Мечников. Том 7. Расцвет медицины

Глава 11

«Лучше» начала для первого рабочего дня в качестве преподавателя сложно даже представить. Только вошёл в кабинет, а на полу уже валяется бездыханный студент. Причём все его одногруппники указывают друг на друга пальцами, как бы заявляя: «Его прикончил кто угодно, но только не я!»

Но с виновными я разберусь позже. Для начала стоит разобраться, действительно ли здесь было совершено убийство. Если оно и случилось, то, скорее всего, непреднамеренное. В воздухе витает аура лекарской магии. Такое впечатление, что студенты ставили какой-то эксперимент, который в результате ни к чему хорошему не привёл.

— А ну, быстро разойдитесь! — велел я и подскочил к валяющемуся на полу телу.

В голове случайно промелькнула совершенно негуманная мысль.

«А если они действительно убили одного студента, Константин Фёдорович посчитает, что я уже отклонился от выполнения своего плана?»

Тьфу ты! Ну что поделать с подсознанием? Время от времени оно и такие мысли подбрасывает. Хотя на деле это абсолютно неважно. В идеале нужно помочь пострадавшему и как можно скорее. Если, конечно, такая возможность ещё есть.

Первым делом я прощупал пульс молодого человека, лежащего на полу.

Пульса нет.

Я мигом достал из своей сумки тонометр и фонендоскоп. Давление нулевое, дыхания нет, сердце тоже не бьётся. Проклятье… Неужели и вправду убили?

Странно, но лекарская магия не издала ни единого возгласа. Клятва молчала. Это могло означать только два варианта. Либо студент уже мёртв, и клятва понимает, что помочь я ему никак не могу — слишком поздно.

Либо ситуация куда сложнее, чем мне кажется, и помощь студенту на самом деле не требуется. Но этот вариант в меньшинстве. Не могу даже придумать ситуацию, в которой больной без дыхания и сердцебиения ещё мог воскреснуть, миновав поддержку лекарской магией.

— Вы что… Действительно его убили⁈ — воскликнул я и тут же приступил к сердечно-лёгочной реанимации.

Тридцать нажатий, два вдоха. Прожимая грудную клетку больного, я перевёл взгляд на одного из ближайших студентов и узнал в нём Широкова. А ведь это — тот самый парень, который прошлой ночью выносил горшки за Кастрицыным. Один из помощников Александра Ивановича Разумовского. Вот уж не думал, что он тоже окажется среди отстающих студентов.

— Широков! — осознав, что группа «3В» не станет мне отвечать насчёт убийства однокурсника, я позвал знакомого лекаря. — Кажется, ещё вчера вы хотели со мной пообщаться?

А в голове, не прерываясь, звучал таймер. Шесть, семь, восемь…

Важно соблюсти соотношение нажатий на грудную клетку и совершённых вдохов. Только тогда появится шанс реанимировать пострадавшего.

— Д-да, я вроде вчера… Ну… Пытался с вами заговорить, — пробубнил Широков.

— Вот сейчас — самое время! — воскликнул я.

Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

— Как только дам сигнал, — сообщил я Широкову. — Вдыхайте в него воздух. Два раза!

За спиной студента, разумеется, послышались смешки. Видимо, они догадались, что конкретно я хочу от парня.

— Ч-через рот? — усевшись рядом с пострадавшим, спросил он.

— Да, через рот. А вы как думали?

И снова смех. Вот ведь болваны! О методике совершенно ничего не знают, зато смеются над тем, что их однокурсник будет вдувать воздух в рот другого парня.

— Смешно вам? — мысленно продолжая отсчёт, прикрикнул я. — Поступили в лекарскую академию — так будьте любезны убрать из своих голов дурацкие предрассудки. На первом месте стоит помощь человеку. Посмотрел бы я на вашу реакцию, если бы кто-то из вас оказался на его месте. Дыхания нет, сердцебиения нет, а никто из ваших коллег лекарей не хочет сделать искусственное дыхание параллельно с массажем сердца. Позорище!

Двадцать два, двадцать три…

Проклятье, да что же с его грудной клеткой? То ли он переборщил с тренировками, то ли костный аппарат страдает от какого-то редкого заболевания. Но прожимать грудь слишком тяжело. Будто мне не хватает сил. Так ещё и Широков никак не подготовился к искусственному дыханию! Тьфу ты!

