Мертвая женщина играет на скрипке

Глава 9

Зачем два часа наряжаться, чтобы пойти в бесполых штанах и обвислой папиной футболке — для меня такая же загадка, как пристрастие к моим футболкам. Может быть, они придают ей чувство защищенности от внешнего мира. Или это сентиментальные родительские фантазии, а футболка на три размера больше просто входит в странные подростковые представления о прекрасном. Так же как подведенные багровым макияжем глаза.

В отличие от Насти Лайса даже не думала скрывать свою половую принадлежность. Изящные тонкие брючки выгоднейшим образом обтянули попу и тонкую талию, а легкий свободный топик, оттопыренный крепкой грудью, открывал плоский спортивный живот. Если бы не цыплячий рост — хоть сейчас на подиум.

— Блин, этот дождь когда-нибудь кончится? — проворчал я, галантно раскрывая над ней зонтик.

— Нет, конечно, — удивилась девушка, — это Жижецк. Тут всегда днем дождь. Микроклимат такой из-за болот. Ночью перестает, но ночь тут…

«Потусторонним вход воспрещен», — написано на табличке возле входа в клуб. Внутри шумновато, темновато и странно пахнет. Легкий запашок земли и тлена, как будто у них на кухне что-то сдохло, и они пытаются это закопать в цветочном горшке. Я подумал, что есть я тут, пожалуй, не стану. Впрочем, меню заведения ограничивалось, в основном, перечнем напитков разной степени ядовитости.

Играла молодежная музыка, более всего похожая на упорные, но безуспешные попытки смолоть блендером пригоршню керамзита. Исполнитель был терпелив, звук усиливался и утихал, ходя по кругу. Говорят, всю современную музыку сочиняет нейросеть, но мне кажется, что для этого достаточно неисправного пылесоса.

Над сдвинутыми к стене зелеными столами угрожающая табличка «Шарами для боулинга в бильярд не играть!». Сцена пока пуста, только ползает в путанице проводов синеволосый вьюнош, что-то подключая и настраивая. Молодежь штурмовала стойку, алкая припасть к крану с дешевым «пивным напитком мохито». Только юная крепкая печень способна переварить эту жидкость для мытья унитазов.

Подростки неизобретательно, но громко матерились, перекрикивали друг друга и музыку, начиная каждую фразу с «А вот я…», демонстрировали друг другу гаджеты и пирсинг. В общем, изо всех сил самопозиционировались, сообщая прайду сверстников: «Я существую! Заметьте меня!». Ребята в уголке тайком доливали в стаканы с «пивным напитком» что-то покрепче из пронесенной контрабандой бутылки. Мы были в их возрасте точно такими же, только еще и курили.

Модный тренд «внегендерной асексуальности» в одежде сбивал с толку, мальчиков от девочек можно было отличить только по тому, как первые пялились на Лайсу, выделявшуюся на фоне бесформенных штанов и растянутых маек, как жар-птица в курятнике. Впрочем, я думаю, природа свое возьмет. Во всяком случае, вынырнувший из-за сцены Виталик понесся к моей дочери не на крыльях асексуальности, точно. Он так внегендерно пялился на удачно натянувшуюся на ее груди майку, что, если ему приспичит пописать, придется делать это, стоя на руках.

— Халло, Анси! — поприветствовал он ее, но, завидев рядом меня, увял.

Выдыхай, бобер. Не твой день.

— Анси?

— От Анастасии, — неохотно пояснила дочь, — не «Насти» же? Чем ты думал, когда меня так называл?

Я припомнил обстоятельства, при которых дал имя дочери, и только мрачно хмыкнул. В детстве никому не нравится его имя. Тинейджеру всегда хочется быть кем-то, кто не он.

— Ты купишь мне выпить? — сказала Лайса, разрешая неловкость ситуации. — Поухаживай за девушкой. Мне мохито. Нормальный, разумеется, не эту дрянь. И перестань убивать взглядом кавалера своей дочери. Он еще не успел это заслужить.

— Если успеет, то взглядом не отделается, — мрачно сказал я.

— Мы тут, рядом… — быстро сказала Настя, и они с Виталиком быстренько оттусовались в сторонку, где немедля защебетали о чем-то.

А я бесцеремонно оттер от стойки молодежь и привлек внимание бармена. Или барменши — черт их поймет.

— Мохито и сотку виски.

— Виски со льдом или с колой?

— Здесь что, Макдональдс? Со льдом, конечно.

— Не переживай. Он нормальный подросток, без криминала, — сказала мне Лайса, когда я принес ей стакан.

— «Нормальный подросток» — оксюморон.

— В пределах статистической нормы. Мать, отчим, младшая сестра. Неплохо учится, в действительно плохих компаниях не замечен.

— Ты что, его проверяла? — поразился я.

— Не благодари. Не люблю неясных переменных.

Она убрала в сумочку смарт и взяла свой мохито.

— А расскажи мне о себе, Антон. Что ты за человек?

