с социумом?

— Да пофиг мне ваш социум! Чтоб он провалился!

Топ-топ-топ по коридору, тыгыдым-тыгыдым по лестнице. Даже «пока» не сказала.

Поискал «Кобальт системс» — компьютерная контора, разработчики софта для… Не понял, для чего. Такое впечатление, что для всего вообще и ни для чего конкретно. Софт, если верить их сайту, бесплатный. Фирма оказалась горячо обсуждаемой в дискурс-поинтах компьютерщиков, где ее кто-то люто хаял, а кто-то превозносил — но я не вполне понял, за что именно. В качестве работодателя она не обсуждалась, а в программном обеспечении я не разбираюсь. Текстовый редактор — все, что мне нужно от этой коробки с иллюзиями.

Значит, не исключено, что вакансия реальная. Кто бы ни был этот «фиктор». «Первой категории», надо же… Интересно — это как в спорте, где «первый» — лучший, или как рабочий разряд, где наоборот? А, неважно, разберемся по ходу.

Нажал «Принять».

Сообщение моргнуло и окрасилось зеленым, автоматически занеся себя в планинг. Смарт пискнул, подтверждая. Кот на кресле беззвучно зевнул и уставился на меня желтыми глазами. Одобряет? Нет? Черт его поймет, галлюцинацию гладкошерстную. Надо пойти умыться, побриться и вообще принять благопристойный вид благополучного гражданина, который не кидается на первую попавшуюся невнятную вакансию, а принял приглашение из вежливости и любопытства. Они же не знают, с какой плохо скрываемой радостью взяли вчера мое заявление «по собственному»? Выходное пособие перечислили так быстро, как отродясь командировочные не платили.

Сварил себе кофе, надеясь взбодриться. Спал ночью плохо, снилась тошная муть — съемная хата, грязная и убитая, где мы жили, от кого-то скрываясь, с Настей и почему-то с Анютой. Весь сон я чинил там сантехнику: ржавые стальные трубы со сгнившими резьбами крошились в руках, древние вентили текли, грязный треснутый унитаз засорялся… С потолка тоже текло, и Анюта сидела на кровати с красным зонтом в руках. Пока я ремонтировал одно, другое разваливалось, и так бесконечно. Аллегория моей чертовой жизни.

Марта так и не ответила, сообщения висели непросмотренными, телефон недоступен. Я начал всерьез беспокоиться. Нашел контакты филармонии, хитростью, наглостью и элементами пранка выудил у секретаря личный номер руководителя оркестра и даже дозвонился. Сейчас мало кто ответит на голосовой звонок с незнакомого номера, но он подтвердил соединение.

— Семен Викторович?

— Да, кто это?

— Простите за звонок, но это важно. Я разыскиваю Марту Эшерскую.

— Кого?

— Марту Эшерскую, она работает в вашем коллективе.

— Вы что, издеваетесь? Это какой-то розыгрыш? Как вам не стыдно! Не звоните мне!

Отключился. Больше его номер не отвечал.

«Забавненько?» — гласила сегодня надпись на стене за окном. Вычурная модерновая отрисовка букв резала глаз лиловым цветом. Слово-паразит, от которого я избавился пять лет назад, когда мир внезапно перестал меня забавлять. До города, куда Марта уехала на гастроли, было день пути на машине, полтора автобусом или пара часов самолетом. Свою госквоту на аэроперевозки я исчерпал в командировках, а на полную коммерческую цену билета можно жить месяц. Так что остается автобус — или машина. Автобус дешевле, но машина удобнее на месте. Впрочем, я еще не решил, нужно ли вообще ее разыскивать — если Марта просто решила оборвать старые связи и начать новую жизнь, то припереться к ней будет, мягко говоря, неделикатно. Может, у нее там бурный роман с каким-нибудь разбитным тромбонистом, а тут такой я в роли ревнивого мужа застреваю рогами в дверях.

Пошленькая выйдет история.

***

Когда пришло время собеседования, я уже был позитивен, бодр, выбрит и прилично одет — по крайней мере, в той своей части, которая попадала в поле зрения веб-камеры. Постараюсь произвести впечатление прирожденного фиктора. Кто бы это ни был.

«Падам-м-м!» — сигнал входящего вызова. Изобразил лицом максимально не социопатичный вид и нажал «Принять».

В окошке возникла чрезвычайно миловидная девушка с короткой прической и в массивных модных очках без диоптрий.

