Мертвая женщина играет на скрипке

Глава 8

Маленькие провинциальные городки не так безобидны, как выглядят. Стивен Кинг не даст соврать. Под сонными водами тихих омутов отжираются иной раз такие черти, что лохнесское чудовище на их фоне покажется мальком окуня.

Мадам (Или мадемуазель? Кольца на пальце нет…) капитан очень неохотно сообщила, что в Жижецке тоже есть свой тайный монстр. Этот самый Бабай. Серийный маньяк — просто прелесть что такое.

— Десять человек за последние пять лет, — признала беспомощность правоохранительных органов капитанша.

— Пять лет?

— Серийность не всегда заметна сразу.

— Но… как? Как можно сейчас не найти человека?

— Все сложно.

— То есть, все наши шаги пишутся, мы все под колпаком бигдаты, единственным анонимным источником информации остались надписи на заборе, а когда надо поймать маньяка, оказывается, что «все сложно»? Я-то думал, что «все сложно» — это когда ваш муж трахает любовника вашей любовницы.

Полисвумен мое возмущение проигнорировала.

— Вы могли бы написать ему что-то в ответ? Все равно что.

— Да не вопрос!

Я достал смарт и быстро натапал по экранчику:

— Это сейчас считается чувством юмора? — скривилась Лайса.

— Экспромт, извините. Глупо?

— Фантастический идиотизм. И рифма сомнительная. Ничего более тупого в жизни не встречала. Вы всегда такой…

— Придурок? Нет, только когда нервничаю.

— Отправляйте.

Письмо ушло.

— Принес вас черт на мою голову, — вздохнула капитанша.

— Эй, я просто жену ищу! — возмутился я.

— Да уж наслышана. Перебаламутили весь город. Вот и поднялось со дна… Всякое.

— Пришлось, — лаконично ответил я.

— А вы вообще уверены, что ваша жена хочет быть найденной?

— Если не хочет — пусть скажет мне об этом сама.

Я показал Лайсе пришедшее письмо.

— Быстро отреагировал, — кивнула она, — он очень вами увлечен. Это хорошо.

— Сделать еще пару «шагов навстречу»?

— Антон, вы поразительно беспечны! — укорила меня капитанша. — Бабай опасен! Так, в гостинице вас слишком легко найти…

***

— Это что, конспиративная квартира? — спросил я, оглядевшись.

— Мы что, по-вашему, ЦРУ? — ответила Лайса мрачно. — Это моя квартира. Все равно живу одна в трех комнатах. Вы меня не стесните, я тут только ночую, и то не каждый день.

— Вау, готичненько! — донеслось из комнаты.

Дочь моя, не страдая избытком тактичности, осваивала помещение с непосредственностью кота.

— Проходи, не стесняйся, — вздохнула капитанша, — ничего, что я на «ты»?

— Полицейские всегда «тыкают». Но я не настаиваю на множественном числе.

Из комнаты открывался роскошный вид — огромное старое, видимо, давно закрытое кладбище с монументальными склепами и новенький, очень делового вида крематорий с высокой трубой.

— Интересный пейзаж, — сказал я нейтрально.

— Я привыкла, — отмахнулась Лайса.

— Можно это будет моя комната? — спросила Настя. — Тут стильно.

— Подростки… — пожал я плечами на вопросительный взгляд Лайсы.

— Как хочешь, девочка, — согласилась она, — диван раскладывается, постельное белье в этом шкафу, одежду вешать сюда, пароль от вайфая написан на роутере в коридоре.

Мне досталась комната поменьше и без балкона, зато с окнами в другую сторону, с видом на скрытые пеленой дождя болота. Я не поклонник кладбищенской романтики. Книжные полки со стеклянными дверцами, заставленные солидными старыми томами, небольшая тахта, винтажный торшер, кресло-качалка, письменный стол, солидный, как крепостной барбакан, с настольной лампой зеленого стекла на нем. Кабинет профессора, а не комната полисвумен.

— «Лемегетон», — прочитал я вслух название на потертом корешке толстой книги.

— Это бабушкина комната, — пояснила Лайса, — после ее смерти я тут ничего не трогала.

— Соболезную.

— Не стоит, она предупредила заранее. Это ее квартира, наследство. Мне на такую в жизни не заработать.

— А кем была бабушка? — названия книг были совершенно мне незнакомы. «Кодекс Лестера», «Ломброзо и мейкап», «Наживка Великого Червя», «Смерть и увечье при эксплуатации диспозиций», «Копрофикация аспектов» — я не знаток литературы, но вряд ли это любовные романы.

— Зам по науке начуправления горбезопасности.

