Голос. В темноте звучал голос. Сперва я подумала, что это кто-то из бандитов, но потом поняла, что все это куда хуже любых бандитов.
— Некромантка! — шепнул голос.
Страх ударил из темноты, искристый, как шампанское. На миг я ощутила свое тело. Озарение: я лежу на полу. И снова темнота.
— Некромантка!
Страх — и снова я в своем теле. Секунду света, ощущения — и темнота.
— Некромантка!
Кажется, я открыла глаза. А может, это было во сне. Темнота продолжала поедать мир.
— Некромантка! Останешься в темноте — погибнешь.
Все вокруг было белое, а руки — я почувствовала — связаны у меня за спиной. И снова транквилизаторы утащили меня в темноту.
— Некромантка!
Она тронула меня рукой — деликатной маленькой женской ручкой и в то же время огромной мохнатой лапой с когтями, мехом, и…
Когти нанесли удар. Темноту прорезала боль, из темноты хлынула кровь. Я очнулась, ловя ртом воздух. Пульс частил, сердце бешено колотилось.
Болела грудь. Посмотрев вниз, я увидела порезы на футболке. Капли крови заляпали плитки, на которых я лежала. Выворачиваясь, чтобы рассмотреть себя получше, я наконец поняла, что перед футболки разорван мощными когтями.
Я вспомнила, как они тянулись ко мне в темноте, и поняла, что это ее работа. Каким-то образом Марми Нуар сумела это сделать. Матерь божья.
Последние капли транквилизатора вымыло из крови приливом чистого ужаса.
Я заставила себя не впадать в панику. Страх мне помог очнуться, помог избавиться от дурмана в голове и в теле. Теперь надо, чтобы страх сам по себе меня не обездвижил.
Кроме следов когтей, есть еще ранения? Голова болит, но это может быть и светошумовая граната, и дурман. Что же это за вампиры, что применяют против жертв современные гранаты и транквилизаторы?
Адреналин делал свою работу, мысли прояснялись. Это Марми Нуар нарочно меня пугала, чтобы пробудить, заставить действовать? Так, об этом подумаем потом. Сейчас — выжить. С остальным разберемся.
Я лежала на прохладном белом кафеле. Ничего ужасного. Да, но руки связаны за спиной — и это ужасно. Ничего хорошего ожидать не стоит, если плохие парни тебя связали. Можно было бы по этому поводу впасть в панику, но, во-первых, толку в этом нет, а во-вторых, Марми Нуар в этой белой комнате не присутствует. Что уже хорошо. Так где же это я?
Плитки были неброского цвета — нечто среднее между желтовато-белым и бежевым. Я попыталась оглядеться, не особо двигаясь, потому что я понятия не имела, видят меня или нет. И не надо, чтобы они поняли, что я очнулась. Пока точно не надо. Чем больше у меня будет времени подумать до их возвращения, тем лучше. Если тебя связали и бросили на холодном полу, вряд ли тебе готовят приятный сюрприз. Скорее что-то нехорошее. Кстати, где Джейсон?
Импульс перевернуться и посмотреть, нет ли его в другой половине помещения, был так силен, что пришлось напрячь мышцы, и пульс забился быстрее. Руки стиснулись в кулаки — я не успела их удержать. Вот тебе и притворилась спящей.
А потом издали, будто между нами были двери и комнаты, донесся мужской орущий голос:
— Где Лорна?
Голос я не узнала. А потом раздался голос, который я узнала.
— Не знаю! — вопил Джейсон, а потом завопил без слов.
Этого мне хватило. К хренам осторожность.
Я села. Оказалось, что тело еще ноет от каких-то повреждений, полученных в номере отеля. Но это ерунда, заживает, а вот если я нас отсюда не вытащу, болеть будет куда как сильнее.
Я находилась в небольшой ванной комнате с унитазом и сидячей ванной — они были у меня за спиной.
