Кросс по грозовым тучам

Глава 3 Перекрестки

Авиетка летела над городом. Под прозрачным куполом мелькали картины Манилы. Голова лопалась от лезущих прямиком в измученный мозг мелочей: прожилок матовых стен, прозрачных пылинок в воздухе, пикселей форменных брюк. Мир распадался на бессвязные фрагменты. Хорошо знакомый эффект отравления спорами изоморфа. Нужно переждать. Первая волна послевкусия Ирта должна схлынуть до того, как Тим доберется до корабля. Там будет другое. Чувство, как бессмысленно существование Чаги без Хозяина.

Около двух лет назад на курсе реабилитации Тим пытался объяснить психологу желание служить Ирту Флаа. Сказал, что боль и зависимость делают его счастливым. После десятка мозгоправных бесед, Тиму стало лучше. Или кровь очистилась от Иртоцветения. Но свинья найдет грязь, а Чага — Хозяина. И никакие процедуры, психологи, Дальние пределы и доводы разума не помеха. Зря не залил в желудок стакан — другой, когда предлагали. Набрался бы смелости выложить Ларскому про веселую жизнь Чаги на Орфорте, а не проперся бы к Ирту, как побитая собачонка. Лизать блестящие туфли.

Сэм расстроится. Тим стиснул интерком на запястье, чувствуя, как помимо боли разрастается жар стыда. Он был слишком взвинчен и забыл отключить Сэма от связи, от получения его медицинских показателей. Теперь тот его убьет. И правильно.

Авиетка развернулась и чуть накренилась, заходя на посадку. С легким хлопком сработали челночные фиксаторы, пора выползать из кресла. Спина была мокрой. От выступившей крови или пота? Не фиг сбегать от врачей и переться сюда в таком виде. Прямиком в руки негодующего Сэма. Попытавшись сделать шаг к боковому створу, Тим споткнулся и упал. Ирт бы помог подняться Чаге, окружил ветвями и унес.

Беспомощность капитана стала приказом для системы управления. Невидимые ячейки корпуса перестроились, раздвинулись, и он соскользнул в сток под брюхом авиетки.

— Граув, скотина! Ты… ты!

Сэм, видимо, ждал его в парковочном шлюзе. В синих глазах горел праведный гнев. Стало смешно и страшно одновременно.

— Сэм…, — проблеял он.

Друг с силой ткнул пальцем в грудь, и Тим дернулся от щедрой порции новой боли.

— Ты пошел к нему, Граув! — обличительно провозгласил он. — Мне сказал, что не пойдешь, а сам пошел.

Слова прозвучали с таким пафосом, словно Сэм самостоятельно раскрыл страшный заговор, а не просто получил на интерком данные о повреждениях.

— Я… — Тим мучительно пытался сообразить что-нибудь оправдательное. — Я сейчас встану.

— Не смей даже шелохнуться, — железным голосом отрезал Сэм.

Через мгновение под спиной оказалась воздушная подушка и потянула вглубь шлюза. В голове Тима усиливался гул, почти избавляющий от чувства вины.

— После того, что ты сделал, я знать тебя не желаю, Граув!

— Но ты меня уже знаешь, — жалостливо возразил он.

Сэм фыркнул, всем видом демонстрируя незначительность этого факта.

В медотсеке мягко мерцал свет, и окружившие Тима роботы-манипуляторы напоминали отвратительных насекомых. Сэм не стал церемониться с истерзанным капитанским кителем и аннигилировал к чертям. Скосив глаза, Тим видел подсохшие кровавые разводы и налитые синевой пятна на голой груди и животе. Неприятно, что друг видел его таким. Кто просил его влезать? Хорошо, что корабль пуст, и народ, вернувшийся с Дальних пределов, рванул к родным и близким, на курорты или в казино. Никто не сунет сюда любопытный нос.

— Не переживай, капитан, я сохраню запись и буду показывать практикантам.

— Ты издеваешься?

— Пытаюсь шутить.

— Знаешь, немного не ко времени.

— Не ко времени ты полез к изоморфу, хотя обещал этого не делать.

Тим открыл рот, чтобы извиниться, но мир бешено закружился, и чёрная дыра поглотила сознание.

