Ларин Петр и машина времени

ГЛАВА 23

…Свора гончих пронеслась по залитой солнцем лужайке, захлёбываясь лаем. С воплем и гиканьем толпа многочисленных псарей графа Разумовского устремилась прямо на Петра, притаившегося в машине времени за широким стволом векового дуба. К счастью, внимание дворовых служек было поглощено не странным объектом, в котором замер от неожиданности мальчишка, одетый в гимназическую форму, а стремительно мчащимся задыхающимся молодым оленёнком. Времени на раздумья не оставалось, и Пётр, кое-как включив спросонок заднюю передачу, стал отъезжать, пятясь в глубь чащи. Скрыться с глаз нынешних современников инженера Ситникова на такой скорости было невозможно, поэтому Пётр резко вывернул руль, развернул машину и, с облегчением слыша, что воинственные вопли удаляются, поехал по просеке, слабо ориентируясь, в какой стороне может находиться имение графа Разумовского. Туда Пётр решил направиться прямым ходом, надёжно спрятав в лесу машину времени. Под покровом ночи это, разумеется, не представлялось возможным, потому что в темноте, под покровом которой Пётр пересек межпространственный коридор, нельзя было разглядеть даже собственной ладони, вытянув вперёд руку.

Пётр притормозил. Следовало хорошо обдумать план дальнейших действий, которые теперь, посреди леса, в малопонятном для него времени, виделся не таким уж легкоисполнимым.

Несколько минут он просидел в абсолютной тишине. Вдруг что-то хрустнуло сзади, лёгкий топот раздался совсем рядом с Петром, и перед машиной стремительно проскочила тень, в которой Пётр узнал оленёнка. В утренней тишине прогремели два парных выстрела, и Пётр скорее почувствовал, чем услышал, как к машине приближается одинокий всадник. Рука сама дёрнулась к ключу, Пётр взмолился о том, чтобы заклинание не оказалось бессильно перед торчащими на каждом шагу колдобинами и толстыми корнями. Машина с невообразимым хрустом сучьев под колёсами рванула в чащобу. Пётр физически ощутил, как несколько пуль чиркнуло по правому боку машины.

Кто знает, что было бы дальше, если бы машина вдруг не подпрыгнула на невысоком холмике и не врезалась носом в высокую траву. Мотор заглох. Лихорадочно оглядываясь, Пётр заметил слева от себя, за густыми разлапистыми елями, небольшой овраг. Мотор, к счастью, завёлся с полуоборота ключа, и Пётр подал машину назад. Съехав по мягкой земле, Пётр огляделся. Двое всадников проскакали мимо, поднимая за собой облачка песчаной пыли.

Когда опасность миновала, Пётр выбрался из машины. Он облегчённо вздохнул и вытер вспотевший лоб, однако лай и улюлюканье снова послышались из чащи. Пётр рухнул за кустарник. Вздымая ещё больше пыли, стая собак и людей промчалась следом за двумя всадниками.

Пётр открыл дверцу и достал полиэтиленовый пакет со страшно скрипучими и пахнущими лаком ботинками. Только сейчас он решил переобуться, расставшись с привычными кроссовками. Но тут его внимание привлёк странный звук и запах. Принюхавшись, Пётр понял, что пахнет бензином. Так и есть! Наклонившись к днищу автомобиля, он увидел, как из пробитой пулей трубки капает бензин, разливаясь по траве.

— Чёрт! — выругался Пётр.

Случайная пуля пробила бензопровод. Пётр встал на четвереньки, пытаясь получше осмотреть место пробоины, как вдруг услышал за собой тяжёлое сопение и шаги. Смрадное дыхание накрыло сзади Петра удушливой волной. Обернувшись, Пётр увидел прямо в двух метрах от себя большого бурого медведя. Увидев человека, тот встал на задние лапы и угрожающе зарычал.

