Леонид. Время выбора

Глава 15

Из Кливленда, отправив специалистам «Амторга» данные о параметрах сделки, мы ночным поездом отправились в Чикаго.

Едва мы вышли из вагона на закопченный перрон вокзала Ла-Саль, как на нас обрушился гул, лязг и тот самый специфический, ни с чем не сравнимый запах. Смесь озерной сырости, паровозного дыма и тяжелого, сладковатого духа рек крови, который ветер приносил с юга, со знаменитых боен. В общем, если Нью-Йорк был финансовым мозгом и витриной Америки, то Чикаго можно было назвать ее мускулистым, пропитанным потом и копотью сердцем.

Мы взяли такси до набережной. Устинов, прильнув к окну, молчал, подавленный масштабом. Машина выскочила на Мичиган-авеню, и перед нами развернулась панорама озера, больше похожего на свинцовое море.

— Отель «Стивенс», сэр, — буркнул таксист, сворачивая к циклопическому зданию, занимавшему целый квартал. — Приехали.

И тут я увидел то, что заставило сердце дрогнуть. Над помпезным козырьком входа, рядом со звездно-полосатым флагом США, на ветру билось ярко-красное полотнище с золотой звездой, серпом и молотом.

— Глазам не верю… — прошептал Устинов. — Наш флаг? Здесь?

— Наш, наш, Дмитрий Федорович, — подтвердил я, глядя на алое полотнище, дерзко развевающееся на фоне желтоватого чикагского неба. — Это называется капиталистический прагматизм. Клиент платит золотом — клиент получает свой флаг перед отелем. Хоть Веселый Роджер поднимут, лишь бы счета оплачивали вовремя.

Тут мне в голову пришла мысль, что флаг этот мы видим неспроста.

— А еще, Дима, это верная примета. Ради нас с вами, скромных технарей, никто бы знаменами махать не стал. Значит, «тяжелая артиллерия» уже здесь. Руководство прибыло!

Мы вошли в лобби, чьи размеры напоминали скорее кафедральный собор, чем гостиницу. Кругом виднелись мрамор, бронза, и суета сотен постояльцев. Не теряя времени, я направился прямиком к стойке администратора.

— Мистер Брежнев, — кивнул клерк, сверившись с картотекой. — Добро пожаловать в «Стивенс». Ваши апартаменты готовы. И да, вы правы: господин Микоян и его делегация прибыли утренним поездом. Они занимают «Президентские люксы» на двадцать пятом этаже.

— Спасибо!

Отойдя от стойки и отправив Устинова заселяться и приводить себя с дороги в порядок, я, не теряя времени, поднялся на лифте к руководству. В коридоре дежурили наши парни из охраны — в мешковатых гражданских костюмах, но с характерной выправкой. Меня пропустили без вопросов.

Анастаса Ивановича я застал в гостиной его номера. Он расхаживал по ковру, энергично жестикулируя, и диктовал стенографистке какие-то заметки. Вид у него был возбужденный, темные армянские глаза горели тем особым огнем, который бывает у человека, крайне возбужденного происходящим. Что ни говори, Микоян-старший свое дело любил и отдавался ему целиком.

— Леонид! — воскликнул он, заметив меня. — Добрался? А мы тут с утра на ногах! Ты многое потерял, дорогой! Мы только что вернулись с «Юнион Сток Ярдс».

Подойдя к столу, он налил мне и себе содовой.

— Держи! — протянул он мне стакан. — Читал Эптона Синклера? «Джунгли»? Страшные вещи описывает книга. Грязь, кровь, эксплуатация… Я-то ехал туда и думал, что увижу ад. А увидел красоту!

Торопливо отпив из своего стакана, Микоян взахлеб продолжал:

— Мы ходили по цехам в белых халатах. Ни капли крови на полах! Ты представляешь? Не думал, что так может выглядеть бойня! Там форменный конвейер смерти, но как он организован! Живая свинья подается с одного конца, а через десять минут с другого выезжают банки с тушенкой и связки сосисок!

Улыбаясь, я слушал как он, загибая пальцы, перечислял увиденное.

— Ничего не пропадает! Вообще ничего! Нам там главный инженер сказал: «Мы используем все, кроме визга». И это правда, Лёня!. Из кишок делают оболочку для колбасы и струны для теннисных ракеток. Из копыт — клей. Из жира — мыло. Щетина идет на щетки, кости — на удобрения. Безотходное производство!

Микоян покачал головой, и в его голосе восхищение боролось с завистью хозяйственника.

