Ларин Петр и машина времени

ГЛАВА 17

…Темнота, которая казалась какой-то болезненно весомой, сдавливала виски. Пётр очнулся именно от этого тугого обруча на голове, но, пошевелив ею, догадался, что это мокрое полотенце, уложенное кем-то на его лоб. Пётр открыл глаза, и это движение тоже показалось очень болезненным. Чуть приподнявшись, Пётр почувствовал на затылке большую шишку, вскочившую, очевидно, оттого, что он обо что-то ударился. Несколькими мгновениями позже он осознал, что лежит на огромном диване в большой комнате, укрытый тонким пледом.

Чуть слышные шаги приблизились к нему, и Пётр различил прямо над собой склонившуюся к нему женскую фигуру.

— Тётя Эльза, — позвал он. Впрочем, позвал очень неуверенно.

В ответ действительно раздался голос тёти Эльзы:

— Всё хорошо, Пётр. Лежи и не волнуйся. Хорошо, что ты немного поспал.

Пётр приподнялся на локте и вытер выступивший пот мокрым полотенцем.

— Боже, тётя Эльза, вы не представляете, мне сейчас приснился такой страшный сон…

— Успокойся, мой хороший, — раздался в ответ голос, очень тихий и, как показалось Петру, невероятно печальный. — Уже хорошо, уже ничего не снится, ты у нас дома, на Невском…

— На Невском? — Пётр подскочил как ужаленный, испугавшись собственного изумления. — На Невском?

Тётя Эльза включила свет, и Пётр увидел, где он находится. Огромная комната занимала, как показалось Петру, целый этаж высотного здания. Диван, на котором лежал Пётр, был чёрным, бархатным и очень большим, такого сроду не было в доме Спасакукоцких. Не было у тёти Эльзы и такого аляповатого вечернего платья — чёрного, длинного, расшитого стразами, с неприлично обнажённой спиной. Тётя Эльза подошла к небольшому бару. Петру показалось, что она поспешно прикрыла салфеткой наполненный стакан.

— Тётя Эльза… — снова пробормотал Пётр, всё ещё не решаясь поверить, что перед ним тётя Эльза, — слишком непривычно было видеть на ней такой толстый слой косметики и такие безвкусные и огромные украшения. Кроме того, Петру показалась странной фигура тёти Эльзы — её непропорционально большая грудь как будто призвана была подчёркиваться приталенным облегающим платьем. У Петра пронеслось в голове, что вкусы Руслана Зайченко оставляют желать лучшего. Нет, без сомнения, это была тётя Эльза — такая, какой сделал её брак с человеком, ошеломляющие сведения о котором Пётр успел почерпнуть из Интернета.

— Ты, наверное, есть хочешь, Пётр? — ласково спросила тётя Эльза. — Сейчас я прикажу Наташе…

Она взяла со стола крохотный мобильный телефон и набрала трёхзначный номер. Очевидно, это был телефон внутреннего пользования для связи с обслуживающим персоналом. Она поднесла к уху трубку, но в этот момент под дверью раздался истеричный вопль, заставивший её спешно нажать кнопку сброса:

— Эльза!

Надсадный голос Руслана Зайченко нельзя было спутать ни с каким другим. Пётр внутренне напрягся, готовясь к этой ужасной встрече.

— Боже, твой дядя! Прошу тебя, не надо… — прошептала тётя Эльза, но закончить она не успела.

В сопровождении одного из своих бывших школьных приятелей Зайченко ворвался в комнату.

Пётр сразу отметил, что выглядит Зайченко ещё ужаснее, чем в годы своей юности. Дорогой пиджак был расстёгнут до середины, как и рубашка.

— Сколько это будет продолжаться? — голос Зайченко срывался на визг. — Что себе позволяет эта тварь? Я настрого запретил этому выродку самостоятельно выходить в город. Его опять нашли чёрт знает где!

Он замахнулся на лежащего Петра, но тётя Эльза ловко перехватила его руку, и, хотя невооружённым глазом было заметно, что выпить она успела изрядно, голос её неожиданно отвердел:

— Какого чёрта ты кричишь на него? Думаешь, если ты нас содержишь, можешь измываться над нами?