— Ты успела узнать все о подростке, которого увидела минуту назад, пока я ходил за выпивкой. Не говори, что ты за сутки не выяснила мою биографию.

— Фу, какой ты неромантичный! — изобразила разочарование Лайса. — Возможно, я просто с тобой заигрываю! Обычно мужчины обожают говорить про себя.

— Обычно на мужчин не ловят Бабаев, используя кавалера в качестве наживки. Не надо играть мной, как блесной, чтобы лучше клевало.

Девушка пожала плечами и потянула мохито из трубочки. Это можно считать признанием моей правоты?

Дребезжащее подобие музыки в колонках утихло, на сцене зафонил микрофон, потом второй, потом их прикрутили, потом что-то гулко упало. За этой прелюдией последовал выход сегодняшних исполнителей. Синевласый мальвин оказался не только соединятелем проводов, но и клавишником. Гитарист подключил гитару и начал крутить на ней ручки, дергая одну струну. К краю сцены вышла девушка в высоких клепаных ботинках, короткой черной юбке с ремнями, маечке на лямках и с крашеной в блонд, скрученной в плетеные жгуты прической на голове. Она взялась двумя руками за микрофонную стойку и напряженно застыла в позе готового к атаке алебардщика. На ее лице отразилась такая лютая решимость, как будто она не на сцену вышла, а на ринг. Последним выбежал, спотыкаясь в проводах, Виталик с басом в руках. Барабанщика в группе, к моему удивлению, не было. Я огляделся — Настя пробиралась к сцене, чтобы быть поближе. Представлять группу не стали, наверное, их все и так знают. Свет пригас, синеволосый мальвин за клавишами торжественно возложил руки на инструмент.

С первых аккордов я с удивлением опознал мелодию — The Doors «People Are Strange». Это считалось забытой древностью, даже когда шестнадцать было мне!

Играли довольно близко к оригиналу, синтезатор убедительно имитировал фирменный гнусавый звук электрооргана, вместо ударника работала драм-машина, которая, по крайней мере, всегда попадает в размер. Фронтвуменша запела низким сильным голосом:

People are strange when you’re a stranger

Faces look ugly when you’re alone

Она выпевала это со странным выражением, как нечто сакральное. Как манифест, как вызов. Пела как «Интернационал» на баррикадах, как «Вставай, страна огромная». От сердца пела. Я даже заслушался, несмотря на непривычный женский вокал.

When you’re strange

No one remembers your name

When you’re strange

Зал слушал завороженно. Никто не снимал на смарты, никто не болтал по углам, никто не торчал у стойки в ожидании пива. Я даже представить не мог, что внимание современного подростка можно так сконцентрировать.

When you’re strange

Faces come out of the rain

When you’re strange

Эту песню стоило бы специальным указом ООН назначить гимном пубертата. «Ты странный, ты чужой, ты урод какой-то, ты никому не нужен…»

Women seem wicked when you’re unwanted

Streets are uneven when you’re down

Ах да, и девушки тебе не дают, разумеется. Странно, что в тексте нет ничего про прыщи.

When you’re strange

Faces come out of the rain…

— Прекратить! — резкий голос перекрыл звук колонок, сорвав коду. Музыканты остановились, только драм-машина гулко бумцкала еще несколько секунд в воображаемые барабаны.

— Наопако суприте, стр-р-рань? — раскатисто и презрительно спросила вышедшая на середину зала девочка-девушка-женщина. На вид ей было лет тринадцать, или тридцать, или сто, на голове — темный капюшон, и лицо под ним было белесое и странное, как будто поверх детского личика нарисовали гримом маску злой старухи.

— When you’re stra-а-аnge… — нарочито низко и протяжно выпела в тишине вокалистка.

— Замолчи, Клюся! — рыкнул мужской голос, который до этого приказал прекратить. За спиной «девочки» стоял лощеный мужик с бородкой, рядом с ним какой-то несуразный высокий тип в лохмотьях, косой и корявый, как будто из кривых палок составлен.

— Слушай её, рухлёна!

— Черта с два я буду нейку слушать, Мизгирь, — упрямо сказала певица, — это наше место, пусть валит в свою керсту.

— Нет в моем городе места для страни, — зло сказал мужик.

Не понимаю сути конфликта, но этот деятель мне как-то сразу показался несимпатичен. Покосился на Лайсу — она сидела спокойно, потягивала напиток из стакана, с любопытством глядя на происходящее. Кажется, я один тут не в теме.

— Негли вас нудьма поприяти, уметы хупавые? — угрожающе спросила девочка-женщина. Голос ее причудливо плавал от детского фальцета до старческого хрипа.

— Не прещай, сколявая, — бесстрашно ответила ей певица, — в нырище своей вавакай.

Виталик, положив гитару, тронул ее за плечо и что-то тихо сказал. Микрофон усилил, и я расслышал «не связывайся».

— Ссыкло ты, Вит, — ответила громко девушка, — пусть идут в жопу!

Виталик дернулся, как от пощечины, лицо его залилось краской, потом пошло пятнами, уши запылали. Парень сейчас сделает глупость.