— Здравствуйте, Антон! — она улыбнулась по американскому стандарту: ослепительно и до тех мест, где когда-нибудь вырастут зубы мудрости. Могла бы рекламировать зубную пасту, а не проводить собеседования.

— Меня зовут Элина, и я хочу поговорить с вами о вакансии, которую наша компания считает возможным вам предложить.

— Здравствуйте, — коротко ответил я. На девушке под офисным пиджачком тонкая обтягивающая футболка, и нет лифчика. Странный у них в компании дресс-код. С трудом заставил себя смотреть в глаза — девушка могла бы рекламировать не только зубную пасту, но и капусту. Надеюсь, через камеру не так заметно направление взгляда.

— Мы ознакомились с вашим резюме и…

— Секундочку, — перебил я ее, — ознакомились с чем?

— С вашим резюме, — девушка сияюще улыбнулась и еще сильнее натянула футболку сосками, — оно нас заинтересовало и…

— У меня нет резюме, — ответил я мрачно, — и отродясь не было. Так что мне очень интересно, где вы сумели с ним ознакомиться, и не могу ли я тоже его почитать. Чисто из интереса.

Похоже, все-таки жулики. Обидно.

— О, простите! — Элина очаровательно смутилась, потупила глазки и захлопала ресницами такой длины, что ветер от них мог бы сдуть с ее стола бумаги. К счастью, они были надежно придавлены сиськами.

— Я не совсем точно выразилась. Имеются в виду открытые данные о вашей профессиональной деятельности и компетенциях, а также портфолио публикаций. Вы можете их почитать, получив лицензию рекрутера или зарегистрировавшись как работодатель.

Кажется, было что-то такое среди нововведений цифрового документооборота, я не слежу за темой.

— Я ответила на ваш вопрос?

— Да, благодарю.

Сходу наехать на интервьюера — так себе стратегия для собеседования. Я в своем репертуаре, невыносимо обаятелен. Надеюсь, для позиции этого, как его… навыки социальных коммуникаций не обязательны. С ужасом понял, что забыл бессмысленное название должности, на которую меня собеседуют. В голове крутилось — «сфинктер».

— Итак, давайте вернемся к разговору, — девушка источала дружелюбие всеми доступными взгляду органами, — ваши компетенции нас устраивают, и мы хотели бы предложить вам эту позицию в нашем штатном расписании.

— И каков будет круг моих — гипотетически — обязанностей? — я не подавал виду, что понятия не имею, чем вообще занимается этот «сфинктер-несфинктер».

— О, ничего необычного!

Девушка мило засмеялась, как бы с пониманием моих опасений, а я подумал, что она производит странное впечатление. Слишком идеальная внешность. Ни прыщика, ни родинки, ни трещинки на губе, ни пятнышка на футболке — как будто ее к фотосессии на обложку готовили, а не к собеседованию с претендентом.

— Ну что же, это интересное предложение, — ответил я туманно, — но вы же компьютерная компания, а я недостаточно разбираюсь в этой теме…

— Ничего страшного, в ней никто не разбирается достаточно, но вы будете работать с консультантом!

Она говорила так уверенно, как будто я уже принял их предложение, а когда назвала сумму — я понял, почему. За такие деньги я готов хоть сфинктером.

— Это на период адаптации, — извиняющимся тоном пояснила девушка. — Потом оклад будет пересмотрен в сторону повышения.

Да плевать, чем они там занимаются! Где подписать?

А что девушка странноватая — так, может, она просто с видеофильтрами перестаралась. Сейчас можно так видеопоток вылизывать, что и я буду гений чистой красоты. Может, у нее на самом деле прыщи или веснушки, вот и зафильтровала себя до полной кукольности. Говорят, у нынешней молодежи это реальная проблема: знакомятся в онлайне, общаются в онлайне, влюбляются в онлайне — а до свидания так и не доходят. Боятся настоящую внешность показать, без фильтров. Демография падает.

Элина обещала в течение дня выслать договор на подпись, и мы раскланялись. Я почувствовал себя намного увереннее — что бы там ни была за работа, с ней лучше, чем без нее. За месяц-то по-любому заплатят, а там разберемся. Так что я теперь… Кто? Открыл утреннее сообщение — «фиктор». Фиктор первой категории, не хрен собачий. Пусть в соцконтроле умоются.

