Пейзаж тянулся и тянулся — холмы и горы и хвои больше, чем у нас дома, — пока мы не съехали с хайвея на Шарлотта-стрит.
И оказались в одноэтажной Америке: без высоких зданий, без лишних нагромождений. Дома и офисные здания среди деревьев.
У лимузина были темные стекла, снаружи не видно, но изнутри наружу — нормально. Один из интересных аспектов езды в лимузине. Джейсон сейчас сильнее заинтересовался пейзажем. В душе, я думаю, он городской мальчик.
— Вот танцевальная студия! — произнес он, встрепенувшись.
На вывеске одного из домов побольше был изображен силуэт балерины. Смеющаяся женщина заводила в дом двух девочек в трико.
— Жалко, что нельзя остановиться. Навестил бы своих старых учителей.
Будь это наш — точнее, Жан-Клода — лимузин, я бы просто скомандовала остановиться, но мы ехали на чужом. И просить — это было бы как-то невежливо.
— Можем вернуться потом, — сказала я.
Он кивнул и показал мне на группу мам и пап, рассевшихся в следующем от студии доме.
— Я бы решил, что старый Зиглер уже ушел на покой. Здесь я первые сигареты покупал.
— Ты же не куришь.
Он повернулся ко мне — лицо его улыбалось, глаза смеялись.
— Не курю, но каждый их хотя бы раз пробовал.
Наверное, что-то отразилось у меня на лице, потому что он придвинулся ко мне ближе.
— Ты никогда не пробовала курить? Ни разу?
Я пожала плечами и чуть подвинулась на сиденье, устраивая пистолет поудобнее. Вспомнила, отчего редко его там ношу — садиться неловко.
— У меня были двоюродные братья, дурно на меня влиявшие.
— Значит, ты курила.
— Я пробовала сигареты. Это не то же самое, что курить.
— Значит, ты не была так уж чиста, когда познакомилась с Жан-Клодом?
Я нахмурилась:
— Джейсон, я пробовала сигареты. Это не подготовило меня к роману с Жан-Клодом.
— Да, наверное. Мне просто трудно поверить, что до Жан-Клода у тебя был всего один мужчина.
— Почему? — спросила я, хотя не знала, хочу ли я услышать ответ.
— Я тебе говорил, что спал с каждой, кто соглашалась. И не могу себе представить, как это ты отвергала всех парней, которые предлагали.
— Можешь мне поверить, Джейсон, их было очень мало.
Он посмотрел на меня так, будто я шучу:
— Анита, не морочь голову. У меня же глаза на месте. Ты жуть до чего манящая.
Я поерзала на сиденье — пистолет врезался в спину, становилось неудобно. И от этого разговора тоже.
— Обсуждать не буду. Ты знаешь, я иногда вижу, а иногда и нет. Были парни, которых привлекала упаковка, а содержимое отпугивало.
— Не понял.
— В колледже не меньше трех парней выступали в стиле: «Вот если бы соответствовала своей внешности…» А один из первых моих кавалеров мне сказал, что я — само совершенство, пока рот не открою.
Джейсон уставился на меня:
— Я понимаю, что ты серьезно. Но какие же они идиоты, эти ребята.
Я улыбнулась и погладила его по руке:
— Спасибо на добром слове, но я всегда говорила что думаю. И всегда была независимой. А это не те черты, которые привлекают мужчин к хорошеньким миниатюрным хрупким женщинам. Им хочется защищать, носить на руках и прочая такая чушь.
— Ты их отпугивала, — сказал он.
Я кивнула:
— Теперь я это понимаю.
— Я люблю сильных женщин, — заявил Джейсон.
— Я заметила, — улыбнулась я.
Он выдал мне настоящую версию улыбки, за которую женщины в клубе выкладывали деньги. Если им фальшивая казалась достойной платы, то настоящую они бы и оценить не могли. Такая улыбка кружит девчонкам головы. Или заставляет их краснеть.
