Кросс по грозовым тучам

Глава 11 Горизонты разума

Прошел час, но Ларский так и не подключился к удаленному наблюдению за парочкой. Взлетел к потолку и припарковал кресло к картине с грудастой Данаей. Так и сидел, свесив ноги над закрытой дверью. Время от времени переливал темную, приятно пахнущую жидкость из свежей бутылки в одной руке в бокал в другой, а после внутрь самого себя.

В самом процессе пития заключена животворящая сила. Оно вечно и естественно, как дыхание, и, подобно всему несущему отпечаток вечности, дарует успокоение. Когда-нибудь он бросит работу и напишет трактат о питии. И какое ему дело до Граува, который раз за разом делал неправильный выбор. Принимал блуждающие на болотах огни за ценности, ради которых стоит рискнуть и бухнуться в трясину. Два похода в камеру к изоморфу с перерывом в один день, имеют только один исход — уничтожение собственной личности.

Если Флаа будет угрожать жизни Граува, Ларский получит сигнал. Но наблюдать рабскую покорность и сочащиеся кровью объятья более не намерен. Уж лучше самому отправиться в когтистые лапы — на новую встречу с союзником. Полет на Луну для Ларского почти подвиг. Он покрылся пылью в этом дерьмовом комитете расследований. Живет в клетке привычных и одинаковых перемещений, чужих, далеких от него трагедий и запутанных, но совершенно неинтересных событий. И рассказать не о чем. И некому.

Вот Лиза умела его слушать. Смотрела в глаза, смеялась и обнимала за шею. В редких случаях отмахивалась, будто не верила ни одному слову. Или говорила, что он невыносимый зануда, и прерывала долгие рассуждения:

— Говори по сути, Ник. У тебя слишком много лирических отступлений.

— У меня нет никаких лирических отступлений. Я вообще не привык отступать. Если требуется, — просто отхожу в сторону.

Жена улыбалась, чуть откидывая голову. В эти моменты казалось, что их совместная жизнь будет вечной. Как ее красота.

Ларский тоже любил брести за блуждающими болотными огоньками.

Интерком в нагрудном кармане мягко завибрировал. Кому-то не отдыхалось по вечерам. Он вытащил бублик и бросил его перед собой. Тот повис и развернул выпуклую картинку. Кто бы сомневался! Контрразведка тут как тут.

Ларский не любил таскать на руке браслеты, не любил планшеты с плоскими экранами за их бессмысленную выпендрежность. Прямоугольники и рамки, вырастающие перед лицом в подносы, ему тоже не нравились. В древности считалось, что подкова приносит счастье, но подкова — это слишком мелодраматично. А вот с бубликом в кармане, легко послать до звезды любого умника. Даже генерал-лейтенанта от контрразведки.

Четкое изображение Марры выросло из интеркома. Тот, судя по трансляции, восседал в собственном служебном будуаре, облачившись в мягкий фланелевый комплект со знаками воинских различий.

— Так и думал, что ты на работе, — добродушно хмыкнул Марра.

Ларский пожал плечами. Марра открыл на столе тяжелый витой портсигар и вытащил табачную соску. Сигара не выглядела бы здоровенной разве что в морде у носорога. Видимо, контрразведчик настроился на длинный разговор. Пришлось плеснуть из бутылки еще коньяка, удивительно, что тот не закончился. Впрочем, можно успеть выхлебать остатки в ожидании, пока Марра раскочегарит свою сигару. Как всегда, не спеша. Любил, гад, роскошь и ритуалы.

Такие слабости не для сторожевых псов планетарных интересов. Вернее сказать, не для их гончих. Контрразведчику по всем канонам полагалось быть худосочным и нервным, предпочитать техностиль и простую мебель из псевдовещества. Не иметь маленьких пристрастий. Тогда есть надежда, что ненадежные члены Федерации не проникнут незамеченными, не пустят корни в потаенных местах крошечной планетки Земля. Не внедрятся в портсигары, лаковые шкатулки, в бесчисленные выдвижные ящики окованного потемневшей медью бюро. Не поселятся в карманах фланелевого кителя, из которого, докурив сигару, Марра с предсказуемостью комедианта извлечет крошечную золотистую чашечку.

Ларский вздохнул.

— Значит, сидишь на потолке, — глубокомысленно умозаключил Марра и выпустил дым.

— Хотелось бы скоротать вечерок не с тобой, а с дамой. Хотя бы нарисованной.

Ларский оглянулся на Данаю, грудь у той была кругла и доверчива, а глаза — печальны.

