Мертвая женщина играет на скрипке

Глава 17

Видеть никого не хотелось. Лайса переоделась в сухое и отбыла по полицейским делам, ей предстояла куча отчетности. Ведь теперь у нее было тело — лежащее где-то в холодном морге и ждущее вскрытия тело Кати. Меня мучило абсурдное, но сильное ощущение вины, как будто я виноват в том, что девочку убили. Не спросил ее о чем-то важном, не уговорил рассказать, или, наоборот, разговорил зря, подвергнув опасности. Не наша ли беседа стала причиной ее спешного похищения? Не испугались ли похитители, что я получу от нее информацию?

— Пап, я в «Макара», — сказала Настя.

— Нет! — ответил я резче, чем следовало бы. — На улицу одна больше не выходишь.

— Не разговаривай так со мной! Я не ребенок!

— Тогда ты должна понимать…

— Ничего я не должна! — хлопнула дверью. Обиделась.

Справедливо, в общем, обиделась. Но это не отменяет моих родительских опасений. Даже думать не хочу, каково сейчас Антонине, и уж тем более не хочу оказаться на ее месте. Чтобы уже мой ребенок лежал где-то под лампой прозектора на железном столе. Так что дочь одну не отпущу, а идти с ней — нет душевных сил. Посмотреть в глаза потерявшим ребенка… Нет, не могу. Не сейчас.

Сяду лучше поработать.

— Нетта, рабочий вход!

— Пива, фиктор? — поприветствовал меня дворф. — За счет заведения!

— Нет, спасибо.

— А я выпью! — внезапно сказала Нетта.

— С нашим удовольствием! — протянул кружку трактирщик. — Все что угодно для кобольда нашего лучшего фиктора!

— Вижу, дефицита пива больше нет?

— Да, фиктор, и я тебе по гроб жизни теперь обязан! Та героиня оказалась бой-бабой, куда там наемникам. А уж кобольдица ее — вообще машина смерти!

— Ничего себе!

— Да, представляешь — они вдвоем отбили караван от разбойников! Отбили, довели до города, а тут не дали очередным уродам напасть на трактир. Теперь у меня опять полно пива. А обошлось это в пару старых побрякушек и «большое спасибо»!

— Отлично! — порадовался я за него.

— Не то слово! Теперь меня в городе зауважали. Ко мне идут люди не только пива выпить. Многим надоела мадам Мерде с ее порядками.

Ох-ох, как бы я тут революцию ненароком не устроил. Права была мадам, это игра с нулевой суммой. Сейчас влияние утекает у нее из рук, и течет эта странная субстанция не куда-то там, а именно сюда, в этот трактир. Если верить Петровичу, это простое перераспределение вычислительных ресурсов в пользу более активного персонажа.

— А вот и они! — радостно замахал кому-то за моей спиной дворф.

Я обернулся — в дверях две женские фигуры. Беловолосая лучница-рейнджер в черном плаще с капюшоном и — ее «танк». Мускулистая кобольдесса на голову выше и вдвое шире в плечах, в стальной полированной кирасе с откровенно проштампованными на ней вторичными половыми и в рогатом шлеме. Из-под короткой металлической юбки видны красивые, хотя излишне накачанные ноги в сапогах с железными накладками, за плечами — полуторный меч и полуростовой щит. На голых, бугрящихся бицепсами-трицепсами руках металлические наручи и боевые перчатки.

А ведь я видел эту кобольдессу. Это Аркуда, Клюсин вирп.

— Нетта, скройся, — сказал я быстро.

— Еще пива! — слегка хмельным голосом сказала моя кобольдесса, отвернувшись к стойке и, получив искомое, загородила лицо кружкой, осторожно отходя в сторону.

Получается, вот эта рейндж-девица — аватар Клюси? Петрович говорил, что она заядлая геймерша.

Забавненько.

Не думаю, что она меня узнает, мой здешний облик слишком идеализирован программой, но я все же отошел и присел за столик к Нетте. Она уже допивала пиво и выглядела заметно поддатой.

— Еще кружку! — дернула она за подол проходящую мимо официантку.

Надо же, совсем недавно никакого персонала в трактире не было. Растет дворф, становится источником ресурсов для других. Формируется новый центр силы.

— Тебе не хватит? — спросил я Нетту.

— Вот еще! — она пьяно взмахнула рукой. — Я хочу пива!

Какой там возрастной статус у игры? «Шестнадцать плюс»? Ну-ну.

