Ларин Петр и машина времени

ГЛАВА 24

Потрясённый Ситников в своей обычной манере метался из угла в угол.

— Ничего, Ситников, — попытался подбодрить его Пётр. — Зато теперь мы знаем, кто такая Северина.

— Это невозможно, Пётр. Я же учёный. Я не могу влюбиться с первого взгляда.

— Разве? — театрально скривил рожу Пётр.

— Да это ерунда, Пётр! Любовь с первого взгляда — это для нервных, впечатлительных девиц.

— Не говорите ерунду, Ситников. Вот мы с Соней — посмотрели друг на друга, когда я пришёл к ним новеньким, и всё. О боже, Ситников! — схватился он за голову. — Соня! Что с ней! Мы же оставили её спящей на крыльце!

— Не бойся, Пётр, с ней всё в порядке. Ты вернёшься в свой две тысячи второй и заберёшь её. Она даже и не вспомнит ничего.

С вершины конструкции послышался пронзительный свист. Волшебный Свисток незамедлительно высунулся из кармана отброшенного в сторону форменного костюма Петра и свистнул в ответ. Он посмотрел вверх и разочарованно фыркнул, не обнаружив там никого, кого можно было принять за своего собрата.

— Чёрт! — вздрогнул Ситников. — Пётр, лезь туда, где ручка, давай поверни её.

Пётр подбежал к большой круглой ручке и стал вертеть её, открывая заслонку в боковой стене агрегата.

— Хорошо, — сказал Ситников. — Ещё крути.

Сам он схватил со стола большую миску и поставил её под раструб на другой стороне агрегата. Через несколько секунд из раструба в сопровождении струи пара выпал кусочек льда. Ситников радостно схватил его лабораторным пинцетом и бросил в стакан с чаем.

— Чай со льдом! — радостно провозгласил он и протянул стакан Петру: — Хочешь?

— Да уж нет, спасибо, — покачал головой Пётр. — Это что, выходит, холодильник?

— Именно, — Ситников не скрывал самодовольства.

С выражением неземного блаженства на лице Ситников стал пить охлаждённый чай. Напившись, он набросил на плечи потёртый, выгоревший на солнце плащ и нахлобучил на лоб шляпу с широкими полями.

— Значит, у нас здесь ожидается некая выписанная земством учительница Северина Сидорович. Красивое имя… — бормотал Ситников. — Что ж, молодой особе, порывающейся послужить народу, придётся ехать со станции самой. Ничего, полагаю, её это не обескуражит. Наймёт себе извозчика или возьмёт напрокат двуколку.

Продолжая изучать в зеркале своё отражение в необычном одеянии, Пётр усмехнулся:

— Вполне разумно, Ситников…

— А нам с тобой нужно подумать о перемещении в будущее… Жаль, что так неожиданно рухнули мои планы.

— С машиной всё в порядке, — сказал Пётр, продолжая глазеть на своего нелепого двойника в крестьянской одежде. — Там только бензопровод продырявлен. Надо починить его и залить бензин.

Ситникова, казалось, холодной водой окатили.

— Как, у нас нет бензина?

Пётр непонимающе уставился на изобретателя.

— А что мешает нам наполнить бак?

Ситников посмотрел на Петра так, что тот почувствовал себя идиотом.

— Наполнить бак? Ты хочешь сказать, что горючего, чтобы привести в действие механизм перемещения во времени, у нас нет? Ты, может быть, думаешь, что мы возьмём его на бензозаправочной станции? Пётр, ты понимаешь, что бензозаправочные станции появятся лет через сорок? А без бензина разогнать машину до трёхсот сорока километров мы не сможем.

— Что же нам делать?

Ничего не отвечая, Ситников мерял бывшую кузницу шагами, молча ходя из угла в угол. Наконец он остановился и поднял палец кверху.

— Попробуем на лошадях, хотя смысла в этом никакого.

— А заклинание Ускорения?