— Так у вас династия?

— Я сирота. Она не родная бабушка, просто я ее так звала. Чай пить будешь?

На кухне моя дочь быстро дожирала варенье из маленькой баночки.

— Настя слопала варенье — вот и все стихотворенье, — укоризненно покачал головой я.

— Вам что, жалко? — надулась она.

— На здоровье, — вежливо сказала Лайса, — ты еще голодная, девочка?

— Уже нет, спасибо, — проурчала Настя, облизывая банку.

— Сейчас поставлю чай.

Мы выпили чай, вежливо поговорили ни о чем, и Лайса выдала мне стопку постельного белья. Когда я вышел из душа, завернувшись в полотенце, она ждала меня в коридоре. Переодевшись в халат, девушка совершенно перестала выглядеть суровым капитаном полиции, да и росту в ней без каблуков максимум метр сорок.

— Антон, — спросила она серьезно, — а что ты будешь делать, когда найдешь жену?

— Еще не знаю. Наверное, для начала попрошу прощения.

— За что?

— Не увидел, не понял, не поддержал, не дал того, что ей было нужно.

— Клиническая гиперответственность, — фыркнула Лайса, — как мило. Но как знаешь. Спокойной ночи тогда.

«Тогда?». Кажется, я только что провтыкал толстый намек. В этих женских штучках я бревно-бревном. Но, пожалуй, оно и к лучшему.

На кресле-качалке, уютно свернувшись, лениво играл мятой бумажкой кот. Черт, а я уж думал — отпустило. С момента приезда в Жижецк не видел черного засранца. Интересно, хозяйка квартиры не против животных? А воображаемых?

На смарте обнаружил непросмотренное оповещение программы «Кобальт-коннект». Оно гласило: «Вы встретили родственную душу! Рядом с вами человек, который подходит вам для общения. Степень соответствия — 97%, крайне высокая! Возможно, это шанс на крепкую дружбу или даже более! Не проходите мимо, отношения — это важно!». Так вот в чем дело… Лайса наверняка получила то же самое, при том она не выглядит как девушка с бурной личной жизнью. Алгоритмы нейросетки «Кобальта» чуть не уложили нас в постель.

С одной стороны — и барышня симпатичная, и Марта прямым текстом освободила меня от всяких обязательств. С другой — как-то не ко времени это все. И не хочу доверять личную жизнь технологиям. С чего они решили, что она мне подходит? Может, она храпит или вообще веганка. Поэтому я не стал рефлексировать о неслучившемся, а разделся и приготовился спать. Кот к этому моменту куда-то делся, о чем я ничуть не сожалел — обои он драть точно не станет. А вот бумажка, которой он играл, осталась. На ней было написано ровным красивым почерком: «Она ничего, да?». Ну, спасибо, воображаемый друг, твоих советов мне только и не хватало. С тех пор, как котам в лотки вместо мятых газет стали сыпать наполнитель, они плохо разбираются в актуальных трендах.

Когда я почти (или совсем) уснул, внезапно обнаружил (или увидел во сне), что на столе горит настольная лампа, а в кресле сидит с книгой очень высокая пожилая женщина с суровым лицом. Я как-то сразу догадался, что это пресловутая приемная бабушка Лайсы. Она сдвинула очки к кончику носа и посмотрела на меня поверх них стылыми бледно-голубыми глазами породистого арийского лица. На ее затянутых в безжалостно-тугой узел седых волосах не хватало черной пилотки с эмблемой СС. Демоническая дама, хорошо, что ее с нами уже нет. Ну, в основном.

— Какой забавный молодой человек… — сказала мертвая бабушка. Она, кстати, ничуть не выглядела позабавленной.

Я промолчал, поскольку не был уверен, сон это или галлюцинация, и не имел привычки общаться с обоими. Но бабуля не нуждалась в моих ответах.

— Ума небольшого, необразованный как пень, все в кулаки ушло… — задумчиво сообщила она, разглядывая меня с неприятной тщательностью.

Кот мне нравился больше. Он держал свое мнение при себе.

— Но это ничего, нынешние все такие. Сгодишься. На безрыбье и лягушку надуешь.

Ну, спасибо, блин, большое.

— Но смотри, обидишь ее — буду по гроб жизни тебе являться. В эротических снах.

Тьфу на тебя, карга старая!

— Все, спи теперь. Уже можно.

И я уснул. Мне приснилось, что ко мне пришла капитан полиции Лайса Волот, причем совершенно без мундира. И это был такой сон, от которого не хотелось просыпаться, натуралистичный настолько, что утром я так не смог понять — было? Не было?