— А скорость! Разделка туши занимает секунды. Рабочий не делает лишних движений — только один разрез, и туша едет дальше. Тейлоризм в чистом виде. Леонид, нам нужно купить это. Целиком. Чтобы наши комбинаты в Москве и Ленинграде работали так же. Я уже дал команду готовить контракт на закупку их технологий. Будем кормить страну сосисками, как в Чикаго, только советскими!

Он выдохнул и улыбнулся мне. Кажется, в уме он уже рисовал себе, как перерезает ленточку перед входом на «Микояновский» мясокомбинат.

— Ну а ты как? От поездки в Огайо толк был?

— Был, Анастас Иванович. Купили технологию, оборудование и при этом сэкономиликучу валюты. Но мне для сделки нужна виза Михаила Моисеевича. Он у себя?

— У себя, — кивнул Микоян в сторону соседней двери. — Зайди к нему. Только осторожнее, он сегодня… не в духе. Вчера переусердствовал с… дегустацией виски в вагоне-ресторане. Акклиматизация, понимаешь!

Кивнув, я вышел в коридор. Теперь мне предстояло выбить подпись у человека, который больше интересовался градусом потребляемых напитков, чем терморежимом закалки стали.

Постучал в дверь соседнего номера. Мне открыл заспанный порученец.

В глубине огромного номера, за столом, уставленным тарелками с остатками роскошного завтрака, сидел Михаил Моисеевич. Он был в распахнутом шелковом халате, с мокрым полотенцем на шее, и имел вид человека, который активно боролся с капитализмом всю ночь, но этот бесчеловечный режим, судя по всему, победил, нанеся замнаркома коварный удар в печень.

— А, «Брежнев — американец»… — он прищурился, узнав меня. — Добрался-таки? Ну заходи, заходи. Видал, как они тут жить умеют? Воот! Ну, чего у тебя? Выкладывай!

— Михаил Моисеевич, тут один вопрос требует вашего утверждения, — я положил на стол папку с коммерческим предложением от «Токкo». — Мы договорились о покупке лицензии на технологию закалки токами высокой частоты. Цена вопроса — двадцать пять тысяч долларов. Нужна ваша подпись, чтобы «Амторг» мог провести платеж.

Каганович лениво отодвинул от себя папку, даже не открыв ее. Он взял с тарелки кусок бекона, с хрустом откусил и, глядя на меня с насмешливой снисходительностью, сказал:

— Сколько, ты говоришь? Двадцать пять тысяч?

— Так точно.

Он оглушительно расхохотался, чуть при этом не поперхнувшись.

— Слушай сюда, Леня, — он вытер жирные пальцы о салфетку. — Ты ко мне с такими… копейками… больше не ходи. Я — заместитель Микояна. Я за большую политику отвечаю. Большую, понимаешь? А ты — за железки. Вот ты и занимайся ими. Двадцать пять тысяч, пятьдесят, сто… Меня это не интересует. Покупай что хочешь, я тебе что, бухгалтер, считать эти центы? Подписывай сам, ты на то и зам по технике.

Он подался вперед, и многозначительно понизив голос.

— Вот когда ты будешь покупать самолеты на миллион долларов, или целый завод миллионов за пять — вот тогда придешь ко мне. Чтобы я перед Сталиным мог доложить, что проконтролировал крупную государственную сделку. Понял? А с этой мелочью — тут Михаил Моисеевич презрительно оттопырил губу — разбирайся сам! Не отвлекай старших товарищей по пустякам. Н все, иди. А то я знаю, ты же не пьешь!

Молча забрав папку, я вышел. Эта сцена была одновременно унизительной и… полезной. Похоже, мне только что выдали карт-бланш. Руководство сняло с себя всякую ответственность за «мелочи», оставив за собой только контроль над «большими» сделками. Это означало, что десятки важнейших, но «дешевых» технологий я теперь мог закупать, не ставя никого в известность. Отлично!

Вырвавшись из душно-перегарной атмосферы «Президентского» люкса, я с облегчением спустился в грандиозный, гудящий, как улей, вестибюль. Теперь предстояло найти мою «правую руку» — Грачева. Виталий Андреевич должен был уже посетить заводы Студебеккера и ждать нас с докладом. Я нисколько не сомневался, что он выполни поручение на все 200 процентов, но для начала нам надо было «найтись» друг с другом..

Подойдя к стойке регистрации, я спросил:

— Проверьте, пожалуйста, остановился ли у вас мистер Виталий Грачев?

