Курс на СССР: Переписать жизнь заново!

Глава 13

Николай Семенович сдержал свое слово, статья вышла уже в середине сентября. Ну, конечно, не с той остротой, к какой я привык там, в будущем, но… для восемьдесят третьего года и это был прорыв! Хотя, казалось бы, и что там такого? Ну, покритиковали зарвавшегося председателя, так, слегка. Даже уголовное дело не возбудили — сочли доказательства недостаточными. Гога, естественно, свидетельствовать против Евшакова отказался, а фотографии были такого качества, что в прокуратуре, как рассказывал потом главред, лишь покачали головой. Так что с точки зрения закона председатель оказался чист…

Однако, по партийной линии Евшаков получил знатного «строгача» и слетел со своей должности белым лебедем! Или черным… Или вообще, хромой уткой. Как бы то ни было, но слетел, и это уже была — победа! Правда, бывшего председателя просто перевели в замы… Да и этого-то могло не быть.

Николай Семенович объяснил, что председатель колхоза вообще-то — должность не номенклатурная, а выборная, его колхозники выбирают на общем собрании. В отличие от того же совхоза, где не председатель, а директор, которого назначают вышестоящие органы — и они же могут и снять.

— Просто у нас, Саша, нынче что колхоз, что совхоз, одинаково, — грустно улыбнулся редактор. — Все подчиняются кому?

Спросил, и сам же ответил:

— Правильно, партии! Потому, как именно партия у нас руководящий и направляющий орган! Вот и вышло с расхитителем этим… Вот же сволочь! Так вот, в наглую, воровать! Хотя… в Узбекистане-то вон, что делается! Сведущие люди рассказывали. Ну, да тебе пока лучше на знать… Ах, Юрий Владимирович, Юрий Владимирович, здоровья бы тебе побольше. Вскрыли бы все гнойники… эх!

Оглянувшись на портрет нынешнего генсека Андропова, главред махнул рукой, и вдруг снова улыбнулся. На это раз весело:

— Ну, что, Саша? Будем тебя внештатным сотрудником оформлять. Так что готовься… И да, там тебе очередной мешок писем. Иди, в канцелярии получи. Звезда ты наша…

Я вышел на улицу в приподнятом настроении. Стоял погожий сентябрьский денек, «бабье лето». Ярко светило солнце. Багряно-золотые деревья роняли листву, в бледно-голубом небе собирались в стаи перелетные птицы. На той стороне улицы виднелась желтая бочка с квасом. И очередь совсем небольшая, человек семь.

Перебежав улицу, я пристроился в очередь и снял куртку. Ту самую джинсовку с черепом. Череп, кстати, пришлось спороть, очень уж нехорошо косился на него Николай Семенович. Понятно, фронтовик. А я дурак. Выпендривался после восьмого класса пришил…

В очереди обсуждали «Боинг». Тот самый, южнокорейский, что вторгся в воздушное пространство СССР и был сбит.

— Да, понятно все — распалялся дедушка в чесучовом пиджаке и соломенной шляпе. — Провокация! Людей не пожали, сволочи!

— Так это не пассажирский самолет был, а разведывательный! — заметил солидный дядечка в светлом летнем костюме. — Маршал Огарков так про радио и сказал. Спланированная разведывательная акция с целью изучения нашей ПВО!

— Вот ведь, гады! Боремся, боремся за мир, а они…

— А Рейган, Рейган-то? Империя зла, говорит.

— Ой, товарищи! Как бы не было войны!

— А пусть только сунутся! Огребут по самые уши.

— Молодой человек! Э-эй! — отвлекла продавщица. — Спите, что ли? Вам сколько?

— А-а… большой!

— Пожалуйста. Двенадцать копеек.

Я отсчитал гривенник и две копейки, отошел с бокалом в тенечек. Сделал глоток — ох, и вкусно! Да уж, это вам не в пластиковых бутылках!

— Саша… привет!

Я оглянулся, увидев знакомую девушку. Ту самую рослую блондинку в зеленой стройотрядовской куртке и джинсах. Слепикова Светлана, командир студенческого отряда «Бригатина». Ну, там, в колхозе «Золотая Нива», про который я… Кстати, в статье, кроме всего прочего, упоминалось и про стенгазету, и про боевые листки, и про комсомольское собрание…

— Светлана, здравствуй! Все еще в колхозе?