Столкнувшись со мной в коридоре, Лайса посмотрела так странно, что я запутался еще больше. Что-то хотела спросить, но не решилась и прошмыгнула в душ, захлопнув дверь перед носом. Интересно, у нее действительно там татуировка? Ох уж эти сны…

За завтраком молчали, не глядя друг на друга. Пили кофе.

— А что на завтрак? — спросила зевающая Настя.

— Природа оборудовала девочек глазками, ножками и ручками, — ответила ей Лайса, — ножками они идут к холодильнику, глазками в него смотрят, ручками добывают оттуда еду.

— Мне лень, — ответила дочь, глядя на нее чистыми невинными глазами, — там ничего готового, все надо варить.

Провоцирует, жопа такая. Проверяет границы.

— Пищевое поведение определяется балансом между ленью и голодом, — без малейшего смущения констатировала полисвумен, намазывая маслом тост.

— Злые вы, — фыркнула дочь и ушла умываться.

— Милая девочка. Сложно с ней?

— А с кем легко?

На грязноватом окне кухни кто-то написал пальцем: «Выход не здесь». Снаружи написал. На пятом этаже.

***

— Вот здесь она вышла, — таксист, отвозивший Марту, даже не взял с меня денег. «Да лан, мужик, попустись, не надо!».

Вот она, сила мужской солидарности.

— Расплатилась наличными и зашла в тот магазин. Я ей помог сумку из багажника достать. Тяжелая! А скрипочку сама, значит, тащила. Ну, удачи тебе, братан.

— Спасибо, — сказал я вслед уезжающему такси.

Магазин имел содержательное название «ИП Е. Денница», дверь с непрозрачным стеклом и спрятанный за ней спуск в полуподвал. Я бы затруднился сказать, на чем специализируется это предприятие розничной торговли. Узкий и длинный торговый зал, облагороженный из подвального коридора, разделен продольным прилавком, оставляя покупателям неширокий проход. За ним вдоль стены ряд неглубоких полок, заставленных… чем-то. Десятки предметов, и ни один я не могу сходу опознать. Их завороженно рассматривала троица подростков. Два юнца — худющий крашеный и толстый волосатый — и гендерно неопределенное существо в пирсинге.

— Ты смотри, гугля! — восхищенно пищал неожиданным для такой комплекции фальцетом жиробас, неприлично тыча пальцем в полку. Что из стоящего на ней набора предметов являлось именно «гуглей», я даже предположить не мог.

— Гривуазная гугля! — подтвердил ломающимся баском худой, встряхнув малиновой челкой на прыщавом лбу.

— Всуе пенязная, дырь твою, — авторитетно прогнусило существо с гвоздями в носу, — забутеет азовка. А вот шипока зельная!

— Хвилая какая-то… — засомневался худой, подозрительно разглядывая неизвестную мне «шипоку».

— Сам ты хвилый! — отрезало внегендерное таким обидным тоном, что я сразу заподозрил, что оно — девочка. — Басенькая шипока!

Юнец покраснел прыщами.

Подростки проследовали мимо меня к выходу, заставив потесниться в узком проходе и окинув безразличными взглядами. От них странно пахло — землей и гнилым деревом, как в погребе.

Продавщица бесстрастно смотрела им вслед.

— Чем могу помочь? — спросила она неохотно.

— А что такое «гугля»? — спросил я зачем-то.

— Вот же она, — женщина взяла с полки и поставила на прилавок покрытое крупными чешуйками яйцо, — восемьсот двадцать рублей.

Гугля оказалась похожа на небольшой ананас или крупную шишку, фрезерованную из латуни.

— Пенязная, — сказал я наугад.

— Дорого — не берите, — обиделась продавщица, — ходят тут…

— Извините, я ищу Марту Эшерскую. Она заходила к вам несколько дней назад. Девушка со скрипкой.

Продавщица уставилась на меня со странным выражением лица.

— Марту, значит.

Я молча ждал.

— Зачем тебе Марта?

— Я ее муж.

— Где же ты, муж, когда был нуж?

Я начал злиться. Какого черта?

— Где она?

— Иди-ка ты отсюда, муж, — фыркнула продавщица, отворачиваясь, — не выйдет у вас ничего. Явь с Правью не сходятся.

Взял с прилавка гуглю и взвесил на руке. Гугля была увесистая и прочная. Оглядел содержимое полок. Ценников на товаре, в нарушение федеральных законов о розничной торговле, не оказалось, но в центре стояло что-то развесисто-хрустальное, вроде сложного фонаря с механизмом.

— А это что за штука? — спросил я, указав пальцем.