Умывальник со шкафчиком. Зеркало на стене. Я осмотрела потолок, ища камеры — если на меня смотрят камеры, то мне кранты. По наблюдению я не эксперт, но ничего похожего на камеру видно не было. Мало кто помещает такую фигню в ванной. Если ты законопослушный гражданин, то такие вещи считаются незаконным вторжением в частную жизнь, и во многих штатах за это можно загреметь за решетку. Эти, конечно, уже разыскиваются за похищение и нанесение телесных повреждений. Вряд ли их напрягло бы обвинение в скромных половых извращениях.
Джейсон вскрикнул снова. Я на коленях подползла к шкафчику. Мы в частном доме: вряд ли Джейсону дали бы так орать в отеле. А тогда под раковиной должны быть некоторые очень опасные и потенциально полезные предметы. Только ради бога, пусть здешние жильцы не будут из тех, кто все кладет под раковину на кухне. Или того хуже, чтобы эти гады все полезное отсюда не убрали.
Так я молилась, поворачиваясь спиной и открывая шкафчик связанными руками. Когда мне это удалось, я обернулась посмотреть, с чем мне придется работать.
Две бутыли с чем-то щелочным, с предупреждением насчет попадания в глаза и ядовитости при глотании. Ядовитость против вампиров не поможет, а вот насчет ожога глаз — это по делу. Не тот эффект, что был бы против человека, но больно будет. И это даст мне необходимые секунды, чтобы сделать что-то более перманентное. У меня есть опыт бросания всякой дряни вампиру в глаза. Только бы теперь руки развязать — вот в чем дело. Если не удастся, то без разницы, сколько и чего в этом шкафчике — я прогорела.
Джейсон снова завопил — долго, прерывисто. У меня сердце забилось в горле, тело дернулось — и я поняла, что держит мои руки. Это гибкие наручники. Что-то вроде большого витого галстука. А справа от умывальника — выдвижной ящик.
Я встала, повернулась к нему спиной, чтобы открыть. Господи, пусть там пилочка для ногтей найдется. Пожалуйста, Господи!
Когда я обернулась посмотреть, все оказалось еще лучше. В ящике лежали маникюрные ножницы. Кто-то там, наверху, определенно мне симпатизирует. Перерезать гибкие наручники маникюрными ножницами у себя за спиной — это легче сказать, чем сделать. Но это можно сделать, и на самом деле это куда проще, чем пилить их пилочкой для ногтей — и все равно это упражнение в терпении и умении переносить неудачи. Эти неудачи были связаны с криками Джейсона. Он вскрикивал — я дергалась, ножницы соскальзывали — и надо было прилаживать их снова. В конце концов мне пришлось закрыть глаза, сосредоточившись на ножницах и пластиковой ленте, взять себя в руки, чтобы не вздрагивать при каждом крике Джейсона. Что эти сволочи с ним делают? Нет, я заставила себя об этом не думать. Слишком живое воображение мне сейчас не поможет. Надо освободить руки, а потом спасать Джейсона. Вот так все просто, легко и понятно.
Ножницы перегрызли последний кусочек ленты, и я была свободна. Настолько сосредоточилась на этой работе, что на секунду застыла. Потом выдохнула и открыла глаза. Очень осторожно вытащила руки вперед. Иногда, когда что-то режешь у себя за спиной, на момент можно отвлечься и порезать себя, уже освободившись. Да, это всего лишь ножнички, но мне случалось и ножом делать такую работу.
Я секунду постояла, свободная наконец, и тут Джейсон завопил снова. Я наклонилась над химикалиями под раковиной. Спиртовой лосьон, жидкость для чистки унитазов, жидкость для чистки кафеля, жидкое мыло для заправки диспенсера, стоящего возле крана.
Послышались шаги — насколько я поняла, из коридора. Кто-то шел в мою сторону. Джейсон снова закричал — далеко. Значит, идет не он. Отсюда следует, что тот, кто сейчас войдет в дверь, мне не друг.