— Так, до конца октября, — улыбнулась девушка. — Квас пьешь? Дай глоточек… Спасибо! Картошка заканчивается, сейчас морковка, турнепс. Работы хватит! Да, у нас новостей — целый воз. Да ты, наверное, знаешь…

Я засмеялся:

— Ну, наверное, не все. Рассказывай!

— Во-первых, большущее тебе спасибо за статью! От всех наших, — на полном серьезе поблагодарила Света. — Ты знаешь, все, все изменилось! Душевые устроили! Тушенки теперь, как положено, еще и картошку разрешили брать. Все равно всю на базу отвозить не успевают! Так что теперь у нас и картофель тушеный, и пюре! Вкусно. И горячий обед.

Изыскали возможность прямо на поле привозить, навес сделали, стол. Участковый теперь к нам через день наведывается, следит за порядком. А Гога и носа не кажет. Ну, тот, который…

— Еще бы он там показался…

Дурак-то дурак, но, откуда у него «Москвич»? Пусть и старый, четыреста двенадцатый, но все же — машина, больше четырех тысяч стоит, даже и подержанная. Да еще, попробуй, купи.

— В общем, спасибо! Ты это… как время будет — приезжай! Мы до конца октября там.

— И вам спасибо за приглашение, — улыбнулся я. — Точно не обещаю, но… если смогу.

На душе было спокойно и радостно. Вот ведь, казалось бы, статья… А как помогла! Батя еще смеялся над журналистами, а вот! Вот же она, настоящая помощь людям!

Эх, радостно, радостно! Жаль, каникулы кончились, и Наташа уехала на учебу. Наверное, сейчас тоже где-то на картошке, как все первокурсники.

Я купил фруктовое мороженное за семь копеек. Сел на лавочку в небольшом скверике, набирал розовую массу деревянной палочкой и думал. Что, если послать газету Наташе? Оба номера, и со статьей о будущем, и вот с этой. Не будет ли это выглядеть хвастовством? Ну-у… если только совсем немного. Так, слегка… Тем более, Наташа за меня так радовалась. А и послать! Черт… адреса-то не знаю… Так ведь, есть, у кого спросить! Наташин дед, Иван Михайлович, он-то, наверняка, дома.

Телефон я помнил наизусть. Доев мороженое, выбросил бумажный стаканчик в урну. Вот и автомат, на углу. Бросив две копейки, я снял трубку и набрал номер.

— Да? — прозвучал знакомый стариковский голос.

Слава Богу, дома!

— А, Саша! Узнал, узнал… А Наташи нет! На учебу уехала… Адрес? Ах, письмо послать… Нет, нет, я не смеюсь, просто… Письма — как-то нетипично для сегодняшней молодежи. Обычно звонят… и то, не часто. Ах, ты же журналист, Наташа рассказывала. Тогда понятно. Значит, записывай… Новоизмайловский проспект, дом шестнадцать, корпус…

На следующий день, с утра, меня вновь вызвал редактор. Разговор пошел все о том же, о моей статье.

— Товарищ Серебренников статью оценил, — указав мне на стул, негромко промолвил Николай Семенович. — Но, лично просил меня за тобой приглядывать! Чтоб не наломал дров. А то парень ты молодой, горячий… В общем, так. В обкоме дали добро на продолжение твоей фантастической темы! Серебренников так и сказал, хватит, мол, негатива, пусть будет что-то и позитивное, веселое, бесшабашное даже! Вот именно таки и сказал, «бесшабашное». Фантастическое! Так что, Александр, пиши еще один очерк! Тем более, столько откликов.

— Да с удовольствием! — дернулся я.

— Опять же, от «Боинга», сбитого надо народ отвлечь, — продолжал редактор. — И вот что я думаю! В прошлый раз ты про всякие карманные телефоны-телевизоры писал, про микро-ЭВМ и все такое прочее. А сейчас напиши про другую технику. Про тот же транспорт! Может, машины там уже с ядерными двигателями, летающие автобусы… В общем, ты понимаешь.

— Понимаю.

— А раз понимаешь, вперед! Чтоб к понедельнику было.

О новом очерке я думал почти целый день, отвлекался лишь на погрузку — разгрузку. Нового грузчика пока еще не нашли, а Петрович снова запил.