— А-а! — дико заорал Пётр. Схватив свои лакированные ботинки, он бросился бежать вверх по склону оврага. Привлечённый возможностью неожиданно порезвиться, а возможно, и позавтракать, медведь понёсся следом. Повернувшись лицом к мохнатому противнику, Пётр проорал ему в морду заклинание Остановки. Опешивший медведь, не видя больше перед собой жертвы, встал на дыбы и удивлённо заурчал, шумно втягивая ноздрями воздух. Замешательство зверя могло хватить ненадолго, и Пётр понёсся дальше.

Отбежав ещё на несколько метров, Пётр обернулся, чтобы убедиться в том, что зверь по-прежнему не пришёл в себя. Тут влажный песок поехал у него под ногами, он не удержал равновесие и покатился вниз по склону. На ходу пытаясь уцепиться руками за колючие стебли бурой травы, он перевернулся ещё раз, больно ударился головой о пень недавно спиленного дерева и потерял сознание.

Через несколько минут над потерявшим сознание подростком склонился невысокий мужчина в мокрой от пота рубахе и сдвинутой на затылок конфедератке. Он пощупал лоб Петра и похлопал его по щекам. Парнишка не реагировал. Мужчина в форме лесника снял с плеча сумку и достал фляжку с водой. Набрав воды в рот, он энергично выплюнул холодный фонтанчик в лицо Петра. Когда не помогло и это, он нагнулся к Петру, поднял его на руки и, взвалив на плечо, зашагал в сторону леса. На ходу обернувшись, он свистнул медведю, и тот на удивление покорно двинулся вслед за ним.

…Придя в себя, Пётр расслышал прежде всего шум дождя за стенами утонувшей в полумраке избушки, которую скупо освещала единственная свеча. В такт дождю надтреснуто тикали ходики. В тесной комнате плавал слабый запах мяты и ещё каких-то сухих трав, пучки которых висели в тёмном углу над печкой. Латаная подушка боком лежала под головой Петра.

Поначалу происходящее показалось Петру сном, и, приподнявшись, он помотал головой.

В избушке кто-то был. Присмотревшись, Пётр увидел две тени, отбрасываемые человеческими фигурами. Со двора доносилось лошадиное ржание.

— Мне тоже сразу не понравилась эта жандармская ищейка. Раз уж вы сами завели об этом речь, учитель… Да, вы верно подметили, мне не хочется попадаться ему на глаза. Поручик появился здесь недавно, но уже успел настроить против себя местных жителей. Вы слышали, на днях он затеял ссору с писарем из соседнего села и дело закончилось, извините, грязным мордобоем?

— Поручик рассказывал за ужином, что тот был пьян и весьма непочтительно высказывался о некоей даме…

— Да бросьте вы. Этот тупой служака сколотил здесь компанию таких же картёжников, как он сам, и они буянят каждый вечер. Причём господин офицер так пафосно рассказывает о своих недавних боевых заслугах, что слушать тошно.

— Лучше некуда — боевые заслуги. Все здесь говорят, что он сломал руку какому-то студенту из польских дворян, когда арестовал того за участие в бунте. По слухам, сам генерал-губернатор Муравьёв обрушил на него свой безудержный гнев, потому что студент оказался из родовитых и губернатор предпочёл бы вздёрнуть его на виселицу, не унижая фамильного достоинства.

— Именно, учитель. Дружок нашего поручика, этот писаришка, во хмелю сказал славному герою то же, о чём говорим сейчас мы с вами. Разумеется, не подозревая, что храбрый вояка так вспылит. Знаете, что он пулей раздробил ему палец?

— Супруга графа едва не утратила дар речи, когда поручик затеял рассказывать за картами эту историю… Она ежедневно выговаривает графу, что посланец генерал-губернатора злоупотребляет нашим гостеприимством.

— Об этом я и хотел спросить вас, учитель. Как вы думаете, чем вызвана терпимость графа? Почему он не укажет негодяю на дверь? Что, на этот счёт существуют какие-то особенные предписания?

— А что вы имеете в виду, Виктор Андреевич?