Нетте принесли пива, она присосалась к кружке, а я наблюдал за Клюсей. Несмотря на тщательную работу в редакторе, сгладившую чуть грубоватые черты ее лица, расширившую глаза и придавшую носу романтическую горбинку, она вполне узнаваема. Клюся…

— Уважаемая Клюсианда! — поприветствовал ее дворф. — Рад снова вас видеть.

Рейндж-девица прошла к стойке. За ней, нарочито растопырив локти и хамски цепляя ими посетителей, шла Аркуда. На драку нарывается, что ли? Но желающих с ней зацепиться не нашлось — оглянувшись на мускулистую мечницу, задетые лишь ругались тихонько, но оставались на своих местах.

— Пива, трактирщик! — рявкнула кобольдица хриплым низким голосом. — Мне и моей человечице!

— Конечно, прекрасная Аркуда! Героям — за счет заведения!

Этак он разорится. Судя по тому, как кобольдесса заглотила первую и протянула кружку за добавкой, на халяву она выпьет много. Однако дворф без возражений наполнил, прилипнув взглядом к внушительным выштамповкам на кирасе. Да он ее клеит, божешьмой! Страсти какие. Этот мир все живее и живее, надеюсь тут есть и моя фикторская заслуга.

— И мне… ик, пива… — ого, а моя Нетта-то совсем окосела! Как это называется на игровом сленге? Дебаф?

— Хватит тебе уже.

— Нет, не хватит! — заупрямилась она.

Оглядевшись и не найдя взглядом официантку, Нетта встала, покачнулась, помотала головой, утвердилась на ногах и решительно двинулась к стойке.

Вот черт.

К счастью, Клюся… то есть, воительница Клюсианда, закончив беседу с трактирщиком, повернулась и пошла к выходу. К несчастью, Аркуда, направившаяся за ней, грубо оттолкнула со своего пути Нетту.

— Корова неуклюжая! — сказала моя кобольдесса сердито. — Отрастила жопу…

— Что-о-о? — не поверила своим ушам бронированная мечница, по габаритам превосходящая мою спутницу втрое.

— Еще и глухая! — вздохнула Нетта. — Трактирщик, налей пива, если эта толстожопая глухомань не все выжрала.

— Толстожопая? Я?

— А, нет, не глухая. Тупая. Слышит, но не понимает. А я попросила пива!

Дворф, расстроенно качая головой, принял от нее кружку и потянулся к крану.

— Ах ты мелкая дрянь! — возопила Аркуда и с размаху попыталась двинуть Нетту бронированным кулаком. Моя пьяная спутница в этот момент покачнулась, отклонилась назад, и рука воительницы с грохотом врезалась в стойку. Зазвенели бутылки, брякнули кружки, укоризненно крякнул трактирщик.

Нетта отшатнулась, потеряла равновесие, сделала пару торопливых шажков назад, чтобы не упасть — и второй замах пришелся в воздух. Сила инерции развернула Аркуду, и моя кобольдесса ловко пнула ее острым носком сапожка точно под латную юбку сзади. Несильно, но очень, очень обидно.

— Я убью тебя! — завопила воительница и рванула из-за спины меч.

— Но-но! — осадил ее трактирщик. — Никакого оружия в моем заведении, драгоценная Аркуда! Я только что закончил ремонт!

— Да я эту дрянь голыми руками удавлю! — она оставила рукоять и кинулась к Нетте, которая, глупо хихикнув, споткнулась и, упав на одно колено, вытянула вторую ногу аккурат под широкий шаг мечницы, отчего та, зацепившись тяжелым сапогом за неттин каблук, навернулась железными сиськами об стол.

Дубовый стол выдержал, кираса тоже, но чувство собственного достоинства было уязвлено безмерно. Взревев, как укушенная в жопу бегемотиха, она ринулась в атаку, щедро размахивая кулаками и — не попадая. Пьяная и веселая Нетта дурачилась. Как бы случайно спотыкаясь, она пропускала над собой могучие удары. Нелепо взмахивая непослушными руками, отвешивала нападающей обидные и звонкие поджопники и подзатыльники. Вкачанный в выносливость и силу танк против ловкости и уворота класса роги. Нетта не наносила ей урона — слишком слаба, а Аркуда не могла в нее попасть — слишком неповоротлива.

— Аркуда! Прекрати немедленно! — скомандовала жестко Клюсианда.

— Но она… — обиженно вскрикнула воительница.