Дома я тоже думал. Даже сделал кое-какие наброски, но… как мне вдруг показалось, это все было не то. Ну, что там изменилось с транспортом по сравнению в восьмидесятыми? Да по большому-то счету, ничего! Те же корабли, самолеты, поезда. Автомобили все с тем же двигателем внутреннего сгорания. Электромобили, скорее, экзотика. Нет, тут читателя удивить нечем! Что и сказать, научно-технический прогресс повернул куда-то не туда, вместо покорения иных планет, тик-ток с кривляками и котиками. Ну, вот сейчас, в восемьдесят третьем, взять любой научно-технический журнал, тот же «Юный техник» или «Техника Молодежи». Ведь там тоже писали о будущем, о том, откуда я прибыл.

В котором, увы, не было ни подводных городов, ни звездолетов, ни обитаемых станций на Венере и Марсе. Да что там станции! Даже никакого гуманитарного прогресса не было. По-прежнему богатые и бедные, развитые и неразвитые… плюс терроризм и постоянные войны. Все так же убого, как и тысячи лет назад, в каком-нибудь Древнем Египте! Общественного прогресса — ноль. Может быть, люди вообще к нему не способны?

Ага, люди, если бы все зависело от людей! Не от людей все зависит, а от тех, кто у власти. Там, во власти, вроде бы, тоже люди. Две руки, две ноги, и всякие там страсти. Но! Все-таки, это уже не совсем люди, а, скорее функции, биомеханизмы институтов власти.

Отец вот, смартфон изобретает. Загорелся! А что толку в техническом прогрессе. Если люди-то с древних времен не изменились? Взять те же девяностые, которые, между прочим, уже очень скоро наступят. Распад СССР, нищета, в верхах повальное воровство и предательство, разгул бандитизма.

Вот интересно, можно ли всего этого избежать? С помощью технического прогресса вряд ли. Тут другой прогресс нужен, общественный. Еще уместно задуматься о роли личности в истории. Если бы не Горбачев, была бы Перестройка, распад Союза? Наверное, что-то подобное все равно было бы, законы общественного развития объективны, ни на какие заговоры, ни на каких предателей их не спишешь. В самой советской системе что-то пошло наперекосяк, отсюда все проблемы.

Да, так. Однако, и роль личности не стоит отрицать. Вот, если бы тот же Андропов прожил еще десять лет? Или, вместо Горбачева генеральным секретарем стал бы Громыко, или Гришин, или Романов? Изменилось бы что-нибудь? А Бог его знает! Да, наверное…

Хотя, что тут рассуждать? В высшие эшелоны власти мне все равно не пробиться, и ход политики не изменить. А так бы да, уж кое-что подсказал бы! И что СОИ американские чистой воды блеф, и в гонку вооружения ввязываться не надо, и вообще, нечего всю Африку кормить! И войска из ГДР не надо торопиться выводить. Да уж, все мы крепки задним умом! Да уж…

Так что же про транспорт-то написать? Если про то, что было на самом деле, никому не интересно будет.

— Са-аш! Картошку почисти, пожалуйста!

— Ага.

Мама с работы пришла. Принесла в авоське продукты, консервы, «степную» колбасу, хлеб.

— В гастрономе обещали сыр колбасный выбросить по два тридцать. Так стояли, стояли, я и махнула рукой. Чего зря ждать-то? А колбасу, это уже в продмаге. Полпалки в руки давали. И очередь совсем небольшая, представляешь? Да, отец сегодня на работе задержится. Аврал там какой-то у них. Звонил мне на работу, предупредил. Сказал, чтоб без него ужинали.

Я начистил картошки, поставил варить. Дернулся в шкафчик за солью… Увы!

— Мам! А соль-то что, кончилась?

— Ой! Забыла купить! Ну, совсем из головы вылетело. Придется у соседей спросить, в магазин-то уже поздно.

— Так я схожу тогда.

— Давай! И будем ужинать. Раз уж отец…

Внизу, на скамейке у поезда сидел Гребенюк, я заметил его еще из кухни. Спустился:

— Здорово, Серега. Как жизнь?

— А, Сань, привет! — Гребенюк протянул руку. — Жизнь, только держись! Сам-то как?

— Тружусь помаленьку!

— Вот-вот! Все мы трудимся, — засмеялся Серега. — Лошадь тоже трудилась. Побольше других, однако, председателем колхоза не стала! Я вот на практике сейчас, на Механическом, станочником. Сказать по правде, тоска зеленная! Станок древний, все время ломается, да ее и бригадир, черт тот еще… Да! Тебе Метель привет передавала.

