Глава 17

Всю ночь я ворочался. Уснуть не давали мысли о таинственной встрече в заброшенном парке и странном поведении отца Метели. С кем он встречался? Что за документы он передал? Что получил взамен? Деньги? Скорее всего.

Я прокрутил в голове всю сцену, пытаясь понять, кто в этой паре главный? Мне показалось, что мужчина, сидящий на скамейке в ожидании встречи, вел себя излишне нервно. Возможно, он осознавал всю абсурдность ситуации — пытаться делать вид, что просто присел прочитать газету в темном парке. А вот Виктор Сергеевич, наоборот, был спокоен и деловит, совершил обмен и назначил встречу через неделю, предупредив, чтобы в следующий раз не опаздывал. Но, как я понимал, это спокойствие было только внешним, потому что на обратном пути он предпринял ряд попыток обнаружить хвост.

«Похоже, мне удалось перехитрить шпиона» — подумал я и зевнул так, что челюсть хрустнула.

И что мне теперь делать? Пойти в милицию, в КГБ? И что я им скажу?

«Товарищи, лично присутствовал при шпионском рандеву! Нет, нет, сам я не шпион, просто проходил мимо, а они там как раз продавали государственные секреты».

Тут же и спросят: «да что вы говорите? С чего вы взяли, что секреты государственные? Ах, герб СССР. А гриф „совершенно секретно“, случайно, не разглядели? Нет? Темновато было? Ай-ай-ай!»

Бред. Бред какой-то. Но, что-то же надо делать? В первую очередь, разузнать побольше об отце Метели. Как? Значит, надо встретиться. А она скажет:

«Третье желание, золотая рыбка!»

Хотя, мне кажется, третье желание у неё уже готово. Ишь, как ухмылялась, зараза! Подставила меня перед Наташей.

Наташа… Все мысли о шпионах выветрились в одно мгновение и хлынули воспоминания о том, что тяжелым грузом лежит на сердце

Что теперь будет? Уехала в свой Ленинград… вернее, пока что в совхоз, вот и позвони ей туда, попробуй. В общежитие и то бы легче было.

Эх, Наташа, Наташа… Ну, подумаешь, потанцевал с другой, ну, цветы подарил. Такой пустяк. Однако, я не учел, что сейчас начало восьмидесятых, и на подобные вещи сейчас смотрят по-другому.

Надо просто дождаться, когда девчонка приедет домой на выходные, на ноябрьские праздники и все начистоту выложить: про желания, про пластинку эту чертову, будь она неладна. Правда, захочет ли она со мной встречаться и разговаривать? Ну, ведь время какое-то пройдет, ведь не на всю же жизнь обида!

Да-а, вот ведь как… Что-то в этой жизни поменяли, и вот вам, пожалуйста ответка! Можно сказать, от самой судьбы. А всего-то делов, спасли Гребенюка от тюрьмы. Хотя, нет, не «всего-то»! Это же очень большое дело, изменить судьбу человека. И, не смотря на все, получилось же! Так может быть, попробовать изменить и судьбу страны? Чтоб не было распада СССР, обвальной нищеты, кровавого кошмара девяностых.

Вот! Снова эти мысли. Ведь я уже об этом думал, и не так давно. Да что толку думать, надо хоть как-то действовать. А как? Как избежать развала СССР, позорной «прихватизации» всего такого? Что я вообще могу сделать-то? Пока не поздно, вывести войска из Афганстана? Ага, вот прям утром товарищу Андропову и позвоню! То-то он обрадуется:

«Да-да, скажет, Александр Матвееич, обязательно выведем войска, и в самое ближайшее время! Вам же виднее, господин журналист!»

Тоже бред. А что не бред? Развивать высокие технологии… хм… Это кому ж посоветовать? Или просто не допустить к власти Горбачева? Тоже интересно, как? Да и что, Горбачев один разваливал СССР? Просто взял так, пнул, государство и развалилось. Значит, прогнило давно… И что же, ничего уже нельзя сделать?

