Кровь нуар

Глава сорок восьмая

Криспин толкнул меня себе за спину и сгруппировался перед столкновением. Вдруг рядом с ним оказался второй тигр, Алекс Пинн. У меня даже не было времени решить, хорошо это или плохо. Успела только решить, что стрелять не буду.

И тут размытая полоса несущегося Ричарда налетела на стену из Джемиля и Шанг-Да. Своей невероятной быстротой они опередили его, и от соударения их тел движение воздуха и физической энергии ударило в нас будто небольшой взрыв.

— Ульфрик, опомнись! — заорал Шанг-Да.

Джемиль просто пытался удержать Ричарда, нетравмируя его и сам не получая травмы. Ричард серьезно тренируется с железом и имеет черный пояс по карате, и держать его, стараясь не травмировать — это занятие очень ненадолго. Либо им придется травмировать его, либо он травмирует их. И мало не будет.

— Ульфрик, прошу тебя! — снова заорал Шанг-Да.

Гнев Ричарда усилил в нем зверя, добавил мощи.

Я не могла дышать, меня заживо сжигала его сила.

Его волк вливался в меня, сливался с моим зверем. Вкус этого гнева я знала. Знала, как знаешь хорошо разношенный ботинок или любимый свитер, уютный, надежный. Именно так много лет заставлял меня себя чувствовать мой собственный гнев. И это была единственная эмоция, которую я себе разрешала. Она занимала место скорби, радости и любви. Мой гнев когда-то был для меня почти всем. Я думала, что с этой бездонной яростью помогла мне как-то справиться психотерапия, но сейчас поняла, что это была не она, а вампирские метки. Просто я посредством вампирских меток Жан-Клода делила этот гнев с Ричардом, я ему его и передала. И огромная порция этого бешенства просто передалась разумному и спокойному Ричарду.

Я в упор глядела на идущую на полу драку. Три здоровенных вервольфа едва удерживали рвущегося, рычащего желтоглазого мужика, и мне подумалось: моя вина. Я знала, что от меня достался этот гнев, но только сейчас я поняла, что это значит. У меня были годы практики обращения с этим свойством, а на Ричарда оно вывалилось как снег на голову. Я знала это бремя, я знала, каково ему сейчас. Вот блин!

Я хотела ему помочь, хотела закончить это без кровопролития. Много чего я хотела. Но тут все стало куда хуже, потому что во мне взвихрился ardeur. Блин и еще раз блин!

Я оттолкнулась от Криспина. Он меня отпустил, хотя и был озадачен. Но без его прикосновения сила Ричарда набрала мощи, от нее стало труднее защититься. Как будто волчица пыталась всползти изнутри по горлу вверх, наружу. Я упала на колени, полотенце свалилось с головы, холодные тяжелые волосы рухнули на плечи, но так была горяча сила Ричарда, что холод был необходим, как хорошая встряска. Как напоминание, что я не волк на самом деле. Не лупа по-настоящему. Я… я некромант. Да, но это не поможет. А кто я? Что я? Я… да, я вампир. Просто не кровью питаюсь.

Два дня я уже без настоящей еды, а потому все другие виды голода тоже рвутся с привязи. Свалившись на пол под гневом Ричарда — моим гневом, — под его силой, бушующей вокруг меня, взывающей к мохнатой твари, будто застрявшей у меня в горле… мне нужно питание, но меня не манил секс. Единственной эмоцией сейчас был у меня гнев, ярость. Такие знакомые, такие надежные.

Злость я знаю, люблю ее. Мне от нее надежно — надежнее, чем от секса. Жан-Клод меня научил питать ardeur дистанционно у себя в клубе. Я могла бы поступить так и сейчас, хотя это и не всегда легко и даже не всегда получается, но я умею питаться от эмоции. Питаться от эмоции вожделения или любви, а недавно я узнала, что дружба — это смягченная и очищенная любовь. Это не было сознательным решением — только что я задыхалась на полу от силы и меха, ощущая, как взметнувшийся ardeur пытается опередить зверя. И вот — ardeur завладел мною полностью, моей собственной силой изгоняя из глотки ощущение меха. Снова стало можно дышать. И снова я стала сама собой — в каком-то смысле.

Но гнев никуда не делся, стучал по телу, как фамильярный приятель. И я открылась ему. Я впивала его, глотала, пропитывалась им. Встала и позволила упасть последнему полотенцу. Всасывала в себя гнев голым телом, каждой его порой, каждым дюймом кожи ощущая ненависть, потому что Ричард ненавидит гнев. Не понимает его. И не может понять, потому что не его это гнев, а мой.

Мой.

И я забрала его в себя. Я смаковала его, перекатывая на языке, наслаждаясь букетом вкуса, сладковатым привкусом пепла. О да, это выдержанное вино, которое храню я в темноте при правильной температуре всю свою жизнь.

Я высосала его из Ричарда, как высасывают болезнь или одержимость. Высосала — и дала Ричарду успокоиться под тяжестью навалившихся вервольфов. И в конце этого спокойствия я почувствовала, как рушится стена между мной и Жан-Клодом. Гнев мой, но вампирские метки, передавшие его Ричарду, принадлежат Жан-Клоду. Я пыталась снять какую-то из этих меток, не нарочно, но в попытке снять нечто чужое я снова нашла свою любовь.

Жан-Клод посмотрел на меня — темно-синими, полночными глазами, будто глядит на тебя само небо после заката, — и прошептал:

— Ma petite.

И от этих простых слов метки, связывающие меня с ним, вернулись на место. Я его ощущала, я снова принадлежала ему — ему, а не ей. Хотя мы оба не сомневались, что она оставила на мне метку. Еще придется нам иметь с нею дело, но тогда и разберемся. А сейчас есть только улыбка Жан-Клода, и его голос, и ощущение, что я вернулась домой.