Я бы мог поменяться местами с Широковым, но он точно не понимает, как надавливать на грудную клетку. Либо не дожмёт, либо наоборот, пережмёт и переломает к чёртовой матери все рёбра пациенту.

Особенно опасно сломать мечевидный отросток. Это — край грудины. И находится он прямо над печенью. А если он в неё вонзится… Скорее всего, это будет моментальная смерть. Тут уже никакие реанимационные процедуры не помогут.

Тридцать!

— Широков, вдыхайте! — скомандовал я.

Студент принялся набирать воздух в лёгкие.

— Да не в себя! — воскликнул я. — В него!

— А-а-а! — раздался вопль лежащего между нами пациента. Студент резко вскочил и сделал глубокий вдох. И тут же оттолкнул от себя Широкова, который уже потянулся к его губам. — С-стойте! Получилось, ребят! Я живой!

— Да-а-а-а-а! — проорала группа отстающих.

Ага… Интересно получается. Умер, воскрес. И всё как будто идёт строго по их плану. Некроманты среди окружающих не ощущаются. Значит, дело в чём-то другом. Они провернули этот трюк другим способом. Остаётся только разобраться, чего вообще добивались студенты группы «3В».

— Очень рад, что вы не погибли прямо перед занятием, — холодно сказал я студенту, который только что валялся бездыханным. — Вижу, все ваши показатели жизнедеятельности полностью восстановились. В таком случае именно с вас мы и начнём наше первое занятие.

— А? — удивился он. — А вы… Вы кто такой вообще?

— Резонный вопрос, — добавил кто-то из остальных учеников. — Не припомню, чтобы вас представляли в начале года. Новый преподаватель?

— А ну, быстро успокойтесь! — опередил меня Широков. — Вы что, совсем ослепли? Это же Мечников! Да-да, тот самый! Он — наш шанс!

В классе возникла гробовая тишина. Сначала студенты просто молчали, через несколько секунду начали раздаваться шепотки.

— Мечников? Так он же вроде бы погиб, разве нет?

— Да ты чего? Недавно же вышла свежая газета. Он каким-то образом спасся.

— Да-да, точно! Говорят, ему помог барон Балашов. Тот придурок, который крестьян до смерти запытывает!

— А может, Мечников и сам людей пытать не против? Откуда иначе он взялся в доме Балашова?

— А я слышал, что такого лекаря вообще не существовало. Якобы его придумал орден, чтобы создать лик героя…

О-о… Сколько, оказывается, всякого мусора в голове у здешних студентов. Каждый болтает о чём угодно, только не об учёбе. Причём для молодых дворян это и вовсе непозволительное поведение. Будто их никто даже не пытался воспитывать. Галдят, как бабки на базаре! Обсуждают меня почти в полный голос, хотя сам я стою от них в нескольких метрах.

Что ж, ладно…

Я жестом показал Широкову и «воскресшему» студенту вернуться на свои места. С этой ложной смертью я разберусь позже. Пока что надо поставить всех присутствующих на место.

— Тишина! — проорал я.

Эх, и нечасто же мне приходится так повышать голос. В лекарской практике такого вообще не бывает. А во время битв с некротическими тварями мы с соратниками, как правило, друг друга и без слов понимаем.

— Занимаем свои места, господа и дамы, — скомандовал я. — Если вы ещё не поняли, у нас уже началось занятие.

Десять студентов нехотя расселись по своим местам. Лишь один не занял первую парту. Так и остался стоять перед ней. С вызовом глядел мне в глаза, будто сам ожидал, что я сделаю ему замечание.

Я, конечно, не педагог, но найти способ усмирить этих бездарей всё равно найду.

— В чём дело? — спокойно спросил я единственного не послушавшегося студента. — Учтите, я с вами ещё плохо знаком. Если есть проблемы со слухом, зрением или другими органами чувств, лучше сообщить об этом заранее. Почему не послушались моего указания?

— Не вижу смысла, — хмыкнул студент. — Нас всё равно исключат. Какой смысл ректору присылать сюда легендарного лекаря? Лучше бы отправили вас в классы «А». Здесь вам делать нечего, господин Мечников. Если вы действительно тот, о ком я думаю. Хотя, может быть, вы его однофамилец?

