Зима. Рыба

Планшеты изъяли. Карточка потерялась. Егоров чувствовал себя униженным, злым и оскорблённым.

За те три часа, что они ожидали сотрудника безопасности в тесной каморке на первом этаже административного корпуса завода, Егоров трижды пытался выпросить звонок на Югру-5. Угрожать было бесполезно. Он не знал, что произойдёт с его родным «Академиком Гамаюновым» за это время, но предполагал только худшее.

На тюремное помещение обстановка не походила, но давила на психику ситуация изрядно. На втором часу принесли горячий напиток — судя по всему, искусственный принт-чай с красителем, самый дешёвый. Вольдемара по закону подлости повели на допрос первым спустя два с лишним часа.

Допрашивали горе-поэта, судя по всему, где-то неподалёку — возможно, в соседнем кабинете. Наконец, Вольдемара провели мимо кабинета, и он крикнул Егорову:

— Не боись, чувак, всё пучком! Тебя отпустят! Потом спишемся.

Егоров промолчал. К моменту, когда сотрудник охраны подтолкнул Леонида в кабинет, в нём смешались злоба и отчаяние. Внутри за столиком сидел грузный, седой мужик в сером пиджаке с большой бородавкой на щеке.

— Егоров, Леонид Ромуальдович? — голос был спокойный, медленный, как будто слегка хмельной.

— Так точно, — хмуро ответил поэт.

— Присаживайтесь. Объясните в двух словах, вы-то, бывший имперский военный, какого хрена согласились на такое?

— Вы видео смотрели⁈ — рявкнул Егоров. — Я понятия не имел, куда он меня тащит. Клюнул на лёгкий заработок. Я его до этого видел пару раз. Сталкивать лбами Империю и Союз, или кто там за этим всем стоит — последнее, что могло прийти мне на ум. Мне просто были нужны деньги, чтобы вернуться в Пермь или в Новоуральск.

— Ну… Это же не гигантская сумма для вас, как я понимаю? Так почему?

— Не на билет. У меня яхта. «Академик Гамаюнов». На стоянке на Югре-5. Точнее, была там до прошлого часа! Сейчас мне придётся разыскивать её по всей системе! По штраф-стоянкам.

На лице офицера отобразилась лёгкая растерянность.

— Успокойтесь. А то я вызову охрану. Вы торопитесь… Давайте тогда не будем ходить вокруг да около. То есть вы признаёте, что не планировали никаких враждебных действий по отношению к товариществу «Обувь-Эксперт» и не вступали в связи с какими-то… иными структурами?

— Более того, я даже не знаю, каким структурам было адресовано его послание. И подозреваю, что это просто очередная безумная идея Вольдемара без какого-то спонсора или заказа.

Офицер задумчиво постучал пальцами по столу, привстал с места.

— В таком случае, не вижу состава преступления в ваших действиях. За исключением причинения лёгкого вреда здоровью.

— Чёрт возьми, то есть вы просто так продержали меня три с лишним часа⁈..

— Ну, путь до этого завода не близкий. Я летел из Центрального района, поэтому…

— Отлично. Отдайте мне вещи. Мою яхту сейчас могут выкинуть в открытый космос. Я плохо читал договор, даже не помню, куда они могут её отправить. И не подскажите, где я могу восстановить карту?

— Понятия не имею, — расплылся в улыбке офицер. — Это не мой район, спросите кого-нибудь из местных.

Егоров бросился к планшету, ещё не покинув здания.

Там было три сообщения и четыре пропущенных звонка от контакта с длинным названием «Служба парковки 3-й палубы м. судов Югры-5». Первые два сообщения были одинаковыми:

«Напоминаем, что скоро истекает аренда парковочного места 4 место судна „Академик Гамаюнов“, бортовой номер я2001***суз. Просим вас продлить время парковки (способы оплаты и договор смотрите здесь), либо прибыть в пункт регистрации за полчаса до отлёта».

