Мертвая женщина играет на скрипке

Глава 11

Лайсы дома не было, и я, выдав ужин дочери, со вздохом достал ноутбук. Пора на работу.

— Поиграем? — спросила, подмигнув, Нетта.

— Поработаем, — строго сказал я, — загружай.

— Рабочий вход в игру. Подтвердите права фиктора.

Я с тактильным неудовольствием натыкал пароль по непривычной сенсорной клавиатуре. Надо привыкать, прав Петрович.

— Рекомендуется использование игрового контроллера и VR-очков, — сказала Нетта, надвинув на нос стимпанковские гоглы.

Постучался в комнату к Насте. Дочь интенсивно переписывается с кем-то в смарте, только быстрое цоканье ногтей по экрану. На меня рукой махнула, не глядя, — забирай, мол, не до тебя сейчас. Не слишком ли много Виталика становится в нашей жизни?

— Подключаю внешние устройства, — одобрила Нетта.

Я нацепил очки, вставив в уши акустические затычки. Перед глазами пробежала рябь, потом череда геометрических фигур, сетка настроечной таблицы, а потом появилась Нетта.

Я аж вздрогнул — настолько реалистично она прорисовалась. Никакой мультяшности. Очаровательная фэнтезийная девушка. Сидит на стуле в голубой градиентной пустоте рабочего стола, такая объемная и четкая, что, кажется, ее можно потрогать. Прелесть какая. Возможности графики потрясают, выглядит совершенно как живая.

— Рада, что зашел, наконец, в гости, — сказала Нетта радушно.

Я снова поразился — голос звучит так, как будто мы действительно в одном помещении. Через динамики ноутбука было совсем не то.

— Здесь пока пусто, мне нужно разрешение на визуализацию вирп-пространства. Это займет порядка трех процентов видеопамяти устройства.

Вроде немного. Это новый мощный ноутбук, сам бы я такой ни за что не купил.

— Разрешаю, — сказал я, разглядывая вирпа.

Она нарядилась как на стимпанк-косплей: в коже, латуни и шляпке с гоглами, и ноги, закинутые одна на другую, хороши. Отлично нарисовано, просто отлично.

Вокруг как будто рисуемый невидимым торопливым художником соткался интерьер — быстрые черно-белые наброски карандашного контура, стремительная штриховка, проступает цвет, затем плоская картинка наплывает, становится выпуклой, затягивает меня в себя — и вот мы с Неттой уже в гостиной, соответствующей ее наряду. Викторианский особняк. Вычурно и роскошно.

Я покрутил головой — картинка перемещается за взглядом, видимо очки отслеживают движение глаз. Фантастика. Очень, очень реалистично выглядит. Восхитительная детализация. Конечно, это демо-картинка, специально заточенная под очки, в игре, наверное, не так идеально будет, но все равно — понимаю, почему это называют «технической революцией в гейминге». Да, с такой штукой «Кобальт системс» игнорировать не получится. Они порвут рынок. Впрочем, это не моя забота. Моя — работа фиктора.

— Войти в игру? — спрашивает Нетта.

— Войти, — подтверждаю я.

Она встала со стула и, изящно вышагивая от бедра, подошла к деревянной резной двери с изображенным на ней падающим в дыму и пламени дирижаблем. Открыла, повернув латунную ручку — в проеме виден мой номер в игровой таверне.

— Пошли? — кокетливо подмигнула Нетта.

И мы вошли.

Нет, все-таки если приглядеться, видно, что нарисовано. Очень красиво, очень детально — но с реальностью не спутаешь. Это хорошо, а то мне уже страшновато стало от такой графики. Этак и не разберешь, на каком ты свете. Начинает казаться, что до следующего шага — многократно обсосанных фантастами вирткапсул с полным погружением, — осталось совсем чуть-чуть. Опасная тема в наше и без того десоциализированное время. А если в них сумеют встроить электрический секс, то все, трындец человечеству, вымрем.

Говорят, подростки сейчас сексом уже не озабочены. Мы в их возрасте только и думали, кому бы присунуть, а они — нет. Берегут личное пространство, держат социальное дистанцирование, очень нервно относятся к границам доверия. Следствие непрерывного ментального прессинга в перенасыщенном до токсичности информпространстве. Как только их внимание стало товаром — они инстинктивно начали его экономить. Как отца шестнадцатилетней дочери эта тенденция меня даже немного радует, но как представителя хомо сапиенс, озабоченного выживанием своего вида, несколько настораживает. Ну и потом не всегда же ей будет шестнадцать.

Спустившись в зал таверны — это потребовало некоторого напряжения в освоении на ощупь игрового контроллера, — сразу почувствовал, что-то изменилось. И не только восприятие интерьера через VR. Да, это, конечно, совсем не то же самое, что на экране смотреть, но все же… Ах, вот что — на нас с Неттой больше не обращают внимания. Раньше, когда мы входили в локацию «Таверна», сидящие за столами демонстрировали интерес к нашему появлению — оценивающие взгляды «не стоит ли подстеречь их в темном переулке за дверью», «не подходят ли эти ребята для того, чтобы отправить их на поиски потерянного Меча Возмездия», «не поторговать ли с ними», «не попросить ли подаяния». Этим «Возвращение в Арканум» выгодно отличалось от обычных РПГ-шек, где «неписи» тебя игнорируют, пока ты не начнешь с ними взаимодействовать. И это внезапно исчезло сейчас. Сидящие за столом беседовали, пили, ели, играли в кости и карты. Дворф-инвалид за стойкой протирал механической рукой стаканы, играла музыкальная машина в углу, но на нас с Неттой всем было плевать.