Когда пришел в себя, в животе царила голодная пустота, а во рту — сухость. Сэм угрюмо сидел неподалеку. Подпер голову, а локти водрузил на стол, заваленный файлами и странного вида устройствами. Посередине всего хлама стояла большая чайная чашка.

— Хорошо, что вы быстро очнулись, капитан. Физически теперь в порядке. Китель я синтезировал новый — копия прежнего. Висит у выхода. На этом все. Мне пора улетать.

С решительным видом он встал, и Тим испугано приподнялся, едва успев удержать соскользнувшую с тела ткань.

— Сэм, пожалуйста, постой, выслушай!

Тот замер, но с видом, что уже вышел и закрыл за собой дверь. Похоже, выслушает.

— Я не мог по-другому. Этот следователь… ему нужно было знать. Он подбирался к тому, чтобы скачать у меня из головы весь проклятый Орфорт. Я не мог позволить это сделать.

— Ты знал, что будут спрашивать обо всем? Знал, что придется рассказать. Обещал не встречаться с этой тварью.

— Пойми, все это так…

Почувствовав себя беззащитным, он подтянул простыню и плотнее в нее завернулся.

— Ты не все знаешь, Сэм. Много я не рассказывал. Не мог. Если бы следователь подключился к нейронам, в памяти всплыло бы все до деталей. Забытых, слава богам. А рассказывать самому, видеть его ухмылку, ждать, что все-таки попросит визуального подтверждения. Невыносимо.

— Но ты же сам, сам говорил, что так будет лучше! — воскликнул Сэм.

— Я так думал и прости, ошибся. Воображаешь все правильно, а реальность другая.

«Врешь, Чага, ты врешь. И я, и ты знаем, как давно тебе хочется почувствовать меня в крови».

«Нет, это не так. Заткнись».

«Вспомни, когда ты только забирался в авиетку, то уже знал, что обманешь докторишку. Ты лживый земной уродец, которого я подобрал для своей забавы и попытался немного улучшить. Но улучшать тебя — бесполезное дело».

Чувствуя, как лицо заливает краска, Тим потер щеки ладонями. Простыня опять поползла вниз.

— Ладно, Тим. Что сделано, то сделано. Что-нибудь придумаем.

Сэм подошел и обхватил теплой рукой запястье.

— Я скоро уеду. Изоморфа депортируют, и все станет нормальным.

— Тьфу, после такой дозы ты не пройдешь предполетную проверку. Ни психологическую, ни физическую. Тебя никуда не выпустят, не то что на Дальние пределы.

— Пройду.

— С чего бы? Будут неадекватные реакции и дрянь в клетках. Я мог бы обновить кровь, но это не поможет. Нужно чистить ткани, а на это нет времени.

— И это тоже не поможет, — прошептал Тим.

Ирт врос очень глубоко — в кости, в мозг, в основы личности Чаги. Иногда Тиму казалось, что его кровь, обновляясь, воспроизводит Ирта снова и снова. Хотя на Дальних пределах стало гораздо легче. Не иначе как помогал целебный разряженный газ нерожденной галактики по соседству.

— Это тебе следователь обещал, что улетишь?

— Ничего он не обещал. Этому пройдохе плевать. Я сообщил, что улетаю, и возражений не было. Первый раз меня выпустили, выпустят и второй. Возможно, он это понимает.

— Тимоти Граув, — официальным тоном проговорил Сэм. — Заявляю как врач, что вы не пройдете проверку. Ещё ладно бы как-то, в составе исследовательской группы, например. Но в статусе капитана — не пройдете.

— Капитана интендантской службы, — усмехнулся Тим.

— Ну и что, что интендантской?

— Ничего, полковник медицинского корпуса Сэмюэль Кэмпбелл, ничего. Просто интендантской службы.

— Ты что-то от меня скрываешь? — подозрительно прищурился он.

— Возможно. Но ты в отпуске и к проверке отношения не имеешь. А еще ты мой друг и тебя ждет жена.

— Пытаешься манипулировать?

— Как? Сижу осуждаемый тобою, голодный и в одной простыне. Да я и не способен манипулировать даже пивом. Кстати, ты обещал угостить этим чудом.

