Ларин Петр и машина времени

ГЛАВА 26

Минуту спустя Ситников и Пётр скакали в сторону леса. Пётр, пребывавший отнюдь не в восторге от вынужденной верховой езды, искренне надеялся, что это его последняя скачка. Он то и дело подскакивал на спине коня, обхватив что есть силы Ситникова обеими руками.

— Думаю, нам следует скакать в сторожку вашего приятеля Витожинского, — сообразил Пётр. — Я уверен, что между этими двоими существует какая-то связь.

Пётр даже не заметил, какой эффект произвели на Ситникова его последние слова. Тот побледнел и остановился как вкопанный. Затем, о чём-то догадавшись, стал спешно собираться.

— Она не учительница. Она никакая не учительница… — расслышал Пётр невнятное бормотание.

…Лесной полумрак окутал всадника с мальчиком впереди седла, едва они вступили, натянув поводья и заставив коня перейти на шаг, под кроны высоких старых дубов. Очевидно, нервы Ситникова совсем сдали.

— Северина! — пронзительно закричал он, соскакивая с лошади.

Плотная лесная тишина и шум деревьев были ему ответом.

— Ситников, странно, что мы не нагнали её по дороге. Вы же сами говорите, что она могла пойти только этой дорогой. К тому же она сказала, что собирается на прогулку. Даже если она бежала со всех ног, подобрав юбку, и то мы должны были её настигнуть. Давайте вернёмся немного назад, меня кое-что смутило.

Ситников снова вскочил на коня, подтянув к себе Петра. Проскакав миль семь, они спешились.

— Вот, смотрите. На этом месте земля истоптана так, будто человек и конь здесь топтались очень долго. Вот он вытряхнул пепел из трубки. Посмотрите, вся трава кругом ощипана. А теперь смотрите дальше. Вам не кажется, что вот здесь, на мягкой глине, следы маленьких женских ботинок? Похоже на то, что некто на коне спешился здесь и поджидал вашу Северину, причём довольно долго. Показалось мне, Ситников, или ваш знакомый лесник действительно набивал трубку, когда вы остолбенели, узнав меня в его сторожке?

— Значит, моя догадка верна. Она появилась в наших краях не случайно. Она приехала для того, чтобы встретиться с господином Витожинским…

— Но это ещё не всё, Ситников. Теперь давайте прогуляемся пешком.

Они направились в глубь леса. Немного пройдя, Пётр остановился. Прямо под его ногами Ситников увидел недавно погашенное кострище. И здесь тоже всё вокруг было истоптано конскими копытами.

— Как ты догадался, Пётр?

— Очень просто. Вы были слишком взволнованны из-за Северины. Поэтому не заметили того, что заметил я. Когда мы проскакали мимо этой опушки в первый раз, я уловил слабый запах костра, мне даже показалось, что между деревьями мелькнул дымок. Я не придал этому значения. Но потом подумал, что как-то странно получается — один всадник долгое время топчется у дороги, поджидая девушку, второй всадник всё это время отсиживается в лесу по пути, по которому должен проскакать первый всадник, причём оба они оставляют свой дозор в одно и то же время.

— Пётр, нужно скакать к Витожин-скому.

— Ну уж нет, Ситников. На этом месте наше расследование должно завершиться.

Не вы ли сами с утра ковырялись в машине времени, делая всё для того, чтобы мы могли унести отсюда ноги как можно скорее. Не нужно переписывать историю так уж кардинально. Вы сами знаете, что любой неверный шаг, который сделаем мы, пришельцы из будущего, может иметь необратимые последствия и для нашего времени, и для этого. Вы уже однажды спасли Северину. Вы не можете спасти её ещё раз. Ситников, вы учёный… Предоставьте Северину Сидорович её собственной судьбе. Той, которую она избрала для себя.

— Пётр, ты ничего не понимаешь. Как ты можешь называть неверным шагом спасение женщины, поступки которой не могут вызывать ничего, кроме уважения! Даже если она солгала и она совсем не учительница, а прибыла сюда с некоей миссией, к которой имеет отношение Витожинский, то… Пётр, он о многом рассказывал мне, он мне доверился, и, если теперь над этими людьми нависла опасность, я считаю своим долгом броситься им на помощь. Я выбрал себе это время, Пётр, потому что оно показалось мне симпатичнее нашего. И я не хочу покинуть его как праздный турист, равнодушно взирающий на горести аборигенов. Тем более Северины!

Упоминание имени возлюбленной заставило Ситникова прервать спор. Он снова вскочил на коня, протягивая руку Петру, и мгновение спустя конь мчался к просвету между деревьями. Ветви хлестали Ситникова по лицу, свалилась и покатилась по траве его широкополая шляпа. Теперь он не сомневался, что держать путь нужно к притаившейся в глуши лесной сторожке.

…Недалеко от того места, где Пётр испугался приручённого медведя Цыгана, всадники увидели стреноженного коня.

— Поручик, — прошептал Ситников, спешиваясь. — Его конь.