— Врешь. Ты расстроился и решил напиться.

— С чего мне расстраиваться? Я просто поддерживаю непринужденную беседу с портретом. А без порции доброго коньяка боюсь скатиться к отчетам и аналитическим запискам.

— Оставь даму. Я вижу, она готова на все и способна чуток потерпеть. Лучше побеседуй об этих скучных материях со мной.

Ларский рассмеялся. Хитрый лис звонил не для того, чтобы просто поболтать или позвать его на рыбалку.

— Что ты от меня хочешь?

— Сам знаешь. Я утром описывал, как у нас горит задница. Ты отпустил изоморфа, хоть и под мобильным контролем. Сдал ему Граува, а я не получил ни строки.

— Из дырки от бублика ни строки не получается. Я просто позволил капитану поиграться в героя. С непредсказуемыми последствиями. А нужной тебе информации у меня нет.

— Но… хотя бы точка встречи, маршрут движения. Где они с инсектоидом вообще столкнулись?

— Это же растение! Оно не разбирается ни в картах, ни в звездах, ни в кораблях. Оно и к беседам не расположено. Просто куда-то летит, давит на красивые кнопки, дергает большие рычажки, напяливает на себя мишуру вместо одежды и жрет вкусняшку. Я допью коньяк и пришлю тебе отчет, Марра.

— Когда допьешь? Уж я-то знаю, что коньяк у тебя не кончается.

— Только это и радует в последнее время.

Контрразведчик пыхнул в задумчивости несколько раз, потом взялся рассматривать дымящуюся сигару, медленно поворачивая ее в пальцах.

— Жаль, что ничего у нас с тобой не вышло.

У нас. Как же! Таким тоном, наверное, говорили утомленные инквизиторы перед тем, как отправить ведьму на костер. Все-таки хорошо, что он встретил Марру в светлые времена космической сопричастности, планетарной безмятежности и торжества разума. А то бы горел сейчас в очищающем огне.

— Я удивился, Никита, что ты позволил изоморфу уйти с капитаном.

— Но ты сам…

— Я просил тебя вытрясти Флаа, Совбез велел держать его под колпаком и допрашивать. Они запретили сдавать землянина. Но ты все равно выбрал свой вариант. У тебя будут проблемы.

Марра держал руку с дымящейся сигарой на столе и, прищурившись, смотрел на Ларского. Ответа не было, оставалось только пожать плечами.

— Или не только твой вариант, но чей-то еще…

— Что ты хочешь сказать?

Контрразведчик пожевал губами и вдруг резко бросил:

— О чем ты говорил с Треллином на Канаверале?

— Что? При чем здесь Треллин?

— Не знаю. Ты скажи. Вы практически незнакомы, но болтаете перед отлетом. Потом Граув мчится к этой занозе в Дублин, болтается над океаном и приезжает к тебе. А ты нарушаешь распоряжение Совбеза. Интересная история, правда?

— Бред. Алексей Треллин не причастен к моему решению.

Марра затушил сигару в изысканной малахитовой пепельнице и покачал головой.

— Ошибаешься. Генерал-интендант причастен практически ко всему. К проблемам Штрауса, к капитану Грауву и изоморфу. Даже к запредельщикам.

— К Майклу Стэнли? — вспомнилась короткая история поножовщины, рассказанная Алексу им самим. — А к нему-то как?

Контрразведчик тяжело и печально вздохнул:

— Вопрос не как, а зачем. Пришли мне отчет о допросе до утра, Никита.

Изображение пропало.

Алексей Треллин и Майкл Стэнли. Ядовитая неугомонная задница и романтик, мечтающий отдать жизнь во имя величия человечества. Что может быть общего между ними? И при чем здесь Тим Граув?

Чем лучше и безопаснее чувствовало себя человечество в космосе, тем чаще появлялись такие люди, как Майкл Стэнли. Для них уют планеты, мощь Федерации, защищенность Дальних Пределов, возможность остаться в живых даже после самой кровавой мясорубки — признак деградации общества. Грядущей гибели человечества. Которое потеряло великую цель своего существования. Безоглядные максималисты.

Ларский мог понять, как они думают, но все их рассуждения казались бредовой горячкой романтиков. Папочки и мамочки не научили детей получать удовольствие от кинофильмов, книжек и водных каруселей. И те записывались в прогрессоры и отправлялись в жуть запредельного космоса. К горизонтам разума.