Я сидел на тахте, поджав ноги и прислонившись к стене, и смотрел в окно на мелькавшие редкие блики автомобильных фар. Советский Союз… Вроде бы, такой могучий… Могучий, но беспонтовый! Чем молодежь гордится? Всем импортным! Впрочем, не только одна молодежь… И когда СССР развалился, я же помнил, никто особенно не загрустил. Все ждали буржуйских плюшек, и не понимали, что за всё придётся платить. Наивно верили, что все блага: образование, лечение, коммунальные платежи, цены, квартиры останутся по-советски дешевыми, а то и вовсе бесплатными…

Господи, так надо же сознание народа менять! И в первую очередь, «промыть мозги» молодежи. Чтоб своей страной гордились, ведь есть же чем! Я же, черт возьми, журналист, пусть и начинающий, я же могу… Ну, как там, «теория малых дел»? Кажется, у Махатмы Ганди… Или не у Ганди… Да неважно, важно другое, писать об этом всем, формировать сознание… Я, конечно, не волшебник, но что-то делать должен… И со шпионами этими надо что-то придумать… если они вообще шпионы…

На кухне заиграло радио. Ну, да проводные-то репродукторы почти никто и не выключал, все передачи так и шли целый день фоном. Гимн СССР:

«Союз нерушимый республик свободных…»

Послышались шаги, отец уже встал, собирался на работу… Изобретал ведь что-то! Надо бы спросить, как в этом плане дела…

Однако шесть утра, пора вставать. Я потянулся, протер глаза и, несмотря на бессонную ночь, резко встал и приступил к утренней разминке. Впереди новый день и масса новых дел. Прежде чем начинать глобальную операцию по спасению СССР, надо помириться с Наташей, а ещё раньше, узнать, где назначена следующая встреча шпионов.

Там же? Или в каком-то другом месте? В любом случае, не мешало бы проследить. Взять в редакции фотоаппарат, хороший, «Зенит»… И что толку? Со вспышкой их снимать? «Улыбочку, товарищи шпионы!»

Если они вообще шпионы. Или да, шпионы, но — промышленные. Какие-нибудь заводы-конкуренты… или конструкторские бюро. Так ведь может быть? Запросто!

* * *

В редакции Николай Семенович проводил «летучку». Как водится, кратко осветил международное положение: «капиталисты, гады, лютуют», после чего сразу же перешел к делу, распределив сотрудникам задания. Кого-то отправил на спортивные соревнования, кого-то на туристский слет, кого еще куда. Моему приятелю Плотникову досталось открытие нового отдела в универмаге, что же касаемо меня, то…

— А вас, Александр, я попрошу остаться, — интригующе промолвил главред тоном актера Леонида Броневого в роли Мюллера из бессмертного фильма «Семнадцать мгновений весны».

Я и остался. Сидел, ждал.

— Во-первых, продолжай свою тему, — разбирая разбросанные по всему столу бумаги, Николай Семенович неожиданно улыбнулся. — Ну, это… фантастику. Читатели пишут, ждут. Не будем их разочаровывать. Ну и подумай пока, у нас же тут праздник на носу. Понимаешь, о чем я?

Начало октября. Что у нас там за праздник? Ага-а…

— День учителя, что ли?

Редактор поморщился:

— И это тоже. Но, самый главный-то забыл? Эх, Саша, Саша… День Конституции, темный ты человек! Вот над соответствующей статьей и подумай. Мне все равно, что это будет, очерк, эссе, репортаж, да хоть поэма! Конечно, не «Братская ГЭС», объемом поменьше… Да шучу я, шучу! В общем, подумай. Сам понимаешь, на первой полосе разместим. Так что надо постараться.

От главреда я вышел слегка ошалевший. Сразу две задачи, причем, совершенно разные, начали битву приоритетов в моей голове. Наконец, мысли упорядочились. Итак, до Дня Конституции еще оставалось время, поэтому я решил, не откладывая в долгий ящик, приняться за очередные «фантастические рассказки». Вот только о чем писать?

Усевшись за стол, я придвинул поближе пишущую машинку «Ятрань» и, словно пианист, вскинул руки…

Из стоявшего на подоконнике старенького радиоприемника «Меридиан» доносился старый французский шансон. Эдит Пиаф, Азнавур, Мирей Матье, Далида…

«Падам-падам-падам…»

Вот под эту музычку я и начал…

Писал о будущем…

О растущей не по дням, а по часам квартплате…

«Падам-падам…»

Об устремившихся куда-то в космос ценах, особенно на бензин…

«Падам.»

Об инфляции, стагнации и всем таком прочем…

И о том, что правит балом Его Величество Обыватель! И на другие планеты мы не полетим. И баз на Марсе и Луне не будет. Впрочем, о базах я уже писал. Как и о звездолетах. Вернее, об их отсутствии.

Писал весело, с юмором, примерно, как писатель Носов в самой знаменитой своей книжке «Незнайка на Луне».