— Я имею в виду удивительные обстоятельства, когда относительно независимый и гордый помещик позволяет столь странному гостю вести себя вызывающе в нашей округе. Особенно после этой истории с горничной…

— Виктор Андреевич, я боюсь показаться не в меру любопытным… Кроме того, у вас ведь нет никаких оснований мне доверять, так ведь? Мы знакомы всего две недели, и лишь книги, которые я принёс вам, послужили поводом к некоторому сближению между нами. Я знаю о вас то, что вы сами сочли нужным рассказать о себе графу Разумовскому, ходатайствуя о месте лесничего. Вы поведали ему о трагической истории с вашей супругой, которая… которая вас оставила. А также о том, что вы получили прекрасное образование, выучившись на лесного инженера, и что уединённая жизнь посреди природы — то, что поможет вам излечить душевную рану.

— Вам что-то кажется неубедительным, учитель?

— Повторяю, я не хочу вам навязываться. Но я не могу не видеть, что вас весьма беспокоит присутствие поручика в наших краях. И более того, я не могу не замечать, что он, в свою очередь, не менее пристально наблюдает за вашей персоной. Он пока не высказывает графу своих подозрений, но… Ваша простреленная рука, Виктор Андреевич, всё ещё плохо слушается вас. Между тем в западных губерниях ещё неспокойно.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что я не желаю вам зла, Виктор Андреевич. Я не прошу о вашем доверии, но я… я готов пообещать вам немедленно оповестить вас, если вдруг почувствую, что над вами сгущаются тучи.

— Я не знаю, что ответить вам, учитель. Более того, я никак не могу быть рад этому разговору. Честность и благородство — категории, которые трудно распознать с первого взгляда. Но я потерял бы уважение к себе, если бы стал сейчас убеждать вас в ошибочности ваших подозрений. Вы не возражаете, если мы прогуляемся?

Пётр услышал, что голоса собеседников удаляются. В совершенном опустошении он откинулся на подушку. Сомнений быть не могло: он слышал голос Ситникова.

Таким образом, всё складывалось не так уж плохо. Похоже на то, что Петру удалось избежать самого сложного — встречи с графом Разумовским, гравюра с изображением которого была частью интерьера кабинета директора школы номер семь, которая располагалась именно в бывшем графском имении. Оставалось дождаться возвращения Ситникова. И, если всё удастся, Пётр сможет вернуться в будущее уже сегодня. Тут он вспомнил о пробитом бензопроводе и снова нахмурился.

Некоторое время вокруг стояла тишина, нарушаемая только пением птиц. Наконец снова приблизились голоса, и Пётр юркнул на прежнее место. Он опасался, что Ситников при виде его снова рухнет в обморок или выдаст себя ещё каким-то образом.

— …Несколько десятков студентов нашего лесного института, — донеслось до Петра. — Ночью мы построились на городской площади. Маленький городок Горы-Горки на востоке земли, которую вы называете западными губерниями… Те, у кого не было оружия, получили простые охотничьи двустволки. Мы взяли казармы, без единого выстрела захватили все административные сооружения — в городе почти не было российских войск, их срочно перебросили западнее, там вспыхнул неожиданный очаг восстания, несмотря на победные рапорты, отправляемые Муравьёвым императору. Нас было человек сто пятьдесят. После того как мы сделали в городке всё, что могли, мы двинулись на соединение с ещё одним отрядом… полагаю, вы понимаете, что я стараюсь обходиться без ненужных подробностей. Мы намеревались захватить могилёвский артиллерийский парк и пробиваться дальше на запад. Но взятие Горок было нашим первым и последним успехом… Если кратко, Юлиан Сергеевич, я был ранен. Без сознания меня доставили в ближайшую деревню, там крестьяне некоторое время помогали мне скрываться и помогли мне немного прийти в себя. Неважно, опять же, как и с чьей помощью я оказался здесь. Важно пока лишь то, что я здесь. И ваше право — немедленно рассказать обо мне вашему покровителю графу Разумовскому или, того лучше, бравому поручику. Возможно, получив мою голову, он избавит изысканный графский дом от своего навязчивого присутствия. Но, прежде чем вы решите, о чём вам побеседовать сегодня с поручиком за ужином, давайте взглянем на мальчика. Он оступился, когда его напугал мой Цыган. Откуда ему было знать, что это совсем ручной медведь, его нашёл и выкормил из соски мой предшественник, после того как граф застрелил на охоте медведицу. Если мальчик пришёл в себя, мы сможем помочь ему продолжить путь, с которого, очевидно, он сбился. Странно, что на нём гимназическая форма. Не удивлюсь, если это какой-нибудь мещанский сынишка, начитавшийся Жюль Верна и отправившийся в путешествие вокруг света.

