Всю ночь я ворочался. Уснуть не давали мысли о таинственной встрече в заброшенном парке и странном поведении отца Метели. С кем он встречался? Что за документы он передал? Что получил взамен? Деньги? Скорее всего.
Я прокрутил в голове всю сцену, пытаясь понять, кто в этой паре главный? Мне показалось, что мужчина, сидящий на скамейке в ожидании встречи, вел себя излишне нервно. Возможно, он осознавал всю абсурдность ситуации — пытаться делать вид, что просто присел прочитать газету в темном парке. А вот Виктор Сергеевич, наоборот, был спокоен и деловит, совершил обмен и назначил встречу через неделю, предупредив, чтобы в следующий раз не опаздывал. Но, как я понимал, это спокойствие было только внешним, потому что на обратном пути он предпринял ряд попыток обнаружить хвост.
«Похоже, мне удалось перехитрить шпиона» — подумал я и зевнул так, что челюсть хрустнула.
И что мне теперь делать? Пойти в милицию, в КГБ? И что я им скажу?
«Товарищи, лично присутствовал при шпионском рандеву! Нет, нет, сам я не шпион, просто проходил мимо, а они там как раз продавали государственные секреты».
Тут же и спросят: «да что вы говорите? С чего вы взяли, что секреты государственные? Ах, герб СССР. А гриф „совершенно секретно“, случайно, не разглядели? Нет? Темновато было? Ай-ай-ай!»
Бред. Бред какой-то. Но, что-то же надо делать? В первую очередь, разузнать побольше об отце Метели. Как? Значит, надо встретиться. А она скажет:
«Третье желание, золотая рыбка!»
Хотя, мне кажется, третье желание у неё уже готово. Ишь, как ухмылялась, зараза! Подставила меня перед Наташей.
Наташа… Все мысли о шпионах выветрились в одно мгновение и хлынули воспоминания о том, что тяжелым грузом лежит на сердце
Что теперь будет? Уехала в свой Ленинград… вернее, пока что в совхоз, вот и позвони ей туда, попробуй. В общежитие и то бы легче было.
Эх, Наташа, Наташа… Ну, подумаешь, потанцевал с другой, ну, цветы подарил. Такой пустяк. Однако, я не учел, что сейчас начало восьмидесятых, и на подобные вещи сейчас смотрят по-другому.
Надо просто дождаться, когда девчонка приедет домой на выходные, на ноябрьские праздники и все начистоту выложить: про желания, про пластинку эту чертову, будь она неладна. Правда, захочет ли она со мной встречаться и разговаривать? Ну, ведь время какое-то пройдет, ведь не на всю же жизнь обида!
Да-а, вот ведь как… Что-то в этой жизни поменяли, и вот вам, пожалуйста ответка! Можно сказать, от самой судьбы. А всего-то делов, спасли Гребенюка от тюрьмы. Хотя, нет, не «всего-то»! Это же очень большое дело, изменить судьбу человека. И, не смотря на все, получилось же! Так может быть, попробовать изменить и судьбу страны? Чтоб не было распада СССР, обвальной нищеты, кровавого кошмара девяностых.
Вот! Снова эти мысли. Ведь я уже об этом думал, и не так давно. Да что толку думать, надо хоть как-то действовать. А как? Как избежать развала СССР, позорной «прихватизации» всего такого? Что я вообще могу сделать-то? Пока не поздно, вывести войска из Афганстана? Ага, вот прям утром товарищу Андропову и позвоню! То-то он обрадуется:
«Да-да, скажет, Александр Матвееич, обязательно выведем войска, и в самое ближайшее время! Вам же виднее, господин журналист!»
Тоже бред. А что не бред? Развивать высокие технологии… хм… Это кому ж посоветовать? Или просто не допустить к власти Горбачева? Тоже интересно, как? Да и что, Горбачев один разваливал СССР? Просто взял так, пнул, государство и развалилось. Значит, прогнило давно… И что же, ничего уже нельзя сделать?