Когда корабль приблизился к солнечной системе, и члены экипажа выползли из камер глубокого сна, доктор взялся варить пиво. До Земли оставалось рукой подать, энергии на корабле завались. Синтезировать пиво на хорошую попойку для всей команды — плевое дело. Но все это, как заявил Сэм, будет подделка и штамповка. Нужен натуральный продукт. Без синтезатора, правда, все равно не обошелся. Насиловал его несколько часов, заставляя плеваться хмелем, зернами, имбирем и всякими специями. Потом прямо в медотсеке взялся кипятить пивную смесь.

Каждый член экипажа хотя бы разок заглянул на одуряющий запах. Гостей Сэм игнорировал, носился с ложкой наперевес в стерильной операционной. Бормотал под нос что-то вдохновенное и маловразумительное. Потом перестроил пространство отсека, сделал в стене небольшую прохладную нишу. Она быстро приобрела статус священного угла, к которому нельзя приближаться, не приняв стерилизующий душ.

Пережив, переволновавшись весь многообещающий процесс варки и ускоренного брожения, команда ни глотка пива не попробовала. Сэм что-то не рассчитал и в обещанные пару дней не уложился. После приземления заявил, что пиву еще минимум сутки стоять. Он не позволит осквернять продукт просто потому, что до Земли добрались раньше, чем он ожидал. Народ разочарованно поворчал, но дом манил сильнее, и Сэм остался с Тимом расхлебывать добрую сотню литров эксклюзивного варева. И вот час настал.

Полковник службы спасения военного медицинского корпуса торжественно внес две высокие, пенящиеся янтарем кружки. В глазах отражалась нескрываемая гордость творением. Тим торжественно протянул руку. Холодное запотевшее стекло приятно легло в ладонь.

— Пробуем.

Сэм сделал добрый глоток. Тим с некоторой опаской поднес к губам пенную шапку. Влага ласкающе скользнула по языку, потекла в горло. Свежее, бархатистое и пряное великолепие.

— Охренеть. А ты оказывается крутой пивовар, Кэмпбелл!

— А ты думал, — фыркнул тот.

Сэм все же уехал к Лулу и увез с собой литров тридцать живительного напитка — хотя на весь отпуск ему не хватит. Добрую порцию оставил для нескольких космоисследователей, которые через пару дней появятся на корабле, и трех новых членов команды интендантского судна. Из прежнего состава собирался вернуться в Дальние пределы только Тим. Если завтра он, конечно, не свихнется и не потащится в прокуратуру жалобно блеять и проситься в клетку к Ирту. А завтра ему станет хуже. Правда, день будет достаточно насыщенным, чтобы суметь продержаться. Придется отправиться в интендантскую службу за новым предписанием по грузу и маршруту. А еще раньше надо увидеть Алекса, чтобы он снова помог улететь. Вот только чего это будет стоить теперь…

Пустой, шелестящий системой жизнеобеспечения, тестирующий сам себя корабль, казалось, наблюдал за капитаном, прислушивался к его перемещениям и мыслям. Часами кружить по секторам транспортника надоело, и Тим решил прошвырнуться на Филиппины. Сходить в какой-нибудь игорный зал для истомившихся от скуки чиновников или наоборот устроить себе физическую стресс-перегрузку. Было бы неплохо поучаствовать в воздушной драке на имитационной площадке. На истребителе там или боевом крейсере. Только не десант и не симуляция высадки на новую планету.

Улетел он недалеко. Где-то через пару километров авиетка уперлась носом в висящую над океаном стандартную смотровую платформу. На ней разместилось более сотни зрителей. Кто-то сидел в креслах на рядах. Некоторые толпились у бортиков, полупрозрачных, искрящихся от лучей заходящего солнца.

Тим коснулся пальцем экрана управления, заставляя машину зависнуть, и присмотрелся. Люди явно прилетели поглазеть. Задирали головы вверх, оживленно общались. Ветер трепал длинные волосы девушек, пытался стащить шляпы с щеголей. Некоторые дамочки прикрывались личным силовым полем, и поэтому сохранили идеальные прически и скульптурные складки платьев вокруг щиколоток. Позади платформы висели легкие одиночные скутеры. Машинки более удобные для полета на короткие расстояния, нежели громоздкие авиетки. Хотя, похоже, большинство зрителей прилетели именно на экскурсионной платформе. И наблюдали за космодромом, ожидая чего-то интересного. Меньше всего Тима мог развлечь космодром. Но толпа притягивала, и он припарковался позади скутеров и рядом с небольшой ярко-зеленой авиеткой.