Как в воду глядел — он спрыгнул с невысокой сцены и пошел к странной гостье. Оборванец за ней сделал было шаг вперед, но она, не глядя, остановила его жестом.

— Убирайся отсюда, Сумерла, — сказал этот герой почти грозно. Вот только голос от волнения «дал петуха», испортив все впечатление.

— Которишь, забабеник? — недобро улыбнулась она, показав мелкие острые зубки. — Виталий твое порекло? Оное на керемиде намаракать?

По ее лицу пробежал луч дискотечной подсветки, и я мне показалось, что никакая это не девочка, а жутковатая карлица с телом детских пропорций.

— Маржак! — приказала она корявому. Тот резко выкинул вперед длинную худую руку и схватил Виталика за плечо, сильно его сжав. Парень то ли от испуга, то ли от боли резко побледнел, ноги его подогнулись. К нему кинулась моя Настя, но я успел раньше. Я вообще предусмотрительный и подошел поближе, как только понял, что дочкин кавалер сейчас какую-нибудь херню отмочит. Подростки очень предсказуемые.

— Руки прибери, чучело, — сказал я негромко, но прямо в ухо высокому, — стыдно маленьких обижать.

Он никак не отреагировал, и я тоже взял его за плечо, сжав как можно сильнее. Пусть сам попробует. Ощущение было, как будто пытаюсь сломать пальцами вешалку. Словно он из одних костей состоит. Но паренька отпустил, развернулся ко мне, легко вывернув плечо из хватки. Силен, черт.

Вблизи его лицо выглядело как маска кабуки, нарисованная на ночном горшке. Экий урод-то. Кажется, назрел удачный момент кому-то вломить. А то я уже почти сутки не дрался, непорядок.

— Полиция, капитан Волот, — строго сказала сзади Лайса.

— Охабься, Маржак, — скомандовала карлица, и оборвыш сделал шаг в сторону, уходя за нее.

— Антон, — сказала она утвердительно. — Понастую до тя, странь.

Черт, какой я популярный, оказывается.

Карлица и ее странный спутник развернулись и пошли к выходу, оставив за собой шлейф запаха земли и прелого дерева. Это модные духи какие-нибудь? Весь город погребом пропах.

Бородатый задержался, чтобы объявить:

— Клуб закрыт по распоряжению городской администрации. Просьба всем разойтись.

— На каком основании? — вскричал бармен.

— За… За… За продажу алкоголя несовершеннолетним! — бородатый ткнул пальцем в Настю, все еще держащую в руке стакан сидра. От растерянности она выглядела даже моложе своих шестнадцати.

Развернулся и вышел.

***

Дочь моя заткнула уши наушниками, накинула на голову капюшон худи, и шла, уставившись в землю. Это на ее символическом языке визуальных демонстраций означает высокую степень недовольства миром и мной. Злой и нечуткий я не отпустил ее на афтерпати. Она понимает, что я прав. Но это не отменяет того, что я должен быть за мою правоту наказан. Карательное игнорирование.

— Ты не можешь не влезать, да? — недовольно сказала Лайса.

— Нет, — ответил я коротко.

— Как сотрудник полиции — осуждаю, как женщина — не могу не уважать стремление сделать мир лучше.

— И кто ты сейчас?

— Я в штатском, — она похлопала себя по обтянутой тонкими штанами попе.

Оно и видно. Была бы в форме, не воображала бы всякие глупости. Плевать я хотел на качество мира. Просто с уходом Марты из меня словно предохранительную чеку выдернули. Так и хожу на полувзводе. Как будто она стояла между мной и безумием, не давая провалиться в пустоту, в которую канула моя Анюта.

Я не стал отвечать Лайсе — только плечами неопределенно пожал. Действовал по обстоятельствам, вышло, как вышло. И то, что обе недовольны испорченным вечером — не моя вина, хотя отдуваться за нее мне.

— В кои-то веки выбралась в люди, — сетовала полисвумен, — и такой облом. Хотелось просто выпить, просто потанцевать… Тебя давно приглашали на белый танец?

— Никогда, — ответил я честно.

— Почему?

— Наверное, я на темной стороне силы.

— Не шути так, — внезапно отстранилась Лайса, — это плохая тема.

Нервные все какие, блин.

— Как ты относишься к романтической прогулке под дождем? — внезапно спросила капитан Волот, когда мы дошли до ее дома.

— Не сформировал какого-то определенного отношения, — признался я.

— Тогда подожди, я сейчас дочку твою в квартиру впущу и вернусь.

Пришлось ждать почти полчаса. Капитанша вышла из подъезда переодетой в менее легкомысленный, но все же штатский наряд.

— Задала корму твоей питомице, — прокомментировала она задержку, — у нее слишком сложная система пищевых табу.

— И что у нас сегодня считается романтикой?

— Давай дойдем до магазина, про который ты мне говорил днем.

— Вряд ли он круглосуточный.