— Сейчас же!

Аркуда нехотя остановилась и, выражая всем своим видом недовольство, пошла к «своей человечице».

— Повезло тебе, малявка! — бросила она презрительно через плечо.

— Иди-иди, коровища! — захихикала Нетта ей вслед.

Та на секунду притормозила, но все же двинулась дальше не обернувшись.

Клюсианда внимательно и пристально смотрела на моего кобольда. Вспомнит или нет? Нетта меж тем получила свое пиво и жадно, обливаясь и пуская носом пену, выхлебала его сразу до дна.

Когда Клюся с Аркудой, громко хлопнув дверью, вышли из трактира, Нетта икнула, рыгнула, хихикнула — и завалилась мне на руки. Будь дело в реальности, я бы сказал, что девушка пьяна в сопли. А здесь — получила максимальный дебаф. Похоже, алкоголь бафает ей ловкость в ущерб всему остальному.

— Извини, — сказал я дворфу, удерживая ее на весу. — Сейчас отнесу в комнату, пусть проспится.

— На здоровье, — тихо сказал трактирщик и, наклонившись через стойку, добавил, — а можете каждый день такое устраивать? Я приплачу! Вон народу сколько сбежалось…

Да, этот парень умеет в шоу-бизнес.

В комнате Нетта неожиданно взбодрилась, пыталась что-то рассказать, язык ее не слушался, она сама громко хохотала от своих попыток, потом пыталась танцевать, потом внезапно полезла целоваться. Это было… Очень странно. Я, с одной стороны, отчетливо понимал, что сижу с геймпадом и в очках, то есть никак не могу обонять запах пива, которым залита ее блузка, и ощущать горячих и торопливых пьяных объятий. С другой — откуда я знаю, что губы ее очень мягкие и теплые, грудь, которой она ко мне прижалась, небольшая и упругая, а от волос слабо, но отчетливо пахнет земляникой?

Мозг играет с нами в странные игры.

Наконец Нетта, с хохотом оттолкнув меня, завалилась на кровать и тут же, как выключенная, заснула. Я было дернулся снять с нее сапоги, но потом решил, что это уже как-то совсем нелепо. У нее не могут отечь нарисованные ноги из-за сна в нарисованной обуви. Кажется, я слишком глубоко погрузился в эту иллюзию.

Пора выходить.

В реальном мире вместо пьяной кобольдицы меня ждали обиженная дочь, расстроенная напарница, пропавшая жена и мертвая девочка. Ах да — и Бабай с его трогательными эпистолами. Начинаю понимать впадающих в игровую зависимость — там все как-то проще.

Лайса, оказывается, ждала меня прямо тут, укоризненно глядя, как я снимаю VR-очки и откладываю геймпад. Мне стало неловко, как будто я правда на ее глазах целовался. Вот вам недостаток виртуальных технологий — со стороны играющий, надо полагать, выглядит довольно глупо.

— Работа, — туманно пояснил я. — Срочная.

— Да уж, вижу, — скривилась она.

— Что сказали криминалисты?

— Ничего нового. Предполагаемое место преступления под водой, добраться туда невозможно. По предварительным результатам вскрытия девочка умерла от истощения и гипогликемической комы. На скрипке куча отпечатков — твои, твоей жены, Клюсиной матери. Но и только.

— И это, по-твоему, ничего нового? Мать Клюси жива! Это как вообще, нормально?

— У меня нет этому объяснений. Пока.

— У тебя слишком многому нет объяснений, тебе не кажется? Например, тому, где моя жена.

— Ты меня будешь учить моей работе, помощничек? — разозлилась Лайса.

Мне очень захотелось нахамить в ответ, тем более что и поводов хватает. Но я сдержался. Не время для ссор.

— Прости. Нервы.

— Да, ты тоже извини. Скрипку можешь забрать, она в прихожей. А я… отъеду. По делам.

Перед уходом Лайса так тщательно наводила макияж и прыскалась духами, что я даже ни на секунду не усомнился — по делам. Я даже знаю, как их зовут, дела эти. Впрочем, у каждого есть право на личную жизнь. Наверное, служба в полиции приучает спокойнее относиться к мертвым девочкам.

А я пошел на встречу с Петровичем. Он не очень-то ее жаждал, но я был настойчив.

— И не надо вот так на меня смотреть! — сказал он, прихлебывая кофе. — Я знаю про девочку, мне очень жаль, но это совпадение. Я уже объяснил этой твоей полицмейстерше. Раза три объяснил, разными словами, уж очень она недоверчивая.