Одна из обслуживающих платформу лифтовых энергосекций приблизилась к борту, и он в нее прыгнул. Тело казалось сильным, послушным. Будто никто не проникал ему под кожу, не рвал развилки сосудов, не оглушал болью до полного растворения личности. Сэм, хоть и на время, но по-настоящему его обновил. Не заслужил он такого друга. Совсем другое заслужил. Тим поморщился, вырывая себя из муторного наваждения, и шагнул на платформу.

Не такое частое зрелище — грузовой межгалактический транспортник шел на посадку. Параболические, вытянутые, как перо, космические гиганты редкие гости на Земле. Их чаще всего строили на Луне и загружали на земной орбите. Чтобы такой зверь опустился на Землю, нужна веская причина. Самая очевидная — особый груз, который нельзя разобрать по частям и шаттлами доставить с орбиты. Но еще более удивительно, что он приземлялся именно здесь. С правого края подковы космопорта стоял в доке малоразмерный корабль интендантской службы. Тим считал этот космопорт маломощным и слишком близко расположенным к населенному пункту, чтобы принять такую махину. Похоже, ошибался. Что-то изменилось в инфраструктуре за последние несколько лет. Или это совсем особый случай.

— Первый раз вижу, как такое здесь садится.

Тим вздрогнул от удивления, услышав собственные мысли. К изгибу хрустального борта привалился худощавый парень с лысой головой и высокими обветренными скулами. Кривил губы и водил стилосом по планшету. Словно выписывал сложные формулы или иероглифы. Трудно понять. Со стороны черный корпус и экран планшета казались мертвыми — ничего не отображали. Или не были предназначены для постороннего взгляда. Чаще люди пользовались пальцами и проекцией. А так — непроницаемый лист под кончиком стилоса. Да и черная водолазка под горло усиливала впечатление скрытности.

— Платформа слишком близко к посадке, — невпопад отреагировал Тим.

— Раз подпустили, значит безопасно, — хмуро буркнул худощавый, не поднимая глаз.

Тим пожал плечами и отвернулся.

«Нечего глазеть по сторонам, зверушка».

«Да пошел ты!»

Ну вот, вернулись навязчивые голоса и пульсация в голове. Тим вцепился в прохладное ограждение и принялся ритмичного гонять воздух. Грузовой корабль находился уже достаточно низко. Из десятков сопел вырывалась плазма, направляемая лепестками силового поля. Огромное тело выглядело нечетким — словно волны воздушного потока искажали великолепные формы, превращали его в видение.

Три молодые женщины неподалеку живо говорили на незнакомую Тиму гортанном наречии. Видимо, редкое. За время учебы в училище и академии в голову загрузили более сотни языков, и Тим мог мгновенно перейти на любой. Люди гражданских профессий обычно обходились десятью — двадцатью и общались на них в зависимости от места или ситуации. С Сэмом они чаще всего болтали на хинди, с Алексом и Реем на русском, а вот лысый парень на платформе сказал свою фразу на английском, и Тим ответил так же.

Космический красавец не снизился, маневрировал, чтобы попасть точно в центр посадочной подковы. До зрителей донесся отчетливый хлопок, затем другой. В центре подковы веером закрывались лепестки черной, гладкой, как обсидиан, воронки. Она уходила километра на полтора в глубину. Как только закроется с хлопком последний лепесток, из воронки отсосут воздух, и все, что может попасть лишнего. И не останется чистейший вакуум — дыра совершенной черноты и пустоты. Иногда хотелось, чтобы похожая заменила память.

Тим прикрыл глаза, вспоминая Рея. Тот вечно хотел найти новое в самом привычном. Поэтому и уговорил Тима отправиться в составе десанта на планету Гризион. Все страшное, что случилось потом, на Орфорте, родилось на Гризионе — забавной и жутко утомительной планете.

Два года после Военно-воздушного училища шли бесконечные налеты и учения. Приходилось проектировать и отрабатывать новые тактики пилотирования. Не лучшее время записываться в пехотинцы. Ржали от души над внешним видом «братушек» — достойных представителей морской пехоты. Хоть и космической, но по доброй традиции античных названий — морской. Пехотинцы почти поголовно были двухметровыми горами мышц, увенчанными страшными мордами: мощные челюсти, нависающие надбровные дуги. Без серьезной доработки тела в десантники не брали. Прокаченная мышечная масса, сухожилия на графите. После всех процедур даже милые девушки превращались в оживших людоедок, а уж запечатанные в экзоскафандры — нагоняли ужас не меньше, чем инсектоиды.