— И все же, — уклончиво сказала Лайса, — отчего бы не прогуляться?

Она решительно просунула руку мне под локоть держащей зонт руки, и вот мы уже идем как нормальная парочка. Хотя при ее росте ей приходится держаться, как будто за поручень в троллейбусе. Неудобно, наверное. Я не пойму, она действительно ко мне клеится или делает зачем-то вид? Или притворяется, что делает вид, что клеится?

— И что это было, в клубе? — спросил я просто чтобы не молчать. На самом деле мне не очень интересно. Меня местные расклады не касаются. Мне бы Марту найти.

— Дочь вся в тебя, — ответила она парадоксально.

— В смысле?

— Не ищет простых путей. Из всех возможностей для знакомства на новом месте она выбрала самую маргинальную компанию.

— А что значит «странь»?

— На молодежном сленге что-то между «чужак» и «странный». Так дразнят новых друзей твоей дочери. Ну и ее саму теперь заодно.

— А что с ними не так?

— Ничего. Просто они не местные, а подростки довольно жестоки в установлении границ. В социум не вписались, образовали свою тусовочку. Немного эпатируют, не без того — все эти англицизмы, песенки… Здесь так не принято. Их в городе не любят, но, в целом, они безвредные. Мы за ними приглядываем.

— Вы?

— Ну, не я лично, а соответствующий отдел, конечно.

— Они не похожи на молодежную банду.

— Ты не понял. Мы не боимся, что навредят они. Мы боимся, что навредят им. Плохо быть не таким, как все.

— Все проблемы современных детей от того, что у них нет карбида, — посетовал я.

Некоторое время мы шли молча. Мне показалась, что Лайса обиделась. Впрочем, как ей угодно.

— Твоя дочь не похожа ни на тебя, ни на твою жену.

— Она вылитая мать. И да — это не Марта. Давай не будем в это углубляться.

— Я просто хочу защитить ее.

— Для этого у нее есть я.

— Я тебе чем-то не нравлюсь? — спросила она неожиданно. — Ты так упорно меня отталкиваешь.

— Эй, мы знакомы сутки! Не рановато ли делать выводы? И вообще, не стоит слишком доверять компьютерным технологиям. Мало ли что там этот «Кобальт» себе посчитал…

— Послушай, — сказала Лайса после долгой паузы, — я тебе прямо скажу. Да, ты мне понравился. Ты сильный, тебя не пугает, что я полицейская — обычно парни от меня либо бегут опрометью, либо оказываются извращенцами, которых возбуждает форма. Ты вменяемый, не устраиваешь истерик, не инфантил, не боишься ответственности…

— И ты все это поняла за сутки? — хмыкнул я. — Ну-ну.

— Знаешь, нормальные мужики в дефиците. А я не молодею, мне уже почти тридцать. Жизнь устроена несправедливо — мужчина с возрастом только набирает очки: опыт, состоятельность, карьерный уровень, разумность, в конце концов. А женщина только теряет — молодость, привлекательность, сексуальность.

— Откровенно.

— Прости. Да, я на тебя немного вешаюсь. Черт, я прямая тетка. Говорю, как есть, не вздыхаю и не строю глазки. Мне кажется, что «Кобальт» прав, и мы друг другу подходим. Я боюсь провтыкать шанс. Мне под тридцатник, никакой личной жизни, и никаких надежд на нее. Меня достало возвращаться в пустую квартиру, где меня никто не ждет. Лучше я попробую и обломаюсь, чем буду всю жизнь сожалеть, что прожеманничала. Мужики этого не любят, я знаю, но уж такая я есть. Я не прыгаю к тебе в койку, я не беру тебя штурмом, просто дай мне шанс.

— Как ты себе это представляешь?

Я, конечно, обаятельный, но меня никогда еще не добивались так откровенно. Если честно — мне это не нравится. Стоит «дать шанс» — и вот ты уже повязан ответственностью. Этот человек тебе уже не посторонний, ты боишься обидеть пренебрежением, сделать больно, отвергнув. Ведь это будет означать, что он недостаточно хорош для тебя, что он какой-то не такой, не заслуживает счастья… А когда этот человек — миниатюрная хрупкая женщина, смотрящая на тебя снизу большими черными глазами… Так, в конце концов, и принимаешь, вздохнув, то, чего вовсе не собирался. Это классическая женская манипуляция, дающая им эволюционное преимущество перед туповатыми самцами.

— Я предлагаю немного побыть напарниками. Тебе надо искать жену, мне — ловить Бабая. Я оформлю тебе позицию внештатника, за нее даже небольшой оклад положен. И премии по результатам.

— Я думал, это только в детективах бывает.

— Ты просто не в курсе. Уже несколько лет принято положение о гражданских консультантах. Обычно привлекают отставников, полицейские не любят пускать посторонних в свою кухню, но, теоретически, можно кого угодно.

— И ты будешь искать мою жену? Несмотря на все, что ты сейчас сказала?

— Клянусь! — она выдернула руку, и встала передо мной по стойке «смирно». — Честное полицейское!

