Лежа на боку с закрытыми глазами, Чага водил рукой около своего ноющего обессиленного тела. И еще считал. Одно движение, еще одно — сто пятьдесят три, и еще — сто пятьдесят четыре. Сбивался и начинал сначала уже бессчетное количество раз. Счет отвлекал, помогал избавиться от изматывающего ожидания. И от тошноты.
Казалось, стены размеренно вращались, но, возможно, все дело в цвете. Стоило только разлепить ресницы, как он наползал со всех сторон. Неотвязный, фиолетовый с бурыми бесформенными пятнами, как пролежни чей-то утробы. Под подушечкой большого пальца тянулись сухие трещины, потом бугорки, странно теплые и словно вибрирующие от движения.
— Код три, пять, семь, кросс-переход четыреста, сектор сорок, — помоги товарищу, — прошептали сухие губы.
В пальцах отзывался ритм, они подрагивали над фиолетовым грунтом, разрисовывали позывными поверхность. На месте отсутствующего указательного сигнал рвался, уходил в пустой космос неразборчивым бормотанием. Поэтому Тима и не найдут. Поэтому его давно не находит Ирт. Пальца не было, и он не мог правильно передать позывные. В его скафандре не хватит воздуха… а еще нужна вода?
— Направление зет — на альфа тридцать семь, — помоги товарищу, — знакомый голос бился в висок.
Харли Макгрей любил напевать коды трансгалактических передач. Тима Граува это невероятно бесило. Особенно в тот день, когда флот экспедиции отказался от взятого курса. От его проекта. Но кто такой Харли? И кто такой Тим? Они ему не помогут, они не знают Чагу.
— Помоги товарищу…
Поможет только Ирт. Он один вспоминал о нем. Иногда. Чага приподнялся на локте, разлепил ресницы и сразу прикрыл глаза ладонью, чтобы защитить их от невыносимого фиолета. Раньше эти натеки породы раздражали, потом пугали, но почему сейчас так плохо? Чага не заслужил другого цвета. Он знал, это его место в Нише Перерождений, поскольку он глуп и бесполезен. Не может отрастить себе ни нового уха, ни пальца, хотя Хозяин очень старался, чтобы у него получилось.
С большим трудом, подтягиваясь на локтях, пополз к входу. Сам себе казался тяжелым и неповоротливым отростком. Странно, что тело когда-то было покрыто тканью. Зачем?
Вход в его нору — опасное место, только Хозяин мог с легкостью проходить внутрь. Нависал всей мощью и вызывал у Чаги одновременно страх и дрожь сладостного предвкушения. Иногда Чага с трудом вспоминал, что Тим Граув ненавидел эти моменты: приближающуюся к нему багровую фигуру, попытки Ирта сделать его лучше. Даже пытался выбраться через вход. Просовывал руки в упругие бесцветные струны. Его отбрасывала мощная волна, и он бился в судорогах и кричал от жгучей боли.
Чага был умнее, он не трогал струны, не стремился к свободе, но иногда подползал поближе и звал Ирта. Когда потребность становилась сильнее страха. В первое время он еще ощущал присутствие Тима внутри. Осуждающее и презирающее Чагу. Но выстраивал стену, пока не отгородился.
Однажды Чага сам засунул руку в струны, чтобы ожог принес облегчение. Хотя бы на время. Не помогло. Он остался пуст, и поврежденная кожа только подчеркивала пустоту. Поэтому Чага держался в стороне от входа, только доползал до выступающего рядом ребра и слизывал сочащуюся из него влагу. Она — тягучая, как слизь, с резким содовым привкусом, утоляла жажду и притупляла голод.
Чага собрал с ребра всю слизь, до которой мог дотянуться, и заметил, что струны входа утратили прежнюю упругость. Болтались, как истончившиеся стебли мертвых растений. Это одновременно пугало и рождало мутную, не поддающуюся осознанию надежду. Он неуверенно протянул руку и дотронулся до дряблых веревочек. Те всколыхнулись.
— Направление зет — на альфа тридцать семь — помоги товарищу.
Понятные только Тиму слова вырвались сами, и Чага двинулся наружу. Там лежал длинный переход: гладкие поверхности стен, прямые углы, плоскости высоких потолков — все затягивало глубокой флюоресцирующей чернотой. Свет пробивался откуда-то снизу, то яркими, то блеклыми островками у самых стен.