Я подошел к стойке и обратился к дворфу:

— Привет.

— Привет, — равнодушно ответил он и замолк.

— И все? — удивился я.

— А что тебе надо?

— Никакого «принеси мне пятнадцать крысиных хвостов и получишь…»?

— Не нужны мне крысиные хвосты. И уши подземных карликов ни к чему. И комариные пиписьки, к примеру, тоже без надобности. Что я с ними делать буду? Разве что суп из них для тебя сварить? Будешь суп из крысиных хвостов?

— Нет, как-то не хочется, — растерянно отказался я.

— Ну вот, — кивнул дворф, как бы подтверждая свои мысли, — и никто не хочет. Но все тащат мне эти дурацкие хвосты.

— Эй, ты же сам такое задание даешь!

— А я виноват, что у меня эта крысиная чушь прописана? Что за тупняк… Вот сам подумай — если бы у тебя в подвале завелись крысы и ты нанял кого-то их вывести — стал бы ты требовать с него хвосты?

— Нет, — сказал я, удивленный таким поворотом разговора, — на кой они мне черт? Мне надо, чтобы крыс не было.

— Видишь, — вздохнул дворф, — чертовы сценаристы… Заклинило их на этих хвостах, чтоб у них комариные пиписьки отросли…

— Э… Сочувствую. Наверное, — я растерянно оглянулся на Нетту, но она наблюдала за нашим абсурдным диалогом с понимающей улыбкой.

— Сочувствует он, ишь… — недовольно буркнул дворф. — Толку мне с твоего сочувствия. Ты же новый фиктор? Сделай что-нибудь! Тошнит уже от этих хвостов, клянусь Демиургами!

— Я подумаю… — ответил я, пораженный. Когда я читал ТЗ, то не думал, что все будет так… Ну, буквально.

— Прошлый тоже обещал подумать. И что? Конечно, какое дело целому фиктору до какого-то дворфа-трактирщика? Вы в других сферах витаете. Да вон уже пришли за тобой. Эх, не избавиться мне от хвостов. Может, меня Крысиный Король так проклял? За геноцид подданных?

В трактир вошли два парадно и вычурно наряженных персонажа. Один — игровой типаж «аристократ-механик». Высокий шелковый цилиндр с неизменными гоглами на тулье, монокль со сложной оптикой в правом глазу, сюртук, брюки-трубочки, лакированные туфли, золотые часы размером с половинку апельсина в жилетном кармане, изукрашенный полированной латунью сложный пистолет на широком кожаном ремне. Второй — темный маг. Есть тут и такие. Мантия, капюшон со зловещим орнаментом, черный узловатый посох с черепом неизвестной, но судя по форме, не сильно симпатичной твари. Не приведи игра с таким столкнуться по квесту, моего персонажа с нулевым магорезистом размажет по стенке походя. Впрочем, трактир — «мирная локация», тут не воюют. Наверное.

— Уважаемый фиктор, — вежливо поклонился мне «аристократ», — мадам Мерде просит почтить ее вашим визитом.

— Немедленно, — мрачным и низким, как из глубины задницы, голосом добавил маг.

Мадам Мерде? Сценаристы действительно заслужили свои комариные пиписьки. Я повернулся к дворфу и развел руками.

— Иди уж, — вздохнул тот, — с мадам Мерде не спорят. Даже фикторы.

— Я помню про твою просьбу, — твердо ответил я, но он только глаза закатил. Какая классная мимика!

На улице нас ожидал фантазийный паровой экипаж — надо полагать, принадлежащий аристократу. Маг, поди, на карете, запряженной демонами, прикатил бы. На козлах — бородатый суровый гном. Традиция. И игровой штамп. Где стимпанк-механика, там завсегда гнома рисуют, если сеттинг позволяет. Ну не эльфа же?

Мы с Неттой уселись в каретный салон, заняв пышное мягкое сиденье, маг с аристократом расположились напротив.

«Чух», — сказал паровик. — «Пых». «Чух-пых». «Чух-пых-чух-пых-чух-пых», — поехали. Очень натуралистично, не хватает только вестибулярных ощущений от движения. Но вот что интересно — это не скриптовая сцена, что было бы логично, если это прописанный квест. Управление персонажем сохраняется. Теоретически я сейчас могу достать… То есть, конечно, активировать кнопкой с геймпада, свой жалкий пистолетик уровня «крысиная смерть» и атаковать сидящих напротив. Два топовых непися, конечно, меня в пыль сотрут, но сама возможность…

Забавненько.