— Тогда, может, и мне объяснишь? Можно однократно.

— Меня очень заинтересовало оборудование в здании управления плотиной.

— И что в нем такого необычного?

— Два момента. Первый — оно качает не в ту сторону.

— В смысле?

— По легенде, этот комплекс строили для осушения болот, так?

— Так.

— Мне с самого начала показалось странным, что для этого понадобилась дамба — она скорее поднимает уровень воды, чем снижает его. Но это еще не самое удивительное. Главное — насосная система выкачивает воду из-под земли и льет ее в болото, хотя, вроде бы, должна наоборот. Она реверсивная, может и так и этак, но сейчас работает верх.

— Но зачем?

— Понятия не имею. Рабочая версия — так держат сухими подземные проходы. Но это не точно.

— Очень странно…

— И это еще не все. Система управления насосами и заслонками аналоговая, старая, надежная как молоток — реле, контакторы, электроприводы с редукторами, центробежные насосы. Это все действительно могло быть построено еще в 80-х. Но. Поверх этого раскинута система цифрового дистанционного управления через сеть. И она совсем свежая. Система управляется откуда-то снаружи, причем не исключено — что снаружи Жижецка. И мне это чрезвычайно любопытно. Думаю, что твоему приятелю из органов, который сейчас неистово кадрит очаровательную полицмейстершу, тоже. Я его там видел. А тебе? Тебе не любопытно?

— Нет, — уверенно сказал я. — Мне насрать. Я тут жену ищу, а не тайны болот.

— И как успехи?

— Об этом я и хотел поговорить. Ты наверняка знаешь какой-нибудь способ отслеживать… Что-нибудь. Некий… Предмет.

— А как-то яснее ты можешь выразить свои фантазии?

— Ну вот, у меня, допустим некий… Ну, пусть будет ящик. Коробка. Я хочу его… Ну, например, дать кому-то. И узнать, куда он его понес. Есть способы?

— Как правило, уголовно наказуемые. Но! Вот, скажем, твои часы.

Петрович показал на мою руку.

— Они имеют автономный радиомодуль, который позволяет им связываться со смартом через сотовую сеть, если он расположен слишком далеко для прямой связи. Кстати, одна из функций, для которых это придумано — именно поиск потерянного устройства. Тайное слежение за чьим-то перемещением — незаконно и неэтично. Но, случайно уронив часы в коробку, ты имеешь полное право их искать. При помощи встроенной в смарт программы слежения, например.

— Спасибо!

— Не за что. Ты мог бы это прочитать в инструкции, если бы кто-то читал инструкции. Удивляюсь, зачем их пишут вообще…

— Все равно спасибо! — я покинул маленькое кафе, в котором полюбил просиживать штаны Петрович. У него тут просто офис образовался. Вот что значит хорошо сваренный кофе!

— Ну что ты приперся? — невежливо встретила меня «ИП Е. Денница». — Я же сказала, не хочет она тебя видеть.

— За блендочку спасибо сказать. Пригодилась.

— Врешь, но все равно приятно. Как будто вежливый. А на самом деле что надо?

— Скрипка ее нашлась. Хотел передать, — я положил на прилавок скрипичный футляр.

— Ладно, — поколебавшись, сказала азовка, — передам.

Она открыла защелки, заглянула внутрь, приподняла инструмент, потрясла его — но не нашла ничего подозрительного. Про скрытый кармашек для запасных струн, незаметный под мягкой обивкой, ей знать неоткуда, а тонкие смарт-часы без браслета там отлично помещаются. На руке только непривычно пусто, и Нетта дуется. Жадноватый у меня вирп, не любит терять железо.

* * *

Не будь Нетта комбинацией пикселов на экране смарта, я бы сказал, что она с похмелья. Чем дольше она живет в моих устройствах, тем более точно изображает человеческое поведение даже в мелочах. Подстраивается? Самообучается? Прав Петрович — надо какие-нибудь мануалы найти. Потом. Когда-нибудь. Сейчас кобольдесса хмурая, неулыбчивая, не скачет и избегает смотреть в глаза. Как будто ей стыдно за свое поведение. Детальность передачи этих эмоций потрясающая — ну, или, как говорит тот же Петрович, это только подсказки для мозга, который видит то, что хочет видеть. Какой-то дурной киберсолипсизм.