Конечно, своеобразная правда в их суждениях существовала. Долгие тысячелетия человечество занималось выживанием. Сначала расчищало место в природном мире на одной из самых уютных планет. Затем народы и государства дрались друг с другом за главенство и единоличное право на существование. Не имея возможности дотянуться до космоса, люди находили угрозы и опасности на собственной планете. Если не находили, то создавали сами.

Позже технологии шагнули вперед, давая возможность высунуть нос из атмосферы и освоить солнечную систему. В двадцатом веке древний мир кончился, и наступила эпоха вычислительных машин и античности — самое сумбурное, кровавое и фантастическое время. Время великих трагедий, ярчайших открытий и бесконечно долгого топтания на одном месте. Даже прорывные технологии не могли тогда сдвинуть с места махину человеческой ограниченности.

Единственная возможность человечества выжить во Вселенной, полной черных дыр и астероидных потоков — это двигаться вперед. От пещеры к озеру, от суши к океану, от Европы к Америке, от Земли к Марсу и Солнцу и дальше через галактики в Дальние Пределы космоса. В античности, имея все технологические возможности для броска к звездам, человечество продолжало делить хрупкую планету. Хуже того — оно пыталось делить космос, пряча друг от друга технологии, надеясь использовать малейшее преимущество для побед над себе подобными. Чтобы понять, кто такие «мы» нужны «они». Только появление «они» за границами Земли позволило осознать полную тупость драк друг с другом.

Ларский увлекся античностью еще в школе. Перечитал кучу книг, пытался понять это больное и загадочное время. Тогда люди, имея знания оценить собственную уязвимость в космической утробе, не видели ее в упор. Могли создать искусственное солнце, полностью освоить Луну и пересечь солнечную систему уже в начале двадцать первого века. Но не сделали этого ни тогда, ни в следующем веке. Не смогли объединить знания и усилия перед самой страшной угрозой и самой великой надеждой — космосом.

Античность — эпоха, когда инструменты нового времени оказались в руках человека с древней картиной мира. Когда читали романы о драконах и магии, а настоящие волшебные палочки применяли для того, чтобы выбивать ковры или убивать. Прошло несколько сотен лет, прежде чем люди подняли головы и применили местоимение «мы» ко всем землянам, а «они» — к тому, что таило звездное пространство.

Когда наступило Новое время, стало уже поздно. Земляне не успели уничтожить или отклонить приблизившееся к планете семейство астероидов. Имелись знания и технологии. Не было готового инструмента. И времени на его создание не хватило. Погибла половина населения и большая часть флоры и фауны. Расплата за близорукость безбашенной античности. Пришлось все начинать сначала. В Новом времени целью стало полноценное освоение ближнего космоса. Постройка сети орбитальных заводов, станций, свободное перемещение. Создание огромной защищенной зоны вокруг Земли.

Теперь земляне могут колонизировать любую планету. Способны отгрызть кусок желтка или белого карлика. Сделать маленькое светило для собственных нужд. Людей не беспокоят пролетающие мимо астероиды и вспышки на Солнце. Они прочертили пространство множества галактик маяками кросс-переходов и протянули технические щупальца до Дальних Пределов. Встречали на своем пути союзников, врагов и чужаков. Предел возможного.

Человечество — могучая часть могучей Федерации. Для него вопрос выживания — лишь вопрос релятивистского взрыва и расширения Вселенной. По движению вещества в космосе понятно, что пространство только в начале пути вселенского движения от взрыва. Искажения наступят не скоро — через миллиарды лет.

Миллиарды лет счастья от бархатного вкуса вина на языке, от женской груди, ложащейся в ладони, нежности закатов и рассветов. Какого черта кому-то лезть в запредельный космос, искать горизонты разума!? Особенно учитывая тот простой факт, что даже Дальние Пределы в миллион раз меньше, чем поперечник вселенной. По существующей математической модели.

Сиди в тепле, надейся на бога и наслаждайся. Или разбей кому-нибудь морду в кровь. Доктора починят. Но — нет. Появляются желающие сложить свои крошечные жизни под каток новой великой цели. Запредельщики.

Идея добраться до горизонта разума впервые возникла более пяти сотен лет назад. Но корни ее тянулись еще глубже. В античные времена появилась теория о том, что совокупности глобальных космических систем представляют собой отражение некой разумной структуры. Компьютерный анализ моделей умирающих галактик, массы которых переводили в электрический потенциал, раз за разом доказывал, что они способны вести себя как чистый разум. Либо являются отражением разума. Мы не способны понять, где этот разум и что он создает. Возможно, человечеству все еще не хватает уровня обобщения. Или эта разумность является отражением мыслящих структур в самой сердцевине черной материи. Или в силу геометрических размеров — чем-то более глобальным. Может быть, за границами нашего пространства лежит настоящая вселенная и там же простирается горизонт разума, превращая весь мир в гигантский проекционный аппарат.