— Содержу? По-моему, ты отлично осведомлена о том, что я был бы очень рад не видеть в своём доме этого паршивца, который тебе даже не сын. Почему я должен заботиться о племяннике этого ублюдка Спасакукоцкого, которого ты навязала мне?? Я пошёл тебе навстречу, когда ты потребовала, чтобы я позволил тебе оставить мальчишку при себе. Но моё терпение не беспредельно!

— Перестань издеваться над ребёнком! Так уж накладно для тебя его содержание! — тётя Эльза нервно расхохоталась и демонстративно сжала в руке стакан, сделав нервный глоток.

— Содержание, пьяная ты тварь? Да я с преогромным удовольствием заплатил бы во сто крат больше, только чтобы эти твои выродки убрались отсюда подальше и никогда больше не попадались мне на глаза!

С этими словами Зайченко шагнул к супруге и, видимо окончательно утратив контроль над собой, оттолкнул её к стене. Эльза пошатнулась, не удержавшись на ногах, и, хватаясь свободной рукой за стойку с экзотическими комнатными растениями, выронила стакан.

— С-сука! — прошипел Зайченко, намереваясь уже выйти из комнаты. Однако на тётю Эльзу последнее произнесённое им слово произвело будоражащее впечатление.

— Я ненавижу тебя! — закричала она вдогонку мэру Питера. — Мне не нужны твои тряпки, позволь нам уйти отсюда. Я ухожу! Я немедленно забираю детей и ухожу.

Зайченко вернулся. Судя по всему, подобные угрозы были ему не в новинку.

— Что, родная моя? Ты куда-то собралась? Вперёд! Только не забывай, что о детишках твоих я всё-таки позабочусь. Думаешь, ты спокойно заберёшь из колледжа своего долговязого урода и толстую рыжую мартышку вместе с этой сволочью? — Зайченко ткнул пальцем в Петра. — Вы снимете себе на окраине маленький уютный домик и будете наслаждаться нищетой и покоем? Нет уж, дорогая, я позабочусь о том, чтобы твои выродки влачили куда более полезное для общества существование.

Пётр ещё больше уверился в том, что подобные сцены в доме Зайченко были привычными. Очевидно, полупьяную тётю Эльзу можно было унять только недобрыми намёками относительно её детей и племянника. Супруга питерского мэра вдруг притихла, уткнулась в плечо мужа и разрыдалась.

Зайченко снисходительно потрепал её по плечу и равнодушно чмокнул в лоб:

— Вот и успокоились. Иди выпей своих таблеток, крошка, они тебе помогают привести в порядок нервишки.

Зайченко вышел. Тётя Эльза устало опустилась на диван рядом с Петром и измученно пробормотала:

— Дядя прав. Надо что-то сейчас выпить, нервы стали ни в какую. И ты тоже хорош! Всегда все скандалы из-за тебя!

Всё, что ты имеешь, у тебя есть благодаря твоему дяде. Ты мог бы оказывать ему хоть какое-то уважение… — тётя Эльза всхлипнула.

— Дядя?! Послушайте, тётя, ну-ка, объясните мне, куда вы дели моего дядю, своего мужа Георгия Спасакукоцкого?

Тётя ошалело посмотрела на Петра, на ходу трезвея. Ничего не понимая, она приложила руку к его лбу, а потом с хорошо знакомой Петру суетливостью, появляющейся в ней, когда дело касалось здоровья членов семьи, бросилась к большой шкатулке, откуда стала вываливать всевозможные таблетки, ища градусник.

Метнувшись к Петру, она запихала градусник ему под мышку, но Пётр, глядя ей в глаза, повторил свой вопрос, который, похоже, заставил тётю Эльзу заподозрить, что её племянник спятил либо переутомился.

— В могиле! В могиле твой дядя! И хотя ты был мал, когда его хоронили, по-моему, у тебя в предыдущие годы не возникало никаких сомнений… — тётя снова зав-схлипывала.

— Послушайте, тётя…

Слова Петра утонули в бурных рыданиях тёти Эльзы. У неё начиналась самая настоящая истерика. Тётя подскочила к зеркальному сооружению в углу спальни и решительно обрушилась на полочку, где выстроились горы косметики. По полу звонко покатились баночки, тюбики и декоративные фигурки.

