— Милый, вот увидишь, ты не узнаешь Зоосити! Когда ты улетал, он был еще крошечный, а теперь там столько всего понастроили.
— Понастроили? — насторожился Сэм. — И ты хочешь, чтобы я в этом зоопарке всех осмотрел и всех вылечил?
— Не в зоопарке, а Зоосити, — улыбнулась Лулу.
Сэм скептически фыркнул. Ветеринарные врачевания в законный отпуск не воодушевляли. Пивной загул со старыми приятелями откладывался на неопределенный срок. Не из-за Зоосити, конечно, а из-за полоумного Граува. Никакой злости на него не хватало. Но как пить пиво после этого дурацкого письма? Только продрав глаза, Сэм отправил запрос в прокуратуру, хотя толку в этом чуть. Конечно, ответ придет, но времени может пройти и три дня, и целая неделя. Полковник медслужбы знал из опыта, что ведомства, когда им нужно, ссылаются на немыслимо сложные бюрократические процедуры, о существования которых, обычные люди и не подозревают. Лет в двадцать пять он испытал неподдельное изумление столкнувшись с тем, что на белом свете есть казенные бумаги, которые согласовываются, визируются, подшиваются и складываются. А потом теряются. И их снова нужно согласовать, визировать, подшить. И ждать. В эпоху силовых технологий!
— Если тебе не нравится лечить, то и не надо, — щебетала Лулу. — Ни за чье здоровье я не опасаюсь. К тому же нам помогает Джеймс.
— Джеймс! Этот идиот, который в наши времена пользуется хирургическими нарукавниками? Разрисовывает их значками, чтобы не забыть последовательность действий во время операции!
От возмущения Сэм даже отпихнул от себя легкий белый столик с кофе и коричными булочками.
— Ты несправедлив, Джеймс прекрасный врач!
— Ничего бесподобного, — встрял Маська, — он не может вылечить бегемота. А ты сможешь, пап?
— А что не так с бегемотом? — осторожно ступил в ловушку Сэм.
Срочно признать Джеймса прекрасным и даже лучшим врачом! Специалистом по бегемотам.
— Пап, он все время недовольный. Последний раз мы со СлОной пели ему песню, так он сказал, что у него заложило уши от нашего ора.
— Наверняка, вы орали, и уши заложило.
— Так после я тихие стихи рассказывал, он заявил, что это неразборчивый жабий концерт.
— Вот как… — задумчиво протянул Сэм, пытаясь скрыть свое скептическое отношение к талантам Маськи и Слоны.
— Просто у бегемота такой характер, малыш. Он всегда не согласен и немного ворчлив, вот и все, — пояснила Лулу.
С мнением жены лучше на спорить, выйдет боком. Поэтому Сэм снова фыркнул и придвинул столик. Семейный завтрак проходил на параметрическом острове по дороге к Зоосити. Остров принадлежал Центру бихевиористских исследований, который жена как раз и возглавляла. Летающий кусок земли с силовым куполом перемещался неспешно, зато имел огромный сад, пруд и несколько разных лабораторий. Можно работать и жить на природе: посиживать в беседке за чашкой кофе, висеть в гамаке, таскать за собой слонов и бегемотов, выясняя особенности их характеров.
— Ты не понимаешь, мам, — твердо отрезал Маська. — Бегемот точно болен. Может, у него зуб болит. Или пузо от мутной воды. Вот папа вылечит, и он согласится стать нашим домашним животным. Как Слона.
Вот уж нет. Лучше тогда не лечить. Но Маська разбираться в желаниях отца не собирался, умчался вприпрыжку прочь. Видимо, к своему домашнему слону. А вот Лулу подперла голову рукой и воззрилась с нежной заботой. Сэм сразу почувствовал прилив интереса к делам Зоосити.
— Значит, животные с улучшенными нейронными характеристиками мозга не просто разумны, но и с удовольствием живут в чем-то вроде городов?
Эксперимент выглядел интересно, хотя и сомнительно.
— Трудно сказать про удовольствие, это же мы их поселили. Но не все животные и насекомые могут проживать совместно. Некоторые другие виды и близко не выносят. Но есть такие, которым очень полезно проживать рядом.
— Если они связаны в экосистеме?
— Я не об этом. О симбиотической настройке психики. Иногда два несвязанных вида, находясь рядом, даже жизнь друг другу продляют.
— Да ну.
От слова «симбиотической» Сэм поморщился, но у Лулу уже горели глаза, скулы порозовели от возбуждения и желания поделиться.
