Кровь нуар

Глава двадцать пятая

Продемонстрировал свои руки у меня между ног, свои губы на моих. Продемонстрировал, что нет больше его сомнений, ничего нет, кроме наших двух тел.

Я с ним никогда не была наедине, кроме случаев, когда мною владел ardeur. Никогда не была с ним, когда мы могли бы видеть только друг друга, только друг о друге думать, больше ни о ком и ни о чем, и никто и ничто не отвлекало ни меня, ни его.

Он был — весь руки, пальцы, губы, зубы — и весь желание. Довел меня до конца, заведя мне пальцы между ног, потом ввел их внутрь и нашел точечку. Снова довел меня, и снова, и снова, касаниями пальцев, сгибанием кисти, довел до того, что я дергалась, извивалась, билась в судорогах на кровати, а он стоял у меня между бедрами, чтобы правильно держать руку.

Еле-еле смогла я выдохнуть:

— О господи, Джейсон! — и тут же слова изменили мне, смытые потоком наслаждения. Глаза закатились под лоб, я ничего не видела, не слышала, не чувствовала, кроме ощущений собственного тела.

И вот только тогда я почувствовала его над собой. Ощутила давление его тела, тяжесть, навалившуюся на меня, и снова не могла не вскрикнуть. Заставила себя открыть глаза, увидеть над собой его лицо — и в этом лице было все, что хочется увидеть в такой момент. Никакой неуверенности, лишь знание, что это сделал он, что его тело, прикосновение, знание и опыт привели меня к этому моменту, когда просто от тяжести его тела я не могу не застонать от наслаждения.

— А теперь я тебя поимею, — сказал он шепотом.

И единственное слово, которое я могла прошептать в этот момент:

— О да!

Он улыбнулся, и я попыталась было решить, какого рода была радость, выраженная этой улыбкой, но именно в этот момент он вдвинул бедра мне между ног и втолкнулся в меня. Я так была готова для него, так влажна, что он вошел одним мощным движением.

У меня снова глаза закатились под лоб. вырвался крик из глотки, голова запрокинулась, спина выгнулась, подбросив нас обоих.

Рядом с ухом, прямо в волосы, прозвучал его голос:

— Какая влажная, какая тугая, какая готовая!

Он вдавился до упора, снова заставив меня извиваться и кричать, поцеловал меня, поцеловал в этом сплетении тел, и в этом поцелуе был он сам, и весь мир, и он целовал меня, имел меня ртом в рот, как тело его имело мое тело. Все предыдущее он сделал правильно, и минуты всего прошли, как я уже выкрикивала оргазм ему в рот, выдавливала в пах, вжимала ногтями в плечи, и руки скользили по его вспотевшей спине, я вопила, вопила для него, но его рот не отпускал моих губ, и тело во мне держало ритм, и одно лишь поменялось: он бил сильнее и тверже, быстрее и быстрее, в вопле моем и визге, цепляясь за его тело ногтями и ладонями, коленями и локтями, и наслаждение рвало меня на части, а я рвала на части его тело.

Наконец он приподнялся, припечатал к кровати мои запястья. Это значило, что он не мог меня уже целовать, но мог иметь, и имел, имел…

Я видела, как входит и выходит его тело, и от одного этого вида снова меня пробило. Рот его мне больше не мешал, и крики стали долгими, прерывистыми.

На выдохе, на мощном выдохе послышался его голос, сдавленный напряжением, а тело его работало как поршень машины:

— Ешь, Анита, ешь!

Я не сразу смогла вынырнуть из волны наслаждения, услышать его слова, даже попытаться их понять. Сумела только произнести:

— Что?

— Корми ardeur, Анита. Корми, пока я еще продолжаю.

Я заморгала. Наверное, что-то такое выразилось у меня на лице, потому что он засмеялся — чудесным, счастливым, мужским, Джейсоновым смехом:

— Ты забыла, забыла! Ты забыла про ardeur!

Я смогла кивнуть.

— Молодец я, — выдохнул он. — Но теперь давай, потому что я почти…

Тело его изогнулось в судороге, глаза закрылись, он начал сбиваться с ритма.

— Давай!

Я едва смогла собраться, чтобы найти этот метафизический затвор и открыть его в себе. Но в последний момент, когда Джейсон уже почти взорвался надо мной и во мне, и лицо его исказилось усилием, руки, плечи, грудь свело судорогой, я успела найти ardeur и выпустить его на волю — он взмыл почти видимой силой. И тело Джейсона среагировало на нее, как на удар — он вскрикнул, вдвинулся в меня последний раз — и отпустил вожжи. Перестал сдерживаться, и ardeur подхватил и его и понес, и Джейсон отдал себя ему, кормившемуся наслаждением. Ardeur питался радостью его тела, зарытого в глубины моего, силой рук, прижавших меня к постели, соленым привкусом его кожи, ощутившимся, когда я подняла голову и лизнула нависшую надо мной грудь.

Джейсон остановился, опустив голову — волосы прилипли к лицу от усилий. Плечи его стали опадать, и наконец он лег на меня, расслабленно держа мои руки за запястья, зарывшись лицом в подушку рядом со мной. Он все еще был во мне, но с нас обоих было достаточно, и мы лежали вместе уже не в сексе, а пытаясь перевести дыхание и ожидая, когда тела снова смогут шевельнуться.

Он поцеловал меня в щеку, и я с усилием повернулась, чтобы подставить губы. Это был легкий, нежный поцелуй — и клянусь, во рту ощущался его пульс.

— Ты мне нравишься, — сказал он и сумел даже улыбнуться.

Я невольно засмеялась, и он дернулся, а не вздрогнул от наслаждения, еще оставаясь во мне.

— Ой, только прошу тебя, не надо больше.

Он достиг вершины, где дальше уже была боль. Класс. Я его поцеловала в ответ и сказала:

— И ты мне нравишься.

Там, где «люблю» в меню не указано, совсем неплохо иметь возможность сказать «нравишься» — тем более, когда это правда.