Пётр поднялся с дивана, тяжело сглотнув слюну. Он уже начинал кое-что понимать. Ситников ничего не перепутал, возвращаясь домой из будущего. Скорее, он сам, Пётр, кажется, и был единственной и трагической причиной всех странных и ужасных метаморфоз, которые произошли с привычным ему миром.

Но сначала следовало привести тётю Эльзу в божеский вид. Она безудержно голосила, прижавшись лбом к зеркалу, плечи её сотрясались от рыданий. К несчастью, кажется, расстроенное состояние Эльзы Спаса-кукоцкой было единственной неприятностью, разрешить которую Пётр мог очень просто и притом незамедлительно. Взяв тётю за руки, Ларин Пётр пробормотал несколько слов. Всхлипнув ещё раз, тётя успокоилась и осмысленно посмотрела на племянника. Затем, не говоря ни слова, открыла большую инкрустированную шкатулку и протянула Петру пожелтевший конверт. Открыв его, Пётр обнаружил несколько газетных вырезок восьми летней давности.

…Он бежал по окраинной незаасфальтированной улочке, не разбирая дороги. Бывшее сельское кладбище приютилось неподалёку от прежней окраины, где жили когда-то, в пору своей школьной юности, его дядя и тётя. Не обращая внимания на холодный дождь и на комья грязного песка, комьями налипающего на кроссовки, Пётр наугад плутал между могилами, жалея о том, что в кармане нет хотя бы фонарика, — серое небо буквально наползало на кладбище, сливаясь с тёмными кронами старых деревьев. Ну вот… Пётр остановился как вкопанный перед скромным серым памятником из гранитной крошки, увидев выбитые слова: «Георгий Спасаку-коцкий, 1960–1994. От скорбящих жены, дочери, сына». Ничего больше, ни единое изображение не указывало на силу скорби тёти Эльзы.

Присев на скамеечку, которая почти вросла в землю, — состояние могилы красноречиво свидетельствовало о том, что уже много лет скорбящее семейство не приходило к месту успокоения отца и мужа, — неожиданно для себя он вдруг разрыдался. Не сказать, чтобы он так уж сильно был привязан к своему дяде. Наоборот, его всегда раздражали безответность и мягкотелость «дяди Жоржа». Но теперь всё было кончено, дядя Георгий лежал в мокрой земле в двух метрах под его ногами, а рыдающая женщина в роскошном будуаре, растерянная и смятенная, очевидно, в чёрный для неё час оказалась слишком беспомощной для того, чтобы противостоять чужой воле злобного человека, разрушившего её семью. И виноват в этом был он, Пётр, его невинное дурацкое мальчишеское любопытство, которое подтолкнуло его взять тот злосчастный чип с хроникой спортивных достижений человечества. Конечно, ему же хотелось похвастаться ребятам из школы номер семь… «Похвастался»… Пётр вдруг вспомнил о том, что его должны были исключить из школы и лишить всех магических способностей, потому что он неправильно распорядился ими, нарушив один из запретнейших пунктов Дисциплинарного Уложения — и опять же из простого мальчишеского тщеславия: очень уж хотелось поразить Гражину, исполнив такой желанный для неё «фокус». Что ж, значит, прав был Егор Васильевич, посчитав, что волшебный дар в руках такого ветреного мага, как Ларин Пётр, не может принести решительно ничего хорошего. В довершение всего он сам захлопнул свою же собственную ловушку. Неизвестно, что сейчас с Соней и где она, как и неизвестно теперь, как жить дальше в позолоченной клетке Руслана Зайченко, всесильного городского мэра, которому существование племянника стояло костью в горле. И Пётр заплакал ещё отчаяннее.

— Это невозможно, невозможно! Это несправедливо! Этого не должно было случиться, не должно!!! — Пётр не замечал, что он плачет в голос, обращая к дождливому косматому небу свои бесполезные упрёки.

— Увы, мой хороший, это оказалось возможно, — Пётр услышал сзади себя грустный и как-то странно равнодушный голос, единственный голос, который сейчас мог вселить в него хотя бы относительное спокойствие. Тёплая рука сумасшедшего инженера Ситникова легла ему на плечо, и вслед за тем тёплая куртка изобретателя укрыла его плечи. — Это, дружок, оказалось возможно. Но ты не плачь. Ты не виноват ни в чём. Я всегда хорошо знал, что нам не следует заглядывать в будущее и уж тем более пытаться его переписывать.