— Погодите, Ситников, — предпринял Пётр последнюю попытку переубедить своего друга. — Поручик Зайченко! Тот, кто застрелит вас послезавтра. Именно потому-то вам туда и не надо. Вы говорили мне, что обходите этого человека за три версты и не вступаете с ним в перепалки, потому что он не скрывает, что недолюбливает вас. Зачем же вам сейчас самому лезть на рожон?!

— Пётр, я никогда не был трусом. Если судьбе угодно, чтобы я вступил в схватку с этим негодяем, я это сделаю. И не только во имя Северины Сидорович. Эти люди заслуживают того, чтобы каждый честный человек помогал им. Вперёд!

— Ну хорошо, Ситников. В конце концов, вас убьют в понедельник, а сегодня только суббота. Хотя, возможно, спасение Северины от бесславной смерти в болоте кое-что изменило. Дайте-ка я взгляну на фотографию.

— Что толку? Всё равно на ней не видно даты моей смерти.

— Не видно-то не видно. Только мне придётся ещё раз обжечь себе руки.

Отойдя в сторонку, Пётр положил фотографию на невысокий пенёк. Присев перед ним на корточки, он прочитал заклинание. Снова огненные змейки заметались на глянцевой поверхности фотоснимка, но на этот раз всё оказалось немного проще. Подув на ладони скорее машинально, нежели потому, что они болели, Пётр поднял на Ситникова недоумевающий взгляд.

— Вот теперь я ничего не понимаю. «Убит», и дата смерти не изменились. Только вашей фамилии больше здесь нет. Ничьей фамилии нет. Осталась только подпись «Северина».

Не дослушав Петра, инженер-химик волоком потянул его дальше. Они и без того потеряли много времени.

Подозрительной тишиной встретила Ситникова и Петра полянка, где примостилась хижина лесника. Не таясь, путники решительно направились к ней.

— Витожинский! — зычно крикнул Ситников, громко постучав в дверь.

Дверь распахнулась сама. В лицо Петру ударил запах мяты. Жужжание мух, роем поднявшихся от стола с недоеденным завтраком, было единственным звуком, нарушавшим тревожное безмолвие.

Пётр, кругом обойдя хижину лесника, окликнул Ситникова снаружи.

— Ситников, здесь был только один всадник. Тот, кто жёг в лесу костёр. Я заметил, что у его коня искривлена подкова.

— Да. Он жаловался мне вчера на то, что его конь слегка захромал.

— Но где лесник и наша учительница?

Тень скользнула позади Ситникова. Пётр и инженер-химик обернулись. Бледный Витожинский стоял перед ними, многозначительно держа руку в кармане охотничьей куртки.

— А вам что здесь нужно, господин учитель? — глаза лесничего недобро поблёскивали.

— Где Северина? — выдохнул Ситников, не слушая Витожинского.

— Значит, это вы её таинственный спаситель, о котором она не успела рассказать. Она сказала, что волею судьбы познакомилась с человеком, который спас ей жизнь и который не может не быть достоин её доверия… Северина сейчас совершает романтическую прогулку с господином поручиком. Этот подонок, похоже, следил за нами с самого утра. Он настиг нас, когда мы подъезжали к лесу, в игривой форме полюбопытствовал о том, как скоро новая учительница успела познакомиться со мной так коротко, что прекрасно чувствует себя впереди меня на моём коне. Потом он предложил ей прогуляться. Ей не оставалось ничего другого, как согласиться. Она ведь сказала ему, что видит меня впервые и что я любезно предложил ей посетить мою сторожку. Было бы удивительно, если бы она заартачилась.

— И где они теперь?

— Отправились, если я не ошибаюсь, к озеру, привязав коня у оврага.

— Что намерены делать вы?

— Ждать развития дальнейших событий.

— Вы полагаете, имеет место не просто обычный флирт волокиты-солдафона? Скажите мне, ради бога, Витожинский, то, что Северина приехала под видом учительницы, — это всего лишь прикрытие? Вы должны были помочь ей осуществить какое-то рискованное предприятие?

— Восстание захлёбывается в крови, учитель. Но последние его очаги ещё сражаются. Моя сестра прибыла сюда, чтобы закчпить партию оружия.

— Ваша… сестра?

— Северина — моя кузина.

Надо было видеть, какое облегчение, несмотря на трагизм обстоятельств, прочиталось на лице Ситникова.

— Полагаете, этому человеку уже всё известно о вас и о ней?

— Могу только теряться в догадках.

— Я не знаю, как мне лучше сейчас поступить, Витожинский. Пока я собираюсь прервать романтическую прогулку учительницы и господина поручика. У меня есть на то основание: я считаю своим долгом ознакомить коллегу с ситуацией относительно крестьянских детей, с которыми ей предстоит работать.

Последние слова Ситников произнёс надменно-театральным голосом.