Некоторые огоньки света двигались, ползли друг к другу, как неповоротливые световые черепахи. А может, не друг к другу, а подальше от Чаги. Вокруг не было ничего фиолетового, тошнотворного. Набухшая в мозгу опухоль стала опадать, не давила изнутри на глаза и виски. А вот ноги не подчинялись, подворачивались, колени дрожали от слабости. Он мог бы ползти, но руки казались еще слабее ног. Стена, о которую Чага оперся, словно струилась по изуродованной ладони мощным воздушным потоком.
— Энергия, энергия, — пробормотал он слово из памяти.
Она есть у Хозяина. Только бы найти. Если он прорастет в Чагу, то мы полетим сквозь галактики и черные дыры к палящим сверхновым. Он сделал шаг, а за ним другой. Всхлипнул, навалился на несущуюся мимо «энергию» черных стен и увидел каменистый проем. За козырьком прятался теплый свет. Чага упал на четвереньки и пополз.
Множество радужных пузырей плавало в шестигранном бассейне. К ним по стенам тянулись знакомые ненавистные струны. Пузыри в студенистой жидкости при его появлении забеспокоились: двинулись навстречу, тут же отхлынули, стали сбиваться в группы. Выстроили знакомый рисунок.
Несколько мгновений Чага не мог сообразить, что такое сложилось из пузырьков. Оно стояло на четырех конечностях, неустойчивое, нелепое, с продолговатой головой. Когда узнал себя, стало смешно. Всплыли воспоминания о мальчике между зеркалами, который превращался то в великана, то в карлика, то в квадратного уродца. Тот мальчик тоже смеялся. Только смех у него был звонкий, и по щекам не текла влага. Это был Чага? Или Тим?
Если вырастет палец, коды трансгалактических передач помогу вспомнить.
Чага вытер о предплечье мокрое лицо и шмыгнул носом. Хотелось коснуться крошечных радужных сфер. Но он промедлил. Отпрянул назад, когда жизнь в водоеме заколыхалась быстрее. Его собственное изображение потеряло форму, а потом потянулось тонкой, сотканной из пузырей рукой.
Существо из пузырьков смелее Чаги, а может и дружелюбнее. Он протянул руку в ответ и коснулся упругой пульсирующей цветом жизни. Прикосновение сопровождалось звуком, похожим на тихое потрескивание. Как костер, ровно горящий в лесу. Откуда Чаге знать про костер? Но он знал — это хороший звук.
Вокруг нет ничего фиолетового, и пузырькам не противно превращаться в такое жалкое существо, как Чага. И касаться его. Он опустил руку и сел на голые пятки. Пузырьки быстро перестраивались, двигались. Его собственное отражение менялось, перетекая из формы в форму. В какой — то момент Чага понял, что радужное создание уже поднялось во весь рост, в то время как он сам только на полпути вверх, пытается удержаться на слабых ногах.
— Ты знаешь то, что я только собираюсь сделать? — прошептал он.
Чага мечтал услышать ответ. Но с ним, конечно, никто не заговорил. Кто бы стал? То, что пузырьки видели его или чувствовали по-своему, казалось чудом. Чувство, что пришел в место, куда давным-давно потерял дорогу. Чага поднимал то одну, то другую руку, поворачивался боком. И следил за тем, как ему отвечают, как новые друзья угадывают каждое движение.
В какой — то момент в глазах потемнело, голова закружилась, и он рухнул на плотный темно-коричневый грунт под ногами. Где же Ирт? Даже пузырькам не заменить ростки Хозяина.
Хозяина не было долго, слишком долго. Он отправился в Просторы. Трехдневная трясучка у Чаги уже прошла, но дурнота все равно накатывала. Съев разваренное корневище рауда, которое раз в день выдавали у заднего входа в Ниши Пира, он выбрался наружу и стал карабкаться вверх. Чага старался выискивать проходы и местечки, затянутые шевелящимся пылевым мхом и поэтому безопасные.
Когда голая ступня попадала на черную поверхность камня, тонкие прозрачные вкрапления подрезали кожу, и пятна крови шипели на скальных уступах. Из красных становились розовыми. Боль отвлекала, рождала ощущение близости Хозяина. Но все же не стоит терять слишком много крови. Иначе не хватит сил забраться наверх, чтобы ждать возвращение. И Ирт не врастёт в него сразу, как вернется, скажет, что Чага слишком дохлый.
