Курс на СССР: Переписать жизнь заново!

Глава 4

Стараясь не скрипеть дверью, я прокрался в квартиру. Отец стоял посреди коридора, скрестив руки на груди. Ждал. В его взгляде читалось то самое выражение недовольства, смешанное с усталостью.

— Ну что, гулял? — спросил он, и в голосе прозвучало отнюдь не любопытство, а желание поскорее начать разбор полётов.

— Да, — кротко ответил я, снимая сандалии.

— С кем?

— С Наташей.

— С какой ещё Наташей?

— Новая знакомая.

Он хмыкнул, будто это было очередной провинностью.

— А институт? — жестко добавил он, распаляясь и поджимая губы. — Документы подал?

Мне показалось, что время остановилось. Воздух в комнате стал густым. Этот разговор должен был состояться, рано или поздно. Не хотелось, конечно, портить такой прекрасный вечер, но это неизбежно. Если уж появился шанс изменить свою жизнь, то я это сделаю.

— Нет, — спокойно, но твердо ответил я, глядя прямо в глаза начинающему приходить в ярость отцу

— Почему? — он изо всех сил оттягивал момент начала ссоры, но не потому, что пытался избежать её, или понять меня. Ему нравился сам процесс назревания скандала.

— Я не хочу туда поступать, — твердо ответил я.

Тишина.

Отец сделал шаг ближе. Его дыхание было ровным, но я знал — это затишье перед бурей.

— Значит просто не хочешь? — его голос стал тише, но от этого ситуация стала только опаснее. — Ты вообще понимаешь, что говоришь? Ты что, совсем сдурел?

— Понимаю, — я не сводил с него взгляда и готовился к самому страшному.

— Нет, не понимаешь! — прошипел он, тыкая пальцем мне в лицо. — Ты думаешь, я просто так тебя в тот институт толкаю? Это будущее, Сашка! Работа, стабильность! Не хочет он! Это что еще за новости? А куда же ты хочешь, если не секрет?

Я сделал глубокий вдох. Вроде бы он слегка пригасил свою ярость, но я понимал, это просто видимость. В любой момент он взорвется, и тогда его не остановить. Но я решительно стоял на своём.

— На филологический.

Отец замер. Его лицо стало каменным.

— Филологический, — повторил он, будто пробуя это слово на вкус. — Это что еще такое? Какие-то слова изучать? Сказки читать? Пословицы собирать? Кем ты после этого работать собрался?

— Журналистом.

Отец, закатив глаза в потолок, рассмеялся, но голос его был сухим, жестким.

— Журналистом? — он покачал головой, и пошевелил губами, как бы пробуя это слово на вкус — Это в газетку статьи пописывать, что ли? Ты хоть понимаешь, что говоришь? На какие деньги жить будешь?

— Журналисты вполне неплохо зарабатывают…

— Не пори чушь! Я-то думал сын у меня не дурак! А у тебя… совсем мозгов в голове нет! Восемнадцать лет, а в голове ветер! Журналистом!..

Я стиснул зубы.

— Отец, я не хочу, как ты паять схемы!

«Тем более, что уже совсем скоро это уже будет никому не нужно» — мысленно добавил я.

Девяностые растворили почти всех таких умельцев. Самые преданные, конечно, остались, в лавки радиодеталей ушли, продавцами и телевизоры чинить. Мне повезло больше, я на завод устроился. Но я страдал… душой страдал о того, что занимался не тем.

Тишина. Отец побледнел.

— Мать! — неожиданно крикнул он. — Иди сюда!

Из кухни вышла мама, вытирая руки о фартук.

— Что случилось?

— Твой сын, — отец показал на меня дрожащим пальцем, — отказывается поступать в институт! Ты представляешь⁈

Мать удивленно посмотрела на меня, потом на отца.

— Может, пусть сам решит… — тихо сказала она. — Взрослый уже, своя голова на плечах.

— Сам⁈ — закричал отец. — В восемнадцать лет⁈ Да он жизни не видел!