Локация «Поместье Мерде» — трехэтажный особняк за кованым забором. Солидно, дорого, внушительно. Играл бы я более увлеченно — наверное, знал бы, кто такая эта мадам «Пардонмайфрэнч». Наверняка про нее какие-нибудь неписи рассказывают, если спросить. Надо было меньше крыс душить и больше следить за сюжетом.

— Здравствуйте, Антон, — поприветствовала меня красивая темноволосая дама в изящном наряде из темной кожи и белого шелка. Лицо совершенное и гладкое, без возраста, большие зеленые глаза, коричневая сигарета в длинном черном мундштуке дымится, зажатая тонкими пальцами. Разве в играх можно показывать курение табака? Да еще такими красивыми женщинами?

— Мадам Мерде? — кивнул я.

— Зовите меня Клариссой, пожалуйста! — улыбнулась она. — Мне прекрасно известна двусмысленность моей фамилии. Предыдущий фиктор отчего-то не захотел пойти мне навстречу и изменить ее.

— Наверное, у него были на это причины, — осторожно ответил я.

— Чтобы вызвать мое неудовольствие, Антон, причины должны быть очень вескими, поверьте!

Она мне угрожает что ли, я не понял? Эта мысль отразилась на моем лице, потому что Мадам Мер… Ах, да — Кларисса — сделала извиняющийся жест мундштуком, оставив в воздухе дымный след. Жаль, что запахи не почувствовать — наверное, хороший табак.

— Простите, Антон, я тоже, разумеется, отчасти заложница прописанного образа. Аристократка, тайная глава преступного сообщества Горголота. Я должна быть загадочной, прекрасной и немного угрожающей.

— Вы безусловно прекрасны, — автоматически отвесил я полагающийся комплимент, даже не задумываясь, что обращаюсь к неписи.

— Ах, вы так милы, Антон! — засмеялась она приятным теплым смехом. — Рада очному знакомству. Вы не спешили нанести визит.

Мне почему-то стало неловко признаваться, что я не подозревал о ее существовании. Наверное, для фиктора это непрофессионально. Или непрофессионально — это испытывать неловкость, общаясь с персонажем игры?

— Простите, Кларисса, был занят.

— Ах да, все эти крысы… Согласитесь, банально?

— Пожалуй.

— Сценаристы… — вздохнула она. — Скопировали дурацкие шаблоны и древние игровые штампы. Но надо же было с чего-то начинать… Я очень надеюсь на вас, Антон. Вы кажетесь более креативным и раскованным, чем ваш предшественник. Думаю, мы сработаемся.

Я неопределенно пожал плечами, но тут же понял, что это движение останется за кадром и сказал голосом:

— Я открыт для диалога.

— Будем надеяться, вы не будете столь же упрямы, как он. Вы же знаете, как плохо это кончается…

Это на что она намекает сейчас?

— Ах, простите, — всплеснула Кларисса руками, рассыпая пепел с сигареты, — этот образ… Не принимайте его слишком всерьез, Антон! Уверена, мы подружимся!

А я вот не уверен. Не выношу, когда на меня давят. Даже так красиво нарисованные женщины.

— О, я вижу, у вас домашний кобольд! — резко сменила тему мадам. — Это так провинциально, но мило, мило… Как ее зовут?

— Меня зовут Нетта, мадам Мерде, — спокойно ответила моя кобольдесса.

— Вы позволяете ей говорить без разрешения? — изобразила удивление Кларисса, и мои возможные симпатии к ней окончательно переместились в категорию маловероятных.

— Она мой друг, и может говорить, что хочет и кому хочет.

Нетта посмотрела на меня с благодарностью.

— Ну что же… — изобразила гримаску Кларисса. — Вы, значит, мужчина хм… свободных взглядов. И не брезгливый. Это даже в чем-то неплохо… Но не могли бы вы попросить — она выделила это «попросить» голосом, как бы взяв в кавычки, — вашего кобольда выйти? У нас будет приватный разговор. Слуги ее пока покормят.

— Не вижу причины. Вы вполне можете говорить при Нетте.

— Вы напрасно так доверяете кобольдам, — покачала головой мадам Мерде (я снова начал мысленно называть ее так), — они никогда не лояльны хозяевам полностью.

— Ну что же, значит, я правильно не считаю себя ее хозяином.

— С вами сложно… — вздохнула мадам. — Но интересно. Значит, нет?

— Нет, — таким нельзя уступать ни шагу. Любую уступку они понимают как слабость и усиливают давление.

— Ну что же, подожду, пока ваше мнение изменится. К выходу вас проводят. Приятно было познакомиться.

— Взаимно, — вежливо соврал я. И только выйдя в коридор осознал, что абсолютно забыл на какое-то время, что это игра. Не замечал нарисованности интерьеров, отсутствия запахов и тактильных ощущений, не осознавал своих манипуляций геймпадом.

Наверное, это и есть настоящая вовлеченность.

Когда я вышел из игры, в прихожей возилась Лайса, с облегчением сбрасывая с ног туфли на высоком каблуке.