Конечно, ему не добраться до самого верха Стен Флаа. Но даже с середины крайней горы — Башни Предупреждения через черную, выжженную землю Пояса Безопасности и Спокойствия он мог видеть разворачивающиеся вдали Просторы. Чага нашел безопасный пятачок серости, сел, подобрал к груди колени, стараясь не касаться спиной режущих каменных выступов. Мешок на теле теперь полностью укрывал ноги, и Чага подоткнул его края под кровоточащие ступни. Так чувствовал себя незаметным, спрятавшимся от чужого интереса, и мог ждать.
Просторы менялись каждый день. Иногда они становились яркой радугой, сложенной из выступов и впадин. Иногда вдруг серели, выцветали под яростным, почти белым светом далекой звезды. Самые ядовитые цвета появлялись и исчезали за считанные часы. То с одного, то с другого края Просторов можно было увидеть вздыбленные отростки и причудливые спирали тех существ, что зарождались, менялись и погибали там.
За границей Пояса Безопасности и Спокойствия Чаге нет места. Даже самое маленькое и смешное создание превратит его в кровавые ошметки. Он жив, потому что так решил Хозяин. Возможно, смутно знакомый Чаге Тим прошел бы сквозь чащобу Просторов — он хорошо стрелял, быстро думал и летал, как бог. А еще смеялся над опасностью. Дурак! Но он умер, захлебнулся в крови друзей, которых привел в это гиблое место. Друзья ему доверяли, а Тим лишь мечтал доказать миру свою правоту. Дурак! Возомнил себя Богом, и поэтому ему самое место в аду. Здесь муками правит Хозяин. Которого Чага верно ждал.
Охотники Дома Флаа каждые тридцать дней покидали Стену и отправлялись в Просторы. Там новые формы жизни пожирали друг друга, чтобы в конце концов стать добычей изоморфов. Здешний мир пугал своей изменчивостью и непредсказуемостью. Чаге повезло, что по воле хозяина его держали в Стенах Флаа. Было много и других домов — горных массивов, окруженных пустошами безопасности. Но его место и смысл жизни здесь. Хотя Чага недостоин даже разваренного рауда по утрам, потому что самое бесполезное создание на этой планете.
Об этом ему однажды сказал Ру Флаа:
— Я не хочу, чтобы ты оставался подле моего сына, землянин. Тебе следует вовремя умереть. До наступления холода.
— Господин?
Чаге не хватало духу поднять глаза на серую громадину. Ру бесшумно перемещался вдоль дальнего антрацитового свода Ниши Изысканий. Продержал его здесь несколько часов. Голого, в изумрудного цвета ванне. Чага сидел по шею в густой тягучей жиже, наполненной мелкими тварями. И, зажмурив глаза, чувствовал, как липнут к нему горячие присоски, а живые тонкие иглы проникают под кожу и ползают где-то внутри. Он ритмично вздрагивал, как от электрических разрядов.
Когда все закончилось, Ру приблизился, и от ствола его массивного тела отделилась гибкая рука с вытянутой ладошкой без пальцев. Она коснулась поверхности жидкости, и мелкие твари разных форм стали забираться на гладкую, словно резиновую кожу, и растворяться на ней.
— Ты примитивное существо, — прошелестел голос, — совершенно бесполезное, не способное ни к размножению, ни к трансформации. Достойное только смерти.
Но пока Чага был жив и всматривался в Просторы, надеясь уловить движение среди разноцветной живой массы. Угадать возвращение отряда Ирта. Когда он вернется, то придет к Чаге сразу, как отпустят дела. Потому что знает, что Чаге нужно выбраться из мешка и прижаться. К телу, жестокому, легко меняющему форму. Но всегда узнаваемому.
Ирт двигался вертикально, как и его отец, только предпочитал две, а в редких случаях три и даже четыре ноги. Широкие, мощные, как у зверя, они плавно поднимались к конусу торса. Иногда сквозь его темную с багровыми росчерками кожу проступали узлы и переплетенные мышцы. Иногда он приобретал округлость и гладкость, словно надувался изнутри. Ирт мог менять количество и длину рук или обходиться вовсе без них. Голову продолговатой формы накрывал черный полог капюшона, который спускался вниз сложным плетением ростков. Еще Ирт обзавелся глазами, почти человеческими, но белыми, страшными. Чага сжимался от этого взгляда, сильнее чувствовал связь с Хозяином. Время от времени Ирт Флаа оборачивался вокруг своего питомца, как горячий шатер, и проходил насквозь, от горла до самых стоп. Удерживал бьющееся в агонии человеческое тело внутри своего, пока кровь Чаги не склеивала их в одно целое.