— Я виноват, Ситников, я. Ничего не случилось бы, если бы меня чёрт не дёрнул купить тот чип в книжном магазине. Вы его выбросили, но он своё дело сделал, я уж не знаю как. Я знаю лишь то, что сразу после школы Руслан Зайченко стал делать ставки в подпольных букмекерских конторах и стал живой легендой, потому что не проигрывал никогда. И к началу легализации собственности у него вдруг обнаружилось огромное состояние. Оно-то ему и позволило всё, абсолютно всё, даже стать мэром. И жениться на моей тёте…

— Предварительно отправив на тот свет твоего дядю, — мрачно добавил Ситников.

— Как, вы об этом что-то узнали, Ситников? И вообще, как вы нашли меня здесь?

— Когда я узнал, что твоя тётя — супруга нашего славного мэра, и что её брак с твоим дядей закончился трагически, я подумал, что ты обязательно придёшь на кладбище, чтобы удостовериться, что твой дядя действительно в могиле. Я жду тебя здесь с самого утра.

Размазывая по щекам слёзы, Пётр прошептал:

— Но как, Ситников, я не понимаю, как это могло случиться?

Первым делом изобретатель Юлиан Ситников решил отвести измученного Петра к себе «домой». «Дом» инженера пребывал в плачевном состоянии. Старый ангар, служивший Ситникову лабораторией, очевидно, не привлёк внимания личностей, подобных тем, каких Пётр увидел ночью во время небезопасной перепалки с бывшим директором Воробьёвым. Крыша ангара сильно прохудилась, и под струи льющейся с потолка воды Ситникову пришлось подставить всю имеющуюся у него посуду. Сквозь широкие щели в стенах в ангар врывался холодный ветер, разнося по помещению обрывки бумаг, исчерченных знакомым Петру угловатым ситниковским почерком. Входная дверь, скрипя, покачивалась на полупроржавев-ших петлях. Пёс Леонардо, поджав хвост, бродил из угла в угол, стараясь устроиться потеплее, что ему, впрочем, никак не удавалось.

Ситников, очевидно, не терял времени даром. Он разложил перед Петром несколько газет, названия которых Петру ничего не говорили. Это были какие-то малоформатные бульварные газетёнки, появившиеся в большом количестве в конце девяностых годов. Страницы их пестрели изображениями обнажённых красавиц и леденящими душу кровавыми заголовками вроде «Сумасшедшая бабушка в беспамятстве забила гвоздь в голову внучки».

— Когда я увидел, что здесь происходит, то решил, что сошёл с ума, — задумчиво начал Ситников. — Но потом мне стало понятно, что бред не может быть таким очевидным и правдоподобным. И отправился искать старые газеты. В библиотеке на меня служительница посмотрела так, как будто я пришёл её убивать. Потом она разговорилась и сказала, что уже около года там не было ни одного посетителя. Разумеется, она позволила мне взять газеты с собой.

Пётр открыл газету «Утро» за март 1994 года. На последней странице он увидел плохонький портретик своего дяди и убористый заголовок: «Недавно ставший популярным автор молодой российской фэнтэзи найден мёртвым в собственном доме(>.

Пётр закусил губу: «ставший популярным автор…». Значит, его недавнее путешествие в прошлое не пропало даром и ему удалось переписать заново кое-какие события, заставившие выпускника школы Спасакукоцкого обрести некоторую веру в себя и всерьёз отнестись к своим литературным опытам. Значит, вчерашнее утро в доме погружённого в себя предпринимателя, отдающего писанине всё свободное время, и его супруги, энергичного модного дизайнера, было не сном; значит, семье Спасаку-коцких была уготована вполне сносная и насыщенная жизнь? Но всё рухнуло, оказалось, что увиденное Петром накануне было лишь одной из моделей возможной судьбы Спасакукоцких, а Пётр своим небрежением к законам судьбы обрёк их на совсем иное.