— Ну… — сомневался я.

— Я больше всех заинтересована ее найти, — сказала Лайса откровенно, — иначе у нее всегда будет преимущество. Груз неисполненного долга, сожаление о потерянном… Лучше вы встретитесь, объяснитесь, ты поймешь, что это просто женщина, которой ты не нужен. Это и есть мой шанс.

— А если окажется, что все не так?

— Тогда я арестую ее за непристойное поведение, — вздохнула полисвумен. — Шучу. Тогда и обсудим, ладно?

— Хорошо. Где выдают значок депьюти?9

— Завтра все оформим в отделении.

— Это правда реально?

— Цитирую: «Внештатные сотрудники полиции привлекаются к сотрудничеству по следующим направлениям деятельности полиции: защита личности, общества, государства от противоправных посягательств». Это раз. «Предупреждение и пресечение преступлений, а также административных правонарушений». Это два. Ты сегодня, можно сказать, уже пресек драку в клубе.

— Просто я не успел ее начать.

— Неважно. И третий пункт — «Розыск пропавших лиц».

— Убедила.

***

— Вот этот магазин, — сказал я не очень уверенно, — кажется…

Ночной Жижецк выглядит совсем иначе. Дождь закончился в полночь, как по часам, и причудливое освещение из тусклых фонарей и яркой луны совершенно поменяло улицы.

— Страдаешь топографическим кретинизмом?

— Топографический кретинизм — это когда свернул в подворотню пописать, а через три года тебя депортируют из Сомали за содержание подпольного борделя с рулеткой. А я просто не уверен. Место вроде бы было то самое, но вот этого граффити на здании я не припоминаю.

— «Он описывается либо как хищная птица, подобная соколу, либо как искрящийся дракон или огненный вихрь», — процитировала что-то мне неизвестное Лайса.

На мой взгляд, на стене изображено нечто вроде выброшенного пинком из горящего курятника зубастого петуха.

— Кто описывается?

— Рарашек.

Ну, разумеется. Как я сам не догадался.

«Азовкин шибай» — прочитал я на табличке. Готов поклясться, днем там было что-то другое. Дверь, к моему удивлению, оказалась приоткрыта, оттуда падал свет и доносились тихие голоса.

— А тут активная ночная жизнь, — удивился я.

— Еще какая… — ответила Лайса.

Она решительно толкнула дверь и вошла. Я, с сомнением потирая все еще саднящую на голове шишку, — тоже.

— Здравствуй, Екза.

Продавщица посмотрела без приязни, но ответила:

— И тебе по-здорову, капитан.

Меня она демонстративно проигнорировала. Я огляделся — «звонец ищеревый», в который я в прошлый раз запустил «гуглей», стоял себе на месте как ни в чем не бывало. Ну, значит, материальных претензий ко мне нет. А за моральные мы еще посмотрим, кто кому должен. По башке-то меня отоварили.

— Как торговля?

— Какая в наши дни торговля, — неубедительно вздохнула продавщица, — убыток один.

Она покосилась на пару посетителей — они не выглядели состоятельными покупателями. Я бы таких и в магазин не пустил — бомжи бомжами. Да еще и больные какие-то — кожа серая, глаза мутные, волосы лезут.

— Яти баску, азовка! — проскрипел один из них. — Вяща баска!

Такой звук мог бы издать опасно накренившийся над ямой деревенский сортир.

— Позже, ждите, — злобно зашипела на него продавщица, разразившись жанровой классикой, — вас много, а я одна!

— Незаконная скупка товаров сомнительного происхождения… — сказала Лайса, как бы никому не адресуясь.

— Что тебе надо, Волот?

— Жену наш внештатник ищет. Да ты, поди, в курсе уже.

— Наябедничал?

— А что, есть повод? Антон, ты мне чего-то не сказал?

Не сказал. Не вижу причины признаваться в том, что меня отсюда вышвырнули, как нашкодившего котенка.

— Я без претензий, — буркнул я, — небольшое недопонимание вышло.

— Уже внештатник? — удивилась продавщица. — Быстро у вас…

«Странь к страни…» — добавила она себе под нос тихо, но отчетливо. Лайса еле заметно дернулась. Ох, не все так просто с этим словом.

— Итак, Марта, — напомнила она.

— А что март? — изобразила удивление продавщица. — Май месяц на дворе, барышня! Нужен март — в марте и приходи…

— Не хочешь сотрудничать, значит… — сказала Лайса весьма зловеще. Я бы испугался, на месте продавщицы. Но она только отмахнулась пренебрежительно:

— Не рачь, желдачка.

И отвернулась к своим странным клиентам:

— Ну, что там у вас, короста?

— Баска на пельку… — заскрипел бомж. — Грабари вышестали, ни чатинки!

От них сильно пахло землей и гнилым деревом. Мне этот запах скоро сниться будет.

Перед магазином на земле было написано белой краской: «Приходи один». Лайса надпись проигнорировала, а значит, это мое подсознание машет мне флажками. Сигнал от первой сигнальной ко второй.