После этой фразы я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться в полный голос. «Ну да, куда там мои шестьдесят лет опыта против его сорока пяти.» И тут же понял, что говорить с отцом надо с позиции взрослого. На равных. Только так он сможет меня услышать.

— Пап, давай спокойно, — начал я, опускаясь на стул напротив него. — Я понимаю твои опасения. Ты хочешь для меня стабильности. Но посмотри на это с другой стороны.

Отец нахмурился, но не перебил.

— Во-первых, — я поднял палец, — мир меняется. Скоро начнётся компьютерная революция. Техника, которую ты ремонтируешь сегодня, через десять лет будет уже в музеях.

— Это что за гадание на кофейной гуще, — фыркнул отец, но в его глазах промелькнул интерес. — Это вам так в школе сейчас говорят? Или ты в каких-то своих книжках вычитал, в фантастике этой?

— Да не перебивай ты! — с упреком сказала мать.

— Нет, не в школе, и не в книгах, — я покачал головой. — Это логика. Вспомни, двадцать лет назад у нас даже телевизоров толком не было. А сейчас? И черно-белые, и цветные. Скоро появятся персональные компьютеры, мобильная связь…

— Какая связь? — не понял отец.

— Телефоны без провода, на аккумуляторных батарейках!

Отец рассмеялся.

— Это как магнитофон «Весна 306» что ли⁈ И как с таким телефоном ходить? Или аккумулятор за спиной, как портфель таскать?

— Во-вторых, — продолжал я, не вступая с ним в спор, — ты же сам говорил: главное, чтобы работа нравилась. Я могу зубрить формулы, но никогда не стану хорошим инженером. А вот в гуманитарной сфере…

— И что, филологом будешь? — перебил отец, но уже без прежней злости. — На какие деньги жить?

— Я подумывал о журналистике, — осторожно сказал я. — Мне это интересно. А насчет денег… не переживай, они будут.

— Будут! — буркнул тот. — Опасно это, неужели не понимаешь? Начнешь про партию писать, да если что не так… Знаю я вашу молодость лихую, начинаете вольнодумством разным заниматься, а потом…

— Я буду писать о культуре, спорте, — быстро сказал я. — Обычные репортажи. Никакой политики.

Мать вдруг положила руку на плечо отца.

— Матвей, может, и правда пусть попробует? — тихо сказала она. — Если не получится, всегда сможет перевестись.

Отец тяжело вздохнул. Я видел, как он борется между желанием контролировать мою жизнь и пониманием, что я уже не ребенок.

— Хочешь быть журналистом? Хорошо. Я дам тебе шанс. — Отец сделал паузу для эффекта. — Но с уговором. Докажи, что действительно этого хочешь. До конца августа ты устраиваешься в газету и публикуешь там статью. Под своим именем. Если получится, больше не буду тебе перечить. Поступай как знаешь. Но если не получится, не устроишься и не будет статьи, идешь в радиотехнический и даже не пикнешь. И это не обсуждается!

Мать горько усмехнулась, отводя взгляд. Она знала, в нашей провинции устроиться в газету за месяц практически невозможно, особенно восемнадцатилетнему парню без связей и опыта. Отец сделал хитрый ход, вроде бы и разрешил, но с невыполнимым условием.

Однако, я не намерен сдаваться. Время покажет, кто из нас прав. А сейчас этот компромисс — шанс погасить так и не начавшийся скандал.

— Договорились, — твердо, с улыбкой сказал я, глядя отцу в глаза. — До первого сентября у тебя в руках будет газета с моей статьёй. В «Заре». Под моей фамилией.

Отец на мгновение опешил. Он явно не ожидал такого уверенного ответа. Потом кивнул:

— Посмотрим, — кивнул он. — И запомни, никаких поблажек. Ни моих, ни чьих-либо еще.

— Договорились, — кивнул я.

Утро встретило меня липкой августовской жарой. Я встал раньше будильника (старая привычка из прошлой жизни), умылся, оделся и вышел из дома. Размышлял над заданием, которое дал отец. Сложно. Чертовски сложно. Но нет ничего невозможного.