И, конечно же, все происходило не у нас, а там, на загнивающем Западе, куда почему-то так стремились многие…

— Денег нет — бери кредит, уважаемый господи Никто! Чем отдавать? Так еще один кредит взять можно! А потом — еще один… И еще… И не забывай про микрозаймы! Это ж просто сказка! Кредит на то, кредит на се… На машину… на другую машину — стиральную… на посудомоечную еще… У соседей же есть, а ты-то что, лох, что ли? Вся жизнь взаймы! Устал? В Египет слетай! На что? С трех раз догадайся… Вот он, дешевый потребительский рай! Хотя — вовсе не дешевый. И совсем не рай. Кредит на звездолет? Не, ребята, на звездолет не дадим — кто потом отдавать будет?

«Падам-падам-падам…»

Статья была готова к обеду.

Николай Семенович глянул, покряхтел…

— А что? Остро! Немножко вульгарно в чем-то… Но — остро! Так их, буржуев, так!

А еще статью почитал сам Серебренников. Ответственейший товарищ из обкома. Но, редактор сообщил это мне уже много позже. Так, между делом. Чтоб не слишком зазнавался.

После обеда же…

В почтовом ящике я обнаружил повестку из военкомата на томографию. Повестке этой я ничуть не удивился, собственно, об этом и шла речь на недавней медкомиссии.

Томограф, точнее «Томограф-104 Москва» имелся только в областной больнице, располагавшейся на окраине, по Северному шоссе. Из города туда ходил троллейбус.

Пообедав, я позвонил из автомата в редакцию, предупредил, что сегодня уже не приду. Купив в киоске пачку талонов на проезд, дождался троллейбуса, прокомпостировал билетик. Народу в салоне было не много, и я нашел свободное место у окна.

На остановке возле девятиэтажного здания областной больницы вышло всего несколько человек. Ну, так понятно же, это ведь не поликлиника, а больница. Одни приехали навестить заболевших родственников и друзей, а другие, как и я, на обследование.

На удивление, очередь оказалась не такая уж и большая. Вообще-то я мог вообще не ждать, показав направление из военкомата, прошел бы без очереди. Но, постеснялся. В конце-то концов, не так и долго ждал, управился уже через час. Зато послушал, о чем люди говорят. Судя по разговорам, томографом в Зареченске очень гордились.

В вестибюле я остановился у газетного киоска, спросил «Технику Молодежи», этот журнал иногда появлялся в Союзпечати… Ага, раскатал губу! Как же… Не было. Зато был «Кругозор», журнал с пластинками, старый, еще апрельский… Имелся ли такой у Наташи? Она, вообще, собирала…

— А дайте, пожалуйста, посмотреть. Спасибо…

Я наскоро пролистнул… Сразу бросилась в глаза статья — «Магнитые поля» Жарра'. Что ж, французский электронщик Жан-Мишель Жарр — это неплохо! А еще тут были Леонтьев с «Дельтапланом» и Кати Ковач с перепевкою «Оттавана».

— Я возьму!

— Рубль пятьдесят.

— Пожалуйста…

Сунув журнал в сумку с олимпийским мишкой, я направился к выходу и лоб в лоб столкнулся со старыми своими знакомыми из колхоза «Золотая нива». Рослая блондинка Светлана Слепикова, комиссар студенческого отряда «Бригантина» и еще одна блондинка, поменьше ростом и вообще, поизящнее. Та самая Лена, подружка шофера Алексея, с которым у нас изначально вышел конфликт, а потом он подвозил меня на колхозное поле. Светлана была в синих вельветовых брюках и болоньевой куртке, Лена же — в джинсах и свитере.

— Ого! Девчонки! — обрадовался я.

— Саша!

— Вы как здесь?

— Да вот…

В глазах Лены неожиданно заблестели слезы:

— Шофер наш, Алексей… ну, ты знаешь… В аварию ночью попал! Машина его вся сгорела, а он… Он здесь, в реанимации! Говорят, в последнюю минуту вылезти успел…

— Господи! А что врачи говорят?

— Да ничего пока что не говорят…

— Там, с этой аварий, не все так просто, — оглянувшись, понизила голос Светлана. — Лена, скажи?

— Да-да… — девушка, закусив губу, покивала. — Пойдемте хоть в сквер, на скамейку…

День нынче стоял чудесный, золотисто-багряный, тихий, с высоким голубым небом, чуть тронутым прожилками палевых перистых облаков. Что там говорить, «бабье лето».

Здесь, на скамейке, Лена все и поведала. Вернее, поделилась своими сомнениями:

— Понимаешь, Лешка там дорогу-то, как свои пять пальцев, знал. Там поворот резкий, а за ним сразу обрыв. Его местные остряки Курской дугой прозвали. Ну, наши знают, а приезжие частенько бьются. Хотя и знак стоит! Ну, не мог Лешка с него навернуться. Не мог!