Третье сообщение гласило:

«В связи с пунктом 3.6 договора о парковке и на основании параграфа 67 раздела 3 Московского Транспортного Протокола извещаем вас, что ваше судно „Академик Гамаюнов“, бортовой номер я2001***суз отправлено на штраф-стоянку Югра-1, блок-станция 3, секция 32».

— Чёрт… — Егоров обречённо сел на скамейку у проходной завода.

Денег не было. Корабля не было. Вольдемара тоже не оказалось ни поблизости, ни в сети — похоже, его арестовали, а спросить у того офицера он не успел. Егоров, не будучи любителем бюрократии, с ужасом для себя попытался вспомнить порядок восстановления карты в УСП. С ним такое уже происходило один раз, но карта быстро нашлась. Кто-то знакомый рассказывал, что восстановление в таких далёких краях занимает очень долго, до месяца. Оставался единственный выход — занять у кого-то денег и полететь на Югру-1, разбираться там. Из ресурсов оставался только планшет. Прошёлся по списку. В сети все знакомые отсутствовали.

Отложил планшет на скамейку, попросил воды у охранника, заметался по холлу, как зверь в клетке.

Вдруг планшет пиликнул входящим сообщением.

Оказалось, это Ильнур Габдуллин проснулся и написал:

«Ну, как там? Выступили? Я сказал вчера вечером Вольдемару, он ответил, что есть одна идея».

Егоров не поленился в красках пересказать случившееся. Ильнур ответил аудиозвонком:

— Выходи и добирайся пешком до Солнечного-шесть, там центр обслуживания. Вот, скидываю координаты. Позвони туда, жди меня там. Буду через час.

Через полчаса Егоров дошагал по сырой бетонной дорожке до Солнечного микрорайона. Ещё через полчаса небо над микрорайоном озарилось вспышкой — Егоров видел их и до этого, но только сейчас понял, что это стратосферное гипотакси — дорогой и редко встречающийся на таких окраинах транспорт. По сути, это были крохотные космодромы микрорайонного значения с двумя-тремя площадками, с которых раз в полчаса стартовали челноки куда-нибудь в противоположную часть планеты. Гипототемы входили в подпространство на опасно-низкой высоте, поэтому их породы стоили дорого, и далеко не везде такие станции разрешали строить.

Так или иначе, ещё через десять минут долговязая фигура Габдуллина прибыла в центр обслуживания.

— Не ожидал такого от Вольдемара. Не ожидал. Видимо, у парня совсем съехала крыша на почве бытовых проблем.

Наконец, с картой более-менее прояснилось. Воспользоваться деньгами, которые были на старой, никто не мог. В каждый момент оплаты она считывала биометрию с кончиков пальцев, силуэт лица и сканировала сетчатку через микро-камеру. Весь массив бухгалтерских и экономических данных внутри Союза передавался с помощью специальных модулей, встроенных в межзвёздные корабли, и космокуропатками. Поскольку мгновенной связи между планетами не было, подразделение могло таким образом несколько недель опрашивать другие центры, чтобы подтвердить отсутствие платежей и уведомить о том, что старая карта числится утерянной.

Для ускоренной выдачи новой карты нужен был поручитель, который указывал на точную сумму, которая хранилась до подтверждения. Таким поручителем оказался Ильнур. После получения карты поэты позволили себе быстро перекусить в забегаловке около центра обслуживания. Егоров рассказал вкратце историю с яхтой и коллектором, покусившемся на него после выступления.

— Да, история — хоть поэму пиши! — рассказ явно произвёл на Ильнура впечатление. — Только вот не похоже это на коллекторов. Не их почерк. Один мой приятель тоже попал впросак с долгами за жилище. Продал четырёхкомнатную в Новоуральске и купил семиэтажный особняк в Дзержинске, во Втором Вулканическом районе. С небольшой доплатой. А там же как раз неподалёку штаб-квартира коллекторов. Так они только через пару месяцев послали разбираться с ним маленькую девочку, только выпустившуюся из академии. Бегала за ним. Они потом чуть не поженились!