На мгновение в избушку лесника ворвался солнечный свет, и тут же тот, кого Ситников называл Виктором Андреевичем, затворил за собой дверь. Он чиркнул спичками и зажёг керосиновую лампу.

При свете лампы Пётр смог рассмотреть его получше. Он был чуть выше среднего роста, его подборок казался слишком тяжёлым, тёмно-каштановых волос он не завивал, а просто зачёсывал набок. Под густыми тёмно-каштановыми бровями сверкали поразившие Петра выражением удивительной силы карие, не очень большие глаза. Твёрдо сжатые губы свидетельствовали о сильном характере, несгибаемой воле и привычке размышлять.

Но с ещё большим интересом Пётр смотрел из-под полуприкрытых век на другого человека, на своего старого приятеля Юлиана Ситникова, инженера-химика, пользующегося репутацией сумасшедшего изобретателя. Признаться, Петру стоило труда сдержать возглас удивления. Ситников отпустил бородку, которая ему весьма шла, как и широкополая шляпа, покоящаяся на длинных волосах. Когда он снял шляпу, Петру показалось, что волосы Ситникова сильно выгорели на солнце, а лицо почернело от загара.

— Это и есть ваш нечаянный питомец? — спросил Ситников, склоняясь над постелью, в которой лежал мальчик.

— Добрый день! — вежливо произнёс Ларин Пётр, спуская ноги с кровати.

Петру показалось, что глаза Ситникова сейчас лопнут. Во всяком случае, они округлились так, что похоже было, будто они сейчас вылезут из орбит. Инстинктивно изобретатель отступил в тень, чтобы озабоченно глядящий на мальчика лесничий не мог увидеть его лица — потрясённого, мертвенно бледного. Опустив голову, Ситников сделал шаг к кровати, заслонив Петра спиной от света керосиновой лампы.

Несколько секунд Ситников усилием воли брал себя в руки. Наконец, тяжело сглотнув, он делано засмеялся:

— А я-то думал, Виктор Андреевич! Этого путешественника зовут Петром, и направлялся он в гости к своей тёте, экономке его сиятельства. Похоже, мальчик заблудился, идя пешком со станции. В этом возрасте все мы любим делать сюрпризы. Вот и этот молодой человек решил неожиданно предстать перед своей тётей. Ничего, это ему удастся, причём очень скоро. Не будем медлить в таком случае, Виктор Андреевич. Я считаю своим долгом немедленно доставить проголодавшегося сорванца в объятия любящей тётушки.

Ухватив Петра за форменный воротничок, Ситников потащил его к выходу. Лесничий вышел следом. Ситников наспех пожал ему руку, стараясь вложить в рукопожатие предельные заверения в своей искренности по отношению к вынужденному скрываться патриоту западных губерний. Через несколько минут лесничий остался один у дверей своей избушки. Задумчивым взглядом, в котором сквозила горечь, он проводил удаляющегося всадника.

…Петру, уцепившемуся за плечи Ситникова, никак не удавалось выговорить хотя бы слово. Тронув поводья, изобретатель заставил коня перейти на шаг, и Пётр наконец свободно вздохнул, перестав ощущать своими костями каждую выбоину на дороге, перескакиваемую резвым породистым жеребцом.

Осмелившись впервые взглянуть инженеру-химику прямо в глаза, Пётр виновато пробормотал:

— Ситников…

Изобретатель покачал головой.