Побродив немного по городу, я подошел к зданию редакции газеты «Заря». В руках у меня была папка с написанной ночью статьёй. Внутри всё сжалось: а вдруг не получится? Вдруг отец окажется прав?

Отдел кадров находился на первом этаже. Я осторожно постучал в дверь и вошёл. За столом восседала женщина лет пятидесяти с ярко-красными губами и прической «бабетта». Она не обратила на меня никакого внимания, хотя я пытался привлечь её внимание выразительным похмыкиванием.

— Здравствуйте, — громко и уверенно сказал я. — Меня интересуют вакансии в газете. Внештатным корреспондентом, например.

Женщина наконец удостоила меня вниманием, оценивающе скользнув взглядом по моей простой рубашке и потёртым брюкам. Демонстративно хмыкнула.

— Тебе сколько лет? — спросила она, растягивая слова.

— Восемнадцать. Но у меня есть опыт. Я уже писал…

— Ха! — она фыркнула, перекладывая бумаги. — Восемнадцать! Без рекомендаций и опыта? Мальчик, не отвлекай занятых людей. Беги лучше в институт поступать. Молодой еще совсем.

Я стиснул зубы.

— Может, хотя бы статью посмотрите?

— Не трать моё время, — она отмахнулась от меня рукой, как от надоедливой мухи. — Вакансий нет. И не будет.

Да, встреча отнюдь не радушная. Даже дверь за моей спиной захлопнулась с громким щелчком.

Я вышел на улицу. Настроение упало ниже плинтуса. Неужели проиграл? Впрочем, я и не ожидал, что меня вот так просто с порога и возьмут. Значит, надо искать другой выход. Точнее вход в мою мечту.

Я обошел здание и наткнулся на старенький ГАЗ‑53‑12 с крытой будкой. В такой машине, как я понял, редакция развозит газеты по городу. Рядом с водителем стояла полная женщина в потёртом халате и причитала:

— Петрович, стервец! Опять запил! Теперь эти пачки мне самой таскать, что ли⁈ Феденька, ну помоги!

— Людмила Ивановна! — подал голос тот самый Феденька, водитель ГАЗа, полный мужичок с одутловатым лицом и носом картошкой. — Ну говорю же, не могу. У меня прострел в спине. Мне нельзя тяжелое таскать. Я сейчас пачку одну возьму, и все, согнет меня так, что уже не разогнет. Кто машину повезёт?

— Ну, вместе будем таскать, — умоляюще произнесла Людмила Ивановна. — Я же тоже помогу.

— Да не могу я, Людмила Ивановна, — чуть не плача ответил водитель, не вылезая из кабины. — Грузчика ищи!

— Да где же я тебе его найду? — отчаянно всплеснула руками женщина. — Говорю же, Петрович запил. Эта Горгона с кадров обещала своего человека какого-то прислать, да где он? Вторую неделю ждем. Я Петровичу вчера говорила, чтобы как стеклышко. А он опять Федула с третьего арматурного встретил, и все. Пропали оба. Ну Феденька…

— Людмила Ивановна!

Я замер. Я готов устроиться на работу любым способом, пусть даже и таким. Это же мой шанс просочится в редакцию. А там время покажет, хотя его не так-то много. Найду главного редактора, там глядишь, при удобном случае и статью смогу подсунуть

— Здрастье! — громко сказал я.

Женщина обернулась, удивлённо прищурилась.

— Ты кто такой?

— Так я это, — изображая этакого недоросля я даже носом шмыгнул. — Газеты грузить…

— Людмила Ивановна, — шепнул Федя. — Он, наверное, от Горгоны. То есть от Надежды Абрамовны. Прислала нам помощничка. Это про которого вы говорили…

— Ты от Надежды Абрамовны? — с подозрением оглядывая меня, уточнила Людмила Ивановна.

— От нее самой, — кивнул я и улыбнулся самой обворожительной улыбкой.

— Ну, слава Богу! — с облегчением выдохнула тетка. — Чего так долго?

— Так я… Как сказали, так и пришел.

— Худенький то какой! — присмотревшись ко мне, запричитала Людмила Ивановна. — Да ты, парень, не справишься, поди. Тяжёлые кипы то. Таскать их…

— Справлюсь! Давайте попробую.