— Я же говорю — попробуем на лошадях.

Никогда прежде Петру не приходилось так подробно втолковывать Ситникову азы практической магии. Тот огорчённо вздохнул — заклинание могло сработать лишь в предусмотренных здравым смыслом пределах. Заклинание, призванное ускорить скорость лошади, не могло подействовать на эту лошадь так, как подействовало бы оно на скорость гоночного автомобиля. Вот если бы Петру вздумалось применить его хотя бы к уже движущейся километрах эдак на ста восьмидесяти машине времени… Увы, заклинание действовало не вслепую и не хотело превышать пределы разумного. А возможно, Пётр был ещё слишком юным магом…

— Теперь, как это делает в трудноразрешимых ситуациях граф Разумовский, остаётся только пойти в кабак и напиться. Впрочем… Подожди меня здесь.

Ситников стремительно выбежал за порог. Отсутствовал он где-то полчаса, неся под полой пиджака что-то булькающее.

— Водка. Первач. Как для меня. Но придётся дождаться наступления темноты и перетащить машину сюда.

Перетащить машину из глухой чащобы, где она стояла, в лабораторию Ситникова стоило титанических усилий, несмотря на всевозможные заклинания, которые то и дело Петру приходилось пускать в ход.

Наконец дело было сделано. Инженер-химик достал тёмную бутыль с мутноватой жидкостью.

— Вы что, стали пьяницей за компанию со своим графом, Ситников?

— Пётр! Это не мне, это ей, — Ситников кивнул на машину. — Сейчас мы зальём водку в бак. Посмотрим, может ли он работать на спирту. Правда, это не чистый спирт, но всё же…

Пётр вылил в бак всё содержимое бутылки.

После первой же попытки завести мотор из трубы повалил густой едкий дым.

— Ну же, Пётр! — облегчённо закричал Ситников. — Давай, прибавь газу! Ещё!

Двигатель стал урчать, хлюпать, булькать, и наконец выхлопная труба полыхнула пламенем. Сизые клубы дыма заволокли лабораторию, вслед за чем раздался адский грохот. Пётр подскочил и отпрянул к дверям. В двигателе что-то взорвалось, и он заглох. На пол шлёпнулась какая-то деталь непонятного назначения, отвалившаяся от мотора.

Пётр впервые услышал от Ситникова столь длинное и непереводимое ругательство.

Когда синяя пелена в бывшей кузнице рассеялась, Ситников поднял отвалившуюся деталь и с недоумением почесал затылок.

— Да-а… На то, чтобы это починить, мне понадобится не меньше месяца.

— Какой месяц, Ситников? Вас убьют в следующий понедельник.

На это инженер ничего не ответил, пропустив слова мальчишки мимо ушей. Пётр понял из его невнятного бормотания лишь то, что Ситников размышлял о возможноети разогнать машину вниз по склону, отчего, впрочем, тут же и отказался, не припомнив в окрестностях холма требуемой высоты. Дальше из его выкладок следовал некий новый фантастический проект, для которого нужно было совсем немного — дождаться зимы и, когда замёрзнет озеро, разогнать машину по льду. Но именно тут Пётр напомнил ему снова о том, что в следующий понедельник пуля поручика Зайченко должна оборвать полную приключений и треволнений жизнь изобретателя Ситникова.

Негромкий пронзительный звук разорвал повисшую в лаборатории тишину. Стук колёс понемногу стал отчётливее. Пётр вспомнил, что недалеко от имения Разумовских должна проходить железная дорога. Здесь, возле небольшой деревеньки, она рассекала стальной полосой владения графа.

— Что ж, с первыми лучами солнца нам всё же придётся поехать на станцию. Вовсе не для того, чтобы встретить эту новую учительницу.