— Хочешь сказать…

— Сколько там ты своей супруге должен?

Егоров прикинул:

— Два года назад было триста пятнадцать тысяч. Сейчас уже около шестисот.

— Не станут они ради такой суммы снаряжать целый гончий корабль и охотиться за тобой. Тем более с антигравитационными подошвами в обуви. Тут что-то более ценное.

— Ясно. Я теперь в долгу перед тобой. Чёрт, я уже перед многими в долгу.

— Не переживай. Я давно собирался наведаться в этот микрорайон. Когда-нибудь выплатишь все эти свои долги, купишь где-нибудь у экватора такой же семиэтажный особняк и пригласишь меня на светский поэтический вечер.

И пропел, процитировал:


Поехали, поехали в Тюме-ень!

Здесь стройных пальм гуляет те-ень![2]


Снова путь до космопорта, снова мелькающие микрорайоны за окном. Настроение у Леонида слегка улучшилось. Забрезжил свет в конце тоннеля.

За пару остановок до порта Егоров посмотрел расписание. Прямых рейсов, как до станции Югра-5, в Югру-1 не оказалось, и Егоров понял, почему. Место назначения являлось купольником на естественном спутнике Тюмени — тусклом диске, светившем с небосвода. Судя по угловому размеру, луна находилась достаточно далеко от планеты, и потому челноки летели до низкоорбитальных станций. А затем — рейсы через подпространство за немалые две-три тысячи кредитов.

Егоров посмотрел график пролёта орбиталок. Уже знакомая Югра-5, «пятёрка», оказалась ближайшей, на которую оставались билеты. Отчасти это обрадовало Леонида, отчасти расстроило.

Челнок стартовал сравнительно плавно, всего с полуторной перегрузкой. На высоту в пару километров его вытянула востроскруча, принадлежавшая космопорту. Дальше груз подхватила упряжка с орбиталки, и там волчок был буйный и необъезженный, как и при посадке. Газу прибавлял, забывая держать гравитацию, летел небольшими зигзагами, то уводя в сторону, то обратно. Хорошо хоть не попытался с такой махиной за спиной нырнуть в четвёртое пространство, подумалось Егорову. Востроскручи не любят это делать самостоятельно, да и строение их таково, что больше полутонны обычный представитель не утащит, бросит при выходе. Но поломка упряжи чревата зависанием на низкой орбите, невесомостью и ожиданием ремонтника, а это в планы Леонида не входило.

Только в челноке Егоров вспомнил про поэтизатор, который собирался купить, но не успел. В полголоса выругался. Сам виноват, надо было внести в задачи на планшете, которыми вольная душа поэта не привыкла пользоваться. С другой стороны, в нынешней ситуации ехать до магазина или ждать доставки — рискованная трата времени.

В дороге попытался навести справки и подробнее вчитаться в договор. Пункт 3.6, упомянутый в письме, говорил о просрочке аренды орбитальной парковки и эвакуаторных работах. Через полчаса после истечения срока был вызван и пристыкован к путям дежурный эвакуатор Инспекции. Яхту Леонида спустили через шлюзы по рельсам в зияющее жерло одного из ангаров-контейнеров. Затем эвакуатор с десятком таких же неудачников нырнул в гиперпространство и выгрузил яхты с челноками на штраф-стоянку. За эвакуацию взяли три тысячи — из-за редкости и сложности вывоза корабля с гелиображником дороже, чем обычные суда. Счёт прилагался. А час стоянки на Югре-1 стоил сотню.