— Нет, правда. Например, сойки и суслики. Ой, только не смейся, Кэмбелл! Я не шучу, — для убедительности она даже взмахнула руками. — Суслики — страшные истерички, у них повышенная нервная чувствительность. Зоологи все время ломали голову над тем, что биологически они должны бы жить лет до тридцати, а по факту максимум четыре года. Сначала летит соматика, потом эндокринология, еще, еще, а потом разрыв сердца, и привет.
— И правда, суслики паникеры, не жизнь, а сплошной кипеж.
— Вот именно! А сойки имеют совершенно другую бихевиористику.
— И какую? Они — бесчувственные сони?
— Нет, скорее восторженные нахалки, дорогой. У них пониженное чувство опасности. Им кажется, что опасности либо нет, либо они с ней с легкостью справятся. Не сомневаются, что вместе и хищника загрызут.
— Они мне кое-кого напоминают.
— Ой, не придумывай, — отмахнулась Лулу. — Оказывается, что если виды в природе никак не завязаны в пищевой цепочке, и между ними нет никакого целевого взаимодействия, то тогда может возникать телепатический контакт.
Сэм помнил из курса экопсихологии, что телепатическая связь рождалась там, где слабели сознательные и речевые формы коммуникации. Когда взаимодействие существ не определялось рациональными интересами, а тем более пищевыми. Хищник не может вступить в телепатическую связь с жертвой, поскольку сознание блокирует этот контакт. Если бы лев впал в транс рядом с сочной антилопой, то, ощутив ее смертельный страх, потерял бы аппетит.
— И что дает этот телепатический контакт?
— Они влияют на психологическое состояние друг друга.
— Кошмар! Суслики станут борзеть, как сойки?
— Да нет, просто происходит некоторое симбиотическое выравнивание. Угадай, чем мы их объединили?
— Организовали кружки по вышиванию бисером для сусликов и соек. Или водите хороводы по главной площади Зоосити.
— Сэм — ты дурак! — провозгласила жена обиженным тоном.
Когда речь касалась любимой работы, Лулу теряла всякую невозмутимость и взвешенность суждений, взвивалась от малейшей иронии. Сейчас и волосы растрепались сами собой, и нос заострился.
— Ладно, хорошо, сдаюсь. И что вы сделали?
— Расселили по районам, расположенным в шахматном порядке. И у тех и у других повысились показатели жизнеспособности. Прямо сильно повысились. Особенно у сусликов. Суслики стали спокойнее и увереннее.
— Здорово. Может, и нам пожить рядом с сойками?
И Тима поселить.
— Ну тебя, Кэмбелл. Я серьезно все рассказываю.
— Это я — серьезно. А вот ты волнуешься, как суслик.
Сэм сделал последний глоток кофе и ощутил легкую вибрацию — параметрический остров пошел на снижение. Под ними раскинулся Зоосити.
Сэм и Лулу отправились в путешествие над городом животных на небольшой энергосекции. Маська со Слоной заявили, что у них дела — пойти и порадовать одного бегемота, и быстро исчезли. Жена уверила, что с ними ничего не случится, зато не будут мешать увлекательной экскурсии. Растянувшееся во все стороны поселение выглядело необычно. Искусственно и сказочно одновременно. Геометрические формы районов отделяли места жизни разных зверей, конструкции для гнездования и норности. Везде проходили транспортные коммуникации: широкие дороги для крупных животных, узкие — для средних и мелких. Территории разрезали дорожки воды и движущиеся ленты термитников. То там, то здесь высились дендротроны. Открывалось несколько площадей для парнокопытных с каскадными водопадами, разными уровнями водопоя и скальными грядами. Справа тянулась заболоченная местность, но тоже застроенная сложными геометрическими конструкциями из пористого материала.
— Как вы определяете архитектуру районов для разных видов?
— Они сами определяют, а мы помогаем. Все жители Зоосити разговаривают с помощью голосовых модуляторов и даже пользуются гаджетами.
— Ты шутишь?
— Вот еще. Например, в каждой семье орангутангов есть синтезатор. Они любят готовить разную еду.
— Черт! Чем же они тогда отличаются от нас?
— О! Сэм, очень многим. Они, например, любят трахаться во дворике и чтобы их детишки наблюдали за папой и мамой. Да что детишки! — все желающие.
— Диковато звучит.
— С их точки зрения — это очень культурное поведение. Вокруг соития — целый ритуал. Кстати, дворики у них — ничего так себе, а вот жилище — не очень человеческое — сначала нужно проползти по узкому проходу, а потом…
— Ладно, не рассказывай про потом, я тебе верю, что они от нас отличаются.
— Ты ужасно нелюбопытный!
— Просто тревожусь от большого количества новой информации, как суслик.