Я задумчиво покивал:

— А вдруг что-то с машиной? Тормоза там…

— Да за машиной он всегда следил, — твердо сказала Лена и всхлипнула. — Слухи ходят, выпил… Ну да, перед танцами, бывало, и выпьет немного. Но, чтоб пьяным за руль? Да никогда! А перед этим на него анонимка пришла! Прямо в сельсовет и подбросили, чтоб меры приняли. Мол, пьянствует, за машиной не следит… Ну, вранье все! А Лешка переживал… Я так думаю, это Евшаков все подстроил. Ну, прежний председатель. Лешка с ним в контрах был, обещал на чистую воду вывести… Вот тот и мстит.

— А милиция что?

— Да ничего! Участковый сказал, даже дело возбуждать не будут. Потому как ясно все. Несчастный случай.

— А вы думаете это не так?

— Конечно нет, — серьезно ответила Лена. — Мать Лешкину жалко. Получается, сын пьяница и разгильдяй? А ведь это и не так вовсе!

Я посмотрел на Светлану:

— Свет! А вы еще в колхозе?

— Да закончили уже… Парни только остались. Койки разбирают, вывозят…

— Лена, не плачь… — я уже принял решение. — Я тебя в поселке найду, кое в чем поможешь.

— Ага!

— И уже очень скоро, — подмигнул я. — Приурочим к Дню Конституции.

* * *

Неприятности, цепляясь одна за другую, не давали покоя. Куда катится мир? На Алексея, пытавшегося вывести вора на чистую воду совершено покушение, в чем я нисколько не сомневался, и он попал в аварию, а по городу, под видом обычных граждан, спокойно ходят шпионы. Два таких разных события, но есть что-то, за что можно зацепиться. Точно! Анонимка! На Алексея пришла анонимка, и сыграла роль в решении вопроса об аварии.

Вот бы и мне послать в КГБ анонимку, рассказать о той странной встрече… Интересно, рассматривают в КГБ анонимки? И, с другой стороны, а если Виктор Сергеевич честный человек? Мало ли, почему они там встречались? Нет, лучше уж сначала самому всё разузнать. Через Метель! Пока еще есть время…

Была суббота, короткий день, и я пришел в парк сразу же после обеда. Девчонка в красном свитере крутила хула-хуп, бренчали на гитаре знакомые парни. И да, Маринка тоже была тут, сидела на скамейке, вытянув ноги. Драные джинсы, растянутый свитерок, кеды. Если не присматриваться, обычная вполне девчонка, где-то немножко хиппи. Но, если присмотреться внимательней… Я ж опер, черт подери! В той, будущей жизни…

Да, джинсики драные, но это «Ливайсы», крутая фирмА, не индийский «Милтонс» и не какая-нибудь пошлая болгарская «Рила». Стоят, на минуточку, рублей сто пятьдесят! С рук, естественно. Ну, Метели-то их, наверняка, папашка купил в буржуйском магазине. Свитерок тоже, не цыганская «Монтана». И валявшаяся рядом красно-белая пачка «Мальборо».

— О, Саня! — обрадовавшись, помахал рукой «Леннон». — Что-то нас в прошлый раз не жаловал.

— Проблемы имелись, — я достал из брезентовой сумки бутылку «Золотой осени» по рубль пятнадцать, вполне демократическое пойло и не такое приторное, как «плодово-ягодные» чернила. — Вот, извиниться решил…

— И это правильно, Сань! Это правильно! У нас как раз и плавленый сырочек есть. И ириски!

Ребята одобрительно загалдели. Леннон вытащил перочинный ножик, открыл бутылку…

Метель улыбнулась:

— Что, золотая рыбка? Соскучился? Но, спасибо за вино…

Я снисходительно улыбнулся:

— Дамы первые! Прошу…

Девочка в красном свитере, все звали ее Снежинка, пить отказалась, а вот Мариночка не побрезговала. Выпила, не поморщившись, прямо из горлышка, даже закусывать не стала. Лишь презрительно бросила:

— Что тут и закусывать-то? Что ли коньяк? Но, вкусное вино, спасибо.

— Да, вкусно, — сделав глоток, Леннон поспешно закусил сырочком.

Так полагалось, говорить, что вино, которым кто-то угощает вкусное. Это еще от старых советских хиппи повелось, с конца шестидесятых, а потом плавно перетекло к «митькам». Ну, что же, все правильно. На халяву и уксус сладкий, и хлорка творог, что уж там говорить. Тем более, не такое уж и противное вино. Пивали и похуже!

— Молоток, Сань, что зашел, — патлатый парень в черной водолазке по прозвищу Мик протянул гитару. — Сыграешь?