И все же, интересно: Нетта в игре и Нетта в смарте — это одна и та же Нетта? Если та напилась, будет ли похмелье у этой?

О боже… Что я несу… Какое похмелье? Она же нарисованная! Чего-то у меня уже крыша от всего этого едет. Надо быстренько найти жену и сваливать из этого мокрого странного города.

Однако футляр со скрипкой продолжал пребывать в подвальном магазинчике «ИП Е. Денница». Конечно, глупо рассчитывать, что его владелица все бросит и немедленно побежит доставлять инструмент в тайное убежище моей блудной супруги.

Подождем.

Настя до сих пор на меня обижалась. Это выражалось в том, что приготовленный обед она съела, уйдя с тарелкой в свою комнату, не сказав «спасибо» и не вернув грязную посуду на кухню. Я молча сходил и забрал, встреченный демонстрацией осуждающей спины. Спина выражала категорическое несогласие с моими деспотизмом и нечуткостью, ногти быстро-быстро клацали по экрану смарта.

— Как там Виталик? — спросил я, складывая скопившиеся чашки на тарелку. Если не предпринимать специальных усилий, то все чашки в доме постепенно окажутся у дочки в комнате.

— Можно подумать, тебе не все равно! — осудила меня дочь.

— Было бы все равно, я бы не спрашивал.

— А как ты думаешь? У него сестра погибла! Конечно, ему плохо! — подразумевается, что жестокий я не даю ей пойти и утешить друга.

Наверное, я не прав. Да точно не прав. Это ведь мне до такой степени не хочется туда идти, что аж колотит. Потому что это я чувствую себя виноватым, и это мне будет тяжело смотреть им в глаза. Но это категорически непедагогично. Наверное.

— Ладно. Пошли, если считаешь это необходимым.

И вышел, оставив ее судорожно собираться.

Свое представление о трауре дочь реализовала черной футболкой и черными кедами. Впрочем, вряд ли кому-то есть до этого дело. Мы шли по улице, вдвоем под одним зонтом, и она задавала мне вопросы, на которые нет, не было и никогда не будет ответов. Потому что как это ни формулируй, а суть одна — почему мы неизбежно смертны? И какого черта иногда так рано?

У меня есть что сказать на эту тему, но ничего подходящего к ситуации. Уподобляться Бабаю и пафосно разводить муде по воде я не хочу, а голая суть: «Дерьмо случается». Это чистая, но ни разу не позитивная правда.

Потеряв большую часть детства, Настя пропустила период осознания смертности окружающих, который обычно наступает лет в пять. «Мама, папа, вы же никогда-никогда не умрете?» — спрашивают вдруг осознавшие конечность бытия дети, обмирая от внутреннего понимания правильного ответа. Насте на этот вопрос уже ответила мама, и сейчас она на следующей стадии — осознании смертности себя. И все ее вопросы про Катю: «Почему, за что, как такое возможно?» — это вопросы о ней самой. Если умерла Катя — такая юная, еще недавно совсем живая, с такими же страданиями, радостями и планами на жизнь — неужели и я, Настя, тоже могу вот так, внезапно?

Можешь, дочь моя. Можешь. И ты, и я, и кто угодно. Но это нельзя говорить и об этом нельзя думать. Несть жизни в мыслях о смерти.

«Найди то, что любишь, и пусть оно тебя убьет», — написано на стене.

В «Макаре» как всегда тихо и на первый взгляд ничего не изменилось. Все так же сидят по темным углам, лица подсвечены снизу экранами смартов, тонкий цокот ногтей по экранам. Но в воздухе висит незримое осознание того, о чем мы по дороге говорили с Настей. Что смерть — это не только то, что случается с другими.

Я выразил дежурные соболезнования Антонине. Женщина выглядела не столько убитой горем, сколько какой-то… замерзшей, что ли? Она покивала, глядя на меня чуть рассеянно, и, как будто забыв о поводе, пригласила поужинать со всеми. Мне показалось неловко отказываться. Столы составили вместе, дети уселись рядом, локоть к локтю. Справа от меня уселась печальная Клюся — ее мрачная роспись стен сегодня казалась особенно неуместной. Или, наоборот — слишком уместной. Как посмотреть.

— Надо поговорить, — тихо сказала она.

— Поговорим, — согласился я. — Потом.