Кто-то ищет протовещество, кто-то философский камень, а запредельщики — горизонты разума. А все эти чудные вещички могут лежать в маленьком шкафчике прямо перед носом. Плавать на дне пыльной коньячной бутылки. Для Никиты Ларского, но не для Майкла Стэнли и его друзей. Им нужно двигаться дальше, от точки взрыва Вселенной за границы Дальних Пределов. Искать артефактное подтверждение существования гиперразума: повторение структур, геометрические пределы вещественного пространства. Они верят, что найдут ответы, которые позволят человечеству трансформироваться, стать сверхсуществами. А в далеком будущем преодолеть смерть, которую принесет неизбежная трансформация и гибель расширяющейся Вселенной. Запредельщики стремятся пожертвовать собой ради Великой идеи спасения. После Страшного суда через миллиарды лет.

В темноте космоса уже пропало несколько таких жертвенных экспедиций. Специально для них создавались сложные и дорогостоящие агрегационные механизмы. По аналогии их назвали экзопланетами. Они способны лететь в автономном режиме тысячи и тысячи лет, чтобы уйти очень и очень далеко от галактик, освоенных Федерацией.

Около сотни лет с момента старта Земля получала сообщения от ушедших в космические дали прогрессоров. Но потом словно наступала точка невозврата — разрыв всех связей. Сначала проходили редкие сообщения типа «мы помним о вас», а потом только автоматические сигналы, которые вскоре и вовсе исчезали. Кто знает, что происходило на этих бесприютных космических странниках. Возможно, потомки романтиков уже осознавали себя не частью чьих-то планов на будущее, а самодостаточным миром. Колонизировали планеты, или погибали, или переставали верить сказкам своих бабушек и дедушек о далекой планете Земля.

После бума запуска экзопланет, который с перерывами и ошибками длился около двух веков лет, наступил период разочарования. Несколько неудач заставили человечество похоронить идею поиска горизонта разума. Но вот на витке новых открытий и космических встреч Земля вновь взялась за подготовку экспедиции. Подняло голову свеженькое поколение запредельщиков, мечтающих принести себя в жертву. Сначала они, романтики и экстремальщики, забирались в горы и сплавлялись по рекам без силовой защиты. Игнорировали всевозможные охранные гаджеты, проверяли себя на прочность, ставили сверхзадачи. Верили в то, что смогут стать истинными прогрессорами.

Как-то Ларский играл с Лизой и приятелями в тримино и глупейшим образом проигрывал. Сделав очередной сомнительный ход, брякнул:

— Глупость преодолевается уверенностью, что ты не глуп.

Лиза рассмеялась и, бросив на стол фишку, лишила его последней надежды.

— К сожалению, дорогой, некоторые в этой счастливой уверенности и остаются на всю жизнь.

Та еще язва. Что бы Лиза сказала Майклу? Что он герой-прогрессор или идиот? Вероятно, второе. Трудно понять, на что Стэнли рассчитывает. Полтора года назад после долгих споров парламент приостановил проект отправки сверхдальней экспедиции. Правда, за год до этого решения экзопланета была полностью отстроена, крейсеры сопровождения готовы, и искусственное солнце росло в магнитных ловушках. Общество молодых идиотов бесновалось в восторге от возрожденной великой идеи космического ковчега и готовилось к полету. А их родители рвали на себе волосы.

Сначала никто не возражал против потери поколения. Как же возможно отказать в праве выбора. В праве каждого сопляка решать, на что потратить жизнь? Разве может воспитанный в политкорректности отец запретить отпрыску резать себе вены на том основании, что не хочет его потерять. Это, как говорится, папочкины проблемы. Пока таким папочкой не оказался Уильям Стэнли — винодел, владелец сети модных рекреационных центров, изобретатель таких популярных игр, как тримино, бильярд на льду, бродячие карты. Он входил в тридцатку богатейших людей планеты, имел единственного сына и авторитарный характер. Во всяком случае, не хотел предоставлять Майклу свободу выбора собственной судьбы. И не предоставил.