…Запах свежескошенной травы особенно чувствовался в воздухе после прошедшего ночью небольшого дождя. Пение птиц наполнило уши Петра загадочной какофонией. Извозчик, нанятый учителем господина графа, с удовольствием пересчитал чаевые. Почёсывая затылок, он подумал, что обычно словоохотливый учитель на этот раз не проявил привычного любопытства к бедной событиями жизни Савельича и не поинтересовался новостями от его сына-рекрута, кои тот исправно посылал отцу с тех пор, как Ситников преподал великовозрастному детине азы грамоты. Испачканный в машинном масле машинист с испуганным недоумением таращился на незнакомого человека порядочной наружности, но в заляпанном грязью плаще, за которым семенил мальчишка в простой одежде. Запыхавшись, эти двое карабкались на подножку локомотива.

— Любезнейший, какая у него скорость?

— Скорость? — машинист нахмурился. — Ну, не знаю… Обычно мы ездим на тридцати пяти милях, больше не положено. Но, ежели что, миль сорок — сорок пять можно поддать…

Пётр дёрнул за руку спутника.

— Видите, Ситников. Моё заклинание здесь опять же мало чем нам поможет.

Но Ситников не унимался:

— А побыстрее всё же никак нельзя? Машинист взял маслёнку и стал смазывать детали, без того блестевшие от масла.

— Оно, любезный, есть, конечно, новые локомотивы, пассажирские, — начал он рассуждать сам с собой, обстоятельно прокашлявшись. Но тут у нас, видите ли, таких нет. Есть один, только ходит он тут раз в неделю. Тот, что из Питера до Пскова идёт. Он может и миль шестьдесят дать.

— Это уже теплее, — пробормотал себе под нос Пётр.

— А до девяноста миль можно его разогнать? Как вы, батенька, думаете? — глаза Ситникова заблестели надеждой.

Машинист смерил его недоверчивым взглядом:

— А пошто такая скорость вдруг понадобилась? — Куда это кто так торопиться собрался?

— Да поспорили мы тут с товарищем, можно или нельзя. Он механик, научными опытами всякими занимается. А всё же можно, как вы думаете?

Машинист пожал плечами.

— Ох, не могу знать… Если только длинный отрезок дороги будет, если и локомотив без вагонов будет. И чтоб дорога под уклон шла… Тогда, может, и получится…

Ситников смотрел на машиниста с нескрываемой благодарностью.

— А когда, вы говорите, этот локомотив до Пскова тут появляется?

— Аккурат в понедельник будет теперь опять, в восемь часов утра…

Поклонившись машинисту со всемерным уважением, Ситников спрыгнул со ступеньки. Старик машинист удивлённо смотрел вслед странной паре — взрослому и парнишке.

Ситников и Пётр направились к висевшей на стене станционной постройки карте окрестных железнодорожных путей. Изучив все отмеченные изгибы и повороты, Ситников показал на прямой участок, ведущий к глубокой болотине рядом с озером у самых пределов владений Разумовских.

— Пётр, смотри! Длина этой ветки три мили. Я помню, что даже в семьдесят седьмом тут ещё были рельсы. Так, здесь топь… Прекрасно. Дорога там всё время идёт под уклон. Это невероятно, Пётр. Это больше, чем простое везение! Такой длинный участок, под уклон и в три мили! Мы успеем разогнать локомотив. Уж здесь-то твоему заклинанию не придётся особенно переутомляться! Так, у нас здесь хутор и ветряная мельница…

— Да, но, судя по карте, как раз эту большую болотину нам и не перескочить. Ситников, здесь не указано, что через неё проходит дорога. По-моему, это место осушат только лет через сто. Ваша железная дорога идёт в обход, там постоянные изгибы, мы не сможем ехать прямо. Через это болото должен быть мост, я знаю, что там ещё остались остовы креплений, мы видели их, когда ходили в поход с мальчишками. Но я очень сомневаюсь, что он построен уже сейчас, иначе на карте его бы отметили.

— Ладно, поедем туда сами и на месте всё посмотрим.

Пётр ехидно усмехнулся.