Хорошо было бы иметь время составить план, но увы — уже надо было действовать. Схватив бутылку лосьона, я сорвала крышку. С той стороны тронули дверь, стали ее отпирать. Я занесла бутылку. Если не попаду в глаза, он только разозлится.
Дверь открылась. Показалось лицо — я в него плеснула.
— Какого чер!.. — крикнул он — и тут же слова сменились нечленораздельным воплем. Я не промахнулась. Отступив, чтобы было где размахнуться (тут мой малый рост оказался преимуществом), я с силой заехала ему сбоку по колену, разбивая сустав. Суставы-то есть у всех, даже у вампиров.
Он взвизгнул. Издали другой мужской голос спросил:
— Трой, какого хрена ты там делаешь?
Трой валялся на полу. На поясе у него висел пистолет с запасной обоймой — я взяла и то, и другое. Кто-то шел сюда по коридору — была секунда решить, в кого стрелять первого. Трой ранен, тот — нет.
Выставив руку с пистолетом из-за двери, я уперла ее в край двери, чтобы не дрожала — в другой руке у меня была обойма. Показался вампир, весь в крови — не своей. Меня он явно не ожидал увидеть.
И дал мне спокойно выстрелить ему в грудь трижды, просто таращась на меня. Прямо как в человека стрелять.
Колени у него подломились, и я всадила еще одну пулю ему в голову. Либо у меня вырос класс, либо у него никогда класса не было. Превращение в вампира может лишь усилить то, что в тебе уже есть. Если ты изначально был растяпой, то растяпой останешься и в нежити.
Я услышала, что Трой у меня за спиной шевельнулся, бросила себя в коридор и стала стрелять в вампира, упираясь спиной в дальнюю стену. Две пули в живот — он скорчился на полу, изо рта потекла кровь. Я подошла ближе и еще две пули прямо между глаз, чтобы мозги вышибить из черепа. На такой дистанции именно это и произошло. Если видишь такое количество мозга разбросанным по полу, то недавно умерший вампир становится умершим истинно. Но именно так, а не просто когда видишь мозг в проломах черепа. Если мозг все еще сцеплен с телом и цел, то вампир может встать и снова попытаться тебя убить. Еще нужно внимательно смотреть, чтобы, разрушив высшие отделы мозга, не забыть про низшие. Иначе может получиться вурдалак, а это страшно неприятная штука. Пожирающая машина, вроде зомби, только не зомби.
Мне пришлось перезарядить пистолет, чтобы всадить пулю в основание черепа. Как я только что сказала, мозги надо перемешать сильно и добросовестно, чтобы эта дрянь точно больше не поднялась. Оставлять за собой что-то живое я не собиралась. В принципе стоило бы разрушить сердце, но я хотела сэкономить патроны на случай встречи с другими противниками. Риск, конечно, но эти мертвы недавно, и потому риск достаточно мал.
Подойдя к тому, что остался в коридоре, я увидела у него в груди приличного размера дыру. Попала в сердце, так что все хорошо. Приставив ствол к основанию черепа, я выпустила еще одну пулю — обработать нижние отделы мозга и позвоночник. Если найду большой нож или еще патроны, вернусь и сделаю так, что они уже с гарантией не встанут. А сейчас надо выручать Джейсона.
На поясе этого трупа я нашла еще один пистолет. И даже запасную обойму — они пользовались пистолетами одной системы. Ура, значит, есть запас патронов.
Повернувшись было бежать туда, где должен был быть Джейсон, я все же заставила себя сперва проверить помещение. Дверь в конце коридора, похожая на выход наружу. Еще две двери по сторонам коридора почти рядом с ней. Может, надо было сначала все проверить, убедиться, что я в доме одна, но я не знала, насколько серьезно состояние Джейсона. Если он истечет кровью, пока я буду в суперкопа играть, без разницы, насколько тщательно будет сделана эта работа.