Он растерянно поднял глаза на Ситникова:

— Но как это случилось, Ситников? Ведь Питер превратился в какой-то апокалипсис…

— Да, на апокалипсис похоже. Наверно, он именно таким и предполагался во времена Откровения, — мрачно пошутил Ситников.

Леонардо жалобно заскулил, угодив под струю воды, льющуюся с потолка.

— Ох, Лео, прости, забыл я о тебе! — спохватился инженер-химик.

Он стал копаться в валяющемся под столом мусоре, затем достал оттуда корзинку с подстилкой и устроил там собаку. Пётр нервно листал принесённые газеты, разыскивая заметки, сообщающие подробности о том, как молодой писатель был найден с пулевым ранением в голову, оказавшимся смертельным.

— Ситников, что это всё значит? — спросил он уже более твёрдо.

Ситников поднял с пола раздавленную компьютерную дискету, вытащил из кармана стержень и на грязной наклейке стал рисовать прямую линию, в одной из точек разделившуюся пополам и продолжившуюся как две параллельные прямые.

— По-видимому, пространственно-временная последовательность разрушилась в своём нормальном виде и образовалась новая гиперпространственная реальность.

Пётр раздражённо дёрнул плечами. Иногда Ситникову просто не хватало слов, чтобы изъясниться нормальным языком.

— Видишь, Пётр, я тебе всё нарисовал. Вот прямая линия, так? Так можно показать нашу историю. В начале — 1977 год, посередине — наш 2002 год, дальше — будущее. И вот временная линия где-то в прошлом резко ответвляется и, проходя параллельно, создаёт свой 2002 год. В этом году происходит совсем другая реальность и другие события.

— Но почему?

Инженер бросился к куртке, которую, сняв у дверей, он кинул на груду хлама.

— Думаю, Пётр, о самом главном ты уже догадался сам. О том, что всё произошло не без твоего участия. Сейчас я только объясню тебе, как. Узнаёшь? — Крохотная вещичка, выуженная Ситниковым из куртки, оказалась небольшим пакетиком из твёрдой глянцевой бумаги, в которую продавщица опустила приобретённый Петром футлярчик с чипом. — Тебе не кажется, что эта вещь куплена тобой? Я нашёл это в машине времени вместе с набалдашником трости. Видишь — обломок трости, львиная голова с отбитым ухом. Как ты думаешь, кому эта трость могла принадлежать? Но я нашёл кое-что поинтереснее…

Ситников протянул Петру крохотную смятую бумажку. Это оказался чек некоего бюро услуг…

— Человек, который опирался на сломанную трость, оказался сообразителен. Он подумал о том, что в нашем времени — в том времени, в котором мы с тобой были не так давно, — этот чип окажется совершенно бесполезным. Ведь просто игрушкой оказалась бы обычная дискета, не говоря о лазерном чипе. И обладатель этой трости решил, что гора бумаги, на которую он вывел собранную в чипе информацию, принесёт в его прошлом куда больше пользы. Это чек бюро полиграфических услуг, куда наш знакомец заехал по дороге в прошлое, чтобы перенести на обычную бумагу всю текстовую информацию.

— Но ведь это набалдашник трости Зайченко, старого Зайченко, того ужасного опустившегося типа, что стоял возле кафе, поджидая своего внучка, от которого мы так ловко отцепили мою… дочь.

— Он был в машине времени с этим чипом, — убитым голосом произнёс Ситников. — И бросил здесь обёртку и чек. И сломал свою трость. Видишь, как получилось, — Зайченко из будущего взял этот чип, украл у нас на время машину. Не напрасно я встревожился, увидев, как какое-то такси не отставало от нас ни на метр, когда мы неслись к твоему дому. А потом он перенёсся назад. Очевидно, он передал эти листы бумаги самому себе в какой-то точке прошлого.

— Вы так считаете? — недоверчиво переспросил Пётр.

— Я знаю, Пётр, — вполголоса сказал Ситников и отвернулся.

— Стоп, разве не могло то же самое произойти с твоими родителями? — бодренький, как ни в чём не бывало, Волшебный Свисток выскочил из кармана Петра и запрыгал по подлокотнику разломанного кресла-качалки. — Разве не могла твоя мать в какой-то точке времени встретить саму себя, прошлую или будущую, или, может быть, кто-то другой проделал нечто подобное и затянул её в свою историю?