Теперь понятно, почему Ефремов отправил меня именно в эту группу. Решил провести крещение огнём. Если я справлюсь с ними, то справлюсь с кем угодно.

Логично.

— Вы не представились, — обратился к студенту-бунтовщику я. — Ваше имя?

— Артур Аркадьевич Мансуров, — заявил он.

Твою ж… И здесь Мансуровы! Причём Владимиру он явно не приходится дальним родственником. «Аркадьевич». То же отчество, что и у моего недруга. Скорее всего, они — братья. Общие черты явно есть. Странно только, что этот Артур оказался в числе лиц, которых потенциально могут отчислить в ближайшее время.

— Что ж, господин Мансуров, рад с вами познакомиться, — сдержанно кивнул я. — Однако поспешу вас предупредить. Если вы вдруг задумали извести меня как преподавателя, у вас ничего не выйдет. Поскольку, если я вдруг решу уволиться, я заберу вас всех с собой.

— В каком это смысле? — вскинул брови Артур.

— Скажу прямо — меня отправили к вам, чтобы помочь группе «3В» не покинуть академию раньше времени, — произнёс я. — Однако, если я пойму, что вы, господа и дамы, перегибаете палку, я самостоятельно отчислю вас всех. Да, если исчезнет половина группы, уволят и меня. Но я вам гарантирую — перед увольнением я позабочусь о том, чтобы все десять студентов покинули академию без возможности вернуться. Такие привилегии у меня есть. И я не постесняюсь ими воспользоваться.

Артур Мансуров, кажется, потерял дар речи, услышав это заявление. Он тут же рухнул на своё место и больше не стал вмешиваться в мой монолог.

И я понимаю, откуда возникла такая реакция. Студенты группы «3В» полагали, что к ним в очередной раз направят преподавателя, который будет целовать им задницы. Скорее всего, большая часть местных студентов — это третьи-десятые сыновья каких-нибудь важных господ, которые сконцентрированы исключительно на судьбе своих первенцев.

А эта молодёжь желает, чтобы к ним хоть кто-то относился, как к особенным. Что ж, именно это я и делаю. Разговариваю с ними так, будто они и вовсе не имеют ничего общего с аристократическим сословием. Для них это в новинку. По этой причине мне и удалось привлечь их внимание.

— П-простите, Алексей Александрович, — обратился ко мне Широков. — Я правильно понял, что… Если наша группа вам не понравится, вы отчислите всех и уволитесь сами?

— Вы сильно преувеличили, Широков, — ответил я. — Не имеет значения, нравитесь вы мне или нет. Главное, чтобы вы не саботировали учебный процесс и сдали пробные экзамены в мае. У вас меньше месяца на подготовку. И моя задача — скоординировать всех преподавателей и дать вам мотивацию. Хотя я планирую давать вам часть знаний самостоятельно. Я не только ваш куратор, но и один из тех людей, кто действительно заинтересован в вашем успехе.

— Господин Мечников, могу я задать вам вопрос? — обратился ко мне тот студент, который только что валялся мёртвым посреди классной комнаты.

— Да, только представьтесь, пожалуйста, — попросил я. — Мне бы хотелось познакомиться с каждым из вас. Вот в ходе беседы как минимум треть я точно запомню.

— Никита Геннадиевич Успенский, — назвал своё имя он. — А какой смысл вам заниматься с нашей группой? Если вас не устраивают условия работы, и вы действительно можете отчислить всю нашу группу… Может, имеет смысл так и сделать?

— Успенский, ты совсем одурел? — послышался чей-то голос с задней парты.

— Тихо! — велел я. — Пусть договорит.

— Спасибо, — кивнул Успенский. — Я лишь имел в виду, что с вашими заслугами не составит труда устроиться в любое другое место. Я прекрасно понимаю, что наш ректор — кретин. Не исключено, что Ефремов и сейчас находится в этой комнате, просто скрывает своё присутствие с помощью особой лекарской магии. Зачем вам на самом деле трястись с нами?

— Хороший вопрос, господин Успенский, — кивнул я. — Всё дело в том, что я заинтересован не в эффективности работы университета. Я просто хочу сделать группу способных лекарей, каждый из которых в дальнейшем спасёт тысячи или десятки тысяч жизней. Больше меня ничего не интересует.

Успенский, удовлетворённый моим ответом, присел обратно на своё место.