Не дожидаясь ответа, я схватил две толстые пачки. Они оказались тяжелее, чем я думал. Но я лишь стиснул зубы и понёс их к машине. Потом еще две пачки. И еще. И все это под молчаливые оценивающие взгляды двоих.

— Справится! — утвердительно кивнул Федя.

— Ну ладно, так уж и быть, — махнула рукой Людмила Ивановна. — Таскай пока, а я пойду. Некогда мне тут. Еще сверку заполнять. Тебя как зовут, кстати?

— Саша я. То есть Александр Матвеевич.

— Сашенька, ты все погрузи пока, —она покрутила пальцем в сторону газетного Эвереста. — Потом, как закончишь, ко мне иди, я на первом этаже. Там увидишь, зеленая такая дверь. Я тебе халат выдам и подсобку твою покажу. Там еще нужно будет с трубами разобраться, тоже куда-то их деть. И батареи перетаскать.

Я присвистнул. «А Людмила Ивановна своего не упустит, сразу в оборот взяла! Но выбора нет.»

Я взвалил на плечо очередную пачку газет, с трудом удерживая равновесие. Бумага была тяжелее, чем я ожидал, но сдаваться было не в моих правилах.

— Эй, Саш, ты, давай, аккуратнее, — покосился на меня Федя, потирая поясницу. — А то Людмила Ивановна, если что, и меня заругает. Она у нас, знаешь, добрая в душе, но… ну, как мать родная — и поругает, и пирожком накормит.

Он вышел из машины, закурил.

— А «Горгона», это та самая из отдела кадров? — уточнил я, отряхивая руки от типографской краски — пальцы марались страшно.

— Она самая, Надежда Абрамовна, — Федя внимательно присмотрелся и улыбнулся, все поняв. — А ты разве не от нее? Вот хитрец!

— Я прошу, не говори никому, ладно? — произнес я, подойдя к Феде ближе. — Мне эта работа по зарезу нужна.

— Да не переживай, не скажу, — выпустив кольцо дыма улыбнулся он. — Мне все равно кто, лишь бы кипы грузили. А то у меня прострел в спине, я не могу. Понимаю, ты молодой, тебе денежка нужна подружку в кино сводить, мороженое там… Так что работай, не переживай. Уверен, что Горгона никого и не собиралась сюда присылать. Ведьма еще та. Они, по секрету тебе скажу, с Людмилой Ивановной терпеть друг друга не могут. Вроде бы когда-то мужика одного не поделили, но это, тс-с-с, секрет! Так вот, по поводу Горгоны… Лучше с ней дела не иметь.

Он подмигнул мне.

— А главный кто у вас? Редактор? — осторожно спросил я.

— А, — оживился Федя. — Николай Семенович! Ну, это личность! Старичок, но ещё огонь. В войну фронтовым корреспондентом был, потом всю жизнь в газете. Орел! Живая легенда. Все его уважают, но боятся.Хороший мужик. Если бы не он Петровича давно бы уже погнали.

— А где сидит этот Николай Семенович?

— В своём кабинете, на втором этаже. А тебе зачем?

— Да так, просто, на всякий случай, чтобы ненароком не войти к нему!

— Это верно, — кивнул Федя. — Николай Семенович очень занятой человек, ему лучше не мешать.

Я вдохнул поглубже, выпрямил спину и схватил очередную пачку газет. Руки уже ныли от напряжения, а под ногти набилась черная типографская краска. Но останавливаться было нельзя, Людмила Ивановна зорко следила за каждым моим движением, поглядывая из окна.

— Эй, Сашок! — крикнул Федя, поправляя кепку. — Ты эти последние кипы аккуратнее клади, а то помнешь. Николай Семенович терпеть не может, когда газеты мнутся.

— Да уж, — проворчал я, с трудом переставляя ноги. — Как будто от этого «Слава труду!» на первой полосе станет менее величественным.

Федя фыркнул, но тут же осекся, бросив взгляд на здание:

— Ты это… потише. Мало ли кто услышит.