Харизматичный и умный Уильям рассорился с сыном, прослыл среди молодежи ретроградом. Но за пару месяцев медийной бомбежки расшевелил общественность настолько, что парламент принял поправку по вопросам сверхдальних космических экспедиций. Связь поколений не должна быть прервана. Любая экспедиция будет ограничена правом оставшихся на Земле на встречу с теми, кто улетел. Проще говоря, экспедиция может быть возвращена по истечении срока жизни родителей улетевших детей. Через сорок лет после расставания. Не вся. Дети детей могут лететь дальше, если технически это возможно, но движение вглубь космоса будет также ограничено желанием их родителей. В случае невозвращения по требованию команда ставит себя вне закона, и тогда программа, зашитая в экзопланету, разворачивает махину к Земле.

Принятую поправку горячо поддержало поколение родителей, но это практически убило у молодого поколения желание отправиться в дальний путь. Лететь сорок лет, чтобы вернуться. Выглядит не круто, а уныло. Невозможность пожертвовать собой остудила сердца молодых космических романтиков, их ряды поредели, и момент старта все откладывался и откладывался. Пока о нем и об экзопланете, не стали забывать.

Недавно парламент рассматривал решение о демонтаже экзопланеты. Многие компоненты инфраструктуры искусственного космического тела могли быть эффективно использованы. Начали ли консервировать экзопланету «Горизонт» или нет, Ларский наверняка не знал. Дело не быстрое. План демонтажа и распределения компонентов готовился долго. Документы и предложения болтались по инстанциям, обсуждались в кулуарах, возвращались на доработку. Обросли таким бюрократическим хвостом, что возникало подозрение, что за волокитой стоял чей-то тщательно скрываемый интерес. Близкий к интендантскому ведомству.

А еще Майкл Стэнли. Последнее время он вел себя так, словно готовился к отлету. Пропадал в своей квартирке в Берлине, встречался с возбужденными юнцами и оппозиционерами всех мастей. Занимался физическими тренировками. И сверкал голым черепом — а значит, проходил интенсивную информационную прокачку.

То, что прокуратура получала хоть какую-то информацию о Стэнли — уже радость. По закону режим информационного доступа к себе любых служб и личностей регулировал сам человек. Мог закрыться, полностью отключиться от каналов коммуникации, даже регулирующих возможность его спасения в случае чего. Существовало около миллиона землян, прячущих повседневную жизнь буквально от всех. Иногда это даже становилось психическим заболеванием. Изолянтов называли соцданами. Среди них встречались и одиночки и те, кто объединялся в группы, уходил в глухие места. Некоторые личности вели тайную, в том числе и противозаконную деятельность.

Парламентские никак не могли определить степень вмешательства в жизнь таких людей. Хотя бы с медицинскими целями. Нет, конечно, силовики имели право и возможность в случае серьезных подозрений получить доступ к личной информации любого уровня. Но вот только их ошибки карались безжалостно — неподъемными штрафами, налагаемыми как на ведомство, так и на инициаторов вторжения в частную жизнь. Хвала богам, Ларский не имел никакого отношения к работе полиции со всякими инсургентами и психами, которых на Земле хватало, по его мнению, с избытком. Его дело: контакты, конфликты и преступления инопланетного характера. Поэтому Майкл Стэнли как претендент на то, чтобы оседлать экзопланету и отправиться знакомиться с Вселенной и ее тварями, попадал в круг интересов Ларкого, а заодно и Марры.

Стэнли часто закрывал информацию о себе. Данных не хватало, чтобы понять, что на самом деле происходит и что планирует лидер запредельщиков. Улететь с подготовленной командой ему никто не собирался мешать. Он прошел все этапы отбора, имел необходимое образование для управления экзопланетой и выиграл выборы на пост губернатора космического ковчега. Вот только команда специалистов распалась, и отправляться в путь на условиях принятой поправки он публично отказался. Стэнли сковали его собственные принципиальные позиции, а значит «Горизонт», начиненный системой автоматического возврата, будет демонтирован. Но при чем здесь Алекс Треллин?

Инфраструктура ковчега, состоящая из экзопланеты, искусственного солнца и десятка мощных крейсеров сопровождения, оснащенных веерами магнитного поля, находилась на балансе интендантской службы. Под наблюдением господина, мать его, Треллина. Его ведомство отвечало за демонтаж и консервацию экзопланеты. И Ларский вновь вспомнил про португальский флот, оплывающих клонов и брошенный на Луне корабль. А еще про кукиш на горке масла. В таких руках пути «Горизонта» неисповедимы.

Ларский хмыкнул и рассмеялся. Смех разбирал все сильнее, а полногрудая Даная смотрела с упреком. Пить надо меньше. Затушив пожар хохота последним глотком коньяка з горла бутылки, Ларский ухнул вниз.