Ну-у… не отказываться же! Разу ж сам пришел…

Взяв инструмент, я сновала настроил, подтянул колки.

— Вы, кажется, Цоя просили…

Удар по струнам. Аккорды взорвали осеннюю тишь.


'Пустынной улицей вдвоем с тобой куда-то мы идем

Я курю, а ты конфеты ешь…'


Честно говоря, я не думал, что здесь, в провинции, Цой будет так популярен в конце восемьдесят третьего года. Конечно, в определенных кругах, но, все-таки. Наверное, кто-то из учившихся в Ленинграде местных ребят захаживал в Рок-клуб на Рубинштейна. Или просто раздобыл запись… Были ведь студии. Записывали самопальные пластинки пленки, кассеты… Так сказать — «звуковое письмо». Дорого, правда.


«Ты говоришь, что у тебя по географии трояк…»


Нет, слушали хорошо, с благоговением! Некоторые даже подпевали, правда, только состоящий из одного слова припев:


«Ммм… восьмиклассница-а-а…»


Да, до «Группы крови» и «Звезды по имени Солнце» было еще далеко. Впрочем, не слишком. Восемьдесят пятый, Горбачев, Гласность, Перестройка.

Когда кончилась, песня все зааплодировали:

— ЗдОрово, Сань! А еще можешь?

Я пожал плечами:


'Белая гадость лежит под окном,

Я ношу шапку, шерстяные носки…'


Метель не подпевала, лишь загадочно улыбалась и, похоже, думала о чем-то своем. Одной бутылки показалось мало. Ребята скинулись мелочью, бросили жребий на спичках, Леннон побежал за вином. Он долго не возвращался, наверное, в магазине была очередь.

Немного еще посидев, Метель поднялась на ноги. Насколько я успел заметить, она всегда так уходила не прощаясь. Сидит, сидит, оп, и нету уже. Ушла!

Вот и сейчас…

— Держите-ка…

Передав гитару Мику, я догнал девчонку почти самых ворот. Не знал пока, что сказать, чем мотивировать такое к ней внимание, но, не упускать же такой шанс!

— Марин!

— О! Золотая рыбка! — обернулась Метель. — Нет, нет, третьего желания у меня пока что нет. Еще не сформулировала. Но, придумаю, ты не беспокойся.

— Да я и… Ты на троллейбус? Или, как всегда, на такси?

— Да, пожалуй, сегодня на троллейбусе, — девчонка вдруг улыбнулась, глянула искоса. — Ты что же, на меня больше не сердишься?

— Да так… — как бы между прочим, промолвил я. — Мужчину видел у вашего дома. На черной «Волге». Твой отец, как я понял. Консьержа про тебя спрашивал. Не пахла ли вином?

— Надоел уже со своим контролем, — скривилась Марина. — За собой бы лучше следил.

— А что такое?

Я старался говорить нарочито безразлично, словно бы из вежливости поддерживая разговор. И, похоже, Метель на это клюнула.

— Он у меня не то, чтобы дипломат, а так… по партийной линии. За многими приглядывает. Но и за ним тоже следят.

Следят, ага… Как-то не очень…

— Понимаешь, при такой должности завистников много. Подсидеть могут в один миг.

— Поня-атно… Значит, папа тебя воспитывать пытается?

— Да поздно уже пытаться, — рассмеялась Марина. — Я вот знаю, у него любовница есть. И не одна. Хотя… матери это по барабану…

— Так и не понял, где ж он тебя работает-то?

— Говорю же, в ЦК! — девушка насмешливо скривилась. — Для особо одаренных поясню. В административном аппарате Центрального комитета нашей родной партии!

— Большая шишка!

— Ну, не такая уж и большая. Но, со связями…

Подошел троллейбус. Метель выходила на пару остановок раньше. Мы простились не то, чтобы как друзья, но, как хорошие знакомые, точно. Я даже помахал ей в окно…

Значит, в административном аппарате ЦК КПСС! Н-д-а… Оттуда много до чего можно дотянуться. Ладно, подумаем…

Дома никого не было. Родители по субботам работали, а мать еще и как всегда, заглядывала по пути в магазин — вдруг да что выбросили? К примеру, в прошлую субботу давали «Докторскую» колбасу по целой палке в руки!

Я поставил чайник и вытащил из хлебницы батон, как вдруг в дверь позвонили. В те времена не принято было спрашивать кто пришел. Звонят, открывали. Вот и открыл.

— Теть Вера?

На пороге стояла соседка снизу, мама Сереги Гребенюка. Усталое лицо ее выражало смесь страха, тревоги и надежды:

— Саша… Сережки второй день нет. Ты, случайно, не знаешь, где он?

Загрузка...