Один раз уже подобное чуть не случилось на логистической станции вокруг Уфы. Он задержался с выступлением и просрочил парковку. «Академик Гамаюнов» уже вывезли во внешний шлюз и качали воздух, когда Егоров прибежал на палубу. Мотылёк тогда почувствовал вакуум и приближение хозяина, и попытался распустить крылья прямо в шлюзе. Крылья метались по шлюзу пару минут, обжигая плазмой стены и рельсы, пока дежурный извозчик в скафандре не успел запрыгнуть на садок и мощным крупным магнитом усыпить гелиображника. Переборки выдержали, сильного ремонта не потребовалось, но за чрезвычайное происшествие с Леонида сняли двадцать тысяч штрафа. Что тогда, что сейчас Егорову было не столько обидно за деньги, сколько страшно за своего мотыля. Мотыль — как и деньги, тоже ресурс, инструмент, но, в то же время, сущность с сознанием, полуразумная, доверяющая людям.

Снова вокзальный шум, снова регистрация, мельтешащие кабинки на магнитной дороге.

Егоров оплатил счёт и проверил баланс. На кошельке оставалось двадцать четыре четыреста. Билетов на ближайший рейс на Югру-1 не оказалось, пришлось ждать следующего, через полчаса. Походил по галереям, посмотрел какую-то видео-презентацию. По внутреннему радио сказали:

«Рейсово-круизный сухогруз „Тавда-4“ отбывает от причального коридора номер семь через пятнадцать минут. Просьба отбывающим прибыть в регистрационную зону второго сектора».

Снова вспомнился кот и ребята с «Тавды». Осталось какое-то жуткое, незнакомое волнение за экипаж и за знакомых. Это новое чувство разительно отличалось от прошлых мыслей — желания лёгкой наживы, желания выкрутиться из истории с коллектором. Да, кое-кто из экипажа обошёлся с ним не очень красиво. Но что ждёт такой большой корабль на новом, почти диком маршруте? Вдруг новости не врут?

Подошёл к информационному табло, подключил планшет и проверил объявление о пропаже, которое подавали накануне. Актуальных ответов не было. Сел обедать в столовку, потратив ещё сотню кредитов и проверяя сообщения. Вольдемар в сети так и не появлялся. Ильнур спросил:

«Как дела?»

«Нормально. Жду челнока на Югру-1».

«Я не спросил, надо пару тысяч взаймы?»

Егоров на миг задумался, потом ответил.

«Нет. Я так не могу. И так много долгов. Лучше я буду продолжать экономить, чем брать деньги, заработанные таким трудом».

«Смотри сам. Ты производишь впечатление порядочного человека. Успехов тебе!»

Одновременно с последним сообщением пришло сообщение от незнакомого контакта, подписанного «Шон Рустамович Куцевич».

«Товарищ Егоров, приветствую! Я капитан гипотраулера „Молотов“, по вашей заметке. Найден кот, предположительно, вашего происхождения».

Ниже прилагалось фото Берсерка на руках хмурого худого парня с ярко-рыжей шевелюрой.

«Да, это мы подавали объявление! Но это кот с сухогруза „Тавда“, которая сейчас, через пять минут отбывает! Идите на второй пирс, ещё можно успеть!»

Егоров также переслал сообщения Артемьеву. Тот, как несложно было догадаться, во время вылета за терминалом переписки отсутствовал. Куцевич ответил:

«Сожалеем, но мы тоже не можем отлучиться от корабля. У нас третий класс размерности и экипаж из трёх человек и одного андроида. Двое человек и робот трудятся, один до момента взлёта в трудовом отгуле. Через сорок минут мы совершаем вылет в сторону Югры-1. Мой непутёвый сын подобрал кота, это всё ошибка, но мне бы не очень хотелось выбрасывать животное на улицу и нарушать его возможные права на жилище».

В голове у Леонида возникла безумная идея. Он нажал на видео-звонок. Ответили сразу — перед ним показался бородатый, коренастый мужчина с густыми бровями. Красный галстук и серый угловатый пиджак выдавали в нём хранителя древних коммунистических идей. Егоров начал:

— А вы не против взять меня пассажиром? Я как раз направляюсь до Югры-1, куда тоже по ошибке отправили мой транспорт. Готов сколько-то заплатить. Либо могу читать стихи. Дальше я попытаюсь самостоятельно догнать «Тавду» и вернуть им кота.