Я только собрался ответить, как из дверей вышла сама Людмила Ивановна.

— Ну что, герой, погрузил? — спросила она, скрестив руки на груди.

— Почти, — выдохнул я, потирая поясницу.

— «Почти», это не ответ! — рявкнула она. — Федя уже опаздывает с развозом! Давай быстрее, а потом беги в подвал. Там батареи нужно перетаскать. Говорила же, что слабенький, не справишься.

Я почувствовал, что моё положение пошатнулось. Если не смогу выполнить все задания Людмилы Ивановны, я вылечу с треском, так и не успев официально оформиться. А сил уже практически не осталось. Мое лицо, наверное, выразило весь ужас ситуации, потому что Федя сжалился и заступился за меня:

— Да ладно тебе, Людмила, парень хорошо справляется. Вон как быстро машину загрузил. А Петрович бы до вечера возился бы.

— Ишь, защитник, — фыркнула та, но успокоилась, повернулась в мою сторону. — Раз взялся, делай до конца. А то думаешь, тут все халявщики по газетам штаны просиживают?

Я стиснул зубы и кивнул.

Когда Федя уехал, я остался один во дворе редакции. Солнце пекло нещадно, а впереди меня ждал подвал с этими чертовыми батареями.

«Ну и день…» — подумал я, слизывая с губ и сплевывая налипшую пыль.

Впрочем, в этом было и какое-то приятное чувство усталости. Так молодое сильное тело реагирует на нагрузку, тянет разогретые мышцы, они наливаются мощью, требуют еще.

Я пошел в здание искать Людмилу Ивановну. В дверях столкнулся с каким-то мужчиной, и с первого взгляда понял, что это и есть Николай Семенович, главный редактор. Он бросил на меня мимолётный взгляд из-под густых бровей и стремительно двинулся по двору. Высокий, сухощавый, с седой бородкой, в потертом, но аккуратном пиджаке и потухшей трубкой в зубах он выглядел величественно. За ним, с каким-то лакейским подобострастием семенил молодой парень с растрепанными волосами.

— Николай Семенович, ну дайте еще день, — умоляюще скулил тот. — Я же материал по хлопкозаводу еще не закончил…

Редактор резко остановился и обернулся. Его густой бархатистый бас пророкотал на всю округу:

— Сергей, ты что, думаешь, освобождение Зареченска — это просто дата в календаре? Это святое! Тем более, дата юбилейная. Завтра к обеду статья должна быть у меня на столе! Понял? И без всяких отговорок. Ее ведь еще и согласовать нужно наверху, а это знаешь сколько времени? Не успеем!

Журналист побледнел и обреченно кивнул.

— Николай Семенович, — едва не плача промямлил он. — Я постараюсь.

— И чтобы не как в прошлый раз, когда я все переписывал за тобой! Ты — журналист, твое оружие — слово! А ты что? Перепутал страны, поменял их местами, в деепричастных оборотах запутался. И что написал, помнишь?

Журналист густо покраснел, опустив голову, но редактор продолжал нещадно его отчитывать.

— «Руководство страны ведёт народ к бедности». Это ты про них писал, — он кивнул куда-то в сторону. — А из-за твоей ошибки получилось, что про нас! Это знаешь, что такое? Это статья 70 Уголовного кодекса, «Антисоветская агитация и пропаганда». Если бы вышла статья… и тебя бы, и меня бы…

Он не договорил, но всё было понятно и без слов.

— Николай Семенович… так вышло… прошу прощения…

— Сережа, давай внимательней в этот раз. Иди, пиши. Сроки остаются прежними. Завтра к обеду чтобы статья была у меня. Все.

С этими словами редактор резко развернулся и направился обратно в здание.

В голове возникла мысль: «Это мой шанс».

Памятная дата. Освобождение Зареченска от немецко-фашистских захватчиков. 40 лет. Юбилей. Город будет праздновать. И, естественно, «Заря» готовит статью к этому событию.