Если после спуска с Башни Предупреждения, Чага потеряет Ирта из виду, то Хозяин сам найдет питомца по запаху. Изоморфы впитывали или испаряли грязь собственных тел, сами пахли, как хотели, но чаще не пахли вовсе. И только низшее существо с Земли воняло на всю округу. Когда Чага пытался объяснить Ирту, что ему нужно помыться, тот весь пошел волнами от смеха. И даже вылил на него воду для собственной забавы.
— Лучше, когда ты воняешь. Ты же землянин. И так ты заметнее, никто на тебя не налетит и не раздавит. Узнает мою собственность.
Хозяин заботился о нем. Всегда. Пока Тиму Грауву не помогли сбежать.
В тот день Чага снова дополз до пузырьков. Они не изоморфы и всегда не прочь пообщаться. Потрескивали, угадывали каждое движение. То рассыпались у ног, то поднимались радужными фигурками. Чага долго проторчал, размахивая руками, в Нише пузырьков. Здесь было спокойно и безопасно. Хозяин там и нашел.
Чага увидел Ирта не сразу, но, заметив, метнулся в сторону и прижался к влажной стене. Вдруг сделал что-то неправильно, играя в дружбу. Живой круг с лучами из пузырьков сразу распался, и они скатились в шестигранную желтую чашу. Тоже боялись гнева?
— Чага, что ты здесь делаешь? — спросил Ирт.
— Я… я просто гулял.
Хозяин мог сделать больно и без полета к звездам. Отстегать жесткими плетьми ветвей по груди, спине и ногам, не останавливаясь, не давая возможности вздохнуть.
— Почему искры Богов Просторов говорили с тобой?
— Я не знаю, — прошептал Чага. — Я не хотел…
Хозяин приблизился вплотную. Тонкий росток обвил подбородок, заставляя поднять голову. Две крохотные трещинки на массивной голове Ирта расширились и превратились в белоснежные глаза, от взгляда сотрясали волны тревоги и предвкушения.
— Я больше не буду, — выдавил Чага.
— Ты все еще меня удивляешь, жалкий дружочек.
У подбородка кольнуло холодом, и тонкие нежные иглы поползли под кожу, медленно оплетая вены и сухожилия шеи воротником безжалостной боли. Голова начала кружиться, ноги подкашивались, а из глаз потекли слезы. Скоро он взлетит.
Резкий, злой крик ворвался со стороны. Не голос Хозяина и не его собственный. Чагу отшвырнули одним ударом. Он упал, как сломанная кукла, прижимая руками порванную кожу шеи и пытаясь вдохнуть. Не выходило. Паника сдавила горло, легкие рвались от напряжения.
— Убей ты его, наконец!
Резкое требование вернуло слух и возможность дышать.
— Он — мой. Я — Охотник Просторов долгие дни Пояса Тепла. Я сам решаю, кого убивать.
— Ты мой наследник, Ирт! Ты наследник Стен Флаа.
— Я знаю! — рявкнул Хозяин.
Бугры с розовыми прожилками высились перед лицом. Именно они обвивали нижнюю часть туловища Ру Флаа и тягуче колыхались, когда глава рода перемещался по переходам Стен.
— Ты знаешь, но не выполняешь свой долг, — Ру сменил гневный крик на холодный угрожающий шелест. — Пояс Холода рядом, и ты должен вступить на путь истинной трансформации.
— Плевал я на истинную трансформацию! За этим Поясом придет другой. И будет тебе трансформация. Сейчас ты и сам можешь прорасти в кого-нибудь. Возьми Удра. У него пробиваются лепестки, стоит тебе появиться в Нише Пира.
Чага лежал тихо, старался даже не дышать. Будто мертвый. Ру не любил его.
— Мои соки были медленны в последнем Поясе, Ирт. И в этом цикле у меня может не хватить силы на Удру. Ты единственный из Флаа сможешь пройти трансформацию и сохранить силу рода. Разорви пришельца! Прямо сейчас!