Они с Реем все-таки записались в чертову пехоту, чтобы попасть на Гризион. Хотели первыми встретиться с новой формой жизни. В том, что она есть на планете, не сомневался почти никто. Еще бы, разведка зарегистрировала на орбите спутники нетипичной геометрической формы. Значит — искусственные. Судя по первичным данным, жизнь там зародилась не на углеродной, а на кремниевой основе. Оказалось, то еще приключение.

Во-первых, ужасный экзоскафандр пехотинца. Он врастал в спинной мозг, соединялся с нервными окончаниями и становился частью организма. Мощной, несокрушимой и неотъемлемой. Как Ирт, мать его, Хозяин Чаги. В первый момент Тим даже не узнал Рея. Перед стартом к нему в каюту вломилось чудовище с выдвинутой вперед челюстью, без бровей, но с крошечными глазками бульдога. Тим едва устоял, чтобы не закрыться силовым щитом.

— А ничего так выглядишь, Кларк. Тебе идет. Реальное космическое пугало, мощь и гордость Федерации. Мой добрый совет — обратно не меняйся, и марсианки все твои будут.

— Иди в пределы, Граув. Нужны мне твои марсианки. Сам внимательнее взгляни в зеркало. Здорово напоминаешь раздувшуюся мурену.

— Это временно, — отрезал Тим и осторожно потрогал лицо.

В отношении тела закон допускал только обратимые изменения. Это успокаивало, но лишний раз смотреть на отражение не хотелось.

Потом было приземление, и эта дурацкая планета. Вся состояла из каких-то железных пород, они непрерывно двигались, шкрябали друг об друга. Слои, наползающие на слои, дыры, пустоты, в которые так легко провалиться. И постоянный, невыносимый грохот. Все оказалось чертовски намагничено и постоянно менялось. А искусственные спутники создавала сама планета. Самовырезающиеся конусы породы, которые выносило на орбиту и выстраивало в одну плоскость вращения. И среди всего этого дерьма, где не то что моря, воды не сыщешь, носились в поисках жизни три полка вооруженных до зубов морских пехотинцев.

Тима и Рея как неопытных юнцов поместили в середину группы и поручили управление акустическими плакатами. Эти чудо-устройства, по версии ученых-лингвистов, должны в любой, даже негуманоидный мозг, загрузить сообщения: «Мы пришли с миром», «Мы друзья и союзники». В такое и булыжнику непросто поверить, наблюдая за трехметровым морпехом в махине экзоскафандра, облепленного жерлами пушек. Они с Реем, как и все, утыкивали микроминами каждую двигающуюся в их сторону хреновину. Не взрывали, конечно, но на всякий случай утыкивали. Как только хреновина проплывала мимо, мины сами возвращались в картридж. Вряд ли такие агрессивные меры предосторожности способны помочь мирному и дружескому контакту.

На Гризионе так никого и не нашли, но зато репортажи о бронированных армейских, бегающих среди каменюк в магнитном бульоне, забавляли мирных землян пару месяцев. Тим вернулся домой совершенно измотанный и с твердой уверенностью, что все надо делать не так. Когда придет время, он сам сделает по-другому.

Дурак, дурак, дурак.

Когда Ирт рос внутри Чаги, он забывал про голову Рея на черной земле Орфорта, не вспоминал погибших. Память заменял вакуум, черная блаженная пустота.

— Неплохо вписывается. Хотя можно и точнее.

Тим вздрогнул и обернулся к парню в черной водолазке. Тот, прищурившись, следил за посадкой. Воздух, казалось, вибрировал, океан под платформой вскипал злой, серой волной. Резкий порыв горячего ветра сорвал чью-то шляпу, а на верхнем ряду кто-то радостно крикнул. Может, поймал?

Корабль был огромен, парабола светового крыла уходила в закатное небо, словно вздернутая вверх рука древней статуи. Гигантская тень потянулась через океан к платформе. Солнце совсем исчезло, а небо стало темно-синим, тревожным. Плазма в последний момент ярко вспыхнула у самой чаши, и блики света побежали по широченным бокам межпланетника. Раздался хлопок, махина, мягко соскользнув в вакуумную воронку, замерла на стапелях чаши. За спиной захлопали в ладоши. Парень с планшетом только взглянул через плечо и угрюмо усмехнулся краем губ.