Я знала, чьей кровью был вымазан вампир в коридоре. Было у меня неприятное чувство оттого, что я их убила? Да нет.
Я шла по коридору, придерживаясь стены, пистолет наготове — на случай, если они еще есть. И той частью своего существа, что любит мертвое, я искала вампиров. Много лет назад я смотрела, как мой учитель Мэнни Родригес обнаруживает в доме вампиров — он никогда не ошибался. Мне это тогда казалось чудом. А сейчас я высылала наружу интуицию некроманта, обшаривала ею дом — и ни одного не чувствовала. Либо они потрясающего класса, лучше чем у меня, либо, кроме этих двух, вампиров в доме не было. Настоящая опасность теперь — слуги-люди. Людей я не чую так, как умею чуять вампиров.
В конце коридор открывался без двери в комнату побольше. То, что мне было видно, выглядело как самая обычная гостиная: диван, телевизор, торшер. Я вышла туда, держась спиной к стене. Ближайший ко мне угол был чист, и я прижалась туда спиной, обводя комнату пистолетом.
Посреди комнаты что-то было — перед диваном, не совсем возле полуторного кресла у другой стены. Что-то лежало в луже крови, от которой почернел серый ковер. Мозг отказывался воспринимать подробности. Я позволила ему это делать, потому что знала, чего стараюсь не видеть. Это был Джейсон. Должен был быть Джейсон.
Один из самых трудных поступков за много лет — это было осмотреть помещение, не бросившись к Джейсону, как только я его увидела. Я заставила себя осмотреть все углы, в том числе углы под потолком. Я видала, как вампиры летают, а уж зависнуть под потолком для них плевое дело. И я заставляла себя не смотреть на Джейсона, пока не убедилась, что в комнате чисто. Только тогда я пошла вперед. Только тогда я издала звук, застрявший у меня в горле. Нет, честно, я не завопила — это было хуже вопля. Это звук, который издаешь, когда худшее уже случилось, и ни одно придуманное людьми слово не может выразить твою боль. Так голосят по покойнику.
Я знала, что это Джейсон — судя по размеру и крошечному пятну в волосах, там, где они не пропитались кровью. Других признаков вампиры не оставили. Ковер хлюпнул под коленями, когда я опустилась возле него. Комната воняла сырым фаршем, ковер стал морем черноты.
Наверное, я на пару минут обезумела. Уронив пистолет и обойму в лужу крови, я стала развязывать Джейсону руки. Зациклилась на этом. Если вот освобожу ему руки, сразу должно стать легче. Вот только надо освободить.
Они сковали его гибкими наручниками и металлическими, пропустив их через ввинченную в пол металлическую петлю. Нужен нож и ключ. Огляделась — ножи были выложены на столике возле дивана, на полотенце, как для какой-то макабрической хирургии. Возле торшера лежал бумажник, кольцо с ключами и сотовый телефон, будто вампир перед пыткой выложил все у себя из карманов. Организованный, мерзавец. Явно он такое делал не в первый раз.
Я выбрала нож, наименее окровавленный, и взяла ключи. Разрезать гибкие было легко, а вот ключ я никак не могла найти. Пришлось собраться и заставить себя работать медленнее, перестать суетиться, подбивая ключ.
В конце концов я освободила ему руки. Подползла к ногам, потому что они были связаны так же. И вот только закончив эту работу, поняла, что я выбрала неправильный порядок действий — но я должна была снять оковы, должна была. Джейсон не шевельнулся ни разу. Вообще. От пут я его освободила, но он…
Я положила пальцы ему на шею.
— Господи, молю тебя, дай мне найти пульс. Господи, Господи…
Кожа Джейсона была холодна. Плохо. И пульс я не могла найти. У меня самой пульс застучал так, будто хотел биться за двоих.
Тогда я положила руку ему на грудь — и услышала сердце. Не знаю, не могла я найти пульс потому что не умею или потому что его там не было. Если не было, то очень плохо.