— А ты покраснела. — Он разве что не фыркнул. — Люблю, когда ты это делаешь.
— И вовсе я не покраснела.
Но лицо я закрыла ладонями.
Ощутив его руки у себя на запястьях, я поняла, что он подсел поближе. И не мешала ему отвести мне руки от лица, чтобы заглянуть в глаза.
— Анита, мне нравится быть одним из тех мужчин, на которых ты реагируешь. А то я был для тебя будто невидим. Я в том смысле, что по классу меня не сравнить с Жан-Клодом, но есть женщины, на многое готовые, чтобы быть со мной.
Он скромно отвел глаза. Настолько убедительно, что можно было далее в эту скромность поверить.
— Я видела фанаток в клубе, и женщин, входящих и выходящих из «Цирка».
Он взял мои руки в свои и положил подбородок на наши соединенные ладони. И глядел даже не на меня, а куда-то в глубины своей памяти.
— Но ты на меня никогда так не смотрела. Прежде всего я был объектом твоей ответственности. Тем, чью безопасность ты должна блюсти. А потом я стал твоим другом. — Он снова заулыбался проказливо: — Ты меня видела голым до нитки, и никак на мое тело не реагировала. Можешь мне поверить, это было чувствительным ударом по самолюбию.
Я снова покраснела и отвела глаза от его лица.
— Ты был моим другом, Джейсон. На друзей так не смотрят.
— Ты не смотришь, а я смотрел. И думал, что не подхожу под твои требования.
— Смотри, какие тут прелестные дома.
Они и были прелестными. Сужающуюся дорогу окружали старые, красивые, дорогие дома.
— Меняешь тему? — спросил Джейсон.
— Пытаюсь.
— Мне не хочется ее менять.
Я попыталась высвободить руки — слишком интимным становился разговор. Забыла я, что Джейсон очень хорошо умеет вызывать у меня чувство неловкости — большой любитель заводить глубокие душеведческие разговоры. Когда мне это было нужно, то получалось прекрасно, пусть иногда и болезненно. Но провести следующие два дня в качестве объекта анализа мне не улыбалось — я тогда взбешусь. И я упрямо не отводила глаз от красивых домов в окружении зелени дворов и деревьев. Все это было очень красиво, но никакая красота не поможет, если тебя будут анализировать целыми днями с утра до вечера и с вечера до утра.
Он неясно поцеловал мне руки и отпустил.
— Ты знаешь, что дело не в этом, Джейсон.
— Я знаю. Ты просто старалась удержать ту добродетель, что у тебя еще осталась.
Я кивнула, все еще не глядя на него.
— Джейсон, могу я тебя попросить об одном одолжении?
— Конечно.
— Я не для того с тобой поехала, чтобы заниматься психоанализом.
— Но я…
Я подняла руку:
— Просто не надо слишком уж влагать мне персты в раны. Я приехала тебя поддержать. Если ты заставишь меня глядеть в глаза моим демонам, то толку от меня будет меньше. Это понятно?
И я посмотрела на него.
Он снова был мрачен, но кивнул.
— За мной такое водится. Стоит мне про кого-то что-то понять, что-то такое, чего я раньше не знал, то мне тут же хочется знать, почему так. Или что этот кто-то думает и чувствует по этому поводу. — Лицо его из мрачного стало страдающим. — Это у меня всегда было.
Что-то в его манере речи заставило меня подумать, на мысль о какой правде наводили его в детстве — о правде, которой он не хотел знать. Если бы мы поменялись ролями, он бы меня спросил, но я — это я, и мне это было уже не под силу.
Оставаясь на несколько дней с Джейсоном, я думала, что наибольшую неловкость вызовут у меня секс и его семейные проблемы. Но сейчас я запоздало поняла, что основная опасность — это сам Джейсон. Слишком этот визит интимен. Я думала, что смогу сохранить эмоциональные границы, раз дело связано с сексом. Интересно, каким местом я думала?