***

«Вот он» — лаконичная подпись к присланной дочерью фотографии. Снимок сделан под углом и снизу. Школьный коридор, перемена — и давешний попик из соцконтроля. Бороденка торчит, глазки блестят, взгляд провожает задницу проходящей мимо старшеклассницы. Ах ты ж мудило долгорясое!

Подождать пришлось всего минут двадцать — служитель культа покинул храм знаний, сердечно попрощавшись на пороге с завучем, и пошел себе восвояси. А я пошел за ним. Пора устанавливать близкие контакты. Удобная возможность представилась через квартал — спокойно догнав и поравнявшись, резким толчком плеча запихнул его в подворотню. Там как раз тупиковый заезд и задний двор какого-то цеха — очень удобное место для беседы. Никто не помешает. «Опасно!» — напомнила мне очередная стена. Ничего, я аккуратно.

Попик тоже оценил уединенность локации и загрустил.

— Ну зачем вы… — сказал он испуганно, потирая плечо.

— Да вот, решил познакомиться. А то ты так и не представился…

— Отец Ананий!

— Мой отец погиб, и других мне не надо. По паспорту ты кто, опиум для народа?

— Э… Гаврила Аркадьевич.

— А что же не «отец Гавриил» тогда?

— Архангельское имя мне не по чину, — потупился попик.

— Рукоблудил в семинарии, что ли? — сурово спросил я.

Тот густо покраснел, но быстро опомнился:

— Не ваше дело! Как вы смеете! Я член комиссии…

— На целый член ты не тянешь, — перебил я его, — перхоть подзалупная. Что в школе делал?

— Это вас не касается!

— Зато тебя сейчас коснется вот это, — показал ему кулак.

— Я буду вести духовное воспитание!

— Экая, глядь, воспитака вылупилась! — оглядел я его с демонстративным презрением. — С таким имечком только духовность в массы нести. «Здрасьте дети, я Ананий! Буду вас учить…». «Да мы уже и сами умеем», — ответят тебе, и будут правы.

— Пусть только попробуют! — попик краснел, бледнел и шел пятнами.

— Что вашей банде надо от моей дочери?

— Не зна…

Я легонько, профилактически, стукнул «анания» под ложечку. Глазки его выпучились еще больше, казалось, что сейчас выпадут и укатятся.

— Теперь слушай меня, попец. Прежде чем ты скажешь что-то еще, один раз хорошенько подумай. Иначе будет очень больно.

Я, конечно, блефовал — черта с два я ему чего сделаю. Мне только уголовки за нанесение телесных не хватало для полного счастья.

— Я не имею права обсужда…

Я приложил чуть сильнее — но аккуратно, в мягкое пузичко, чтобы побои потом не снять было. Много ли ему надо?

— Видишь люк? — показал ему крышку в асфальте. — Это канализационный колодец. Десять метров полета, двадцать метров говна. Унесет в коллектор, там крысы доедят. Был ананий — нет анания. И обсуждать нечего.

Запахло чем-то или показалось?

— Последняя попытка — что вам надо от моей дочери?

— Это команда сверху! Негласное распоряжение, так бывает. Нам не объясняют зачем! Может, просто проверка! Это только Эльвира Кировна может знать!

— Кто?

— Председатель комиссии…

Выдра крашеная, значит. Да, такую на фук не возьмешь, старая школа.

— Вы меня теперь убьете, да?

— Вот еще, — ответил я спокойно, — с чего бы? Мы мирно поболтали и разошлись друзьями, верно?

Он судорожно закивал.

— Нас никто не видел. Будет мое слово против твоего. Охрану к тебе не приставят, невелика шишка, а люков в городе еще много. Когда вытряхнешь подштанники и захочешь отомстить — вспомни об этом…

Я сделал шаг к выходу, но потом как будто вспомнил что-то — и резко обернулся. Ананий нервно подпрыгнул.

— Да, вот еще… — протянул я задумчиво, — откажись от вакансии. Не надо тебе духовность в детях воспитывать. От этого волосы на ладошках растут.

На этой позитивной ноте я отбыл, оставив его разглядывать крышку люка. Колодец, кстати, кабельный, а не канализационный, да и не вскроешь его без спецключа. Но это маловажные детали.

Раньше мне неоднократно говорили, что я злой. Убедили, в конце концов.

— Антон, на пару слов!

Тьфу, чертов тихушник, подкрался-то как незаметно!

— Привет, Иван. Что ты тут…

— Тут камер нет.