***

— Чай хочешь?

Настя уже спала, в квартире было тихо, как на кладбище за ее окнами.

— Да, пожалуй… — согласился я, хотя время уже было заполночь.

Мне было странно — ночные улицы, по которым мы возвращались, как будто становились все темнее с каждым шагом, и, когда мы добрались до подъезда, меня начало потряхивать иррациональной паникой. Я внезапно осознал, что не понимаю, где иду и куда мне надо, я сбился с пути и не узнаю дороги. Если бы не Лайса, я, наверное, бродил бы до утра в поисках ее дома. Дурацкое и очень пугающее ощущение.

— Жутковато тут ночами, да? — спросила она, разливая чай.

— Не то слово.

— Говорят, это потому, что город на могильниках стоит. Ночь — время мертвых.

— Мертвые не кусаются, — процитировал я старую пиратскую максиму.

— Когда как… — задумчиво сказала Лайса. — Сахар?

— Нет, спасибо.

— А что, правда — на могильниках?

— Да, какие-то древние захоронения, вроде. Ладно, спокойной ночи.

На смарте меня ждало новое письмо:

Какой унылый тип. Неудивительно, что в маньяки подался.

***

— Ну что, внучок, встрял в жир ногами? — сказал мне на сон грядущий призрак бабушки.

— Я вам не внучок, — буркнул я, осознавая нелепость разговоров с галлюцинациями.

— Дело поправимое, — посмотрела она на меня поверх очков долгим пристальным взглядом, — Ласька — девка заводная, глядишь, и сладится у вас. А что ростом не вышла — так вам не в мяч играть.

— Но-но! Я женатый!

— Опять же поправимо.

— Поправлялка не выросла.

— Упрямый… — покачала седой головой бабушка. — Ничего, дело молодое. Но не хочешь — как хочешь. Ищи свою Марту. Найдешь — сам убедишься.

На этой позитивной ноте я отвернулся от призрака и уснул. Ненадолго, потому что разбудила меня Лайса, и очень приятным способом. Заводная девка, права бабушка. Ух, какая заводная!

Утром я с тупым удивлением посмотрел на воткнутую с ночи между дверью и косяком зубочистку. Она вызывающе торчала из щели, то есть, ночью дверь не открывалась. Интересные сны тут снятся — смотрел бы да смотрел. Как монашка из анекдота: «И досыта, и без греха».

— Куда побрела? — отловил я на выходе с кухни зевающую в бутерброд Настю. — А посуду за тобой кто мыть будет?

Я еще не заходил на кухню, но что я, дочь свою не знаю?

— Я потом.

— Сейчас.

— Ну, блин, пап!

— Вперед. Мы в гостях, в конце концов.

— В гостях… Ты с ней решил замутить, да? А как же Марта?

— Это не тот вопрос, который я бы хотел обсуждать в коридоре, не умывшись.

— А посуду, значит, не умывшись, мыть можно?

— Нужно. И Марту я найду, не сомневайся.

— Вот и посуду бы заодно помыл… — пробурчала дочь уже с кухни. — А можно я потом гулять пойду?

— С Виталиком, — констатировал я.

— Не, там много ребят будет. Они меня вчера звали, но ты не пустил, потому что ночь, но днем-то можно? Они норм.

— Не «отстойные слоупоки»? Не «ебанессы на биопаузе»? Не «фалломорфировавшие ненатуралы»? Не…

— Сама в шоке.

— Ну, тогда сходи, ладно, — удивленно согласился я, — а куда именно?

— К ним. Они вместе живут.

— Это как?

— Ну, типа общины… не знаю. Как-то. Я не спрашивала.

Я сразу напрягся. Только сектантов мне не хватало.

— ДДСТ, — пояснила вышедшая из своей комнаты Лайса, — детский дом семейного типа. Посуду не сваливай рядом с раковиной, на место ставь.

Дочь фыркнула — еще ей всякие посторонние тетки не командовали. Но кружку поставила в шкафчик.

— Они детдомовские? — спросил я. — Не похожи.

— Не совсем. Это типа общежития для переселенцев. А ты не знал? — удивилась Лайса. — Из Стрежева же. У них там лет пять назад что-то случилось.

Забавненько…

— А у тебя есть татуировки? — спросил я как бы между прочим, когда Настя ушла к себе в комнату.

— Ошибки молодости, — густо покраснела капитанша и немедленно отвернулась, — и вообще — не слушай бабушку. У нее идея фикс меня замуж выдать.

— Так она же померла?

— Тем более.

***

В отделении полиции на меня смотрели странно и недружелюбно.

— Волот, ты уверена? — недовольно спросил начальник, подписывая приказ. — Он же чужой тут. Ты понимаешь, что это значит?

— Что он никому тут не должен? Что не связан с местными интересантами? Что он ничей не родственник? Что он точно не крыса?

Полисмена перекосило так, как будто он говна хлебанул. Молча подписал, чуть не порвав бумагу ручкой.