— Звоне́ц ище́ревый, — ответила продавщица сердито, — тебе он не за делом.

— Дорогой?

— Да уж не дешевый.

— Хорошо, — сказал я удовлетворенно, и без замаха, но сильно метнул в него гуглю.

***

— Жесточно закамшили странь… — удивленно сказал надо мной чей-то юный голос. — Ококовел аж.

«Нокдаун», — опознал знакомое состояние я. Словил, значит. Надо вставать, пока рефери считает.

— Не копырзись, странь, спышай!

Вернувшееся сознание застало тело лежащим в переулке. Его, присев на корточки, с интересом рассматривали давешние подростки. Снизу лужа, сверху дождь. Красавец, надо думать.

— Вот вам и звонец с гуглей, — сказал я с досадой, — чем это меня? И кто?

Готов поклясться, что в магазинчике не было никого, кроме меня и продавщицы. Но кто-то же меня по башке отоварил? Хорошо, что она у меня на удар крепкая.

— Охтимнечки… — сказал толстый подросток худому.

— Гуздо чикнуло, — согласился тот, — вон кака пухлина.

Он осторожно прикоснулся к здоровенной шишке на моей голове. Я поморщился, и он отдернул руку.

— Азовку забедил, странь? — спросило среднеполое.

Я неопределенно пожал плечами.

— Азовку не беди, не ресно. Азовка зобенькая, но хмыстная, — попеняло мне оно, — отутовел?

— Да, полегче уже, спасибо.

— Ну, мы поскердали.

— Как звать-то тебя?

— Фигля рекусь.

— Спасибо тебе, Фигля.

— Ништо.

Магазин был закрыт, так что второй раунд не состоялся. Ничего, я тупой — но упорный. Я еще вернусь. Может, каску найти?

На стене возле двери уже успели накарабять: «Мал клоп, да дал в лоб!».

Забавненько…

***

— Я же просила вас никуда не ходить! — капитан Волот приложила к моей шишке охлаждающий пакет из аптечки.

Стало легче.

— Волков бояться — в хате гадить.

— Бабай писал вам про «вырезать сердце и съесть печень»?

— Да, что-то в этом роде. Но вряд ли у меня вкусная печень, недостаточно здоровый образ жизни веду.

— Поймите это не художественный образ, а возможный отчет вашего будущего патологоанатома. Антон, вы… Кстати, мы на «вы» или на «ты»?

— Смотря, что вам или тебе снилось сегодня.

Лайса резко отстранилась и отвернулась к окну. Но я даже сзади видел, как запунцовели ее щеки и запылали уши.

— Это просто сны, — сказала она строго, — а вы очень неосторожно ведете себя, Антон.

— Лайса, я не буду сидеть на попе ровно. Мне надо жену искать.

— Точно надо? — вздохнула она.

— Обязательно.

— И как успехи?

— Есть один очень интересный магазин, но…

***

— Ты сломал мне ребро, нос и повредил колено, — укорил меня Иван.

— Ты моложе, сильнее и лучше боксируешь, — пожал плечами я, — не могу позволить себе честный бой. Зато теперь ты подготовлен, чтобы прислушаться к моей позиции.

Мы сидели на лавочке в саду больницы. Мой собеседник прислонил к скамейке костыли и вытянул вперед ногу в гипсовой лангете. Левая половина его лица вызывала во мне законную гордость — мой коронный свинг еще ничего себе.

— Ты ведь не отдашь девочку?

— Знаешь, — оглядел я его с нехорошим удовлетворением, — ты не выглядишь готовым к повторению дискуссии в тех же тонах, так что не начинай. Как честный человек предупреждаю — в следующий раз искалечу. Я могу.

— Верю, — вздохнул Иван, — как мужчина я уважаю твою решимость и приверженность семейным ценностям. Но как сотрудник… некоей организации, предупреждаю — ты бодаешься с бронепоездом.

— Не могу не отметить, что пресловутый бронепоезд угрожающе свистит с запасного пути, но ко мне посылает парламентера на ручной дрезине. Отчего же им не явиться сюда со своими корочками, мандатами, бигдатами и прочими атрибутами?

— Здесь… как бы лучше сказать… Не их юрисдикция. Но они работают над этим.

— Я тоже не сижу, сложа руки, — соврал я, — так что еще посмотрим. Бывало, что бронепоезд пускал под откос одинокий партизан.

— Ну-ну… — грустно покачал головой Иван. — Давай, пугай ежа голым задом.

— Зачем им моя дочь? На самом деле? Это просто шестнадцатилетний подросток. У нее нет никаких суперспособностей, кроме таланта моментально захламлять любое помещение. Она даже учится на тройки.