— Никакие валютные средства сверх меры нам не нужны, — разговаривал он таким же протокольным тоном, как и в письме. — Если вы не против нашего пролетарского быта, то мы с радостью приютим вас в обмен на уход за питомцем.

Через десяток минут, когда «Тавда» уже отправилась в дальний путь, Егоров вступил на трап гипотраулера «Молотов». Угловатое обгорелое пузо корабля покоилось на двойных тележках в блоке для грузовиков. В длину гипотраулер выходил не меньше ста метров, упираясь носом в исполинские ворота первого шлюза. Красные стяги свисали со стен шлюзовой камеры «Молотова», вдали слышалась патриотичная музыка.

В шлюз выглянул тот самый хмурый рыжий парень.

— Заходите, мы пока готовимся к вылету.

Внутри царил функциональный аскетизм, помноженный на суровый, приправленный ржавчиной челябинский дизайн. Раскалённые некрашеные трубы непонятного назначения торчали из стен. Потолок был покрыт извёсткой, пол был то дощатым, то стальным. Из облика выделялись массивные, резные перила на потёртой лестнице. Лестница вела мимо входа в обширный грузовой отсек куда-то наверх. Из отсека несло холодом и сыростью, и везде пахло свежей рыбой.

— Сюда! — голос отразился гулким эхом от потолка.

Он прошёл мимо четырёх дверей в каюты, одна из которых была подпёрта кирпичом. Коридор выходил в длиннющий и узкий зал с голыми принтонно-чугунными («чугуниевыми») стенами. В тусклом свете ламп накаливания и испарениях от окон туннелизаторов проглядывали штабеля из коробок, вёдер и прочей утвари и печка-буржуйка с холодильником, стоящие прямо по центру.

Музыка играла из квадратной колонки в углу, укрытой брезентом. Егоров разобрал строчку «Взвейтесь, стяги!»

— Мау! Вернулся! — кот выпрыгнул из-за коробок, запрыгнул с пола прямо на руки, в очередной раз больно царапнув хвостом. — Мау! Корми! Корми!

Потёрся головой.

— Папенька, я привёл, — сообщил сын и наконец-то подошёл к поэту для приветствия.

— Дефлюцинат, покажи гостю каюту! — раздался хриплый отцовский голос из динамика. — Да запиши в журнал для отчётности. Мы взлетаем через пятнадцать минут. Потом дуй ко второму туннелизатору, там дежурит андроид! Пора выводить коней из стойла.

Сын погрустнел.

— Как зовут? — спросил Егоров, подавая свободную от кота руку.

— Гагарин. Гагарин Шонович Куцевич.

Имена челябинцев издавна славились оригинальностью. Мимо пронёсся, задев плечом, невысокий коренастый парень в полосатой рубашке. Потом оглянулся и хмуро пожал руку.

— Арсен!

Резкие черты лица, аккуратные усы и акцент выдавали в нём кавказца.

Егоров сходил до каюты, там оказалось холодно. Не послушав рекомендации капитана, тихо вернулся в зал и сел прямо у буржуйки. Началась предстартовая суета. Егоров никогда бы не подумал, что три человека и один робот — старинный безмолвный агрегат с неуклюжими движениями и безо всяких признаков сложного интеллекта — могут создать такое ощущение суеты.

— Станция, это «Молотов», мы готовы!

— Задраивай люки! Кислородку включай!

— Задраил-включил!

— К пульту живо! Проверь пульт, всё горит! А ты к туннелизатору!

— Есть!

Заскрипели рельсы внизу, зашипел воздух, загремело, заныло под ложечкой.

— Крути! Гони синего к красному!

— Не хочет!

— Транспортир подавай! Ты всех кормил? А, дефлюцинат, ничего не умеешь, давай я! А ты — в трюм, упряжь ловить, востроскручу крутить! А у тебя что? Всё по графику?

— Так точно!

— Связь проверил? Сообщай!

— Станция, мы готовы!