Я уверен, что напишу быстрее и лучше, чем этот растяпа Сергей… Сделаю статью живой, а не казенной… Ведь можно же включить туда рассказы ветеранов, которые еще живы, добавить чуть больше эмоций, не уподобляясь сухому языку местной прессы, добавить интересных фактов…

Весь вопрос в том, как эту статью подсунуть Николаю Семеновичу. Если повезет, если все будет как надо, то есть большой шанс добиться успеха…

Но сначала — чертовы батареи.

Я горестно вздохнул и поплелся в подвал.

Таскать батареи та еще задача. Особенно с непривычки. Тяжелой атлетикой я никогда в жизни не занимался и, честно говоря, при виде чугунного штабеля почувствовал себя не уверенно. И как я буду их таскать? На собственном горбу? Хоть бы какого напарника, хотя бы этого их пьяницу, как там его… Петровича, кажется? Так тот в запое вроде бы как…

Однако, взялся за гуж…

Вздохнув, я ухватился за край батареи… потянул… Железяка поддалась неожиданно легко. Да потому что не сплошняком батареи-то были, а секциями! Все равно, конечно, тяжеловато, но — таскать можно и одному. Только приноровиться, и желательно не уронить на ногу, как в кинокомедии «Джентльмены удачи»!

Ну, что, Александр Матвеевич? Взяли! Понесли. Так, так — осторожней! А то и впрямь, будет, как в кино — «Этот Василий Алибабаевич, этот нехороший человек…»

Вспомнив фильм, я невольно засмеялся, и даже как-то незаметно начал насвистывать прилипчивый популярный мотив:

— Один московский кент… по имени Доцент…

— Ого! Тут прямо клуб и художественная самодеятельность! — сверху, через вентиляционное окошко, донесся уверенный бас. — Людмила Ивановна! Это кто у тебя там с батареями? На Петровича вроде бы не похож. У того отродясь слуха не было! Людмила Ивановна! Как там у нас с бумагой на следующий тираж, в типографию привезли? Людмила Ивановна-а! Да где хоть вас всех носит, е-мое! Э-эй! Сереж! Людмилу Ивановну, случайно, не видел? В кабинете, со сметами? Как закончит, пусть ко мне зайдет…

Оп-па! Еще одна секция. Побольше, потяжелее. Сразу еще один фильм вспомнился — «Операция Ы». Там, где про стройку, с Шуриком и Верзилой…

Хорошо, халат выдали. И рукавицы! А то как бы домой потом заявился? Одежда-то чистая… была… Ага! Вот, пожалуйста — брюки уже в ржавой пылище! Еще хорошо, что черные — не так заметно. Хотя, все равно заметно, да… Застирать потом, что ли?

Жарко.

Пот по лбу, по спине.

Устал.

Закрутился уже, как волчок…

Так… уже не так и много осталось!

— Люблю волчок, забаву детства!

Всего-то ничего…

Его вращенье — чародейство!

Хорошая все-таки группа «Круиз». Не какой-нибудь там ВИА!

Черт!

Уронил все-таки… Василий, блин, Алибабаевич, нехороший человек! Хорошо, не на ногу.

— Эй, ты что там звенишь? — в подвал, одергивая синий рабочий халат, спустилась Людмила Ивановна. — Ого! Уже перетаскал, что ли? Ну-у, молодец! Тебя как звать-то, запамятовала?

— Александр! Саша, — напомнил я со всей возможной любезностью.

Завхоз рассмеялась, колыхаясь всем своим кругленьким телом:

— Ну, что, Александр-Саша… Пошли чай пить — заслужил!

Увы, чаю попить не удалось.

В уборной, у раковины, перехватил высокий растрепанный парень в голубых вельветовых джинсах «Риорда». Сергей, кажется.

— А, вот ты где! Тебя в отдел кадров требуют.

— В отдел… кадров?

— Ну, в канцелярию… Тут, на первом…

— Сашка, да где ты там? — это уже кричала Людмила Ивановна.

— Я тут, — ответил я. — Иду, сейчас буду. Ставьте чайник.

— Да какой чайник? — отмахнулась она. — Беги скорее в отдел кадров. Тебя там Горгона спрашивает. Злая, как черт.