— Они должны быть у озера. Что ж, поспешим, — сказал он. — Вам, Витожинский, лучше остаться здесь и поменьше попадаться на глаза господину поручику. И прошу вас, поверьте — в моём лице вы обрели если не друга, то человека, всемерно понимающего мотивы ваших поступков. Ваших и сударыни Северины.

Продираясь сквозь заросли, Ситников потащил Петра к озеру. Пётр нащупал в кармане Свисток. Всё говорило ему о том, что развязка событий вот-вот наступит.

Впереди просветлело, влажный воздух минут сорок спустя подсказал Петру, что озеро находится совсем близко. Две фигуры застыли у обрыва, из которого торчали корни огромного дерева. К этому дереву прислонилась спиной молодая женщина. Рядом, выпятив грудь, стоял поручик Зайченко.

Пётр прищурился, стараясь разглядеть черты его лица. Никакого сходства с Русланом Зайченко. Разве что взгляд — столь же наглый взгляд человека, наслаждающегося своей вседозволенностью.

— Представляете, сударыня, — донеслось до Петра, — случается иногда, что поздним осенним вечером или ночью едешь по служебному поручению, и кажется, вот так в темноте будешь ехать бесконечно. Кажется, что никогда не окончится эта ночь, а впереди у тебя только хлябь, грязная дорога, голые поля и безнадёжность. И вдруг, когда уже сливаешься с этой горькой тишиной, с этим вечным одиночеством, видишь впереди сверкающий меж деревьев огонёк. Приближаешься к нему и видишь светящееся окошко, за которым рассчитываешь найти приют и ласку… Немного ласки, тепла… — Вы понимаете меня, сударыня Северина?

Звонкий женский смех всколыхнул тишину над озером, заставив птиц защебетать испуганно и встревоженно.

— Вы очаровательны, поручик. Никогда прежде не встречала жандарма, который так искренне старался бы облекать похабности в напыщенную форму.

Дальше Северина добавила что-то ещё, чего Пётр не расслышал.

— Как понимать ваши слова, сударыня? Вы… Как вы смеете так говорить с офицером Его Величества?!!

Ситников решительно двинулся к берегу, оставив своё укрытие, однако Северина, не дожидаясь помощи, нервно зашагала вдоль берега. Поручик Зайченко дёрнулся было за ней, однако, подумав, застыл на месте. Хищная улыбка появилась на его лице.

— Недоразумение с новой учительницей, господин офицер? — последние слова Ситникова предназначались как раз для того, чтобы Зайченко не сомневался в том, что учитель слышал последнюю часть разговора.

— Вы подслушивали, учитель?

— Нет, новая учительница говорила достаточно громко. Простите, я должен её догнать. Собирался рассказать ей о ситуации с местными будущими учениками.

— Боюсь, что сударыне народолюбице не пригется собрать своих воспитанников в школь. ном классе. Так что не трудитесь, i учитель.

— Что вы имеете в виду?

— Гнездо бунтовщиков, свитое ими под самым носом его сиятельства.

Лукавить было бессмысленно. Это хорошо понимали и поручик, и Ситников, и притаившийся в кустах Пётр.

— Вы… У вас поднимется рука на женщину?

— У меня — нет. У того, с кем ей придётся беседовать в Третьем отделении, — возможно. Впрочем, она столь хороша собой, что, возможно, удостоится лучшего обращения, нежели её родственник Вито-жинский, который напоминает мне, простите, того страуса, который невинно демонстрирует свою заднюю часть, высунув её из песка, в который он предварительно спрятал голову.

— Вы… омерзительны, поручик. Неужто вам не противно от своих собственных слов, не говоря уже о поступках?

Поручик Зайченко в упор посмотрел на Ситникова. Нет, он ничему не удивился. Подобные вещи ему в последний год регулярно приходилось выслушивать от тех щенков с длинными аристократическими пальцами и не менее длинными родословными, с которыми он старался «по-отечески» побеседовать, прежде чем отправить их по ту сторону Урала. Но этот худосочный учитель…

Поручик возмутился и, вскинув голову, объявил:

— Я вас вызываю. Стреляться будем без секундантов. Гневить Господа завтра мы не станем. В понедельник в девять утра на этом месте.

С этими словами поручик жандармерии Семён Зайченко, злорадно улыбаясь, резко развернулся и энергично зашагал в сторону оврага, где он привязал свою лошадь.

Ситников вернулся в заросли, где притаился Пётр. Особой тревоги его взгляд не выражал.

— Надеетесь на то, Ситников, что дуэль назначена на девять утра, а в восемь утра локомотив, который нас отсюда увезёт, прибудет на станцию?

— Полагаешь, что произойдёт что-то непредвиденное?

— Ну, не знаю. Теоретически — да. Вдруг поезд опоздает?

Пётр увидел, что последние его слова прошли мимо ушей Ситникова. Инженер-химик неотрывно следил взглядом за удаляющейся фигуркой Северины.

— Ступай к Витожинскому, хорошо? Расскажи ему, что здесь произошло. А я пока догоню Северину…