Это не было поминками — никто не говорил слов о покойной, не произносил траурных речей. И все равно — за длинным столом справляли тризну по Кате, которая как будто присутствовала здесь, между нами. Все ели молча, не глядя друг на друга, в тяжелой тишине. Виталик сидел рядом с Настей и тоже жевал, уставившись в тарелку. Дочь косилась на него и вздыхала сочувственно, но не лезла. Не находила слов, надо думать. А что тут скажешь, кроме ритуального «соболезную твоей потере?».

— Когда похороны? — спросил я Антонину, помогая ей собирать посуду. Дети уже разошлись — кто в свои комнаты, кто в гостиную, подпирать стены по углам.

— Какие похороны? — спросила она с таким искренним удивлением, что я немедля заткнулся и больше ни слова не сказал.

Каждый переживает горе по-своему.

— Спасибо, что вытащил меня, — сказала Клюся, когда мы встретились в ее комнате. — Буду должна.

— Прекрати, дитя. Это не та услуга, которая создает долги.

— Я не дитя, — сказала она очень серьезно, — и сама решаю, какие у меня долги.

— Дело хозяйское, — не стал спорить я.

— Скажи, моя мама… Она умерла или нет?

Я ждал этого вопроса и успел обдумать ответ.

— Я бы поставил на то, что она не утонула. Скорее, она чуть не утопила нас.

— Я не об этом, — помотала головой Клюся. — Когда мы ее видели — она была жива?

— Я видел много покойников, но ни один из них не играл на скрипке. Я не знаю, что случилось с твоей мамой. Скорее всего — что-то ужасное. Но это была не смерть.

О том, что есть вещи похуже смерти, я говорить не стал.

— Мне надо ее найти.

— Полиция сейчас перевернет каждую кочку в этом болоте. Отставь это профессионалам.

— Спорим, они ничего не найдут? Ничего и никого?

— Ты так уверена?

— Я тут родилась и прожила восемнадцать лет. Хочешь поспорить? На услугу?

— И что тебе от меня нужно?

— Чтобы ты помог мне найти мать. И оторвать яйца тому, кто это с ней сделал. Это я сделаю сама, ты его просто подержишь.

«…Совершенное группой лиц по предварительному сговору…» — всплыло у меня в голове. Но я не стал отказываться:

— И даже пассатижи тебе подам. Но только если полиция действительно сольется.

— Договорились.

— Еще нет. Есть встречное предложение. Я помогу тебе — ты мне. И никто никому не должен.

— Жену найти? А ты уверен, что ее стоит искать?

— Да вы что, сговорились все, что ли?

— Сговорились? Ах, ну да, Лайса… Но она вроде уже переключилась на новый вариант?

— Все всё знают… — покачал головой я.

— Город маленький.

— Повторю тебе то же, что говорил Лайсе: пока я не найду Марту и она сама мне в лицо не скажет, что она приняла окончательное решение, что она в безопасности и не нуждается в моей помощи, — я не считаю себя свободным от наших отношений.

— А если скажет, что нуждается? Все бросишь и побежишь спасать? А потом она опять умчится, хвост трубой, с очередным музыкантом?

— А тебе что за дело? Это мое решение и моя ответственность. И снять ее с себя могу только я сам.

— Просто такая завидная партия пропадает… — Клюся положила руку мне на плечо и заглянула в глаза. Близко-близко, почти коснувшись своим носом моего. Три сантиметра до поцелуя.

— Я еще недостаточно стар, чтобы заводить отношения с девушкой в возрасте дочери — отстранился я.

— В том-то и дело… — непонятно сказала Клюся и отодвинулась.

Забавненько.

— Так ты мне поможешь? — спросил я снова.

— Да. Чем?

— Вот, смотри… Я достал смарт и потряс, пробуждая Нетту. Она вылезла на экран с явной неохотой, глянула на Клюсю, потом на меня и покрутила пальцем у виска.

До меня внезапно дошло, но было уже поздно.

— Так вот где я видела эту кобольдессу! — воскликнула Клюся. — А я-то голову ломала… Так ты тоже играешь? А корчит тут из себя старичка…

— Я работаю! — строго сказал я. — Нечто вроде тестировщика игр.

— Ой, рассказывай… Впрочем, неважно. Что показать-то хотел?

— Нетта, поиск часов, пожалуйста.

Вирп, вздохнув, подпрыгнула к верху экрана, рискованно взмахнув короткой юбочкой, и вытащила из-под верхнего края шторку с картой. По ней, рисуя ломаную линию, медленно двигалась точка. Скрипка отправилась в путь.