— Ну вот зачем я так себя мучаю? — спросила она в пространство. — Я даже на ходулях не стану фотомоделью. А ноги к вечеру отваливаются…

— В миниатюрных женщинах есть свое очарование, — утешил я ее, убирая ноутбук. — Они льстят мужчинам, глядя на них снизу. И пробуждают инстинктивное желание защищать.

— Тебе хочется меня защитить? — удивилась Лайса.

— Местами, — дипломатично ответил я.

— Какими именно? — эротично потянулась девушка.

— Не будем уточнять. Покормить тебя ужином?

— Ты приготовил ужин? — поразилась Лайса.

— Вообще-то для дочери, но тебе тоже осталось. Если добавить сосисок, будет не так вегански. Разогреть?

— Если не трудно. Слушай, меня давно никто не кормил, я и забыла, что так бывает. Да ты не мужик, а сокровище, оказывается!

— Я женат, — напомнил я.

— Я помню, — серьезно ответила она, — мы найдем ее. Обязательно.

Ложась спать, подставил под ручку двери стул. Не помогло.

Если это сны, то самые эротичные и реалистичные в моей жизни. Не иначе, дохлая бабуля ворожит.

***

За утренним кофе, наблюдая за тем, как дочь гипнотизирует внутренность холодильника, пытаясь усилием лени материализовать в нем что-то, не требующее приготовления, вспомнил про просьбу Клюси.

— Лайса, — позвал я задумавшуюся полисвумен.

— А? Что? — вскинулась она, посмотрев на меня с каким-то испугом.

— Меня тут девушка одна попросила… Клюся. Сказала, ты знаешь, о чем речь.

— Еще бы не знать… — скривилась Лайса. — Она мне уже голову просверлила с этим.

— А в чем вопрос? Если не секрет.

— Юное дитя, — обратилась она к дочери, — хватит размораживать холодильник и греть уши. Как бы долго ты туда ни смотрела, там не появится ничего нового, кроме плесени. Бери вон йогурт и выметайся, нам с твоим отцом надо кое-что по работе обсудить.

Настя картинно вздохнула, демонстрируя отношение к нашей нечуткости, но взяла йогурт и вышла.

— Мрачная история, — пояснила Лайса. — В прошлом году Клюсина мать стала жертвой Бабая. У девочки, конечно, был тяжелейший шок, и она буквально сдвинулась на идее, что в этом виноват ее отец. Что она мне только ни высказывала, ты бы слышал! И что он знает, кто такой Бабай, и что он с ним в сговоре, и что он угрожал матери, прямо говоря, что, если она не уймется, то Бабай придет за ней.

— Не уймется? — заинтересовался я.

— Клюся говорит, у них был конфликт, но категорически отказывается говорить о его причинах. Утверждает, что не знает, но врет, это видно. И еще — она одержима чувством вины. Считает, что мать погибла из-за нее, но не объясняет, почему. В общем, комок нервов и узел психозов.

— А от тебя она чего хочет?

— Чтобы я позволила ей участвовать в расследовании.

— А ты?

— Даже если бы она была взрослым сотрудником полиции, ее бы не допустили расследовать дело об убийстве собственной матери. Это, во-первых, неэтично, во-вторых, нарушает принцип личной незаинтересованности. А уж юную девушку с психологическими проблемами…

— Понимаю. Ну что же, она попросила меня, я попросил тебя. Никто не обещал, что ты согласишься.

— Я без особого трепета отношусь к служебным инструкциям, — сказала Лайса, — но это просто опасно. Она склонна к необдуманным поступкам. Так что не уговаривай меня, ладно?

— Кто к ним не склонен в восемнадцать-то лет… А что, я мог бы тебя уговорить?

— Ты — мог бы, — тихо сказала Лайса, глядя в стол, — но не надо, пожалуйста.

— И не собирался, — удивился я, — ты совершенно права. Это плохая идея. А что по нашему делу? Что нашли на том планшете?

— Ах, да, — спохватилась полисвуман, — как раз хотела с тобой обсудить. Дело в том, что планшет на «Кобальте», а наши спецы не умеют с ним работать. Не смогли вскрыть, представляешь?

— Нет, — признался я, — не представляю. В кино полицейские хакеры могут вскрыть по блютусу бутылку пива, не то что планшет.

— Бутылку они вскроют и без блютуса, — проворчала Лайса, — а вот как до дела доходит… В общем, у меня к тебе просьба. Спроси своего товарища, не может он нам чем-то помочь?

— Петровича? Ты о нем знаешь?

— Я тебя умоляю, в этом городе любой приезжий виден, как прыщ на носу. Спросишь?

— Конечно, почему нет.

— Возьми, — она вытащила из сумочки пакет с планшетом, — можно лапать, отпечатки сняли. Есть только «пальчики» жертвы, так что ничего нового. Все, я на работу, держи меня в курсе.

— Опять на каблуках? — поддел ее я.

— А вот и нет! — гордо ответила Лайса. — Отныне я выше этого. Или ниже? В общем, никаких каблуков! Долой социальные стереотипы!

— Отлично! — поддержал ее я. — Даешь естественную длину ног!

— Ты на что-то намекаешь? — нахмурилась девушка.

— Нибожемой! У тебя очень красивые ноги, — честно сказал я.