— Пётр, я же только вчера ясно написал тебе, чтобы ты не приезжал… не прилетал сюда, а возвращался в две тысячи второй год.

Пётр закашлялся, дорожная пыль забила ему глотку. Справившись с першением в носу, он сказал:

— Ситников, я должен был вернуться сюда.

— В любом случае, Пётр, я рад тебя видеть. Хотя уже понимаю, сколь неразрешимые проблемы ты создал для меня в одну секунду.

Говоря всё это, Ситников продолжал трепать мальчишку по волосам. Они обнялись как старые друзья, не видевшиеся больше столетия.

— Тебе нужно обязательно переодеться, Пётр. В таком виде ты не должен никому попадаться на глаза. Это форма младших воспитанников Императорского пажеского корпуса, быть среди которых удостаиваются отпрыски самых приближённых к императорской фамилии семейств. Какой идиот тебе её дал?

— Вы, Ситников, — саркастически улыбнулся Пётр.

— Что ж… — задумался Ситников. — Разумовский оказался не таким невеждой, как можно было подумать, и позволил мне сделать лабораторию в прежней кузнице имения Разумовских.

Кузница, в которой жил теперь Ситников, была большим бревенчатым строением с высокой покатой крышей. Здесь было идеальное место для проведения экспериментов, чем, собственно, и занимался Ситников. Подтверждением тому служили многочисленные механические приспособления, валявшиеся во всех углах, а также инструменты и приборы на большом столе посреди кузницы. О прежнем назначении этого строения теперь напоминали только небольшая печь с горном у двери и наковальня. Половину бывшей кузницы занимала огромная конструкция, выполненная из дерева и стали. По форме она напоминала паровоз — несколько больших деревянных зубчатых колёс вертели шатуны, в свою очередь двигавшие разные по форме и размерам валы. Конструкция ожила и задвигалась, когда Ситников, придя в лабораторию, подбросил в маленькую топку несколько поленьев. Из небольшой трубы повалил пар, колёса стали вертеться, послышался пока ещё негромкий, но с каждой минутой нараставший гул.

— Как тебе моё обиталище, Пётр? — улыбаясь, спросил Ситников. — Я оборудовал здесь всё по своему вкусу.

— Совсем как в вашем ангаре, Ситников. Пётр с интересом осматривал конструкцию, пока Ситников возился в груде вещей.

— Вот тебе домотканая рубаха и холщовые штаны. Ботинки сейчас натрём камнем, чтобы не особенно блестели. Хорошо, что ты не выронил их, когда тебя напугал Цыган. И хорошо, что на твою странную обувь не обратил внимания Витожинский. Он слишком погружён в свои беды и беды своей несчастной родины.

Пётр остановился перед большим зеркалом и стал снимать мундир, который, как он искренне считал ещё минуту назад, был обычной школьной формой для мальчишки позапрошлого столетия. Натягивая на себя грубые холщовые штаны, он улыбнулся, вспомнив картинку из школьного учебника, изображающую Льва Толстого, занимающегося с крестьянскими детишками. Внезапно нахмурившись, он порылся в кармане форменной куртки и вытащил оттуда вырезку и фотографию.

— Смотрите, Ситников. Этот снимок мы с вами сделали буквально на днях. Это всё, что осталось от кладбища, которое тут, видимо, где-то недалеко. И здесь изображено то, что осталось от вашей могилы. Здесь не разобрать даты вашей смерти, но я с помощью некоторых магических ухищрений смог её восстановить. У меня до сих пор зверски болят ладони. Вас убили шестнадцатого сентября, Ситников, шестнадцатого сентября этого года. А если вы мне не верите, то вот ксерокопия из газеты «Петербургские ведомости». Здесь написано, что вы стрелялись на дуэли и были убиты. Хотя я предполагаю, что вы совсем не владеете оружием. Скорее всего этот подонок застрелил вас. Ситников, я кое-что услышал из вашего разговора с лесником. Я прав: этот поручик, которого так боится ваш приятель, — Семён Зайченко?

Не отвечая, Ситников внимательно читал заметку.