— Интересно, зачем ты сюда пришел? — неожиданно для самого себя бросил Тим.

«А зачем ты? Тебе следует быть в другом месте, Чага».

— А ты зачем? — худощавый повторил голос Ирта в голове.

— Кажется, я первый спросил. Не стоит ответ заменять вопросом.

— Не стоит хамить с первых слов, обращенных к незнакомцу.

— Незнакомцу, который раздулся так, словно на голову выше всех остальных?

Парень пожал плечами и уставился в свой планшет. Ему явно плевать на ссору. А в Тима хлынула чернота. Как вакуум из воронки. Она вытесняла мысли и сомнения, оставляя только саму себя. Была чем-то гораздо большим, чем пустота. Чем-то, чему Рей, пока был жив, не придумал названия. Тим с силой выдернул черный планшет и швырнул его вниз. Худощавый дернулся следом, но прямоугольник закрутился веретеном и ушел в воду.

— Какого предела ты творишь, урод!

— Ты сам лысый урод.

И Тим с силой толкнул парня в грудь, ощущая потребность отправить следом за планшетом — в холодный океан. Тот резко отбил руку и ударил в челюсть. Боль молнией пробила голову. Все сразу стало просто и понятно. Так бывает, когда в темном туннеле где-то далеко пробивается свет. И можно двигаться. Тим влепил кулаком прямо в переносицу слишком длинного носа. Под пальцами хрустнуло. Придурок даже не пытался активировать свое защитное поле. Это хорошо. Тим оставил свой датчик, интерком и китель на интендантском судне. Зато в кармане льняных штанов болтался острый складной нож. Совсем неплохо, если у худощавого найдется похожий. Новый удар в челюсть выбил сразу два зуба. Тим рассмеялся и сунул руку в карман.

Пыльная бутылка коньяка опустела, да и день катился к исходу. Можно отправиться куда-нибудь и догнаться. Розовым шампанским, например. А лучше анжуйским. Оно освежает мысли, а на губы ложится, как поцелуй шальной девки. Но никакого желания двигаться.

Ларский мог бы сделать копию той же пыльной бутылки и прогуляться по саду верхнего пирса. По вечерам запахи там пьянили. Особенно у центральной белой башни, где цвели лилии. И никого в окрест. Будет приятно прилечь под сводом закона и полюбоваться звездами. Особенно, если ты следователь прокуратуры и идти тебе особо некуда. Нет, весело убить время — не проблема. Можно на выбор: скутер, авиетка или челнок для полного отрыва, и через часок накручивать рулетку в самом шикарном казино Макао. Спустить к дьяволу несколько сотен тысяч кредитов, чтобы не напрягать мозги на тему «куда бы деньги с пользой пристроить и прирастить». Там же, может, удастся обнять пару развлекающихся красоток, и какая-нибудь будет не прочь переспать с Ларским.

Нет, в пределы, он останется в кабинете. Коньяк сегодня пошел даже слишком хорошо, и благо в задней комнате есть шикарный диван с периной из лебяжьего пуха. Прочитал о таких перинах в исторической книге и тут же обзавелся лежбищем. Когда утопаешь в самой середине с бокалом шампанского в одной руке и с книгой в другой, то легко представить себя корольком маленькой сказочной планеты. А не следователем прокуратуры, которому подбрасывают одну дерьмовую историю за другой, а премии и награды только со скрипом и бесконечной бюрократической тягомотиной.

Вот повесили на Ларского проклятого изоморфа, и что с ним теперь делать? Остается только депортировать на Орфорт. Хотя у этого бледноглазого урода есть ответы, которые комитет межпланетных расследований хочет получить. Но не может. Нет никаких механизмов, чтобы обязать представителя другой расы отвечать на вопросы ни в качестве свидетеля, ни даже обвиняемого. Передать союзникам или убить и то проще. Тем более если раса не часть Федерации. В ней-то каждая вшивая планетка печется о своей расовой безопасности. Поднимают жуткую шумиху в совете Федерации по каждому пустяшному поводу. Хотя вся их безопасность утекла бы в космическую задницу, не будь землян и инсектоидов, в простонародье — тараканов.