— Я только начала рассказывать! Кстати, все экстренные вызовы я перевела на твой интерком.
— Лулу!!
— Да ничего и не случится! Тут все стараются быть осторожными и не есть друг друга без предупреждения.
— Очень смешно! И кто всем командует? Ты?
Лулу мгновенно стала серьезной и с деланой тревогой поглядела вокруг. Потом подвинулась к Сэму и произнесла с тихим драматизмом:
— У них есть мэр!
— Не может быть, — таким же драматическим шепотом ответил Сэм.
Лулу кивнула и вздохнула.
— Не поверишь, но это крыса. Она победила на выборах при активной поддержке термитов и кошачьих, и я ее опасаюсь.
Сэм рассмеялся.
— Ничего смешного нет, Кэмбелл. Она очень жутко строгая. Садится на задние лапы, а передние складывает себе на животик. А потом впивается в тебя черными глазками, шевелит усами и сухо так говорит: «Ну что ж, рассказывайте, что у вас, милочка?». И сразу страшно, что сделал что-то неподобающее.
Сэм театрально оглянулся, подтянул Лулу и поцеловал в губы.
— Будем надеяться, что мы ей не попадемся.
— Да. Не полетим в ту часть Зоосити, где находится мэрия.
Они еще раз поцеловались, чтобы скрепить договор. Интерком Кэмбелла издал странный визгливый звук. Лулу отпрянула и завертела головой. На севере от них, километрах в десяти по ощущениям, оранжевый луч тянулся от земли к небу.
— Что-то с Маськой! — воскликнул Сэм и вскинул вверх руку с голограммой.
Ведь подозревал, что пешее путешествие в компании со слоном добром не кончится. Все эти ворчливые бегемоты и прочий зверинец…
— Это не Маська, успокойся. Стандартный вызов скорой помощи. Я же сказала, что все перевела на тебя.
— Уверена, что не Маська?!
— Луч — он в районе кошачьих. Такой сигнал, когда кто-то из жителей пострадал.
Энергосекция ускорялась по направлению к торчавшей оранжевой палке, и Сэм ощутил прилив раздражения. В отпуске, в семейной поездке и носится сломя голову по каким-то вызовам. Вечером четко объяснит Лулу, что есть выходные дни, и это святое. И вызовы исключены. Пусть хоть у десяти бегемотов разом отвалятся зубы. Ни за что!
— И что теперь? Я будут взглядом спасать твоих кошачьих? — проворчал он.
— Совсем не взглядом, — радостно сообщила жена, не замечая его дурного настроения. — Вон — прилетел автомат.
Реанимационный транспортировщик обогнал их и висел у изножья луча.
— Может, и без меня обойдется?
— Ну, милый, ну неужели тебе не интересно кому-нибудь здесь помочь? Ты будешь в самой гуще событий.
И почему женщины так любят быть гуще? Нет, не будет ждать вечера, после экскурсии твердо обозначит свою позицию. Через пару секунд внизу открылись последствия безжалостной бойни: растерзанное тело несчастного буйвола в луже крови. Выглядело оно кошмарно — расползающийся бурыми лохмотьями мешок, и Сэм, забыв недовольство, спрыгнул и рванул к опустившемуся реаниматору. Роботы поднимут тело, и он быстренько возьмется за дело. Восстановить можно и не такое…
— Вот твари, чуть не сожрали животное!
— Сэм, подожди, — Лулу бросилась за ним и схватила за руку. — Не буйвол! Буйвол — это же модель, мы здесь из-за леопарда.
Только сейчас шокированный расправой он увидел чуть в стороне от «мясной разделки» пятнистую кошку. Морда лежала на лапах, а с плеча свисал большой лоскут кожи. Обнажившаяся плоть сочилась кровью.
— Но… А буйвол?
— Да это же модель, Сэм! Очнись!
Лулу дунула в лицо, и до него наконец дошло. Как не понял сразу, ведь эти дешевые подделки обрыдли еще на Гамме. Экономия в воссоздании живой природы на Дальних Пределах.
— Он что, охотился на ЭТО?
— Конечно, я охотился на ЭТО. На что мне еще охотиться? — рыкающим ворчанием встрял огромный кот. — На тех, кто задает глупые вопросы?
— Черт, — дернулся Сэм. — Не привыкнуть мне к говорящим зверям.
— Не привыкнуть ему, — фыркнул кот. — Сначала залепи мне плечо, а потом неразвитыми привычками делись.
— Ни здрасьте, ни пожалуйста, но хамит. Они все такие наглецы, Лулу?
— От тебя я тоже здрасьте не услышал, человек.