Клерк в золоченом пенсне, с ловкостью фокусника перебрав картотеку, отрицательно покачал головой.

— Сожалею, сэр. В списках гостей такой джентльмен не числится.

Ну что же, пойдем длинным путем. Пришлось занять одну из телефонных будок с красного дерева и набрать номер чикагского отделения «Амторга».

— Где наш «автомобилист»? — спросил я дежурного инженера, едва тот снял трубку.

— Леонид Ильич? С прибытием! — обрадовался голос на том конце. — Да, Виталий Грачев к нам приходил. Все уши прожужжал своими «полноприводными грузовиками». Он поселился через дорогу от вас. Отель «Конгресс Плаза». Там подешевле. Аль Капоне там штаб держал. Записывайте номер телефона коммутатора…

Я нажал на рычаг, сбрасывая линию, и тут же набрал «Конгресс».

— Отель «Конгресс Плаза», доброе утро.

— Соедините меня с мистером Грачевым.

В трубке щелкнуло, повисла пауза, заполненная электрическим треском, а затем телефонистка вернулась на линию.

— Мистер Грачев не отвечает, сэр. Ключ на стойке. Вероятно, он вышел в город.

Неудивительно. Грачев не из тех, кто сидит в номере, когда вокруг кипит столица машиностроения. Наверняка уже изучает местные гаражи или приценивается к инструментам в скобяных лавках.

— Передайте ему записку, — попросил я. — Это мистер Брежнев. Я остановился в «Стивенсе», прямо напротив вас. Номер двенадцать-ноль-пять. Пусть позвонит или заходит, как только появится. Это срочно.

— Будет сделано, сэр.

Вернувшись в номер, я завалился на кровать и начал размышлять, планируя дальнейшие действия. Предстоящая работа со «Студебеккер» была важна, но в голове я держал главную цель — Калифорнию. По завершении дел в Чикаго мне надо было дождаться Яковлева и Микояна, а затем ехать с ними на самолетостроительные предприятия Дугласа. Чтобы эта важная поездка состоялась, готовить ее надо было прямо сейчас. Мистер Дуглас, конечно, дал предварительное согласие, но нужны же конкретные договоренности: что, где, когда….

И, поразмыслив, я направился в чикагское отделение «Амторга».

Взяв такси, вскоре я уже сидел в прокуренном кабинете представителя «Амторга» и продиктовал текст срочной телеграммы Санта-Монику, на имя Дональда Дугласа. Текст был составлен согласно всем правилам игры с крупным капиталом в эпоху кризиса: минимум вежливости, максимум амбиций и намек на бездонный кошелек.

«Уполномоченный Советского правительства по закупкам авиатехники прибыл в Чикаго. Имею разрешение на приобретение полной лицензии на самолет DC-2 и закупку партий готовой техники. Готовы обсудить создание совместного производства. Финансирование в золоте гарантировано».

Представитель «Амторга» с сомнением посмотрел на листок.

— Не слишком ли… нагло, Леонид Ильич? Дуглас — птица в высоком полете, к нему можно получить месяц за результат.

— Отправляйте, — жестко сказал я. — Сейчас тридцать четвертый год. У авиапромышленников товар штучный, а клиентов со средствами — кот наплакал. Дуглас — не просто конструктор, он занимается бизнесом. Как только почувствует запах крови золота — немедленно примчится сам. Вот увидите!

Выйдя из представительства, я решил пройтись пешком. До «Стивенса» было не больше мили, а вечер, несмотря на сильный ветер с Великих Озер, выдался теплым. Захотелось пройтись, проветрить голову.

Чикаго накрывали сумерки. Небо на западе натуральным образом полыхало. Закат над крышами небоскребов был непривычного, свернувшейся венозной крови, с примесью ржавчины цвета, будто где-то за горизонтом передержали металл в гигантском мартене.

Не торопясь, я вышел на Лейк-Шор-драйв — широчайшую набережную, отделявшую каменные джунгли от черной бездны озера Мичиган. Справа плескалась темная, тяжелая вода, гул которой перекрывал даже шум моторов. Слева, на многие мили, выстроилась стена небоскребов.

Их окна, обращенные к озеру, сияли, смешиваясь со звездами, которых сквозь городскую дымку почти не было видно. По фасадам бесновалась электрическая реклама. Здесь, как и в Нью-Йорке, электричество было выдрессировано идеально: оно плясало, подмигивало и настойчиво требовало: «Пей Кока-Колу!», «Кури Кэмел!», «Вкладывай в сталь!». Огромный, в пять этажей, неоновый младенец, счастливо улыбаясь, опрокидывал в себя стакан апельсинового сока, гас и через секунду снова наливался светом, требуя добавки.