Хозяин молчал. Контур его сомкнутых ног и хвоста качнулся в сторону от серого ствола.
— Ладно, отец, как скажешь. Но не сейчас. Я порву его через пару десятков солнечных длин. Сам возьму Удру, если ты хочешь.
Ру промолчал. Послышался странный звук, словно лопнул огромный студенистый пузырь. Чага скосил глаза к шестигранной чаше. Там что-то менялось и шевелилось, но что именно, не понятно с этого ракурса.
— Ты пророс в него, Ирт, — послышался холодный шелест Ру. — Пророс гораздо глубже, чем думаешь сам.
— Гнилой медергом! Чага — просто зверушка, для веселья и сладости на ростках. Я порву его, когда он мне надоест, и пройду твою трансформацию.
Чага почувствовал пинок тяжелой ноги Хозяина, сжался, крепко закрыл глаза, ожидая следующего. Но нет. Хорошо бы о нем забыли, их дела важнее жизни человека. Почему Ру говорил на земном жалком наречии? Странно. Или все это сон? Бывает сложно отделить видения от яви, особенно если Хозяин разбавил кровь.
— Вставай, пришелец, — послышался голос Ру. — Не притворяйся дохлым червем.
Чага осторожно открыл глаза. Глава Стен стоял у прохода один, без Хозяина.
— Да, господин, — прошептал он.
— Вставай. Прогуляешься со мной.
Ледяная ветвь обхватила Чагу, стянула предплечья и туловище и резко дернула вверх, поднимая на ноги. Ствол Ру поплыл к выходу, заставляя двигаться следом, таща на аркане. Ноги держали с трудом, спросить, куда ведут, решимости не хватало, да и гортань разом пересохла. Флюоресцирующая чернота гладких стен, ленивые черепахи света под ногами, косые выступы поворотов с фиолетовыми и лазоревыми прожилками. За дальним начнется широкая галерея Общего Прохода Ниш. Там можно встретить Хозяина, вдруг он захочет вырвать Чагу из тугой, липкой петли Ру?
— Думаешь, мой сын убьет тебя, как обещает, зверушка? — в сухом шелесте звучала холодная брезгливость и тень интереса.
Чага не знал, что ответить, но промолчать нельзя, когда спрашивает Ру Флаа.
— Я… я не знаю, господин.
Раздался скрипучий звук, видимо, смех.
— Я верю тебе зверушка, ты и не можешь знать. И думать страшишься. Хотя когда-то выглядел смельчаком.
Чага старался выкинуть из головы это «когда-то». Оно не имело к нему отношения. Ру говорил о другом. Они остановились, не дойдя до начала галереи. Раздалось потрескивание, как от электрических разрядов, готовящихся ударить всей накопленной силой, и его дернуло прямиком к боковой стене.
Там начинался спуск. Он походил на чей-то продолговатый, закругленный по краям язык. Блеклый свет тянулся из глубины, а поверхность под босыми ногами напоминала теплую чешуйчатую шкуру. Чага никогда не попадал в такие переходы. Ему не положено далеко забредать. Похоже Ру Флаа решил избавиться от игрушки наследника. От этой мысли он почувствовал обиду, горькую, почти до слез. Надеялся, что все не кончится так… А как могло кончиться? Проход, широкий, продолговатый в сечении, тонул в белесой дымке. Кое-где из стен торчали странной формы ветки. Тим мог бы назвать их кронштейнами или манипуляторами — техническими устройствами цивилизации гуманоидных изоморфов. Но он умер. Возможно потому, что называл вещи такими именами.
— Не хочешь ни о чем меня спросить, зверушка?
Петля вокруг тела немного ослабла, а во вкрадчивом голосе Флаа чудилась насмешка.
— Вы меня убьете, господин? — решился Чага.
Скольжение туловища Ру замедлилось.
— Смелый вопрос, Тим Граув… Тебя ведь так зовут на самом деле?
— Я…? Нет, это не мое имя, господин. Вы… ошиблись.
— Не думаю, что ошибся. Я не привык ошибаться. Но интересно другое. Хочешь ли ты, чтобы я порвал тебя и закончил все это, Тим?