Я же принялся рассказывать студентам о предстоящем плане занятий. Следующие три недели должны были стать для них сущим адом. Они сами довели ситуацию до абсурда. Завалили все зачёты, которые только можно было завалить.

Однако я всё равно подготовил для них свой собственный план, о котором, разумеется, не стал рассказывать ни одной живой душе.

— Сегодня я вас задерживать не стану. Переварите всё, что я вам рассказал. Наберитесь сил. С завтрашнего дня мы начнём интенсивное обучение. Я потружусь над тем, чтобы каждый из вас достиг больших высот.

— И если ты это сделаешь, то сможешь получить куда больше сил, чем думал, — послышался голос Гигеи в моей голове.

Примерно на это я и рассчитывал. Всё предельно логично. Обучая новых лекарей, я расширяю сеть и способствую развитию целительского дела в целом.

— Ах да, пока вы не разошлись, — произнёс я. — У вас есть староста? Или вы пока что не выбрали такового?

В классе воцарилась тишина.

Ясно. Значит, в группу «3В» просто накидали отстающих, и никто даже не озаботился тем, чтобы выбрать среди них лидера. Хотя, как я понимаю, это сделать было практически невозможно.

Однако наиболее удобным лично для меня казался Широков. Он с самого начала хорошо ко мне относится. Видимо, он, как и некоторые лекари, уже успел ознакомиться с моими инструментами, препаратами и статьями. Что ж, значит, ему старостой и быть.

— С этого момента господин Широков будет выступать в роли старосты, — объявил я. — Свои указания я буду передавать через него. И да, спешу уточнить. Если кто-то решит конфликтовать с ним или унижать его в связи с новым званием, я позабочусь о том, чтобы в итоге отчислили всех, кроме него. Надеюсь, моя мысль вам ясна.

В классе всё ещё было гробовое молчание. Судя по всему, налаживать контакт с этими студентами будет крайне непросто. Но это — отличный вызов. Должен же я заниматься чем-то, кроме привычной мне работы!

Любая новая нестандартная информация способствует развитию коры головного мозга. Так уж устроена человеческая нервная система. В моём мире учёные много раз утверждали, что даже удивления и испуги ускоряют образование новых нейронных связей.

Думаю, за этот короткий классный час я успел и испугать, и удивить студентов. Значит, моя задача выполнена.

— Можете быть свободны, — произнёс я. — Все, кроме Широкова и Успенского.

Группа «3В» ещё некоторое время мялась на месте, но через несколько минут все покинули класс. Однако из десяти человек осталось трое, хотя я просил задержаться лишь двух.

Вместе с Широковым и Успенским остался ещё и Артур Мансуров.

— У вас есть ко мне вопрос, Артур Аркадьевич? — поинтересовался я.

— Нет, но он у вас скоро появится, уверяю, — заявил он. — Как только допросите Успенского, вам сразу же всё станет ясно.

«Допросите». Интересная формулировка. Но я, вообще-то, рассчитывал, что он сам мне всё расскажет.

— Алексей Александрович, — заговорил Успенский. — Я знаю, какой вопрос вы хотите мне задать. Вас интересует, почему я лежал… мёртвым в тот момент, когда вы вошли в классную комнату.

— Очень проницательно, — с сарказмом сказал я. — Очевидно, мне хотелось бы выяснить, каким образом вы восстали из мёртвых.

— Вы, кстати, тоже восстали из мёртвых, но в газетах почему-то об этом ничего не пишут, — подметил Артур Мансуров.

— Артур Аркадьевич, а вы не задумывались о том, что некоторые вещи непосвящённым знать не стоит? — подметил я. — Если когда-нибудь вы станете достойным лекарем, я обязательно расскажу вам, как мне это удалось. Но сейчас я спрашиваю Успенского.

— А спрашивать меня об этом бесполезно, — заявил Успенский. — Это Артур залил в меня эту дрянь! Вернее… Вся группа между собой спорила, пытаясь определить, кто в конце концов испробует зелье Мансурова. В итоге жребий пал на меня.

Зелье? Любопытно. А ведь производство зелий запрещено, если на то нет официальной лицензии. Я с большим трудом выбил её через Щеблетова.

Будь он неладен!

У студентов такого права точно нет.