Я сидел на тахте, поджав ноги и прислонившись к стене, и смотрел в окно на мелькавшие редкие блики автомобильных фар. Советский Союз… Вроде бы, такой могучий… Могучий, но беспонтовый! Чем молодежь гордится? Всем импортным! Впрочем, не только одна молодежь… И когда СССР развалился, я же помнил, никто особенно не загрустил. Все ждали буржуйских плюшек, и не понимали, что за всё придётся платить. Наивно верили, что все блага: образование, лечение, коммунальные платежи, цены, квартиры останутся по-советски дешевыми, а то и вовсе бесплатными…
Господи, так надо же сознание народа менять! И в первую очередь, «промыть мозги» молодежи. Чтоб своей страной гордились, ведь есть же чем! Я же, черт возьми, журналист, пусть и начинающий, я же могу… Ну, как там, «теория малых дел»? Кажется, у Махатмы Ганди… Или не у Ганди… Да неважно, важно другое, писать об этом всем, формировать сознание… Я, конечно, не волшебник, но что-то делать должен… И со шпионами этими надо что-то придумать… если они вообще шпионы…
На кухне заиграло радио. Ну, да проводные-то репродукторы почти никто и не выключал, все передачи так и шли целый день фоном. Гимн СССР:
«Союз нерушимый республик свободных…»
Послышались шаги, отец уже встал, собирался на работу… Изобретал ведь что-то! Надо бы спросить, как в этом плане дела…
Однако шесть утра, пора вставать. Я потянулся, протер глаза и, несмотря на бессонную ночь, резко встал и приступил к утренней разминке. Впереди новый день и масса новых дел. Прежде чем начинать глобальную операцию по спасению СССР, надо помириться с Наташей, а ещё раньше, узнать, где назначена следующая встреча шпионов.
Там же? Или в каком-то другом месте? В любом случае, не мешало бы проследить. Взять в редакции фотоаппарат, хороший, «Зенит»… И что толку? Со вспышкой их снимать? «Улыбочку, товарищи шпионы!»
Если они вообще шпионы. Или да, шпионы, но — промышленные. Какие-нибудь заводы-конкуренты… или конструкторские бюро. Так ведь может быть? Запросто!
В редакции Николай Семенович проводил «летучку». Как водится, кратко осветил международное положение: «капиталисты, гады, лютуют», после чего сразу же перешел к делу, распределив сотрудникам задания. Кого-то отправил на спортивные соревнования, кого-то на туристский слет, кого еще куда. Моему приятелю Плотникову досталось открытие нового отдела в универмаге, что же касаемо меня, то…
— А вас, Александр, я попрошу остаться, — интригующе промолвил главред тоном актера Леонида Броневого в роли Мюллера из бессмертного фильма «Семнадцать мгновений весны».
Я и остался. Сидел, ждал.
— Во-первых, продолжай свою тему, — разбирая разбросанные по всему столу бумаги, Николай Семенович неожиданно улыбнулся. — Ну, это… фантастику. Читатели пишут, ждут. Не будем их разочаровывать. Ну и подумай пока, у нас же тут праздник на носу. Понимаешь, о чем я?
Начало октября. Что у нас там за праздник? Ага-а…
— День учителя, что ли?
Редактор поморщился:
— И это тоже. Но, самый главный-то забыл? Эх, Саша, Саша… День Конституции, темный ты человек! Вот над соответствующей статьей и подумай. Мне все равно, что это будет, очерк, эссе, репортаж, да хоть поэма! Конечно, не «Братская ГЭС», объемом поменьше… Да шучу я, шучу! В общем, подумай. Сам понимаешь, на первой полосе разместим. Так что надо постараться.
От главреда я вышел слегка ошалевший. Сразу две задачи, причем, совершенно разные, начали битву приоритетов в моей голове. Наконец, мысли упорядочились. Итак, до Дня Конституции еще оставалось время, поэтому я решил, не откладывая в долгий ящик, приняться за очередные «фантастические рассказки». Вот только о чем писать?
Усевшись за стол, я придвинул поближе пишущую машинку «Ятрань» и, словно пианист, вскинул руки…
Из стоявшего на подоконнике старенького радиоприемника «Меридиан» доносился старый французский шансон. Эдит Пиаф, Азнавур, Мирей Матье, Далида…
«Падам-падам-падам…»
Вот под эту музычку я и начал…
Писал о будущем…
О растущей не по дням, а по часам квартплате…
«Падам-падам…»
Об устремившихся куда-то в космос ценах, особенно на бензин…
«Падам.»
Об инфляции, стагнации и всем таком прочем…
И о том, что правит балом Его Величество Обыватель! И на другие планеты мы не полетим. И баз на Марсе и Луне не будет. Впрочем, о базах я уже писал. Как и о звездолетах. Вернее, об их отсутствии.
Писал весело, с юмором, примерно, как писатель Носов в самой знаменитой своей книжке «Незнайка на Луне».