— То-то же! — гордо ответила она и ушла.

— Какие планы на день? — спросил я дочь, заглянув в ее комнату.

Она валяется на разобранной кровати в трусах и майке и пялится в смарт.

— Никаких. Буду тупить. Может, поиграю немного. Как тебе очки?

— Очень круто. Совсем другое восприятие.

— Я погоняю их чуть-чуть?

— Конечно.

— Сэнкс.

— Посуду убери, — показал я на скопившиеся возле кровати грязные чашки и тарелки, — пока зародившаяся там жизнь не захватила эту планету. И не в раковину покидай, а помой сразу.

— Паап, не нуди.

— Дочь, я к тебе привык, но перед Лайсой неловко.

— А что у вас с Лайсой, па? — она даже смарт отложила и повернулась ко мне.

— Ничего у нас с Лайсой, — сказал я почти честно. Сны ведь не считаются? — Рабочие отношения.

— Мне кажется, она тебя романсит.

— Может быть, немного.

— И как ты к этому?

— Не знаю, — признался я. — По крайней мере, пока не найду Марту. А как ты к этому?

— Ну, такое… Она не противная. Но Марта лучше. Хотя…

— Что?

— В них есть что-то общее. Не знаю, что именно. Ощущение. Впрочем, я не лезу в твою личную жизнь, — сказала она и взялась за смарт, как бы намекая «а ты не лезь в мою».

— У нас пока общая жизнь, дочь. Ты несовершеннолетняя. И убери посуду, я серьезно.

— Да уберу, отстань!

Подростки.

В магазине «ИП Е. Денница» было пусто, только сидело на прилавке, свесив в проход худые ноги в потертых кедах, неопределеннополое существо по имени Фигля.

— Привет, — сказал я.

— Учмурил азовку, странь? — ответило оно мрачно. — Взбутусил ватарбу ономнясь? Вотще.

— А где она?

— Вожгается, не вякай.

— Подожду.

Я повернулся к полке за прилавками и стал рассматривать странные предметы на ней. Большая часть имеет такой вид, как будто их нашли на помойке, но есть и новые, блестящие. Похожи на творения артефактора-абстракциониста.

— За катуну гузаешь, странь? — спросило Фигля. — Нудьма брезеть было, не фурять.

Я неопределенно пожал плечами, не очень понимая местный молодежный сленг. Похоже, меня в чем-то упрекают.

— Не гузай, азовка смаклачит, — успокоило меня оно, — вона зело хупавая.

— Надеюсь.

— Спасибо, Фигля, — сказала, входя, продавщица, — можешь идти.

— Ништо, — кивнуло оно важно и, спрыгнув с прилавка, вышло на улицу.

— Здравствуйте, — сказал я. — Я пришел один.

— Вижу, — ответила продавщица. — Зови меня Екза.

— Странное имя…

— Можешь звать Екзархией Олафовной, если хочешь. Екзархия Олафовна Денница.

— Лучше Екза, спасибо. Я Антон.

— Я знаю.

— Кажется, все знают.

— А ты что хотел, так нарисовавшись?

— Жену найти хотел.

— А нашел неприятности.

— Что делать, брак состоит не из одних удовольствий.

— Языком ты ловок трепать… Ладно, говорила я с твоей женой. Она велела, чтобы ты ее не искал.

— Я уже говорил…

— Да-да, помню. Пока она сама тебе не скажет, бла-бла-бла. Я ей так и сказала, что ты не отстанешь. Она сразу поверила, видать хорошо тебя знает. Вот, слушай.

Продавщица выложила на прилавок старенький смарт и включила воспроизведение диктофона:

— Антон, прости меня, — сказал напряженный, но узнаваемый голос Марты, — и не ищи, пожалуйста. Мне стыдно и страшно. Стыдно за то, какая я была дура. Страшно за то, что теперь со мной будет. Зря ты приехал. Я сама во всем виновата, не лезь в это. Ты мне ничего не должен, я тебя бросила. Не подвергай опасности себя и Настю. Прости меня, если можешь — и прощай.

Запись кончилась.

— Услышал, странь?

— Это не то же самое. Сейчас чей хочешь голос можно на компьютере сделать. И вообще, может, ее заставили.

— Не можешь поверить, что ты ей не нужен?

— Могу. Я и себе-то не очень нужен. Но я должен убедиться. И вообще, что значит «прощай»? Она мне законная жена, нам еще развод оформлять!

— Вот ты упертый… — покачала головой Екза.

— Где она?

— Не знаю. Правда, не знаю и знать не хочу. Специально не выясняла. Мы встретились на нейтральной территории.

— От кого она прячется?

— От того, от кого стоило бы прятаться и тебе, будь у тебя хоть капля ума. Но у тебя только кулаки и наглость. Все, уходи. Я сделала, что могла. Я и так многим рискую, знаешь ли.

Дверь за моей спиной хлопнула. Я обернулся — в магазин вошел щекастый полный мужик с мелкой козлиной бородкой и залысинами. Я его узнал — это он в клубе разорялся. Мизгирь. Местное начальство и Клюсин отец. К которому у нее большие, но не факт, что обоснованные претензии.