— Я просто, как ты выразился, «парламентер на дрезине». Мне не докладывают. Мне самому не нравится вся эта история. Меня попросили передать тебе послание, — он протянул флешку. — И… Знаешь, что? Вопрос юрисдикции ограничен границами Жижецка.

— Значит, постараюсь пока их не покидать, — кивнул я понимающе, — спасибо. Тут неплохо, да? Милый провинциальный городок.

— Да, — вздохнул Иван тоскливо, — хороший городок. Тихий такой. Только пахнет тут, как в старом блиндаже. Землей, трухлявым деревом и смертью.

«Козлы не злы,

Но их понты — пусты», — сей загадочной максимой обеспечил меня забор больницы. Надеюсь, он не меня имел в виду.

***

— Пап, я хочу пойти на концерт… — жалобные глаза и сморщенный носик намекают, что отказ будет воспринят болезненно. Для моего родительского самолюбия, в основном.

— Мне не кажется это хорошей идеей, — обтекаемо сформулировал я, — чужой город, незнакомая компания… Да и общий жизненный фон у нас сейчас не позитивный.

— Паап! Я не могу сидеть весь день дома и тупить в смарт!

— Да? Раньше у тебя получалось.

— Мне скучно!

— Я не очень понимаю значение слова «скучно». Это когда ты слишком ленивый даже для того, чтобы просто лениться?

— Мне кажется, — прокомментировала вернувшаяся со службы Лайса, — этот ребенок сильно скучает по школе. Праздность порождает в подростках странные идеи.

Если бы мы были в компьютерной игре, на экране всплыла бы надпись «Отношение -100». Настя проводила ее пылающим взглядом, но на полисвумен даже мундир не задымился.

— Паап! Меня Виталик пригласил! Это просто ночной клуб!

— Ты считаешь, что «ночной клуб» — это именно те слова, которые успокоят отца шестнадцатилетней дочери?

— Ничего со мной не случится!

— Так думали все, с кем что-то случилось.

— Ну, пааап! Это просто несправедливо!

Я мог бы сказать, что «справедливость» не входит в базовую комплектацию Вселенной, но, подозреваю, к шестнадцати годам это становится понятно само собой.

— А знаешь, — сказала переодевшаяся в штатское и, видимо, решившая для себя вопрос «ты\вы» в сторону неформальности Лайса, — пусть сходит ребенок.

«Отношения +75» — всплыла над головой дочери воображаемая надпись. Повысились, по моей оценке, до стадии «легкая неприязнь». Волот Насте не то, чтобы не нравилась, — просто она предпочла бы вернуть Марту. А я не знаю, что бы я предпочел.

— Серьезно? — не ожидал.

— Но! — она подняла вверх пальчик с аккуратным коротким маникюром. — Мы пойдем с ней.

— Ну, блин… — расстроилась дочка. (Минус пятьдесят, не меньше). С точки зрения подростка идти куда-то с родителем — это как в кандалах к позорному столбу шествовать. Зашквар и западло. Этак кто-нибудь может даже заподозрить, что ты недостаточно взрослая.

— Мы будем ненавязчивы, — ухватился я за компромисс. Расстраивать Настю не хотелось, у нее и так выдалась не лучшая неделя. И месяц. И год. Да и вообще, жизнь ее уже наказала — мной.

— Ну да, конечно…

— Я даже отвернусь, если тебе продадут стакан сидра, — вздохнул я.

— А я не достану удостоверение и не закрою этот шалман за продажу алкоголя несовершеннолетним, — подмигнула Лайса, — если этот стакан будет один.

— Ты всегда можешь сделать вид, что ты не с нами.

— И вообще, может, мы просто хотим в ночной клуб сходить, потанцевать? — поддержала капитанша. — Может, у нас свидание?

Дочь обдала ее холодным презрением, одним взглядом выразив отношение к тому, что у таких старперов может быть какое-то там «свидание», и заодно к тому, что это «свидание» будет с ее отцом. Который, какой уж ни есть нечуткий и ничего не понимающий, но ее личный и собственный. И нечего тут.

Но ничего не сказала, здраво рассудив, что лучше такой поход в клуб, чем никакого.

— А у нас свидание? — спросил я Лайсу, когда Настя ушла в комнату мучить зеркало перебором совершенно одинаковых, на мой взгляд, футболок.

— Ни к чему не обязывающее. Выпьем, приглядим за твоей дочерью. Никакого бурного секса в туалете. Можем даже не держаться за руки.

— Э… Ну, если ты обещаешь… Ну, про туалет…

— Обещаю. Сможешь пописать спокойно.