— Я плохо знаю город, а ночью вообще в нем теряюсь. Ты не могла бы проводить меня посмотреть, кто это и куда он идет?

— Я и сама могу сбегать, тут два квартала…

— Нет-нет, мало ли кто там шарашится в ночи. Не хватало еще и тебя подставить…

— Так ты себя винишь? — внезапно спросила Клюся. — Ну, за Катьку?

— Есть немного, — признался я.

— Забей. Эта история задолго до тебя началась. Пошли, покажу тебе самую страшную тайну здешнего притона!

«Страшной тайной» оказался выход из «Макара» в обход главного холла и передней двери. Пока мы до него добирались, мне опять показалось, что дом внутри заметно больше, чем снаружи. Уж больно причудливая архитектура. Темный чулан, где когда-то было узкое окно, позже заколоченное, а еще позже — тайно расковырянное воспитанниками. Дощатый щит отклоняется в плоскости стены, вися на одном гвозде, за ним второй, наружный — и с ним та же история. Если не знать — так и не заметишь. Мы оказались в переулке сзади дома, и меня снова охватил не свойственный мне сроду топографический блудняк — в упор не могу сообразить, как он расположен относительно той улицы, где вход. Мой зонт и плащ остались на вешалке, но уже настала ночь, и дождь прекратился. Луна подсвечивает не разошедшиеся до конца тучи, давая неприятного оттенка освещение, в котором город выглядит совершенного иначе, чем днем. Клюся, ни на секунду не задумавшись, побежала по темной улочке, и я припустил за ней. Мы пробежали несколько межуличных проходов, настолько одинаковых, что я сразу понял — сам я дорогу назад не найду ни за что.

— Стой! — прошептала она, придержав меня рукой за локоть. — Идет сюда, пригнись, сейчас увидим.

Мы присели в тень за мусорным контейнером. В подсвеченной желтым лунно-облачным светом перспективе улицы показалась фигурка в плаще с капюшоном. Небрежно помахивая скрипичным футляром, она неторопливо прошлепала по лужам мимо нас.

— Так я и думала, — прошептала недовольно Клюся, — что без нее не обошлось.

— Без кого? — шепнул я в ответ.

— Без этой подпевалы азовкиной.

— Это Фигля? — догадался я. — Не узнал при этом освещении.

— А то кто же. Керасть свертная, вострошарая! Пошли за ней.

Мы пошли, стараясь держаться в густой тени домов, но Фигля не береглась и не оглядывалась, громко шлепая сапогами по лужам и ограничив поле зрения капюшоном, хотя дождя не было.

Несколько раз свернув, девочка оказалась там, откуда мы вылезли — у заколоченного заднего окна «Макара».

— Ах отметница необытная! — тихо возмутилась Клюся, когда Фигля, ловким привычным движением отодвинув доски, ввинтилась внутрь. — Так она тут не первый раз лезет, раздрыга скарядная!

Девушка уже готова была бежать за ней, но я придержал ее.

— Пусть отойдет, не спугнуть бы.

Мы выждали с минуту, давая гостье отойти подальше, и полезли за ней. Я в узкий проем протиснулся с большим трудом, выдохнув и проталкивая себя руками. Фигли не было ни в чулане, ни в коридоре, ни в ближних комнатах.

— Ну вот, упустили, — расстроилась Клюся.

— Ничего подобного, — сказал я хищно, — назад-то она где пойдет? Снова тут. Не через холл же и главный выход? Так что никуда она от нас не денется.

— Охтимнечки… — расстроилась Фигля, когда мы с Клюсей встретили ее в чулане.

Скрипка, как ни странно, осталась при ней.

— Закамшил ты меня, странь. Цвилити будешь?

— Где Марта? Почему скрипку не отдала?

— То не ведаю. Покучила азовка струмент снесть, а катуны твоей нема. Учмурила меня. Туточки она охабилась, да.

— Она здесь была? — уловил я общий смысл.

— Туточки. В зазоре да остуде, за фитины туганилась аки скимаха. Перепастлива катуна твоя. Азовка велела понастовать за ней.

— Так ты за этим сюда лазишь, скарядь хитная? — зашипела зло Клюся.

— Не зазри, спышай, — примиряюще ответила Фигля, — меж нас которы нет.

— Нет? — возмутилась Клюся. — Вы все вынюхиваете, и здесь, и на болотах, а когда мать моя пропала, вам и дела не было! Я азовке твоей тогда в ноги падала, любую службу готова была! И что?