Я чувствовала, что не могу думать.
— Думай, Анита! Думай, черт тебя побери!
Надо остановить кровь, но ведь столько ран — как передавить артерии во всем теле? О боже.
Мне вспомнилось, как умирал Циско. Он был крысолюдом, и он истек кровью, хотя вокруг него хлопотала бригада врачей. Но они пытались его заставить перекинуться. Если ликантропа заставить перекинуться, это его лечит. Отчасти.
Я положила руку на грудь Джейсона. Сердце у него стало сбоить.
Нет, нет!
— Джейсон, Джейсон, борись! Я здесь! Помоги мне!
Я хотела, чтобы он хоть глаза открыл, хоть что-нибудь, но он лежал неподвижно, и сердце у него стучало с перебоями. Медленно. Медленнее.
А, черт!
И я сделала единственное, что могла придумать, чувствуя, как его сердце умирает под моей рукой — я призвала свою волчицу. Сейчас не было бега по длинному коридору у меня внутри, не было деревьев — просто вдруг у меня в голове возник ее образ, белый мех с темными пятнами. И я дала этому образу себя заполнить, и у меня получилось. Я приняла себя такой, как я есть, приняла с тем, что есть во мне. И не было сопротивления, была только отчаянная необходимость. И свое волчье я втолкнула в Джейсона, как вталкивала тигриное в Криспина, как много раз до того с другими. Протолкнула зверя вниз по руке, в останавливающееся сердце, желая, требуя, чтобы он превратился, и знала, что если это не поможет, то ничто уже не поможет. Если он слишком сильно ранен, чтобы перекинуться, то он…
Впервые не было ни малейшей боли при передаче моего зверя — потому что я не сопротивлялась этому. Была сила и теплота, и ощущение, как из меня вытягивается что-то, будто дополнительная часть тела, о которой я даже не знала, что она у меня есть, и вдруг вот она, я ее ощущаю, могу ею двигать, и вот ее снова нет. Она вошла в Джейсона, и я чувствовала, как она там движется, проникает глубже. Я нашла его зверя, и то, что было нежным и любовным, вдруг стало взрывным. Мне нужно было, чтобы он перекинулся. И звери почувствовали эту необходимость — а может быть, волк Джейсона тоже не хотел умирать.
Тело Джейсона дернулось у меня под рукой. Он замычал, вскрикнул — и по телу его потек мех. Оно сжималось, меняло форму. Когда-то, ощутив, как вплотную ко мне перекинулся Ричард, я испугалась до смерти. Сейчас не было у меня более желанного ощущения. Получилось. Получилось. Я продолжала держать руку на нем, и энергия превращения плясала у меня по коже электрическим и живым поцелуем.
И когда процесс закончился, передо мной лежал на боку, тяжело дыша, серый волк. Сердце под рукой билось мощно и ровно. Волк открыл глаза цвета молодой весенней листвы, увидел меня, и посмотрел на меня так, как никогда не мог бы посмотреть настоящий волк. Веки задрожали и опустились, тело снова стало перетекать и двигаться. Снова появились среди и поверх волчьей формы контуры человека, и моя рука лежала на боку у Джейсона.
Я положила ее на середину груди — сердце билось мощно и ровно. Он был все еще холоден на ощупь, но сердце билось лучше. Я вытерла руку о джинсы, пытаясь стереть кровь и прозрачную влагу превращения. Снова положила руку ему на шею. На этот раз я пульс нашла.
На голом теле не было крови — и казалось, что его просто положили в это месиво. Незакрывшиеся раны четко выделялись на коже. Ножевые порезы покрывали его как злобные красные пасти, от плеч почти до лодыжек. И у меня на глазах они снова начали кровоточить. Какое-то время я для нас выиграла, но это все магией не лечится. Нужны врачи.
Подняв с пола пистолет, я потянулась за сотовым телефоном.