Ру Флаа остановился так внезапно, что Чага чуть не налетел на резиновую махину. Тело сразу сжалось, по позвоночнику поползли ледяные, цепкие пальцы. Страшно даже не от вопроса, а от близости почти трехметрового живого ствола, который и без глаз следит за ним неотрывно. Наблюдает каждой невидимой серой клеткой, каждой розовой прожилкой, способной в любой момент стать щелью или выпустить ветвь и воткнуться в сердце.
— Я не Тим, и я не хочу, — слабым голосом ответил Чага.
Но это только часть правды. Тим, призраком мелькающий в глубине сознания, потерявший черты лица, память и право голоса, отчаянно хотел смерти. Но Чага сильнее, он легко мог задвинуть его в темноту. И не слушать.
— А я бы хотел порвать тебя. Но не могу. Поэтому мой сын так просто развернулся и ушел. Оставил нас наедине. Понимаешь почему?
— Нет. Вы обещали ему не убивать меня?
Ру заскрипел всем телом, выдавая веселье.
— Зачем? Если я это сделаю, Ирт сразу узнает и… Бедный мальчик, он рожден Охотником Просторов. Чтобы не выпускать свою добычу, мстить тем, кто ее отберет. Рвать их на части.
— Но он же не станет… — Чага осекся, ужаснувшись собственной мысли.
Ру опять протяжно заскрипел:
— Нет, конечно, зверушка. Все может закончиться еще хуже, Ирт даже не понимает, насколько хуже.
— Не понимает?
— Ирт никогда не отличался сообразительностью. Он слишком доверяет своему инстинкту и не умеет вовремя остановиться.
Чага похолодел, понимая, что слова Ру об Ирте не оставляет шансов ему самому.
— Что вы сделаете со мной?
Петля с его тела спала и втянулась внутрь Ру Флаа. От неожиданности Чага едва удержался на ногах.
— Иди за мной и сам узнаешь, Тим Граув.
Они двинулись дальше. Теперь Чага шел сам. Серый проход по-прежнему тянулся вниз. На стенах попадались незнакомые пирамидальные наросты. Новое не сулило ничего хорошего, и он старался не глазеть попусту, опускать взгляд. Не получалось. Кто-то любопытный и наблюдательный прятался в голове и считал наросты. Называл их накопителями данных. Безмозглый червяк.
Ру Флаа скользнул вправо и перед Чагой открылось огромное, как Ниша Пира, пространство. Непривычно залитое светом.
— Нет.
Тим вырвался из глубины, потеснив Чагу.
— Узнаешь свою игрушку, землянин? — бархатно, словно Ирт, пропел Ру.
— Не нужно.
Поздно. Сознание безжалостно толкнули к памяти мертвого контр-адмирала. От красавца-шаттла, спустившегося с «Сияющего» на Орфорт, осталась одна тусклая, местами почти растворившаяся скорлупа. Мутные сизые и черные пятна текли по когда-то идеальным фасетчатым бокам, свисали бурыми водорослями с гигантского хвостового киля. Шаттл тонул в омерзительных фиолетовых бурунах. Они лепились друг на друга, пытались поглотить машину, высосать из нее остатки жизни. Впрочем, на Стенах Флаа бессмысленно сопротивляться. Только трансформация может избавить от страданий. Сделать частью Великого движения соков.
— Так узнаешь?
— Не узнаю, — упрямо прошептал Чага.
— Посмотри внимательнее, Тим Граув.
— Я… я не хочу.
Он опустил глаза и уставился на серо-фиолетовый грунт, на собственную дрожащую на нем руку. Может, и его затянут буруны. Быстро-быстро и совсем не больно.
— Посмотри на меня!
Голос Ру стегнул плетью, и Чага подчинился. Открывшиеся на стволе глаза смотрели пронзительно, страшно. В почти человеческом белке плавала розовая продолговатая радужка с неровным, точно клякса, зрачком. Только Ру любил розовый, а Хозяин — багровый.
— Сейчас ты встанешь, зверушка, и пойдешь со мной к своему кораблю. И я отправлю тебя в космос. В мерзкую пустоту, из которой ты явился.
Чага почувствовал, как в груди собрался и начал толкаться чужой истерический смех. Мертвый адмирал оживал, вытеснял из сознания Чагу и его страхи.
— Отправишь меня на этом? На этом уже не улететь, изоморф!
Ру помолчал, внимательно рассматривая Тима Граува.
— Ты прав. На этом — нельзя.
Тим затих, но нагло пялился в розовые, нечеловеческие глаза.