— Ситников, между прочим, буквально через полчаса сюда прибудет ваша учительница. Не хотите ли вы её подождать?

— Пётр, я тебе уже ясно сказал, что, забравшись не в своё время, я не имею права множить подобную безответственность. Увы, историю личной жизни бедной девушки нам придётся переписать.

Час спустя нанятая Ситниковым двуколка покатила по пыльному просёлку, вздымая горы песка.

Пётр с удивлением отметил, что Ситников прекрасно ориентируется в окрестностях, и благодаря тому, что все кратчайшие дороги и повороты были ему знакомы, путешествие не заняло слишком много времени.

Перед ними развернулась унылая картина. Жухлые стебли, торчащие из серых холмиков травы, особенно выразительно напоминали о надвигающемся осеннем увядании. Тусклые дикие цветы, напоминающие вереск, там-сям проглядывали тёмно-фиолетовыми мазками посреди ржаво-бурой гати, под которой дышал сырыми испарениями холодный вязкий ил.

Пётр и Ситников остановились, когда грязь зачавкала под ногами, а следы, оставленные их ботинками, немедленно налились бурой водой.

Единственным утешением путникам могло бы послужить строительное крепление, на которое ровными штабелями были уложены секции железнодорожного полотна. Один пролёт деревянного моста, можно сказать, был уже готов. Сейчас вокруг него было безлюдно, и всё свидетельствовало о том, что строительство ведётся неспешнее некуда. Разумеется, можно было бы подождать несколько месяцев… если бы на скрижалях судьбы Ситникова не была написана ссора с поручиком Зайченко, апофеоз которой должен произойти в следующий понедельник.

Пётр помрачнел. План, и без того кажущийся ему маловероятным, похоже, предстояло похоронить.

Впрочем, Ситников как будто догадался, какие мысли терзают мальчишку.

— Пётр, Пётр, а ещё волшебник! Ты постоянно забываешь о межпространственном коридоре.

— Да куда уж, Ситников! Теперь впечатления меняются так часто и они столь насыщенны, что забудешь и более простые вещи. Но что вы хотите этим сказать?

— Разве ты сам не догадался? — горячо воскликнул инженер-химик. — Мы с тобой точно знаем, что в две тысячи втором году пути тут есть. Я это знаю, и ты это знаешь. Значит, с помощью локомотива нужно разогнать машину времени до скорости в триста сорок километров, и мы автоматически попадём в то время, когда здесь будет прекрасное железнодорожное полотно через болото, которого уже и в помине не осталось.

— А локомотив?

— Локомотив разобьется. Увы. Но тут мы с тобой ничего сделать не сможем.

Ещё раз посмотрев на безрадостный пейзаж, Пётр скользнул взглядом по волнующейся в такт ветру бурой траве, уходящей в самый горизонт, и зашагал к двуколке. И тут лошадь, которую похлопывал по шее извозчик, разразилась неожиданным ржанием. Другое призывное ржание раздалось ей в ответ. Пётр резко обернулся и увидел, как вьётся клубами пыль по дороге. Несколькими секундами позже стало возможно рассмотреть стремительно приближающуюся к ним двуколку, которой вместо извозчика правила молодая женщина в сером дорожном костюме. Очевидно, кобыла, привезшая сюда Ситникова с Петром, раньше людей почувствовала надвигающуюся беду и тревожно заржала.

Неладное почувствовал и Пётр. Что-то задрожало у него внутри, когда он увидел, что лошади в повозке резко дёрнули в сторону, захрапели и помчались по дороге, которая делала крутой поворот у самого начала топи.

Женщина не кричала, призывая на помощь, хотя успела разглядеть людей на дороге. Она поднялась в двуколке во весь рост, не заботясь о том, что сорвалась и полетела наземь её шляпа. Что было силы она тянула на себя поводья, и Пётр на расстоянии невольно ощутил, какие титанические усилия прикладывает она, пытаясь остановить норовистых лошадей.