— Метель?

Честно говоря, я не очень-то и удивился. Чего-то подобного после той встречи и ждал. Ну, что напомнит о себе как-нибудь. Вот, напомнила.

— Случайно у магазина встретились, — Гребенюк повел плечом. — Она ж в том доме и живет.

— А, так ты снова у «Мелодии» промышлял? — догадался я. — Один или с кем-то на пару? А, впрочем, не хочешь, не отвечай.

Гребенюк неожиданно расхохотался и положил руку мне на плечо:

— Вот за что тебя уважаю, за то, что ты зря в душу не лезешь! А то все, знаешь, как начнут советы давать, только успевай лапшу с ушей смахивать! Ну, да, у «Мелодии» потолклись немного. Правда, без добычи нынче. Снова менты с облавой! Едва ушли… А вечерком сегодня кореш звал в одном деле помочь. Обещал «чирик» за двадцать минут. Машину одну разгрузить. Кстати, хочешь, присоединяйся! Ты ж у нас грузчик!

Я пожал плечами. Как-то все это подозрительно как-то. Червонец за двадцать минут! Явный же криминал. Пусть, верно, и небольшой, но, все-таки.

— Да ты не переживай! — махнул рукой Серега. — Не фургон разгружать, всего-то «Москвичонок». Что-то там тяжелое привезет…

— «Москвич»? — я почему-то насторожился.

— Ну да, старый такой, серо-голубой, с выступающими ручками… Четыреста двенадцатый, во! Водителя зовут то ли Гоша, то ли Гора.

— Может, Гога?

Вот оно! Неужели, еще чем-то промышляет гад?

— Может, и Гога, — кивнув, Гребенюк резко поднял глаза. — А ты его знаешь, что ли?

— Так, — уклончиво отозвался я. — Тот еще подставляла. Я б на твоем месте не пошел.

— Хм, — Серега задумался, даже почесал затылок. — Про то, что подставляла, я не только от тебя слышал. Ладно, поглядим! Тогда заходи вечерком. Сегодня как раз «Рок-посевы»! Сева, Сева Новгородцев, город Лондон Би-Би-Си…

— «Рок-Посевы»? — обрадовался я. — Зайду! А у тебя что, преемник хороший есть?

— Да на старой «Ригонде» запросто ловится! Правда, глушат, да…

— Черт, — уже уходя, я оглянулся у подъезда. — Серег! У вас дома соль есть?

— Так спроси у матери. А, хотя, пошли, что тут зря сидеть-то?

«Метель», — поднимаясь по лестнице, думал я. Надо же, вспомнила. Не из простых девочка. Папа в Будапеште. Наверное, какой-нибудь дипломат.

— Саш, соль нашел?

— Ага, — я положил на стол коробочку с солью. — Соседи снизу отсыпали.

— Ты хоть спасибо сказал?

— Обижаешь!

Мама ушла в комнату, послышались позывные программы «Время».

Я еще попытался что-то сочинить, да и просто хотелось дождаться отца. Не дождался. Да и к Гребенюку пора.

— Ма, я к соседям! — уходя, бросил я.

Дверь открыла тетя Вера:

— Проходи, походи, Саша. Сережа там, у себя…

Гребенюк уже сидел перед радиолой с «зеленым глазом» и лихорадочно крутил ручку настройки, пробираясь сквозь обрывки радиопередач и вой глушилок.

— Садись… — обернувшись, он кивнул на диван. — Сейчас… сеча-ас… Ага! Вот оно! Как говорится, есть обычай на Руси ночью слушать Би-Би-Си!

Наконец, послышался отдаленный знакомый голос, словно вынырнул откуда-то из другой Вселенной:

— Добрый вечер друзья! Наша сегодняшняя программа посвящена новым альбомам… Почте все виртуозы тяжелого металла… проката в закрома Родины…

Сначала шла рок-хроника, о «Битлз», «Уингс», об алкогольной смерти Джона Бонэма, бессменного барабанщика «Лед Зеппелин»… Дальше волна ушла, и Серега с остервенением закрутил настройку.

— Стой, стой! — подскочив на диване, азартно закричал я, — Вот, только что была гитара! На Блэкмора похоже, да…

— … с пластинки групп «Рэйнбоу»…

— Вот, я же говорил!