Бумагу. Ручкой. Блин, сто лет не видел ручной подписи. Они тут архивы на бересте клинописью ведут?

Невзрачную карточку с лиловой печатью поверх наскоро сделанной фотографии мне выдали в бухгалтерии, записав платежные данные. «Внештатный сотрудник Жижецкого областного полицейского управления Антон Эшерский».

— Без чипа? — я удивленно покрутил в руках картонку, напоминающую бейдж со слета филателистов, а не служебное удостоверение.

— Пошли, пошли! — прошипела Лайса, утаскивая меня на улицу. — Будет тебе сейчас чип, и дейл тоже будет. Сваливаем от греха. Я до конца не верила, что сработает. Они просто растерялись от неожиданности.

— Я вижу, ты в сложных отношениях с коллегами?

Волот выругалась в ответ так, как будто она не капитан, а какой-нибудь прапорщик. Служебные отношения, с ее слов, у нее глубоко физиологические, но в смысле анатомии маловероятные.

— И что теперь?

— Ничего пока. Займись чем-нибудь подальше отсюда, а я пошла огребать от начальства.

Она развернулась и решительно зашагала обратно.

— О, вот ты где!

Я оглянулся — из такси вылезал Петрович.

— Мне когда «Кобальт» локацию показал, я подумал — всё, замели Антоху! — сказал он весело, показывая на вывеску «Полиция». — Но, я смотрю, ты все еще почему-то на свободе. Плохо работают местные органы, плохо.

— Ты уже тут? — глупо спросил я очевидное.

— Нет, блин, меня тут нету! Это у тебя бородатые галлюцинации начались.

Вот ни разу не смешно, кстати.

— Черта с два сюда доберешься, — пожаловался он, — заколдованный край какой-то. Поезд ходит раз в неделю, не с вокзала, а с какой-то мутной платформы, билетов на него нет. Автобусные маршруты только с пересадкой в каком-то Зажопинске на древнюю колымагу с живым водителем! Представь — тут даже 6G-сети нет!

Петрович недовольно потряс здоровенным, размером с две ладони, смартом.

— Как они тут живут вообще?

— Оффлайн, — сообщил я ему.

— Дикость какая.

— Да стой ты, погонщик транспортного средства! — крикнул он собравшемуся отъезжать таксисту. — Нам с товарищем еще надо съездить в… Где там у тебя ноут?

— Так, сейчас дамп сниму… — Петрович подключал к моему ноутбуку какую-то коробочку с лампочками. — А ты вот осваивай пока.

Он кивнул на картонную коробку с логотипом «Рускомп».

— За счет фирмы, и не твое барахло старое, а на китайском мультипоточном процессоре последнего поколения. Там одна видеосистема умнее нас обоих вместе взятых.

— Здоровый он какой-то… — сказал я, доставая из коробки упакованный в прессованный пенопласт лаптоп. — И тяжелый.

— А тебе его не в кармане носить, — логично возразил Петрович, — зато «Кобальт» уже предустановлен.

— С закладками? — хмыкнул я недоверчиво.

— Ты дурной? — удивился он. — Включи логику — на хрена нашему работодателю закладки, если ему вся операционка принадлежит? Буде ему взбредет в голову следить за пользователями, у него и так все есть. Но «Кобальт» пока единственный, кто в этом не замечен.

— Клавиатура сенсорная… — капризничал я.

Не люблю менять привычную технику и плохо привыкаю к новой.

— Увы, — развел руками Петрович, — прости, друг, но механики больше не делают. Но смотри на вещи позитивно — ее невозможно залить кофе. А пальцы привыкнут.

— А это что? — я достал коробку из серого вторичного картона с единственным логотипом «Со-60».

— О, это новинка, которая, я уверен, порвет рынок. Первое не софтовое, а железное изделие «Кобальта». VR-очки нового поколения. Ну и геймапад там заодно, посмотри. На сенсорной-то неудобно кнопками.

— На кой они мне черт?

— Если назвать это «тестированием оборудования», то дадут премию, — подмигнул Петрович, — ну а вообще — перед тобой будущее, привыкай.

— Может, ты мне просто мой ноут вернешь? Снял ты… что ты там снимал?

— Дамп. Но это только первый этап, так что ноут я у тебя забираю, извини. Служебная необходимость. И очки юзай, считай, что ты в фокус-группе. Они еще в продажу не пошли, это технический прототип.

— Надеюсь, их хотя бы испытывали уже?

— Ага, — ухмыльнулся Петрович, — на крысах. Не сцы, не подсадят тебе мозгового слизня. Это было бы негуманно — он в тебе с голоду сдохнет.

— Очень смешно.

— Блин, как тут такси вызвать? Приложение пишет «вне зоны обслуживания».

— По телефону, — злорадно сказал я.

— Голосом, что ли? — не поверил он.

— Оральным способом, да.