Он подстерег меня в парке, внезапно выступив из куста, как ниндзя-маньяк.

— Ого, все так плохо?

— Не знаю. Ты мне скажи.

— Чего сказать?

— Почему не предупредил, что под наблюдением? Я твои данные запросил, а потом еле отбрехался. Во внутреннюю безопасность таскали, нервы мотать. Это, знаешь ли, конкретная подстава!

— Под наблюдением? Я?

— Ты что, не знал?

— Вообще без понятия!

Иван уставился на меня недоверчиво.

— На твоем деле метка: «Извещать о любых изменениях». Я запросил документы, статус изменился, где-то загорелась красная лампочка, меня потащили.

— И что это может означать? — удивился я.

— Возможно, ты был ключевым свидетелем по какому-то важному расследованию. Если оно не закончено и дело не закрыто, тебя могут держать на удаленном контроле.

— Да не было ничего такого!

— Уверен?

Я сделал Очень Честные Глаза и закивал, как китайский болванчик.

— Ну… — неуверенно сказал Иван. — Бывает, конечно, что человек не знает…

— Клянусь!

— Это плохо, — вздохнул он, — значит, интерес к твоей дочери не случайный.

— И что мне делать?

— Не знаю, правда. В открытой части твоих данных мне в глаза бросилась только одна странность — у нее в документах не указана мать. Больше ничего необычного.

Я покосился на афишный стенд, мимо которого мы как раз проходили. Там висел ретроплакат со строгой теткой в красном платке. Она прижимала палец к губам — «Не болтай!». «Опасно!» — кто-то размашисто написал поверх нее баллончиком. Понятное дело, что опасно.

— Это давняя история, и она имеет вполне житейское объяснение, поверь. Просто это очень личное.

— Как знаешь. Извини, ничем не могу тебе помочь. Хотел бы — но никак.

— Спасибо, что попробовал. Теперь я, по крайней мере, знаю, что чего-то не знаю.

— Будь осторожен, — сказал он, поколебавшись, — может быть, тебе даже лучше уехать. Ненадолго. С семьей. С работой утряслось?

— Нашел вроде… — неуверенно сказал я. — Но не знаю пока, как там что.

— Ладно, до встречи в зале.

И снова в кустах исчез. Конспиратор чертов. На краю велодорожки жестяной знак с табличкой «Осторожно! Люди!». Мне очень захотелось ее спиздить и повесить дома на входную дверь.

Изнутри.

Дома меня ждали электронные документы на подпись и мрачная дочь. То есть более мрачная, чем обычно.

— Что не так?

— Все норм.

— Точно?

— Отстань. Не выспалась просто.

Вот и поговорили. Кот сочувственно потерся об мою ногу. Я это даже почти почувствовал.

Договор заверил электронным ключом и отослал обратно. Все, я официально трудоустроен. Осталось выяснить, кем.

Похоже, моя вакансия была «горящей», потому что видеовызов пришел почти сразу. А я как назло небрит и в домашнем. А впрочем — не уволят же меня из-за этого?

— Поздравляю с вступлением в наш дружный коллектив, Антон! — скалилась с экрана красотка Элина.

— Спасибо, надеюсь оправдать.

— Тогда не будем откладывать! Ваша первая задача техническая — вы должны поменять систему.

— Э… В смысле?

— Нет-нет, не пугайтесь, — рассмеялась девушка, — речь о компьютере. У вас же «винда-четверть»?

— Да, непатриотично, — признал я, — но «Русось» на моем железе тормозит еще сильнее. «Винь» хоть как-то шевелится. У меня довольно старый ноут, еще интеловый, восьмиядерник…

— Ничего страшного! Установите «Кобальт».

— Это же что-то специфическое, для гиков? — припомнил я обрывки вычитанного утром. — Я не очень силен в…

— Ловите контакт, Антон! Это ваш персональный куратор. Свяжитесь с ним, и он вам поможет. Не стесняйтесь задавать вопросы, он очень опытный и компетентный сотрудник. Уверена, вы подружитесь! До связи!

Элина улыбнулась кинематографической улыбкой и пропала с экрана, оставив в окошке сетевой адрес персонального поинта.

«Сергей Петрович, специалист». Специалист чего?

«Ты ресурс или прекурсор?» — тыкал в пространство пальцем со стены нарисованный мужик.

Не знаю, дорогое Мироздание. Не знаю.