— А ты не такое простое существо, землянин. Теперь я понимаю, почему Ирт настолько в тебя врос. Ответь мне правду, что бы ты хотел: улететь, остаться с моим сыном или умереть?
Тим открыл рот, чтобы ответить, но ответ не находился. Части расколотой личности не могли прийти к согласию. Он хотел бы умереть раз и навсегда, чтобы не видеть скорлупу своего корабля. Он хотел бы улететь и кувыркаться в черноте космоса, как можно дольше. Среди холодных звезд, пока легкие не взорвутся в тысячу кровавых ошметков. Он хотел бы остаться, чтобы быть частью Хозяина и кричать от боли в теплом коконе его жажды. Он хотел бы угадать, что хочет услышать от него Ру… Пройти проверку.
— Я так и думал. Ты не знаешь, чего хочешь. Рауд хочет смерти, медергом влажных испарений. Изоморф может трансформироваться, но на каждом этапе трансформации он знает, что ему нужно. Землянин — опасная тварь. Его тело не меняется, но внутри — нет ничего определенного. Ты — как тысяча безмозглых существ, запертых в мертвой коре.
— Нет… это не так, — прошептал, не в состоянии понять, кто он, Тим или Чага.
Так, все так. И виной тому твари с Орфорта и страшная ошибка контр-адмирала.
— Молчи и иди за мной. А то я оторву твои ноги и потащу за жалкую шею.
Дальше все произошло как в кошмарных снах, которые навевали Ниши Перерождений. Они приблизились к шаттлу, и Ру коснулся ветвью затянутой серостью поверхности. На фюзеляже проступили крошечные прозрачные существа, такие же, как окружали когда-то Чагу в изумрудной ванне. Они скользили к Ру, забирались на туловище и растворялись с едва слышным шипением. Волшебство пугало и завораживало. Глава Стен будто поглощал фиолетовую плесень, позволяя шаттлу очистился.
Люк машины опустился, открывая каюту. Тим зажмурился и сделал шаг назад. Ему не хотелось вспоминать тех, кого он видел внутри шаттла последний раз. Одновременно он боялся обнаружить чужое, оскверняющее память присутствие: Онея, гоняющего шестиногого жура по своей шкуре, Угруга, поглощающего древесных пищалок, Хозяина с тремя плетьми вместо рук. Но внутренности машины казались пустыми, совершенно стерильными и мертвыми.
— Я теперь знаю все про твою машину, зверушка. Могу ей управлять, понимаю, как направить на твою планету. Она не сломана и не съедена, как ты думал. Она лежала в паутине мудрости Стены Флаа. Уродливая мертвая материя. Но не надейся, я не собираюсь спасать такое жалкое создание, как ты, не знающее собственных желаний. Я просто выплюну тебя подальше.
— Капсула… — прошептал Чага мысли Граува.
— Кажется, у вас она называется капсула спасения? — Ру зашелся издевательским скрипом веселья. — Только полетит она не на Землю. В другую сторону и как можно дальше от Орфорта. Ты погибнешь в черноте, откуда пришел, связь разорвется, и мой сын станет свободен для нового выбора.
Обрушился мощный удар, и он оказался на ложементе. Сразу вдавило, закрутило безжалостными ремнями.
— Пожалуйста, не надо!
Ложемент въехал в боковой отсек и стал обрастать защитной массой.
Чагу поглотил ужас. Он видел Ирта, который ищет его белесыми, пылающими холодом глазами. Где-то очень далеко наверху. На покрытых мхом скалах. Чувствовал вину за прошлые предательства и нынешнее. Над головой захлопнулся купол спасательной капсулы. Все происходило быстро, слишком быстро, как будто Ру отдавал мыслеприказы или сам превращался в капсулу вокруг ненавистного ему человека.
— Я хочу остаться, — выкрикнул он в темноту.
— Слишком поздно, чтобы остаться, землянин, — услышал он режущий скрипом голос.
Капсула резко рванула вверх, выдавливая воздух из легких. Чага подумал про Скалы и туннели, которые не должны выпустить, но ледяная чернота захлестнула сознание.
Позже, вечность спустя, Тим снова почувствовал холод. Сначала он думал, что умер, хотел этого. Но потом у сердца появилась горячая точка, она разрасталась, толкала вверх. На свет. Жаркому желанию жить невозможно сопротивляться.
И Тим вынырнул.