— Дикие места, — вздохнул Петрович, с трудом пристраивая к уху свой огромный смарт, — край непуганых юзеров… Але, гараж! Или как вас там! Барышня, Смольный! То есть, таксомотор мне подайте, битте! Как куда? У вас локейшн не бьется, что ли? Серьезно? Мать мою через северный мост! Антон, какой тут адрес?

— Я начинаю думать, что мне подадут извозчика с шарабаном, — пожаловался он, закончив разговор, — они не умеют в геолокацию.

— Ты сейчас обратно? На автовокзал, в смысле?

— Нет, я в гостиницу пока. Надо закончить с ноутом. К вечеру определюсь, напишу тебе. Надеюсь, не придется отправлять почтового голубя.

«А мыши — выше!» — сообщило Мироздание невесть к чему. Летучая мышь на картинке выглядела довольно жизнерадостно.

***

Нетта важно прогуливалась по широкому экрану нового лэптопа, одобрительно кивая системным настройкам. Картинка в ультравысоком разрешении была хороша — моя вирп-девочка выглядела как в новых тридэмультиках, которые нейросети рендерят. То есть, лучше, чем настоящая. Я приблизил изображение, потянув его пальцами по сенсорному дисплею, и ее лицо заняло весь экран, так, что стали видны поры, крошечные веснушки и рисунок радужки оранжевых глаз. Потрясающая детализация.

Нетта оттолкнула от себя поверхность экрана, и картинка отдалилась. Кобольдесса укоризненно погрозила пальцем, и мне даже стало немного неловко — как будто я живого человека навязчиво лорнировал.

— Перенос настроек закончен, файлы восстановлены из облачного хранилища, — доложила она. В руках вирпа образовался солидный бумажный гроссбух, где кобольдесса что-то черкала большим карандашом.

Я нажал кнопку подключения на беспроводной «мышке» — не люблю тачскринов и тачпадов так же, как сенсорных клавиатур. Нетта очень натурально взвизгнула и запрыгнула на моментально возникшую табуретку, рискованно поддернув и так короткую юбку.

— «Обнаружена мышь! Принять?» — вокруг табуретки забегала серая мышка.

Я тапнул пальцем по сенсорной поверхности, объединяющей тачпад и клавиатуру.

Нетта вздохнула, слезла с табуретки, присела на нее, эротично закинув ногу на ногу, и протянула мышке кусочек сыра. Я невольно заржал от такой анимации.

— Над чем смеешься, отец? Надо мной? — полушутя-полусерьезно нахмурилась зашедшая на кухню с кружкой Настя.

— Троллинг и глумление есть неотъемлемая часть воспитательного процесса, — назидательно сказал я, — но нет, не сейчас.

— У тебя новый ноут? — она потянулась было к шкафчику за чистой кружкой, но, поймав мой пристальный родительский взгляд, вздохнула и стала мыть грязную. — Ой, что это? Неужели «Глаз кобольда»?

Она схватила коробочку с логотипом и закрутила ее в руках, ища открывающуюся сторону.

— Какие-то VR-очки, вроде… — сказал я.

— Не какие-то! Это реально «Глаз кобольда»! Вау! — дочка торопливо освобождала устройство от упаковки. В результате у нее в руках оказалось что-то вроде хайтековской маски для подводного плавания с непрозрачным стеклом.

— Их же только анонсировали, все игро-поинты слюной капают! Говорят, что-то необыкновенное… Дашь погонять, пап? Ну, па-ап…

— Да у тебя и ноута нет… — растерялся я.

— Да будет тебе известно, о мой отсталый отец, что «Глаз кобольда» подключается как к ноуту, так и к смарту, лишь бы на них «Кобальт» был!

— Отсталый? Я отсталый?

Дочь покинула помещение. Очки как-то незаметно ушли вместе с ней.

— Здравствуйте, Антон!

Элина была по-прежнему совершенна до кукольности и все так же пренебрегала лифчиками.

— Компания благодарит вас за участие в обнаружении зловредного программного обеспечения. Надеемся, новый ноутбук компенсирует вам беспокойство и позволит приступить к главной части вашей работы.

Намек прозрачный, как ее блузка.

Ну вот что я не геймер? Поди, куча молодежи за такую работу левую почку продаст. Чью-нибудь. Мироздание вечно делает не те подарки не тем людям.

Через полчаса я уже третий раз перечитывал ТЗ. «Странной херней я занимаюсь…» — думалось мне при этом. В бабкином кресле кот непристойно вылизывался, демонстрируя свое отношение к происходящему. Сидеть за столом бабули оказалось ужасно неудобно, он слишком высокий. Пришлось, как в детстве, подложить на стул книги потолще — «Суперпозиция и супрематизм», «Предсказание судьбы по рисунку склер» и тяжелую инкунабулу с глубоко оттиснутым в коже обложки, но совершенно нечитаемым готическим шрифтом названия. Надеюсь, оно не отпечатается мне зеркально на жопе, а то вот так пойдешь посрать — и случайно вызовешь Дьявола.

«Тебе все это снится», — уверял меня забор. Но я давно уже не верю заборам.