— Тогда нужно…

Пётр задумался. Что ж, его должны были исключить из школы за то, что ему вечно не хватало ума правильно распорядиться своими необычными способностями. Но пока ведь, он был в этом уверен, они у него ещё оставались. И их достанет на то, чтобы, к примеру, превратить Руслана Зайченко в груду камней. Хотя бы на несколько лет. Разумеется, Дисциплинарное Уложение запрещает приносить вред живому существу, однако… Ларин Пётр вспомнил о существовании Уголовного Кодекса, где ясно регламентировалось право жертвы на спасительную для его жизни оборону. На худой конец, он мог бы превратить Зайченко в конченого олигофрена и избавить от него хотя бы тётю Эльзу. Да и с помощью Волшебного Свистка и Ситникова с его машиной времени можно было бы продержаться какое-то время, объявив войну этому бандитскому Петербургу. Кроме того, оставались ведь ещё ребята из школы номер семь, они сейчас где-то существуют, возможно даже не подозревая друг о друге. Пётр поискал глазами зеркальце. При условии произнесения некоторых заклинаний оно вполне могло сойти за «смотровую площадку», с помощью которой можно было попытаться разглядеть хотя бы некоторых ребят из школы номер семь — тех, чьи подлинные имена Пётр хорошо знал.

Но Волшебный Свисток, похоже, научился читать мысли хозяина:

— Мы не можем позволить себе превратиться в банду погромщиков, которые сначала постараются остановить Зайченко, а потом убедятся, что время, которое пошло не своим чередом, всё равно не изменить. И откуда ты знаешь, что ты — это настоящий ты, а не твоя тень или твоё жалкое подобие, такое же, как эта развалюха, которая ещё пару дней назад выглядела как вполне сносный ангар?

— Пётр, медная фитюлька права. Мы ничего не изменим, если наделаем гадостей парочке негодяев. Мы должны снова восстановить разорванное время. Увы, я предупреждал самого себя, сколь небезопасно путешествовать во времени. И не напрасно я хотел уничтожить машину.

— Тогда нам нужно вернуться в будущее и помешать Зайченко забрать этот чип, — взволнованно заговорил Пётр. — Мы ведь можем это сделать, у нас есть горючее и машина времени, надеюсь, не пострадала…

Ситников огорчённо помотал головой.

— Нет, Пётр, не можем. Если мы вернёмся в будущее из две тысячи второго года, такого, какой он сейчас, то мы окажемся уже не в той реальности, из которой мы прилетели. Мы попадём в город, которым заправляют люди могущественного Зайченко, богача, женатого на твоей тёте. Возможно, к этому времени он уже сведёт её в могилу. И потом, в этой новой реальности неприятные вещи произошли не только с твоим дядей. Вот, читай.

И Ситников вытащил из кармана ещё одну газету, где рассказывалось о сошедшем с ума учёном, препровождённом в психиатрическую лечебницу прямо из приёмной мэра города, к которому, как сообщала заметка, Ситников отправился для того, чтобы поскандалить и «покуситься на жизнь мэра». Пётр посмотрел на дату выхода номера — 28 марта 1999 года. Судя по всему, отправиться беседовать с Зайченко изобретатель должен был пять лет назад.

— Я хотел объяснить ему, к каким страшным для города последствиям ведёт наращивание мощи его концерна по переработке токсических отходов. Наверное, я думал, что этот придурок может внять человеческому слову.

Ниже помещалась маленькая фотография — два дюжих молодца в камуфляжной одежде распластали на полу бедного Ситникова.

— Похоже, Ситников, вы стали грозить ему мнением мирового сообщества и судом в Гааге. — печально поиронизировал Пётр. — Ну да ладно. Значит, наш единственный шанс — восстановить настоящее в прошлом, в той точке времени, где оно ответвляется. Тогда мы сможем восстановить и нашу, и всеобщую историю такой, какой мы её знаем.

— Это невозможно, Пётр. Для этого мы должны знать точную дату и мельчайшие подробности того, где, как, когда и при каких обстоятельствах этот негодяй, мальчишка Зайченко, получил бумаги с результатами соревнований.

Пётр резко вскинул голову:

— Ну тогда выход один — самого его об этом спросить.