Ровный городской шум разрезал детский звонкий крик. Из-за угла выскочил мальчишка-газетчик, размахивающий пачкой вечерних выпусков. Его голос эхом отскакивал от кирпичных стен:

— Экстра! Экстра! Налет на банк в Цицеро! Банда Диллинджера снова в деле! Гангстер «Багси» застрелил двух полицейских! Читайте подробности! Кровавая бойня на вокзале!

Паренек пробежал мимо меня, сверкая полными недетского азарта глазами. Нда… Сложный город — Чикаго. Здесь смерть и грабеж были просто товаром, горячим пирожком, который нужно продать до того, как высохнет краска.

Через пару минут окончательно стемнело. По асфальту, залитому бриллиантовым светом тысяч фар, в несколько рядов с хищным шуршанием катились автомобили. Казалось, это бесконечный праздник жизни, где нет места кризису, депрессии и очередям за супом.

Громада отеля «Стивенс», увенчанная белой электрической короной, маячила впереди, но до нее было еще добрых полмили. Но на улице посвежело, ветер с озера пробирал до костей, и я, повинуясь инстинкту пешехода, решил срезать угол. Логика подсказывала, что диагональ через квартал сэкономит мне минут десять и позволит укрыться от озерного сквозняка.

И, недолго думая, свернул с сияющей набережной в первый же перпендикулярный переулок. И сразу пожалел об этом.

Эффект был такой, будто я, засмотревшись на декорации парадного подъезда, рухнул в яму с помоями. Смена реальности произошла мгновенно, в один шаг. Гладкий асфальт под подошвами исчез, уступив место выбитому, скользкому от мазута булыжнику. Свет реклам погас, и меня обступили мрачные кирпичные коробки с черными, нежилыми провалами окон. Фасады домов были опутаны ржавой, похожей на варикозные вены паутиной пожарных лестниц, на которых сушилось какое-то серое тряпье.

Над головой сомкнулись бесконечные ржавые фермы эстакад надземки. Небо исчезло. В тот же миг наверху с грохотом, от которого задрожали зубы, пронесся состав. Ущелье наполнилось скрежетом металла о металл, и сверху, сквозь щели в шпалах, посыпалась черная угольная пыль. Но хуже всего был запах. В нос ударил густой, тошнотворный «аромат»: смесь гниющих отбросов, угольной гари и тяжелого, сладковатого духа — запах свежей крови и паленой щетины с далеких боен. Вдоль стен, в густой тени, угадывались чьи-то фигуры, и не сказал бы, что они выглядели дружелюбно. Я резко затормозил, чувствуя, как рука сама собой тянется к внутреннему карману, где, между прочим, лежали деньги, доверенные мне Партией в лице Анастас Иваныча.

«Стоп, — скомандовал я сам себе. — Куда же вы, Леонид Ильич, претесь?»

Картинка в голове нарисовалась мгновенная и яркая. Вот я делаю еще десяток шагов в эту темноту. Натурально, получаю трубой по затылку, и пропадаю тут за здорово живешь, в чикагской подворотне бесславно закончив миссию по спасению Родины.

Тут же богатое воображение нарисовало мне картину маслом: завтра утром тот самый шустрый мальчишка-газетчик, размахивая свежим номером «Трибьюн», будет орать на углу: «Экстра! Экстра! Таинственная смерть большевистского бонзы! Гангстер по кличке „Крокодил“ застрелил комми в двух шагах от его отеля! Читайте подробности: красные не умеют пользоваться картой!».

Смешно и глупо. Товарищи в Москве такой некролог точно не оценит.

Оглянувшись, я увидел в конце узкого, темного туннеля переулка сияющую полоску Мичиган-авеню. Там, в ста метрах отсюда, летели дорогие лимузины, и неоновый младенец пил свой бесконечный сок.

А пойду-ка я подобру-поздорову… Это Чикаго, братец, город, недавно еще бывшей вотчиной Аля Капоне, место, где ад и рай переплетены, как пальцы в замке.

И, рассудив, что рисковать головой ради экономии десяти минут — верх идиотизма, я героически развернулся и, поеживаясь от холода, быстрым шагом направился обратно к свету.

Благополучно вернувшись в отель, я мечтал только об одном — рухнуть на хрустящие простыни «Стивенса» и выключить мозг до утра. Но в номере меня ждал сюрприз.