— Екзархия, что здесь делает эта странь? — сказал он, посмотрев на меня так, как будто я ему к ботинку прилип.

Я немедля начал закипать, но продавщица тихонько придержала меня за руку.

— Это магазин, Мизгирь. Он открыт для всех, — ответила она примирительно.

— Что здесь может понадобиться такому, как он?

Мне сразу захотелось в грубой, циничной, болезненной и, возможно, унизительной форме уточнить — какому «такому»? Но Екза опять незаметно прижала мою руку к прилавку, и я сдержался.

— Вот, — сказала она спокойно, — блендочку с пипицей купил.

Она сунула мне в руки что-то, завернутое в вощеную бумагу. — Басая блендочка, вапленая.

— Зачем тебе блендочка, странь? — строго спросил у меня Мизгирь.

Я, поймав умоляющий взгляд продавщицы, не стал посылать его туда, куда хотелось, а только буркнул в ответ:

— В подарок.

— Закрыл бы твою шибайку уметную, — сказал ей Мизгирь, — да с Сумерлой не хочу коториться. Говори, где Клюся?

— А я почем знать должна?

— Она с вашей странью унотной купно ватажится.

— Так ты не у меня, а сам знаешь у кого спроси.

Мизгиря аж перекосило — видать, и правда знает. Но спрашивать не хочет. У него даже весь гонор пропал.

— Увидишь — скажи, искал ее. Пусть дома объявится.

Развернулся и ушел.

— Спасибо, что не сорвался, — поблагодарила меня продавщица, — не разгребла бы потом.

— Не за что, — я протянул ей сверток.

— А блендочку оставь, пригодится. И иди уже отсюда, за тобой вечно неприятности.

***

Дома… Ну, то есть, у Лайсы, конечно. Но надо же как-то называть место, где валяются твои вещи и до сих пор неумытая и не убравшая посуду дочь в трусах? Так вот, в прихожей меня встретил кот, потерся неощутимо о ноги и пошел в комнату. Обычно воображаемая черная тварь ленится даже с кресла спрыгнуть, а тут такое внимание — к чему бы?

К тому, что кресло занято. Вместо несуществующего кота там сидит покойная бабуля. Седые волосы завязаны в пучок, на носу очки, в руках книга. В полусвете зашторенных окон, за которыми тихо шелестит дождь, выглядит как настоящая. Убедительные у меня галлюцинации, качественные. Никаких VR-очков не надо.

Кот покрутился у занятого кресла, беззвучно мявкнул недовольно, но, поколебавшись, запрыгнул бабушке на колени. Она машинально почесала его за ухом, он улегся, свернувшись. Прекрасно, мои галлюцинации подружились. Надеюсь, им будет веселее вдвоем, и они будут реже развлекаться за мой счет.

Я прикрыл дверь в комнату, чтобы не пугать дочь видом отца, разговаривающего с воображаемыми собеседниками, и спросил обреченно:

— По здорову ли, бабушка Архелия свет Тиуновна?

— Не паясничай, — строго ответила она, — тебе не идет. Ты, конечно, балбес, но не настолько.

— Ну спасибо… — вот еще меня собственные глюки не обзывали.

— А как тебя еще назвать? — покачала она головой. — За тобой Бабай идет, в спину глядит, а ты и не оборачиваешься. Оно бы и черт с тобой, с дураком, но внучка моя к тебе неровно дышит.

— Подышит и перестанет, — ответил я недовольно, с опозданием осознав, как двусмысленно это прозвучало.

— Нет, ее Бабай не тронет, — бабуля поняла меня неправильно, я вообще-то имел в виду, что Лайса ко мне остынет, разглядев поближе. Не такое уж я сокровище.

— Ей Бабай не страшен, есть тому причина. Но сделать ей больно, убрав тебя, он может. И сделает, если ты и дальше будешь вести себя как идиот.

— Чойта «как идиот»? — обиделся я.

— Точно. Не «как». Идиот и есть. Игнорировать его — не лучшая идея. Если и дальше не будешь ему отвечать — он перестанет с тобой играть и начнет действовать. У него терпелка короткая.

— Игнорировать?

— Балбес, как есть балбес… Служанку свою электрическую спроси, если своей головы нет.

— Паап, а пааап! — донеслось из коридора. — Чо пожрать можно?

— Еду! — откликнулся я.

— Какую?

— Любую!

— А ты не будешь, случайно, обед готовить?

— Я ничего не делаю случайно! Я методичен и последователен, — откликнулся я недовольно.

— Извините, отвлекли, — обернулся я к бабуле, но ее уже не было.

На освободившемся кресле с видом победителя устраивался кот. Я задумался, могла ли несуществующая бабушка нагреть несуществующей задницей место для несуществующего кота, но не одолел такой уровень абстракции. Пришлось идти готовить обед.