Сэм резко повеселел и присел у леопарда. Рана выглядела серьезной и наверняка была болезненной: не только оголенная плоть, но и порванные почти до кости мышцы. Ясно, что кот расправился с моделью буйвола на адреналине, не чувствуя боли. Сэм прикоснулся к мощному плечу, и зверь дернулся и зашипел, обнажая клыки. Операционный стол транспортировщика идеально сконструирован, чтобы загружать и поднимать на платформу даже очень крупных животных. Но отвозить леопарда в специально оборудованное нет смысла: заклеить такую рану — достаточно домашней аптечки и немного практики.
Подчиняясь приказу силовые захваты операционного модуля опустились к пострадавшему. Но леопард недовольно ударил хвостом, с усилием поднялся на лапы и тяжело вспрыгнул на наклонившуюся плоскость. Улегся на бок. Видимо, не первый раз подставляет раны. Веселые искорки анестезии пробежались вокруг плеча, и дальше дело Сэма. Быстрыми движениями соединяя мышечную ткань, он опять думал о Грауве — как тот лежал весь в кровавых потеках и бормотал такое, что стоило бы заклеить рот идиоту. Зря не заклеил, наслушался. И зря не приковал капитана корабля в медицинском отсеке. Теперь жалел.
— Зачем охотиться на здоровенного буйвола? Неужели недостаточно антилопы? — с трудом переключился он на пациента.
— Антилопы глупые и трусливые. На них не интересно.
— Модели не могут быть ни глупыми, ни трусливыми — это просто программа.
Биоконструкции — всего лишь дистанционно генерируемый и программируемый силовой каркас с кусками сочного мяса с шерстью сверху.
— Я на них охочусь, человек, а не ты. Значит, лучше знаю, какие.
— И как тебя зовут, охотник?
— Пард.
Сэм со всей серьезностью кивнул, а Лулу отвернулась, пряча улыбку.
— А меня Сэм. Так вот, уважаемый Пард, в природе леопарды обычно охотятся на дичь поменьше буйвола.
— Мы тут другие. Смотрим на перспективу.
Боль Пард чувствовать перестал и по-кошачьи лениво потянулся, когда Сэм дезинфицировал ионным потоком восстановленное плечо.
— А-а? На перспективу — это понятно. И кто же запустил этого буйвола?
— Я и запустил. Каждый сам готовит себе охоту. Если одиночка. Про прайды говорить не стану.
— Но сам-то ты себе шкуру не зашиваешь. Поэтому был бы ты осторожнее, Пард.
Тот уже поднялся и мягко, проверяя ощущения в лапах, спрыгнул на землю. Далеко не ушел, тут же уселся и стал вылизывать бок, пробираясь языком все выше и выше к пострадавшему месту. Сэм с Лулу стояли, как дураки, дожидались, когда им милостиво сообщат, что в услугах больше не нуждаются. Но кот не торопился с процедурой и прощанием.
— Не болит? — озаботилась Лулу.
— Классно починил, док. Спасибо. Можешь заходить в гости к Парду.
Поднялся и потрусил в сторону. Какое-то время Сэм в немом изумлении смотрел вслед.
— Вот ведь наглец! Могу, значит, заходить в гости к Парду. Спасибо, ваше кошачье величество.
Лулу расхохоталась.
— Ну, не каждому выпадает такая честь. Меня вот до сих пор не пригласили.
— И нечего там делать, — буркнул Сэм и осмотрелся, ища глазами энергосекцию.
Искусственная среда для разумных кошек походила на природу и разительно от нее отличалась. Трава под ногами и не трава вовсе, а микродеревца, гибкие, пружинящие, превращали поверхность земли в невытаптываемый зеленый ковер. Справа тянулись эбеновые деревья, специально спроектированной формы. Стояли как раскрытые зонтики — высокая плоская крона и листья, растущие параллельно земле.
— Зачем такие деревья? — спросил Сэм.
— Кошки любят на них забираться, сидеть, и когти точить об эбен.
Лулу подняла руку с интеркомом и взглянула на голографические значки.
— Лио сообщает, что ожидает нас.
— Лио? Это кто?
— О! Это лев. Он считает себя истинным гласом народа, занимается в мэрии Зоосити связями с общественностью.
— Пропагандист крысы?
— Этого ты ему не говори, — улыбнулась Лулу. — И имей в виду, мы находимся на территории Лиопрайда.
— Он здесь главный самец?
— Он так считает. Лио — лев-одиночка. Впрочем, никто из других одиночек и членов прайдов, проживающих здесь, — не возражали против названия Лиопрайд.
— И мы не будем.