Музыка играла чуть тише. Второй шлюз остался позади. Корабль дёрнуло, резко придавило вниз. Гравитация станции на миг сложилась с гравитацией корабля. В голове послышался шёпот востроскручи. Космический зверь до того времени дремал на конце рельсового пути, на привязи. Почуяв знакомый корабль, он прилепился подо дно. Расстояние было невелико, он почуял новых пассажиров и осторожно полез в их сознания, принюхиваясь и вызывая фрагменты образов. Кот тоже навострил уши. В такие моменты всегда ненадолго пробирает лёгкий холодок, как при просмотре фильмов ужасов.

— Есть захват упряжи! Есть ровная гравитация!

— Гагарин, девяносто-сто двадцать по правому.

— Есть девяносто-сто двадцать по правому!

Гравитацию оказалась вовсе не ровной, при повороте Егоров чуть не свалился.

— Кислород, двигатели в норме?

— В норме.

— Тройка сформирована! Оси приняты?

— Тройка сформирована! Оси приняты.

Егоров встал со стула и поглядел в туннелизатор. Три хилые вакуумные рыбёшки барахтались за пыльным, креплёным на крупные болты просмотровым окном, готовые слиться в вихре подпространственной турбулентности. Всего три, и ещё три во втором таком же. Куда ему до двухсот конских сил «Тавды»? Но, глядя на результаты труда безмолвных существ, это не казалось малым.

— Удаление от станции?

— Шестьдесят километров!

Музыку сделали громче.


Если дело отцов стало делом твоим —

Только так победим, только так победим!

Слышишь юности голос мятежный,

Слышишь голос заводов и сёл!


— Не подведи, милая! — сказал капитан в полголоса в микрофон. — Толкай их! Нно, родимые! Ныряем!

Яркая вспышка озарила просмотровые окна туннелизаторов. Еле видимая волна погружения прошла по кораблю.

— Нырнули! Идём!

— Ура!

В руках Гагарина невесть откуда появилась красная электро-семиструнка. Полились грубоватые аккорды в такт песне, и вот уже три глотки орали на весь зал:


Банин, партия, комсомол,

Банин, партия, комсомол!

Банин, партия, комсомол,

Банин, комсомол!


Егоров с котом не выдержали и стали подпевать.


А настасьев, Валентин Ильдарович (псевдоним Банин, 2521, Нерчинск, Дальний Восток — 13 июня 2576, Свободный Челябинск) — галактический революционер, уральский политический и государственный деятель, создатель и председатель Коммунистической Рабочей Партии Союза Планет, один из организаторов войны за независимость Челябинска, первый председатель Совета Народных Комиссаров РСЧ, создатель первого коммунистического галактического государства.

Марксист, публицист, основатель космомарксизма, идеолог и создатель Пятого Коммунистического интернационала, основатель Республики Свободного Челябинска. Сфера основных политико-публицистических работ (…)

Мнения и оценки исторической роли Банина отличаются крайней полярностью. Вне зависимости от оценки его деятельности, даже многие некоммунистические исследователи считают его наиболее значительным революционным деятелем XXVI-го века.

1. Детство, образование и воспитание. 2. Юность, прибытие в Новоуральскую Конфедерацию. 3. Первая Уральско-Суздальская война. 4. Роль в революционном терроре. 5. Эмиграция в Народный Альянс Планет. 6. Вторая (Большая) Уральско-Суздальская война (2567) и распад Конфедерации. 7. Великая (Июльская) Революция 2567 года. 8. После революции и в период Гражданской Войны (2567–2570). 8.1 Роль в расстреле консула. 8.2 Роль в уничтожении станции Миасс-5. 8.3 Битва за Миасс. 8.4 Роль в борьбе с Новгородской Иерархией. 9. Внешняя политика. 10. Покушение и смерть. 11. Основные идеи Банина. 12. Культ личности Банина и отражение в произведениях искусства.

(по материалам Галактопедии)


Загрузка...