Когда я с некоторым даже умилением смотрел, как моя растрепанная дочь сметает с тарелки овощной омлет, одним глазом нацеливая вилку, другим пребывая в смарте, до меня внезапно дошло, что имела в виду бабуля. Или, если угодно, что пыталось сказать мне мое подсознание посредством оскорбительного галлюцинирования. Я ж не отвечаю Бабаю. С одной стороны, это экономит мне кучу нервов. С другой — моя подсознательная бабуля права: маньяки, перестав получать интерес от своих игр с жертвами, просто их убивают. Я должен дрожать от страха, читая его послания, а я не дрожу. И смысл? И ладно, если он на меня нападет — я не самое беззащитное существо на свете. А если на дочку, например?

— Пасиб, пап, было съедобно.

— Масштабы подростковой благодарности столь незначительны? В следующий раз сама будешь готовить.

— Ладно, вкусно было. Ты норм готовишь. Не как Марта, конечно… А Лайса твоя, поди, и яичницу пожарить не сумеет!

— Это лучше спросить у нее самой. Может быть, она готовит только хамоватых нетактичных подростков в их собственном ядовитом соку?

— Бе-бе-бе, — скорчила рожу Настя. — Я в «Макара» пойду, ладно? Потусить с ребятами.

— Я с тобой.

— Вот еще! Ну пааап…

— Не обсуждается. Мы все еще в тревожном режиме, если ты не забыла. Обойдется Виталик без хватания тебя за коленки.

Дочь возмущенно фыркнула и удалилась одеваться. Подростки…

А я достал смарт и открыл почту. Кроме кучи спама и пресс-релизов с прошлой работы, там оказалось очередное письмо от Бабая:

Пафосный какой тип. Такому только в маньяки или в депутаты. Но правда, стоит, наверное, ответить. Разве не в этом мой долг помощника полиции?

Переслал бабайское письмо Лайсе. Все-таки улика.

«Ответь какую-нибудь глупость, как ты умеешь», — пришло в ответ.

«Уже», — лаконично сообщил я.

«Кого он имеет в виду под «коллегой»?

«Без понятия», — ответил я, хотя уже догадался.

«Вечером обсудим».

«Ок».

— Паап? Как тебе мой мейкап? — спросила выбравшаяся, наконец, из ванной Настя.

— Э… Супер.

— Серьезно? — подозрительно спросила дочь. — Не «ночь кровавой панды», не «посмертная маска похмельного клоуна», не «филин-сварщик в конце смены»? Ничего из того, что у тебя считается юмором?

— Ничего, клянусь! Вижу, ты наконец осознала, что твоя природная красота требует тщательной маскировки. Кроме того, должны же мы проверить чувства Виталика? Если он не убежит с пронзительным визгом, увидев это сочетание черного и багрового, то готов вынести практически все…

— Блин, папа, ты опять издеваешься! Это непедагогично! У меня разовьются комплексы!

— Ничего страшного. У тебя впереди потрясающая карьера гримера в фильмах ужасов. С таким талантом тебе никакие комплексы не помешают.

— Тьфу на тебя, — ушла умываться. Вышла накрашенная несколько менее экспрессивно и на этот раз не стала спрашивать моего мнения. Ну и правильно — что вообще понимают в жизни эти взрослые?

Когда мы, оставив зонтики сушиться в прихожей, прошли в гостиную «Макара», там оказалось непривычно шумно. На столе стоит небольшой цифровой бумбокс, над ним колдует Клюся, остальные собрались вокруг.

— Нет, Виталя, тут ты лажаешь! — строго выговаривает она дочкиному кавалеру.

— Ничего не лажаю! — обижается он. — Нормальный ритм!

— Нет, ты тут послушай…

Она включила бумбокс, оттуда зазвучала запись довольно прилично сыгранного, на мой взгляд, кавера на старинную джазовую тему «When I Get Low, I Get High». Правда, вместо контрабаса у них бас-гитара, а вместо саксофона, внезапно, скрипка. И да, бас немного не попадает, а вот скрипка ведет идеально.

«Ain’t never gonna get me

«Cause when I get low

Oooo I get high», — выпевает голос Клюси на записи. Интересно, нынешняя молодежь знает, что выражение «get high» на сленге — принимать наркотики? И песню вполне можно перевести как: «Когда я в полной заднице — я наглухо упарываюсь», а не «Когда мне грустно, я веселюсь», как пела бабушка Фитцджеральд в далеких 30-х? Вряд ли. Сейчас и наркотики-то цифровые.

Виталик упрямо не признавал свою лажу, и Клюся поставила запись репетиции сначала. На скрипке явно профи, в отличие от всех остальных. А ведь у них в группе нет скрипача.

Забавненько.

— Струнодрочер! — злилась Клюся. — Играл, но не угадал ни одной ноты! Ты знаешь, какая разница между бас-гитаристом и драм-машиной?

— Какая? — мрачно спросил Виталик.

— Полтакта! Полтакта между вами разница, ты что, не слышишь! Было в группе три музыканта — два умных, а третий басист.

— Можно тебя? — отвлек я Клюсю от морального дотаптывания басиста.

— Нельзя меня. Я кусаюсь, — зло ответила девушка.

— Надеюсь, ты почистила зубы, потому что у меня пара вопросов.

— Валяй.

— Валять не буду, но давай все же отойдем куда-нибудь.