С воздуха окрестности Лиопрайда открылись во всей красе. Высились островки эбеновых деревьев, тянулись каменные лабиринты: обсидиановые полупрозрачные выступы, матовая чешуя навесов, площадки с зеленой порослью. Где-то под камнем прятались входы в логовища, но рассмотреть сверху невозможно.
— Что это за купол? — спросил Сэм.
В середине района выгибался огромный, будто сделанный из хрусталя, купол.
— Место отдыха. Собираются и рыси, и леопарды, и львы, и остальные, кто здесь селится.
— Центральная площадь Лиопрайда, что ли?
— Ой, не надо, милый, говорить таким голосом, полным издевательского недоверия. Вон, кстати, и Лио.
Гривастая тварь лениво развалилась на ветке дерева и, полуприкрыв глаза, управляла голограммой космического боя. Сэм узнал эту игрушку и с трудом подобрал отвалившуюся челюсть. «Старкэтч». Игрок развивает галактику и постоянно сталкивался с новыми формами материи, пространства и жизни. Вся фишка в том, чтобы правильно определить, что перед тобой: потенциальный ресурс, враг, союзник, возможность или угроза. Приходится выстраивать тактику взаимодействия с новым, обнаруживать его свойства и цели, и по итогу анализа вступать с ним в войну, дружить, объединяться или использовать вслепую. Ошибочные выводы приводили к плачевным результатам. Самой проигрышной была тактика превентивного уничтожения неопознанной формы. Это тормозило ресурсное и союзническое развитие и, когда появлялся «реальный враг», то быстро превращал тебя в ошметки. Лапы хищника прятались в мягких полусферах, видимо, на когтях или между пальцев размещались датчики управления голограммой. Лио увлеченно рубился в «Звездные ловушки».
— Добрый день, Лио! — окликнула Лулу.
— А, Лулу, — пробасил лев и приподнял морду. — Рад тебя видеть.
Голографическое изображение станций, кораблей и неопознанных цветных пятен замерло и потеряло четкость.
— Как у тебя дела?
— Дел невпроворот, — сообщил Лио и зевнул во всю огромную, клыкастую пасть. — Готовим референдум по вопросу энергетической независимости термитов.
— Круто.
— Далась им эта независимость! И кому вообще нужны термиты!
— Если считать колонии поголовно, — то термитов в Зоосити большинство.
— Вот именно, Лулу. И львы — жители одного большого термитника. Кто от кого зависим?
— Не ворчи, Лио, термиты много сделали для Зоосити.
— Суетливые активисты. Делай то, шагай сюда, это правильно, это неправильно.
— Но, Лио, что же в этом плохого?
— Ты человек и далека от местной политики. А мы на грани термитной экспансии. Уже среди воробьев, грызунов и даже волков появились сторонники термитизации стайной жизни. Все организовано, понятно и во благо народа. Никаких сложностей и сомнений. Тоска смертная.
Лев-одиночка зевнул во всю свою натуральную пасть, выражая глубину презрения. Сэм ощутил приступ духовной близости к развалившемуся хищнику. Много правильно организованной, монотонной работы до добра не доведет. Только до тупости. Нет, приходилось, конечно, по двадцать часов кряду, оттачивать технику в операционной. Но все же самые блестящие решения приходили в голову, когда он дул пиво, читал фантастику и резался во «Властелина темной материи».
— Из-за этих термитов и их энергетической безопасности спать не успеваю, — продолжал ворчать Лио. — Бумаги, встречи. Да что говорить… Ничего без меня сделать не могут. Еле вырвал минутку для крохотной партейки, чтобы перевести дух, и вот опять.
— А что случилось?
Лев так царственно игнорировал его присутствие, что Сэм не выдержал и встрял. Лио уставился, будто Сэм только материализовался в пространстве, да и то не полностью. После паузы пасть Лио растянулась в дружеском оскале.
— Вы Сэм Кэмбелл, которого обещала Лулу?
— Обещала?
— Ну да. Вы же из военных? — небрежно бросил Лио.
— Полковник от медицины.
— А, не важно. Мэр просила задержать вас. Она сейчас подъедет. В Зоосити произошла какая-то подозрительная история.
— Какая еще история, Лио? — забеспокоилась жена.
Лев неспешно перевел на нее взгляд.
— История с пропажей… А, кстати, где твой малыш, Лулу?