И, конечно же, все происходило не у нас, а там, на загнивающем Западе, куда почему-то так стремились многие…
— Денег нет — бери кредит, уважаемый господи Никто! Чем отдавать? Так еще один кредит взять можно! А потом — еще один… И еще… И не забывай про микрозаймы! Это ж просто сказка! Кредит на то, кредит на се… На машину… на другую машину — стиральную… на посудомоечную еще… У соседей же есть, а ты-то что, лох, что ли? Вся жизнь взаймы! Устал? В Египет слетай! На что? С трех раз догадайся… Вот он, дешевый потребительский рай! Хотя — вовсе не дешевый. И совсем не рай. Кредит на звездолет? Не, ребята, на звездолет не дадим — кто потом отдавать будет?
«Падам-падам-падам…»
Статья была готова к обеду.
Николай Семенович глянул, покряхтел…
— А что? Остро! Немножко вульгарно в чем-то… Но — остро! Так их, буржуев, так!
А еще статью почитал сам Серебренников. Ответственейший товарищ из обкома. Но, редактор сообщил это мне уже много позже. Так, между делом. Чтоб не слишком зазнавался.
После обеда же…
В почтовом ящике я обнаружил повестку из военкомата на томографию. Повестке этой я ничуть не удивился, собственно, об этом и шла речь на недавней медкомиссии.
Томограф, точнее «Томограф-104 Москва» имелся только в областной больнице, располагавшейся на окраине, по Северному шоссе. Из города туда ходил троллейбус.
Пообедав, я позвонил из автомата в редакцию, предупредил, что сегодня уже не приду. Купив в киоске пачку талонов на проезд, дождался троллейбуса, прокомпостировал билетик. Народу в салоне было не много, и я нашел свободное место у окна.
На остановке возле девятиэтажного здания областной больницы вышло всего несколько человек. Ну, так понятно же, это ведь не поликлиника, а больница. Одни приехали навестить заболевших родственников и друзей, а другие, как и я, на обследование.
На удивление, очередь оказалась не такая уж и большая. Вообще-то я мог вообще не ждать, показав направление из военкомата, прошел бы без очереди. Но, постеснялся. В конце-то концов, не так и долго ждал, управился уже через час. Зато послушал, о чем люди говорят. Судя по разговорам, томографом в Зареченске очень гордились.
В вестибюле я остановился у газетного киоска, спросил «Технику Молодежи», этот журнал иногда появлялся в Союзпечати… Ага, раскатал губу! Как же… Не было. Зато был «Кругозор», журнал с пластинками, старый, еще апрельский… Имелся ли такой у Наташи? Она, вообще, собирала…
— А дайте, пожалуйста, посмотреть. Спасибо…
Я наскоро пролистнул… Сразу бросилась в глаза статья — «Магнитые поля» Жарра'. Что ж, французский электронщик Жан-Мишель Жарр — это неплохо! А еще тут были Леонтьев с «Дельтапланом» и Кати Ковач с перепевкою «Оттавана».
— Я возьму!
— Рубль пятьдесят.
— Пожалуйста…
Сунув журнал в сумку с олимпийским мишкой, я направился к выходу и лоб в лоб столкнулся со старыми своими знакомыми из колхоза «Золотая нива». Рослая блондинка Светлана Слепикова, комиссар студенческого отряда «Бригантина» и еще одна блондинка, поменьше ростом и вообще, поизящнее. Та самая Лена, подружка шофера Алексея, с которым у нас изначально вышел конфликт, а потом он подвозил меня на колхозное поле. Светлана была в синих вельветовых брюках и болоньевой куртке, Лена же — в джинсах и свитере.
— Ого! Девчонки! — обрадовался я.
— Саша!
— Вы как здесь?
— Да вот…
В глазах Лены неожиданно заблестели слезы:
— Шофер наш, Алексей… ну, ты знаешь… В аварию ночью попал! Машина его вся сгорела, а он… Он здесь, в реанимации! Говорят, в последнюю минуту вылезти успел…
— Господи! А что врачи говорят?
— Да ничего пока что не говорят…
— Там, с этой аварий, не все так просто, — оглянувшись, понизила голос Светлана. — Лена, скажи?
— Да-да… — девушка, закусив губу, покивала. — Пойдемте хоть в сквер, на скамейку…
День нынче стоял чудесный, золотисто-багряный, тихий, с высоким голубым небом, чуть тронутым прожилками палевых перистых облаков. Что там говорить, «бабье лето».
Здесь, на скамейке, Лена все и поведала. Вернее, поделилась своими сомнениями:
— Понимаешь, Лешка там дорогу-то, как свои пять пальцев, знал. Там поворот резкий, а за ним сразу обрыв. Его местные остряки Курской дугой прозвали. Ну, наши знают, а приезжие частенько бьются. Хотя и знак стоит! Ну, не мог Лешка с него навернуться. Не мог!