— Точно не будешь? — спросила она, отведя меня в комнату. Судя по разбросанным вещам и незаправленной постели, все девочки-подростки одинаковы.

— Чего не буду?

— Меня валять. А если я не против? — она изобразила фигурой что-то предположительно притягательное.

— Не ерунди, — отмахнулся я, — я не ведусь на дешевые детские провокации.

— Мне уже исполнилось восемнадцать, между прочим, — буркнула она. — Ну ладно, ты прав. Ненавижу вожделеющих меня старикашек. Что хотел-то?

— Тебя отец разыскивает. Столкнулся с ним случайно.

— Руки помой, — злобно сказала Клюся, — после него — надо.

— Все настолько плохо?

— Ты даже не представляешь, насколько. Черта лысого я вернусь. Покантуюсь тут, у ребят, пока не гонят, — она обвела жестом комнату, и я с печалью осознал, что в восемнадцать лет девочки не приобретают навыков уборки автоматически, вместе с совершеннолетием. А я так надеялся.

— И что, он тебя тут не найдет?

— Сюда ему ходу нету. Он Невроза Невдалыча ссыт.

— Серьезно? Мэр города боится директора детдома?

— У нас все сложно, и оно не такое, как выглядит, странь. Запомни это, иначе не выживешь.

— Страсти-то какие, — улыбнулся я.

— Лыбься-лыбься, — мрачно сказала Клюся, — потом поймешь, да поздно будет. С Лайсой говорил?

— Говорил. Она против. И я ее понимаю.

— Ничего ты не понимаешь. И она тоже. Никто ничего не понимает и мне не верит. Все верят Мизгирю.

— Слушай, ты обижена на отца…

— Обижена? — Клюся схватила меня худой рукой за рубашку, притянула к себе, и мы практически уперлись носами. От нее сильно пахло табаком, потом, сладкими детскими духами с корицей и немного — алкоголем. Разве подростки сейчас пьют и курят?

— Я обижена? — зашипела она мне в лицо, как злая кошка. — Да он мне с шестнадцати лет прохода не давал! Однажды подпоил и мать его практически с меня сняла! Два года он пытался меня трахнуть. За жопу хватал, сиськи щипал, я вся в синяках ходила! И трахнул бы, если бы мать не пригрозила федералам заяву накатать! Местные полиса ее посылали, не хотели с Мизгирем связываться. Тогда он и стал угрожать ей Бабаем. Мол, если она не уймется — то Бабай ее заберет. И ей письма от Бабая приходили, я знаю. Она боялась, но не отступала. Мой отец ее фактически убил. Из-за меня. Вот так я обижена!

Она прокричала последние слова, резко оттолкнула меня и сказала тихо:

— Может, если бы дала ему, мама бы жива была. Перетерпела бы как-нибудь, проблевалась, и она бы не погибла.

— Эй, ты ни в чем… — запротестовал я, но она меня перебила.

— После того, как мамы не стало, он, было, отцепился. Может, ему Сумерла теперь сосет, не знаю. Но вчера просыпаюсь, а он ко мне под одеяло лезет. Я одежду со стула схватила и бегом. Оделась уже на улице. Вот, тут теперь. Душ уже раз восемь приняла, никак не отмоюсь от его лапанья…

— Охереть, — сказал я растерянно, — вот же гондон.

— Не то слово. Веришь мне?

— Верю, — отчего-то я не сомневался, что Клюся рассказала правду, — а Лайсе ты это не говорила?

— Вот это — нет. И тебе не знаю, почему рассказала. Не сдержалась, уж очень на душе говенно.

Она раскрыла окно, вылезла на подоконник, свесив ноги в кедах наружу, и закурила, выпуская дым в дождь. Я присел рядом, осторожно коснулся плеча.

— Прости, досталось тебе. Не знаю, что и сказать.

Я ожидал резкого отстранения, но она неожиданно прислонилась ко мне спиной и, откинув голову назад, положила ее мне на плечо.

— Ты прости. Нагрузила тебя. Я бы его убила, правда, но боюсь, как бы хуже не стало.

— Не думай таких глупостей. Если убить убийцу, то убийц меньше не станет. Надо рассказать это Лайсе.

— Расскажи, — разрешила Клюся, — и уговори ее меня взять. Вы без меня не справитесь. Я здесь все знаю.

— А Лайса?

— А Лайса, хоть и местная, а все равно немного странь. Не спрашивай.

— Не буду. Я другое спрошу, можно?

— Спроси, — я плечом почувствовал, как она напряглась.

— Кто у вас на скрипке играет на записи?

— А, это… — девушка расслабилась, ждала какого-то другого вопроса. — Моя мама.

— Серьезно?

— Да, она играла на скрипке, а что такого? Преподавала в музыкальной школе, выступала в городском оркестре. Свою партию она для нас записала… еще до того, в общем.

— Просто странное совпадение.

— Ладно, я вроде проморгалась. Пошли в зал, а то все решат, что мы тут черт-те чем занимаемся. Не потекли глаза?

— Хуже не стало, — сказал я, вглядевшись в ее траурный макияж.

«Детство — первая часть смерти», — написано маркером на стене в коридоре.