Маська со Слоной прямиком отправились к бегемоту. В Зоосити он был единственным из своих родичей и проживал в южной, широкой части протоки. Она уходила под мост и дальше в озеро, где у поверхности воды мелькали серебристые спины рыб. Трава вокруг «дома» бегемота вытягивалась ростом с Маську и даже выше. Сплошная невидимость. А еще к протоке вели запашистые грязевые канавы, которые хозяин вытоптал себе для удобства и удовольствия. Гулять по ним Маське не разрешали. Но не очень-то и хотелось. Теперь можно сидеть на голове у Слоны и издалека высматривать торчащие над водой уши и спину бегемота.
— Он опять не будет нам рад, — грустно сообщил Слона.
— Мы кинем в него арбузом.
— А если он еще больше рассердится?
— Тогда кинем другим и споем песенку дружбы.
— Какую еще песенку дружбы?
— Какую-нибудь придумаем. Ты, главное, держись за меня, Слона, и не пропадешь.
— Хорошо, — прогудел тот и остановился у кромки воды.
Маська перегнулся через голову друга, держась за его обширные уши.
— Эй, БегемОта, мы к тебе в гости пришли. Я и СлОна, — крикнул он.
Бегемот приподнял голову над водой, и струйки потекли из пасти.
— Чего надо? — буркнул он хрипло.
— А чего у тебя есть?
— Ничего, — отрезал и плюхнулся обратно.
— А у нас арбуз есть. Швыряй в него, СлОна!
— Прямо в него и швырять?
Из закрепленной на спине корзины слон вытащил хоботом арбуз, но не кинул сразу, а принялся раздумывать.
— Кидай прямо в морду, чтобы он сразу заел.
Пока слон медлил, бегемот передвинулся в сторону и повернулся к ним и берегу задом. Его хвост недовольно закрутился пропеллером.
— Ну кидай же! — завопил Маська.
Арбуз неуклюже плюхнулся за серой тушей и закачался на воде. Бегемот к нему не притронулся, хотя короткий хвост замедлил движение.
— Ты, наверное, сильно большой ему кинул, не разжует. Кинь маленький.
Раздался следующий плюх, и за серой головой с торчащими вверх ушами покачивалась уже парочка полосатых боков.
— По-моему, мы ему не нравимся, — удрученно заключил Слон. — И он не согласится быть домашним бегемотом.
— Согласится, — возразил Маська. — Мы просто ему не спели песенку дружбы.
— А какая она?
— Ну такая, громкая и дружелюбная. Я накричу, а ты мне помогай.
— Хорошо, я буду трубить в самых дружелюбных местах.
Маська набрал в грудь побольше воздуха и завопил что было сил:
— Мы со Слоной прилетели к бегемоту,
Мы летели из далеких мест.
И арбузы взяли мы с собою,
Чтобы с ними отправиться в поход.
И давать арбузы бегемоту,
Его прямо в морду угощать,
Чтобы бегемота стал нам другом
Вместе с нами захотел играть!
— И гуля-ять, — длинно протрубил Слона.
Голова, спина и попа в воде заколыхались и несколько изменили положение. Маська решил, что это добрый знак и снова набрал воздух в грудь:
— А у нас не только есть арбузы,
Но еще и бананы есть.
А бегемоту мы посадим брюкву,
Чтобы был урожай большой,
Чтобы бегемота стал нам другом,
И в хозяйстве стал бы помогать…
— Брюкву жева-ать, — снова протрубил Слон.
В конце дружелюбной песенки раздался отчетливый хруст, и Маська понял, что один арбуз исчез с водных просторов. Подумал, что нужно кинуть следующий, но вспомнил, что мама всегда была против бросания мяча во время еды. Хотя арбуз не мяч, но тоже круглый и бросательный. Поэтому бегемот может разворчаться, как Лулу, и даже больше, потому что он постоянно недоволен, а Лулу только время от времени.
— И что? Это все, что ли? Орали тут так, что я чуть не оглох, а дали только два арбуза? Какая же это дружба?
— Кидай, Слона, больше! — заорал Маська.
И в воду градом полетели полосатые мячи. Бегемот захрустел. Сначала в хрусте слышался призвук недовольства, потом он стал затихать, исчез и превратился в умиротворенное хрюканье. Маська подскакивал на Слоне и нетерпеливо спрашивал:
— Вкусные арбузы? Вкусные? Мы теперь друзья? Друзья?
— Ты мне уши оторвешь, — высказал Слона. — Лучше я тебя опущу.
— Опускай.
Оказавшись на земле, Маська решительно подошел к самой воде и важно выставил ногу.
— Мы тебе спели дружественную песню и дали много арбузов. Теперь ты должен стать нашим другом.
— Ничего я никому не должен, — прервав хруст, сообщил бегемот.
— Нет, должен! — топнул ногой Маська. — Таковы правила этикетки.
— Чего-чего?