В глубоком кресле, под торшером, сидел Грачев! Выглядел он очень взъерошенным: пиджак сброшен на диван, галстук съехал набок, манжеты рубашки серые от пыли, а на коленях — ворох каких-то проспектов и смятых газет. Устинов уже спал в соседней комнате, а Виталий Андреевич, судя по пепельнице, полной окурков, ждал меня давно.

Едва я вошел, он вскочил. Глаза его, обычно спокойные, лихорадочно блестели.

— Леонид Ильич! Наконец-то! — выпалил он вместо приветствия. — Я уж думал, вас Микоян в плен взял.

— Виталий Андреевич? — я бросил ключ на столик. — А мне портье в «Конгрессе» сказал, что вы исчезли. Я грешным делом подумал, вас гангстеры украли. Где вы пропадали все это время?

— Какие гангстеры! — отмахнулся он. — Как вы и поручили, был в Саут-Бенде, на заводе Студебеккера.

— Ну, раз были, так рассказывайте! Как вам показался завод?

— Отлично! Завод — во! — Виталий Андреевич энергично поднял вверх оба больших пальца. — И приехали мы очень вовремя. Лучшего момента, чтобы взять «Студебеккер» за горло, просто не придумать!

— Поясните, — я налил себе воды из графина.

— Они банкроты, Леонид Ильич! — с жаром воскликнул Грачев. — Ну, то есть почти. Компания под внешним управлением. «Рисивершип», как они это называют. Альберт Эрскин, их прежний президент, застрелился год назад, акции рухнули. Сейчас там рулят конкурсные управляющие — Хоффман и Вэнс. И им страшно нужны живые деньги, чтобы расплатиться с кредиторами и запустить новый конвейер.

Грачев схватил со стола яркий буклет с изображением обтекаемого лимузина.

— Завод стоит полупустой. Я там покрутился, поговорил с работягами у проходной, даже в шоу-рум заглянул. Оборудование у них — сказка! Прессы, литейка, сборочная линия — всё новейшее, Эрскин вложился перед кризисом по полной. А загрузки нет! Они делают прекрасные машины, их «Президенты» и «Командоры» — это высший класс, но в Америке сейчас некому их покупать. У народа нет денег.

И он с чувством бросил буклет обратно на стол

— В общем, фирма в тупике. У них есть отменные инженеры, есть станки, но нет оборотных средств. Они сейчас за любой заказ уцепятся, как тот утопающий за соломинку. Если мы придем к ним завтра с мешком золота и скажем: «Продайте нам технологии грузовиков», — они нас расцелуют, все чертежи продадут, и мать родную в придачу завернут, лишь бы завод не закрыли!

Грачев говорил так бойко и убежденно, что мою усталость как рукой сняло. Мои догадки подтвердились. Хищный оскал капитализма в кризис — это именно то, что нам было нужно. Раненый зверь сговорчив.

— Значит, говорите, Хоффман и Вэнс? — переспросил я.

— Да. Крепкие мужики, производственники, пытаются вытянуть воз. Но без вливаний им конец. Я с ними виделся, с обоими. Заявился прямо в дирекцию, представился уполномоченным инженером «Амторга». Сказал, что Советский Союз ищет серьезного партнера для модернизации своего грузового флота. Никаких документов у меня с собой, понятное дело, не было. И знаете что? Меня не то что не выгнали — тут же пригласили к управляющим! Ну, я только им намекнул, в самых общих чертах, о масштабах возможного заказа… Боже, вы бы видели, как у них загорелись глаза! Вся спесь слетела мгновенно. Они мне руку трясли, как родному, и кофе поили. Хоффман прямым текстом: «Мистер Грачев, если у русских есть реальный интерес и возможность платить — мы расстелим перед вами красную дорожку». Они на крючке, Леонид Ильич. Ждут нас завтра как мессию.

— Отлично, Виталий Андреевич. Будем считать, что вы провели блестящую разведку боем.

Я подошел к окну. Внизу, в черной чаше Чикаго, ползли светлячки автомобилей.

— Завтра мы поедем в Саут-Бенд официально. Сделаем им предложение, от которого невозможно отказаться. Если они так голодны, как вы говорите, мы купим у них всё что планировали. А может быть, — даже больше. Идите в свой отель, товарищ главный конструктор, закажите нам билеты и ложитесь спать. Завтра нам предстоит торговаться за будущее советского автопрома. И, судя по всему, у нас на руках все карты!