— Не которатись. Азовка неумытна да не супрява. Вона назирает, да не претит. Ведает, что мати твоя попелушка ныне, да не ее то жандоба.

— Твари вы бессердечные. Обе, — сказала Клюся устало. — Вы же знали все.

— Не забедись, — развела руками Фигля. — Охабься.

— Врезать бы тебе… — с тоской в голосе сказала девушка. — По губам твоим брехливым да по глазам бессовестным…

— Мене не можно, — серьезно ответила Фигля.

— Так, хватит, — пресек я конфликт. — Покажи, где жена моя была.

Девочка посмотрела на меня, покачала неодобрительно головой, но развернулась и пошла по коридору. Мы двинулись за ней. Поворот, еще поворот, неприметная дверь, за ней другой коридор… Да где это все помещается?

— Не знала, что тут есть проход… — удивилась Клюся.

— Вельми много не ведаешь… — буркнула в ответ Фигля.

— А вы дофига знаете, но ни черта не делаете!

— Хватит вам, — сказал я. — Достали, девочки. Потом поругаетесь.

— Туточки, — Фигля открыла очередную дверь из темного коридора в освещенную настольной лампой комнату.

В комнате пахло Мартой — ее духами, ее бельем, ее волосами… Не знаю, чем еще. На меня аж тоска накатила. Не столько по самой блудной жене, сколько по тому недолгому времени, когда нам было хорошо вместе. Когда казалось, что мы семья и так будет всегда.

— Так любишь ее? — спросила внимательно наблюдавшая за моей реакцией Клюся.

— Нет. Не так.

Любил ли я Марту когда-нибудь? Люблю ли сейчас? Не знаю. Настоящая, на разрыв сердца и отвал башки, любовь у меня в жизни была всего раз. От нее остались горькое чувство непереносимой утраты, тяжелые мрачные сны, галлюцинации с котом и дочка Настя. То, что я испытывал к Марте — совсем другое. Мы прилепились друг другу кровоточащими ранами свежих потерь, но так и не срослись ими в один организм. Мне было хорошо с ней. Я радовался, когда она возвращалась домой с работы. Она радовалась (надеюсь, искренне), когда я прилетал из своих командировок. Она очень помогла нам с Настей в первый, самый тяжелый момент, когда мы пытались привыкнуть, что мы есть друг у друга. Когда я смотрел на белобрысую девчонку и паниковал: «У меня ребенок? Что вообще с ним делают?» — а она была готова заплетать ей косички, выбирать платьица, читать девочковые книжки, учить завязывать бантики и вообще заменить мать. При таком дурном отце это было очень кстати. Меня все устраивало.

Ее, как выяснилось, нет.

В комнате разобрана кровать, как будто она собиралась ложиться. На столике книга. В шкафу — одежда. Как любой нормальный муж, я понятия не имею, что за тряпки у жены, поэтому не знаю, чего тут не хватает. Прошелся по комнате, заглянул во все углы и даже под кровать. Чисто, пыли нет. Более серьезных выводов мой недоразвитый внутренний детектив не осилил. Вид помещения обжитой, уютный даже. Скошенный к стене потолок выдает мансарду. Наверное, ей тут было неплохо. Разве что скучновато. Особенно, если навещала ее одна Фигля.

— Окно, — сказала Клюся.

— Что?

— Окно приоткрыто.

Я распахнул наружу неплотно прикрытую створку. Узкое косое окно выходит на крышу, заливаемую струями вновь начавшегося дождя. Неподалеку, на корявом выступе старого забитого балкона сидит в расслабленной позе, непринужденно болтая ногой, черный силуэт в коротком плаще. Почувствовав мой взгляд, он повернулся неразличимым под капюшоном лицом, помахал рукой, и вскочив на крышу, ловко удалился в темноту.

— Это что сейчас было? — спросил я Мироздание.

— Анчутка Сумерлина, — ответило оно через Фиглю. — Назирают, уметы.

— Да что это за Сумерла такая? — я припомнил неприятную карлицу в клубе.

— Нейка она, говорят, — непонятно ответила Клюся.

— Балия балагтового блюдет, — добавила туману Фигля.

— То-то мне теперь все понятно стало… — мрачно ответил я, разглядывая оконную раму.

Между ней и створкой окна застрял кусок оторванного кружева. Кажется, такое было на ночнушке Марты. Но это не точно. Отлично, у меня дополнительно пропала уже пропавшая жена. Дважды пропащая.

Забавненько.