— … альбом группы Эй-Си — Ди-Си… рок-высковольтники… не потерять творческой наэлектризованности… не дать голому нерву заплыть жирком благополучия!

— Черт побери! Хорошо сказал, — восхитился Серега. — Ну, Сева!

Потом еще был Майкл Шенкер… ополоумевший гитарист разбивает стекло дорогого «Мерседеса» дорогой же гитарой… Тяжелый рок, это музыка угнетенной молодежи…

И в конце «Блэк Саббат» с Гилланом… Ну-у, так…

Хорошая была передача, что и говорить. Жаль, что в этот раз как-то музыки было маловато… или мне просто показалось?

Прежде чем вернуться домой, я спустился вниз, к почтовым ящикам. Может, «Юный техник» пришел или там «Смена» с хит-парадом, вечером-то забыл заглянуть. Ни журнала, ни газет, увы, не было. Лежала лишь какая-то официальная бумага… На мое имя!

Я вскрыл конверт.

Повестка! Повестка из военкомата.

Что, уже? Вроде, рановато еще.

Ага, еще не в армию! Пока только на медкомиссию! Явится завтра к девяти ноль-ноль по адресу Моховая, 10. Ну да, так как раз военкомат. Солидное такое здание, старинное, в четыре этажа.

— Так-так! — невролог, седенький старичок в белом халате, помахал перед моим носом блестящим молоточком. — Сюда смотрим… Теперь сюда. Голову не поворачиваем! Травмы какие были? Обмороки? Н-да, н-да-а…

Что он там нашел, я не спрашивал, пошел по кабинетам дальше. Еще нужно было пройти хирурга и эндокринолога, а потом терапевта. Народу было не так, чтобы много, но и немало. Такие же парни, как я, шатались туда-сюда по коридору в одних трусах.

Затем председатель комиссии вызвал каждого лично. Войдя, нужно было доложить по форме, как именно, указывалось на табличке, висевшей на двери кабинета.

— Товарищ председатель комиссии, призывник Воронцов…

— Ага, призывник Воронцов, — прочитав результаты обследования сказал он. — Что-то не нравится мне ваша голова! Точно, никаких травм не было? Каких-нибудь там падений?

— Падения были, а как же! И даже не один раз.

Про «Жигули» я не стал рассказывать, к чему? Так вот и отвечал, уклончиво, по принципу: тут помню, ту не помню.

Задав еще пару вопросов, врачи зашушукалось, и председатель велел мне выйти, и через пору минут зайти…

Что я и сделал, снова заглянув в дверь:

— Можно?

— Да-да, заходите, — пригладив седую бородку, приветливо улыбнулся председатель. — Ну, что, призывник Воронцов. Будем вас обследовать! В больничку на недельку положим, томограф, анализы… то, се…

— Что-нибудь серьезное, доктор? — всполошился я.

Врач отмахнулся:

— Вряд ли. Скорее, возрастное. Но, думаю, что в осенний призыв вы уже не успеете. Пойдете на службу весной.

— Вы сказали, в больничку, — я все же продолжал беспокоиться. — Что, прямо сейчас?

— Нет, конечно же. В октябре, наверное, или еще позже. Как будут места… Да не волнуйтесь, молодой человек, мы вас обо всем известим!

До вчера я еще забежал на почту, отправить Наташе бандероль с газетами. Пока очередь, пока оформляли. Хорошо, паспорт был при себе, все ж таки шел-то в военкомат, на комиссию.

По пути заглянул в продовольственный, купил соль. Вдруг мать снова забыла? Еще выкинули майонез. Встал еще в одну очередь, взял две банки, больше в они руки не давали. Майонез, это было хорошо, скоро седьмое ноября, как раз для праздничного салата. Эх, еще бы зеленый горошек «Глобус»!

Домой я возвращался уже в сумерках. Зажглись фонари. И еще что-то нервно било по глазам синим истошным светом.

Мигалка!

У нашего подъезда стоял желтый милицейский «УАЗик», прозываемый в народе «луноходом». Двое сержантов в форме вывели из подъезда Серегу Гребенюка! Вернее, шел-то он сам, просто один милиционер шагал впереди, а второй сзади.

Я бросился было:

— Серега!

— Не положено! — строго осадил сержант.

А дальше все было, как в песне Высоцкого:

— И с размаху кинули в черный «воронок»!

Только «воронок» в нашем случае был желтым…