— Застрелен на дуэли 16 сентября 1864 года? Что? Эта мразь полагает, что я буду с ним стреляться? Да я… Господи, этого человека лучше обойти за три версты. Я почти не вступаю с ним в пререкания, разве что за вечерней партией в шахматы, на которой настаивает иногда граф, мне приходится выслушивать его гаденькие истории.

— Тем не менее он застрелил вас, Ситников. Здесь написано, что полицейский Зиновий Кулик провёл дознание. Но как знать, удалось ли ему на самом деле дознаться правды? Здесь написано, что этот гад пытал арестованных…

— Застрелен на дуэли… И это произойдёт в следующий понедельник?

— Именно поэтому, Ситников, я сюда и приехал.

Петру стало жаль Ситникова, который, казалось, сейчас расплачется.

— Понимаю вас, Ситников. Вы написали мне, что вам хорошо здесь. Вы хотели спокойно дожить свои дни в этом времени. Подозреваю, что вас здесь ценят больше. Граф покровительствует вашим экспериментам, и, наверное, вам удаётся оказывать всякие полезные услуги местным жителям.

— Моя жена Северина… Пётр, что-то здесь не так. Не хочешь же ты сказать, что за эту неделю я успею влюбиться, да так, что незамедлительно сыграю свадьбу. Кроме того, Пётр, никакой Северины нет и в помине. Ты не поверишь, но я никогда её в глаза не видел, даже не слышал о ней!

— Да? — огорчился Пётр. — Я думал, у вас появилась возлюбленная.

Ситников с укором посмотрел на парнишку.

— Пётр, Пётр! Ты предполагал, что я могу завести такие отношения здесь, в тысяча восемьсот шестьдесят четвёртом году? Это ведь может обернуться катастрофой для временно-пространственной последовательности. Я всё же отвечаю за свой уход сюда перед человечеством.

Конструкция загудела, как настоящий паровоз, и Ситников полез вверх по приставленной к ней лестнице. Он что-то подрегулировал небольшой ручкой, потом спустился вниз.

— Я не стал бы рисковать, даже если бы полюбил сдуру какую-нибудь местную женщину. Хотя, признаться, на меня заглядываются крестьянки, которых я взялся учить грамоте.

Стук в дверь прервал его рассуждения. В дверь робко просунулась голова мальчишки лет семнадцати, одетого в такую же простую одежду, как и Пётр.

— Господин учитель!

Показавшись в дверном проёме целиком, мальчишка безуспешно попытался расправить колтун на голове.

— Господин учитель! Его сиятельство господин граф просит вас запрячь рано утром двуколку и поехать на станцию встретить выписанную земством учительницу. Её отрядили к нам из столицы. Господина графа попросили позаботиться о том, чтобы кто-нибудь встретил её и отвёз… Господин граф сказал отвезти её пока в дом церковного старосты.

Ситников недовольно поморщился.

— А когда она приезжает?

— Завтра на рассвете, господин учитель. Я не знаю. Его сиятельство сказали, чтобы вечером вы велели запрягать…

— Прямо сейчас? Ну хорошо.

Мальчишка с нечесаной головой исчез. Пётр вопросительно посмотрел на Ситникова.

— Вот те раз, Пётр… Как некстати свалилась эта учительница. Представляю, сколько с ней сегодня предстоит хлопот! Наверное, пигалица из генеральских дочек, начитавшаяся книжек и решившая сходить в народ, иначе не понимаю, откуда такая предупредительность его сиятельства.

Мальчишка из графской челяди снова появился в двери, на этот раз без стука.

— Забыл вам сказать, господин учитель. Граф велел передать вам телеграмму о её приезде.

Ситников поднёс к глазам телеграфный бланк. «10 сентября 8.30 покорнейше прошу встретить мою племянницу Северину Сидорович, отряжённую…»

Ситников бессильно опустил руку, в которой держал телеграмму. Пётр взял смятый листок.

Северина Сидорович. Северина. Всё остальное уже не имело сейчас смысла.