Я задумчиво покивал:
— А вдруг что-то с машиной? Тормоза там…
— Да за машиной он всегда следил, — твердо сказала Лена и всхлипнула. — Слухи ходят, выпил… Ну да, перед танцами, бывало, и выпьет немного. Но, чтоб пьяным за руль? Да никогда! А перед этим на него анонимка пришла! Прямо в сельсовет и подбросили, чтоб меры приняли. Мол, пьянствует, за машиной не следит… Ну, вранье все! А Лешка переживал… Я так думаю, это Евшаков все подстроил. Ну, прежний председатель. Лешка с ним в контрах был, обещал на чистую воду вывести… Вот тот и мстит.
— А милиция что?
— Да ничего! Участковый сказал, даже дело возбуждать не будут. Потому как ясно все. Несчастный случай.
— А вы думаете это не так?
— Конечно нет, — серьезно ответила Лена. — Мать Лешкину жалко. Получается, сын пьяница и разгильдяй? А ведь это и не так вовсе!
Я посмотрел на Светлану:
— Свет! А вы еще в колхозе?
— Да закончили уже… Парни только остались. Койки разбирают, вывозят…
— Лена, не плачь… — я уже принял решение. — Я тебя в поселке найду, кое в чем поможешь.
— Ага!
— И уже очень скоро, — подмигнул я. — Приурочим к Дню Конституции.
Неприятности, цепляясь одна за другую, не давали покоя. Куда катится мир? На Алексея, пытавшегося вывести вора на чистую воду совершено покушение, в чем я нисколько не сомневался, и он попал в аварию, а по городу, под видом обычных граждан, спокойно ходят шпионы. Два таких разных события, но есть что-то, за что можно зацепиться. Точно! Анонимка! На Алексея пришла анонимка, и сыграла роль в решении вопроса об аварии.
Вот бы и мне послать в КГБ анонимку, рассказать о той странной встрече… Интересно, рассматривают в КГБ анонимки? И, с другой стороны, а если Виктор Сергеевич честный человек? Мало ли, почему они там встречались? Нет, лучше уж сначала самому всё разузнать. Через Метель! Пока еще есть время…
Была суббота, короткий день, и я пришел в парк сразу же после обеда. Девчонка в красном свитере крутила хула-хуп, бренчали на гитаре знакомые парни. И да, Маринка тоже была тут, сидела на скамейке, вытянув ноги. Драные джинсы, растянутый свитерок, кеды. Если не присматриваться, обычная вполне девчонка, где-то немножко хиппи. Но, если присмотреться внимательней… Я ж опер, черт подери! В той, будущей жизни…
Да, джинсики драные, но это «Ливайсы», крутая фирмА, не индийский «Милтонс» и не какая-нибудь пошлая болгарская «Рила». Стоят, на минуточку, рублей сто пятьдесят! С рук, естественно. Ну, Метели-то их, наверняка, папашка купил в буржуйском магазине. Свитерок тоже, не цыганская «Монтана». И валявшаяся рядом красно-белая пачка «Мальборо».
— О, Саня! — обрадовавшись, помахал рукой «Леннон». — Что-то нас в прошлый раз не жаловал.
— Проблемы имелись, — я достал из брезентовой сумки бутылку «Золотой осени» по рубль пятнадцать, вполне демократическое пойло и не такое приторное, как «плодово-ягодные» чернила. — Вот, извиниться решил…
— И это правильно, Сань! Это правильно! У нас как раз и плавленый сырочек есть. И ириски!
Ребята одобрительно загалдели. Леннон вытащил перочинный ножик, открыл бутылку…
Метель улыбнулась:
— Что, золотая рыбка? Соскучился? Но, спасибо за вино…
Я снисходительно улыбнулся:
— Дамы первые! Прошу…
Девочка в красном свитере, все звали ее Снежинка, пить отказалась, а вот Мариночка не побрезговала. Выпила, не поморщившись, прямо из горлышка, даже закусывать не стала. Лишь презрительно бросила:
— Что тут и закусывать-то? Что ли коньяк? Но, вкусное вино, спасибо.
— Да, вкусно, — сделав глоток, Леннон поспешно закусил сырочком.
Так полагалось, говорить, что вино, которым кто-то угощает вкусное. Это еще от старых советских хиппи повелось, с конца шестидесятых, а потом плавно перетекло к «митькам». Ну, что же, все правильно. На халяву и уксус сладкий, и хлорка творог, что уж там говорить. Тем более, не такое уж и противное вино. Пивали и похуже!
— Молоток, Сань, что зашел, — патлатый парень в черной водолазке по прозвищу Мик протянул гитару. — Сыграешь?