— Господи помилуй! — старый Савельич беспомощно хлопал слезящимися старческими глазами.

Ситников мгновенно оценил ситуацию. Отшвырнув в сторону и Петра, и старого извозчика, он прыгнул в свою двуколку и, закричав на лошадей не своим голосом, помчался наперерез повозке мужественной незнакомки. Лошади, которых тщетно пыталась сдержать женщина, окончательно ошалели и несли, не разбирая дороги. Спустя несколько секунд Ситников, стоящий в двуколке подобно античному наезднику в боевой колеснице, выскочил на дорогу, но двуколка, с которой не могла совладать женщина, уже пронеслась мимо. Ситников что есть силы пришпорил лошадей. Пётр увидел, что расстояние между повозками неумолимо сокращается. Страшные окрики Ситникова, которыми он подстёгивал лошадей, разносились над пустошью.

Опасный поворот приближался. Ещё раз пришпорив лошадей, Ситников наклонился вперёд всем корпусом. Ещё секунда, и двуколки поравнялись. Пётр увидел, как инженер-химик протянул женщине руку.

— Прыгайте! — закричал он.

Женщина, несмотря на всё своё мужество, была страшно испугана и ничего не соображала от напряжения. Её пальцы конвульсивно вцепились в поводья.

— Прыгайте! — закричал Ситников снова не своим голосом. — Поворот! Впереди поворот! Вы не справитесь!

Глаза женщины округлились от ужаса. Наконец она справилась с собой. Беспомощно вперившись остекленевшими глазами в не менее перепуганное лицо Ситникова, она всё же отпустила поводья и прыгнула в объятия Ситникова, повиснув на его локте. Ситников втащил её в свою двуколку и резко свернул в сторону. Тем временем повозка женщины вырвалась на поворот, лошади шарахнулись в сторону от поблёскивавшей между кочками чёрной воды. Колесо двуколки угодило на камень, и повозка, сорвавшись с упряжки, рухнула вниз. Комья бурой травы ушли вниз, запузырилась чёрная вода. Замерев на мгновение, повозка стала исчезать в топи.

Уложенный в неё багаж женщины рассыпался в пыли.

Ситников облегчённо вздохнул, лишь когда его лошади остановились в стороне от дороги. Сбившаяся пелерина женщины задралась ей на шею.

— Благодарю, месье, вы спасли мою… — по-французски заговорила незнакомка. И тут она осеклась. В мертвенно-бледном лице Ситникова было что-то, что заставило её прервать высокопарную французскую фразу.

Когда их взгляды встретились, Ситников вздрогнул, словно его прошибла молния. Светловолосая полька лет двадцати восьми, с круглыми глазами цвета морской волны и очаровательными ямочками на щеках, одной рукой держалась за уздечку, другой машинально обнимала Ситникова за шею. Лишь один раз взглянув друг на друга, они мгновенно побагровели.

Ситников несколько секунд оторопело хлопал глазами, не сводя глаз с той, кого он только что нечаянно спас, а затем церемонно снял шляпу и поклонился.

— Юлиан Ситников… учитель сына его сиятельства графа Разумовского, — представился он. — К любым вашим услугам, сударыня…

— Северина. Северина Сидорович. Можете вообразить себе, я тоже учительница…

— Я знаю. Я преисполнен раскаяния, граф поручил мне встретить вас. Но… я не знаю, как искупить мне…

— Вы всё искупили… господин Ситников. Вы меня встретили.

— Да, я вас встретил, хотя и… — тут Ситников спохватился. Румянец сошёл с его лица. — Я вас всё-таки встретил.

С большим волнением, розовея и поминутно взглядывая друг на друга, Ситников и Северина принялись собирать рассыпавшийся багаж. Его пришлось погрузить на двуколку Савельича.

Пётр, которому Ситников представил Северину, отошёл в сторону и озабоченно вытащил фотографию ситниковского надгробия и газетную ксерокопию. Ни там, ни там пока ничего не изменилось.