Изоморфы вообще закрыты для контактов, но под действие общих правил подпадают. Флаа-старший своим змеиным шипением дал понять, что обратится в Совет Федерации, если его щеголеватого отпрыска задержат или передадут инсектоидам без доказательства вины. Вот и валандайся теперь с их скользким семейством. С холодной тварью — Ру Флаа. Даже от его голограммы зябко. Не удивительно, что бравый капитан увильнул от дачи полных показаний. Такое чудище вспомнишь в деталях и предполетную проверку не пройдешь. Любопытно, как он теперь собирается ее пройти? От уверенности капитана второго ранга шел крепкий взяточный запах. Нюх на это у Ларского был идеальный. Но провернуть такое дело у флотских, на его взгляд, невозможно.

Внезапно на экране правой панели ожили и стали тесниться данные о передвижении в камере изоморфа. Пришел голубок в себя, то ли после удовольствия, то ли парализующего удара, которым наградили, когда отбирали сладкий кусок в капитанском кителе. Движение было беспорядочным, и удивленный Ларский затребовал полное изображение. Ирт, и правда, быстро перемещался вдоль периметра ограждающего поля. Слишком быстро. Зачем? Он прекрасно знает, что не в силах преодолеть барьер собственной мобильной камеры. Резкий поворот головы изоморфа, и Ларский поймал бешенство в белых глазах. Странно… с чего вдруг?

И тут ожила правая панель — дела местные, не инопланетные. Под его личным контролем. Похоже в публичном месте зарегистрировали важного персонажа. Под угрозой или в нестандартной ситуации. Ларский прикоснулся рукой, присмотрелся к выросшей голограмме и выматерился.

Черную водолазку залила кровь, нос сломан, глаз исчез в кровавом подтеке. Трансляция шла отлично. Хриплое дыхание и свист пробитого легкого. Очень убедительный, прям предсмертный. В груди по рукоять торчит нож. Но до потери сознания все же далеко. Ошалевший от крови, с лезвием в груди Майкл Стэнли вколачивает кулак в лицо противника. Зажал черный обломок непонятно чего и превращает чужую скулу в сплошное месиво.

Такой глупой выходки от лидера треклятого братства запредельщиков Ларский не ожидал. Не его формат — искать от безделья кровавых потасовок. И не причина наблюдать за ним. Ларский уже собирался отключиться от этой ерунды. Тем более, над экскурсионной платформой висел прибывший по сигналу об поножовщине транспортировщик. С реанимационными и регенерационными комплектами. Тут противник Стэнли — парень в когда-то бежевом костюме — вывернул ему руку, отпрянул в сторону и от души саданул в живот. В мгновение оказался сверху. Разбитый в хлам кулак взлетал и падал. Синие глаза лихорадочно сверкали, можно сказать, искрились безумием.

— Чертов капитан!

Правая панель тревожно запищала. Пришлось оторвать взгляд от едва живого Тимоти Граува, который с большим энтузиазмом бил и без того хрипящего Стэнли. На соседнем экране всплывало другое, искаженное яростью и отчаянием лицо. Ирта Флаа. Эта равнодушная тварь окончательно утратила равновесие. Он по-прежнему двигался: приближался к ограждению, удалялся, пару раз толкнул силовой купол, словно проверяя на прочность. Человеческая форма потеряла устойчивость. Изоморф то делался тоньше и выше, то его плечи расширялись, становились покатыми и тяжелыми. Губы налились кровью, кривились, ползли червяками по широкому лицу. На ногах вместо лакированных туфель наросли здоровенные, странно бесформенные ботинки. Странно все-таки, что одежда изоморфов — это они сами.

Ларский перевел взгляд на левую голограмму, где тело потерявшего сознание Граува сползало со Стэнли. Следователь откинулся в кресле и взялся обгрызать ноготь большого пальца. А это забавно. Не случайное совпадение, совсем не случайное. Бедный изоморф так извелся из-за своего капитана! Между ними есть связь. Из этого можно извлечь пользу и разобраться-таки в убийстве инсектоида. И вовсе необязательно депортировать Ирта. Он еще не рассказал все, что знает. Но расскажет. У него, оказывается, есть поводок. Очень даже короткий капитанский поводок.