— Этикетки. Это значит воспитанности поведения.
Это сообщение погрузило бегемота в глубокие раздумья. Поэтому последний арбуз он жевал очень медленно, фыркал и с сомнением косился на Слону и Мэтью.
— Ладно, — сказал он наконец. — Буду вашим другом, если по правилам этикетки.
— Ура! И мы будем звать тебя БегемОта!
Покончив со всеми арбузами, бегемот медленно вышел из речки. От воды он выглядел гладким, полированным, как морской камешек, который приятно держать в руках и гладить.
— Только далеко гулять не стану и играть в скучные игры — тоже.
— Мы в скучные и не играем.
— А где вы садите брюкву?
Маська только открыл рот, чтобы разъяснить про сельскохозяйственные угодья и виды на урожай на вспаханном огороде, как его перебила взявшаяся невесть откуда крикливая галка:
— Где!? Где!? Все думают, где, но никто не может найти!
— Брюкву найти? — спросил Слона.
— Не брюкву, а Врана, — пояснила галка. — Он не пришел на урок и пропал!
— Кто пропал?
— Вран. Бедный Вран, не пришел и пропал. Никого не научил рисовать!
— Подумаешь, пропал, — фыркнул бегемот. — Знаю я его. Возомнил себя художником, а потом испугался и сбежал.
— Все пришли на урок. И даже коза. И петух прилетел. Принесли краски и раскраски, а он пропал. Не пришел, совсем не пришел.
Галка выглядела расстроенной. Ерошила перья и перелетала с куста на куст. Под конец плюхнулась ногами прямо в вымытую краем протоки глину.
— Подумаешь, не пришел, — фыркнул Маська. — Я бы тоже не пришел, если бы у меня планы поменялись или рисовать расхотелось. Сами бы и рисовали. Без Врана.
— Вран всех учит. Он своим языком такие картины накрашивает! Цветные и блестящие, но очень тяжелые, очень — не унести.
— На картины смотрят, а не носят, — проворчал бегемот.
— Может, он заболел. Вы домой к нему ходили? — спросил Слона.
— Ходили. Везде ходили. Все ходили. Но нет его. Лелик сказал, что пропал Вран, совсем пропал. В ужасное место попал и пропал.
— Ужасное место?
— Да, да. Ужасное, ужасное.
Маська задумался. Чтобы легче думать, выпятил нижнюю губу. Что за такое ужасное место? Про Врана ему рассказывал знакомый кабан. Вран был большой ящерицей и рисовал картины длинным раздвоенным языком. Маська тоже попробовал рисовать языком. Но больше получилось носом, а потом болел живот. Лулу тогда сказала, что такие краски совсем не походят для поедания. Он и не собирался их есть. Еще мама сказала, что от души разукрасит ему попу, как только пройдет живот. Маська решил, что попу надо спасать и сделал собственного клона, точь-в-точь, не отличишь. Положил его в кровать, а сам спрятался в стенном резном шкафу. Но маман почему-то коварные планы забыла, умиротворилась и кормила клона хрустящими марсианскими вафлями с брусничным конфитюром, а еще гладила по глупой голове. А Маська смотрел на это через щель в шкафу и слушал урчание собственного живота. Странно, что Лулу этого не слышала. Шкаф тогда тоже казался ужасным местом. И выйти из него страшновато.
— Лелик видел это ужасное место? — деловито спросил Маська.
— Лелик сказал, что видел, но не помнит туда дорогу. Но оно очень ужжжасное. Все ходили, и ходили, и искали, но ничего нет. И Врана нет.
— Прячется под каким-нибудь раскаленным булыжником, — пробасил недоверчивый бегемот. — Не отличишь, где камень, а где его хвост.
— Нет его под булыжником. Не прячется он.
Галка, которую Маська встретил впервые, от возмущения взлетела на голову Бегемоте и постучала по ней клювом. Тот мотнул мордой и зажмурился. Маська подумал, что нужно попросить галку и по его голове постучать, наверное, это приятно. Но потом. Сейчас он должен организовать экспедицию. Иначе Врана не найдут.
— Во-первых, нужно понять, какое место в Зоосити самое ужасное. Во-вторых, выяснить еще два других ужасных места.
Главное говорить твердым и решительным голосом, а для большей солидности взяться за хобот Слоны. Галка смотрела на Маську, слегка наклонив голову, а бегемот жевал губами. Маська сделал важную паузу.
— И что мы будем делать с этими тремя ужасными местами? — заинтересовался Слона.
— Мы к ним пойдем!