Ну-у… не отказываться же! Разу ж сам пришел…
Взяв инструмент, я сновала настроил, подтянул колки.
— Вы, кажется, Цоя просили…
Удар по струнам. Аккорды взорвали осеннюю тишь.
'Пустынной улицей вдвоем с тобой куда-то мы идем
Я курю, а ты конфеты ешь…'
Честно говоря, я не думал, что здесь, в провинции, Цой будет так популярен в конце восемьдесят третьего года. Конечно, в определенных кругах, но, все-таки. Наверное, кто-то из учившихся в Ленинграде местных ребят захаживал в Рок-клуб на Рубинштейна. Или просто раздобыл запись… Были ведь студии. Записывали самопальные пластинки пленки, кассеты… Так сказать — «звуковое письмо». Дорого, правда.
«Ты говоришь, что у тебя по географии трояк…»
Нет, слушали хорошо, с благоговением! Некоторые даже подпевали, правда, только состоящий из одного слова припев:
«Ммм… восьмиклассница-а-а…»
Да, до «Группы крови» и «Звезды по имени Солнце» было еще далеко. Впрочем, не слишком. Восемьдесят пятый, Горбачев, Гласность, Перестройка.
Когда кончилась, песня все зааплодировали:
— ЗдОрово, Сань! А еще можешь?
Я пожал плечами:
'Белая гадость лежит под окном,
Я ношу шапку, шерстяные носки…'
Метель не подпевала, лишь загадочно улыбалась и, похоже, думала о чем-то своем. Одной бутылки показалось мало. Ребята скинулись мелочью, бросили жребий на спичках, Леннон побежал за вином. Он долго не возвращался, наверное, в магазине была очередь.
Немного еще посидев, Метель поднялась на ноги. Насколько я успел заметить, она всегда так уходила не прощаясь. Сидит, сидит, оп, и нету уже. Ушла!
Вот и сейчас…
— Держите-ка…
Передав гитару Мику, я догнал девчонку почти самых ворот. Не знал пока, что сказать, чем мотивировать такое к ней внимание, но, не упускать же такой шанс!
— Марин!
— О! Золотая рыбка! — обернулась Метель. — Нет, нет, третьего желания у меня пока что нет. Еще не сформулировала. Но, придумаю, ты не беспокойся.
— Да я и… Ты на троллейбус? Или, как всегда, на такси?
— Да, пожалуй, сегодня на троллейбусе, — девчонка вдруг улыбнулась, глянула искоса. — Ты что же, на меня больше не сердишься?
— Да так… — как бы между прочим, промолвил я. — Мужчину видел у вашего дома. На черной «Волге». Твой отец, как я понял. Консьержа про тебя спрашивал. Не пахла ли вином?
— Надоел уже со своим контролем, — скривилась Марина. — За собой бы лучше следил.
— А что такое?
Я старался говорить нарочито безразлично, словно бы из вежливости поддерживая разговор. И, похоже, Метель на это клюнула.
— Он у меня не то, чтобы дипломат, а так… по партийной линии. За многими приглядывает. Но и за ним тоже следят.
Следят, ага… Как-то не очень…
— Понимаешь, при такой должности завистников много. Подсидеть могут в один миг.
— Поня-атно… Значит, папа тебя воспитывать пытается?
— Да поздно уже пытаться, — рассмеялась Марина. — Я вот знаю, у него любовница есть. И не одна. Хотя… матери это по барабану…
— Так и не понял, где ж он тебя работает-то?
— Говорю же, в ЦК! — девушка насмешливо скривилась. — Для особо одаренных поясню. В административном аппарате Центрального комитета нашей родной партии!
— Большая шишка!
— Ну, не такая уж и большая. Но, со связями…
Подошел троллейбус. Метель выходила на пару остановок раньше. Мы простились не то, чтобы как друзья, но, как хорошие знакомые, точно. Я даже помахал ей в окно…
Значит, в административном аппарате ЦК КПСС! Н-д-а… Оттуда много до чего можно дотянуться. Ладно, подумаем…
Дома никого не было. Родители по субботам работали, а мать еще и как всегда, заглядывала по пути в магазин — вдруг да что выбросили? К примеру, в прошлую субботу давали «Докторскую» колбасу по целой палке в руки!
Я поставил чайник и вытащил из хлебницы батон, как вдруг в дверь позвонили. В те времена не принято было спрашивать кто пришел. Звонят, открывали. Вот и открыл.
— Теть Вера?
На пороге стояла соседка снизу, мама Сереги Гребенюка. Усталое лицо ее выражало смесь страха, тревоги и надежды:
— Саша… Сережки второй день нет. Ты, случайно, не знаешь, где он?