— Так и думал, что ты предашь меня, — хмыкнул Артур Мансуров. — Поэтому и остался. Да, Алексей Александрович, он говорит правду. Это я сварил зелье, которое привело его в это состояние. Вот только я, в отличие от остальных студентов, прекрасно понимал, что Успенский жив. Ведь в этом был смысл зелья. Анабиоз. Слышали о таком состоянии?

— Разумеется, — кивнул я. — Вот только эффект был куда более заметным, чем банальный анабиоз.

Тело Успенского в тот момент вообще не поддавалось никаким манипуляциям. Будто весь обмен веществ в его организме моментально прекратился. Более того, я даже его рёбра продавить не мог, когда пытался провести закрытый массаж сердца.

Успенский будто окоченел. Создаётся впечатление, что Мансуров создал зелье, которое останавливает время в организме. Пока что говорить ему об этом не стоит. Если он сам узнает об этом, то сможет воспользоваться им и в других целях.

Пока что слишком рано заходить так далеко. Я должен убедиться, что это зелье не навредит другим людям. А как только на него создадут патент, это станет настоящей сенсацией. Отвар разлетится по всему миру и… Скорее всего, натворит кучу бед.

— С вами мы ещё побеседуем, Артур Аркадьевич, — сказал я. — Встретимся завтра в этом кабинете после занятий. Приносите все ингредиенты, из которых вам удалось изготовить это зелье. Даю слово, что никто не узнает о том, что вы нарушили закон.

— Я вам не доверяю, — нахмурился он. — Отец говорит, что вы…

— Я догадываюсь, что говорит обо мне ваш отец, — перебил его я. — Думаю, у вас будет возможность самостоятельно составить своё впечатление. Если бы ваш отец знал, что вы подпольно производите зелья, он бы отнёсся к вам примерно так же, как и ко мне. Всё, господин Мансуров. Я сказал всё, что хотел. Можете быть свободны. Завтра мы с вами встретимся ещё раз, — я перевёл взгляд на жертву Артура. — Успенский, вы тоже можете идти. Однако, если почувствуете, что с вашим здоровьем что-то не так, сразу же обращайтесь ко мне. Я живу в седьмой квартире жилого комплекса, который находится прямо за парком.

— Хорошо, Алексей Александрович, спасибо вам большое, — ответил он.

Причём особой благодарности в его голосе я не услышал. Эти слова были сказаны из вежливости, без которой, как правило, общение дворян не строится.

Ничего. Я ещё смогу приучить эту группу ко всем лекарским законам. И первым делом мы изучим деонтологию. Отношение к пациентам, коллегам и наставникам. Лекари или врачи, которые гнобят друг друга, не заслуживают иметь свой диплом.

Как только вся группа разошлась, я передал Широкову указания. Рассказал парню, как ему предстоит следить за группой. Из короткого разговора я понял, что сам Широков не был каким-то отъявленным бунтовщиком или хулиганом.

Ему банально не хватало ума закончить обучение на третьем курсе. Однако я уже отметил для себя, что парень был очень старательным. На дежурстве у Разумовского никого, кроме Широкова, не было. Не каждый дворянин стал бы выносить горшки с рвотой и калом других пациентов.

Ради его продвижения дальше я точно постараюсь.

Как только Широков ушёл, я вышел во двор академии и прикинул, в каком направлении находится мастерская Бронниковой. Я ведь пообещал ей, что приду посмотреть на её работы. И отказываться от этой идеи у меня желания не было.

Однако моё внимание быстро переключилось на другого человека.

Не заметив меня, к главным дверям здания промчался мой старый знакомый.

Александр Анатольевич Щеблетов. Видимо, не отличил меня от других студентов. Я понял, что оказался он тут не случайно. Похоже, настало время разобраться в его мотивах.

Я последовал за старым коллегой. Ледяной маг быстрым шагом поднялся на третий этаж и… принялся колотить в дверь ректора.

А вот это уже по-настоящему плохо. Похоже, он узнал, что меня взяли сюда на работу, и решил вставить мне палки в колёса.

Но судьба распорядилась иначе. Если ситуация показалась мне напряжённой, через минуту я понял, что всё ещё хуже, чем я думал.

Дверь в кабинет ректора открылась. И оттуда вышел не Ефремов. А сам Владимир Мансуров.

А затем они с Щеблетовым одновременно заметили меня.

Уже предвкушаю, какая сейчас будет заваруха!