И они пошли. И даже БегемОта пошел, хотя сказал, что далеко от дома отходить не будет, и что в крокодиловом брюхе видал он все эти ужасные места и любителей размазывать краски. А заодно и всех галок. Но все равно шел рядом со Слоной. Галка то отлетала, то возвращалась и снова садилась ему на голову. Первым ужасным местом, по мнению Слоны, Бегемоты и галки, была темная пещера с ледяным омутом, где жила семья медведей. В пещере тесно и темно, а рядом с омутом — холодно, поэтому находиться в таком месте — ужасно.
Бурая медведица почесывала спину о высокую стену с радужными гребнями и наблюдала за медвежатами, играющими в лабиринте из валежника, бревен и вращающихся геометрических фигур. Она заявила, что Врана у берлоги не видела, а если бы и видела, то намазала бы ему медом одно место, чтобы он держал свой язык глубже между зубов, когда подходит к ее детям. Слона и Бегемота решили поверить хозяйке на слово и посещать берлогу раздумали. Маське понравились медвежата, а место вовсе не выглядело таким ужасным, чтобы погубить Врана.
От жилища медведя компания направилась в дальний кошмарный район. За силовыми ограждениями там царил невозможный холод, во все стороны тянулись унылые снежные поля с голым кустарником, заметенным доверху снегом. Все согласились, что это ужасное место и в нем можно пропасть без следа. Бегемота сообщил, что даже ради этикетки и дружбы он в эти морозные, злые кварталы не пойдет, а только постоит у теплой границы. А остальные, если хотят, пусть сами расспрашивают о Вране рогатых, понастроивших себе ледяных замков в бесприютной тундре.
Слона холода не испугался, он был более продвинут в технических вопросах и знал, что у Маськи в кармане есть силовой позициометр, который прикроет и от холода, и от жара, и от мошкары — от чего захочешь. Но бегемота никто уговаривать не стал, а то еще рассердится и дружить передумает. Тогда начинай с арбузами и песнями все заново. Друзья отправились по широкой дороге, чтобы выбраться из медвежьего угла, пересечь место проживания парнокопытных и двинуться дальше в сторону тундрорайона. Вышли из-под огромного дендротрона, больше похожего на зеленеющий валежник, а не на дерево.
Тут Маська понял, что до второго ужасного места они не дойдут за один день.
— Нам же нужна платформа, — он хлопнул себя по голове. — И тогда мы быстро прилетим. И все осмотрим, а не будем ползать по снегу, как ужи!
— Ужи по снегу не ползают, — резонно возразил Слона.
— И мы не ужи, — категорически заявил Бегемота.
Маська посмотрел сначала на одного, потом на другого, а потом на галку, которая по-хозяйски расхаживала по спине бегемота и повторяла со значением:
— Не ужи! Не ужи!
Догадка прояснила все и сразу.
— Ужасное место! — торжествующе завопил Маська. — Это же место с ужами.
— С ужами?
— Точно!
Маська вызвал платформу, и они полетели. Место с ужами вовсе не выглядело ужасным, даже симпатичным — зеленым, кустистым, с вьющейся, как змея, речкой и низкими жилищами, сделанными из затянутой мхом древесины с большими и маленькими дырками, как кружева. Так и хотелось ткнуть в них палкой. Но Маська знал, что палкой друзей не заведешь, поэтому выкинул идею из головы. Платформа опустилась у края поселения, где начинался заросший до полной невидимости овраг.
— Друзья! — провозгласил Маська. — Там, где была видимость и ровность, мы не разглядели Врана среди ужей и прочих, хотя он — большой. Предлагаю спуститься в овраг и поискать там.
— Это нехорошее место, — возразил бегемот. — Туда легко скатиться и там застрять. Лучше бы овраг был ровным.
Слона почесал хоботом лоб, похоже, тоже сомневался в надежности оврагов. Только галка летала кругами и призывно кричала. Маська собрался подбодрить нерешительных друзей, как из оврага прямо к ним стала подниматься энергосекция. В ней стоял отец. Приземлился около Маськи и вышел. Вид у него стал какой-то незнакомый. Ничего смешного и круглого в папе сейчас не наблюдалось. Наоборот. Смотрелся непривычно серьезным и суровым, казался очень высоким и очень сильным. Словно был одет в военную форму, а не в шорты и футболку с какими-то красным пятном на груди.
— В овраг нельзя ходить, Мэтью. Ни тебе, ни твоим друзьям. Сейчас вы полетите к маме.
Сэм наклонился и одним сильным движением поднял Маську на руки. На плече отца сидела большая крыса. Она молчала, строго смотрела черными бусинками глаз, а усы у нее шевелились. И Маська понял — внизу действительно ужасное место.