Космофауна - 0. Зверь беглеца

Осень. Собака из Орска

Семёна разбудил весёлый неторопливый звук гитар, доносящиеся из соседней кельи. Кто-то пел песню про солнце и счастье. Рёбра болели уже не так сильно, как вчера. Семён слез с узкой кровати, вышел в тесный коридорчик и увидел Романа, делающего утреннюю зарядку под какое-то древнее концертное видео.

— Что, судрь, происходит? — спросил Семён, протирая глаза. — У вас секта?

— Мой наставник был растафарианцем. Он приучил меня начинать утро так, чтобы зарядиться хорошим настроением. Присоединяйся!

Выражение лица при этом у инспектора оставалось весьма суровым.

— Никогда, судрь, не уважал всяких металлистов. У гопников это взаимное. Давняя межнациональная вражда.

— Наслышан. Только ты металлистов с растафарианцами путаешь зря. Совершенно разные этносоциальные группы. Иди на кухню, там чай и сухпаёк. Умеешь обращаться?

— А то! — обиделся Семён. — Что я, по-вашему, совсем крыса поселковая, ничего не умеющая?

Обращению с сухпайком Семёна учили ещё в училище, но по-настоящему он научился в привокзальных кафе на логистических базах Союза. Стыковки с базами совершались часто, иногда — по нескольку раз за рейс, и Семён успел побывать там раз двадцать, если не тридцать. Обычно внутри сухпайков Союза был не самый приятный набор — экструдированный пенохлеб, искусственное мясо в тефтелях, бобовые, водоросли из астероидных плантаций в двух-трёх формах, мясо океанических слизневиков и экстракт сухофруктов. Тут же, у Инспекции еда была самая что ни на есть настоящая: сливки, курятина, рыбная консерва, паштет для бутербродов, гречневая каша, варенье, шоколад, похоже, настоящий, и пара банок неясного происхождения. Натуральный шоколад Семён ел пару раз в году — на космических кораблях он почитался за роскошь.

Обмотав и разогрев всё вышеперечисленное самогреющимися шнурками, приготовив лопаткой сытные бутерброды и напившись чаю, Семён развалился на кухонном стуле и решил, что никуда уже больше сегодня не пойдёт.

— Вставай! — скомандовал Роман. — Ваше местное солнце уже зажгли. Значит, уже всплыли в Тюмени. Теперь мы гарантированно пошлём тебя в нужном направлении.

— Куда, судрь?

— Выходим. Всё объясню.

Открылся люк, и запахи леса ударили в нос Семёна. Робот на этот раз остался сидеть у бункера, и они пошли вдвоём. Комбинезон свой Семён оставил в бункере, и теперь шагал по утренним росам в тёмно-зелёной робе, похожей на тюремную, которую выдал перед сном Роман. Было достаточно сыро и зябко, но как только его нога вступила на землю леса, снова проснулось странное, противоестественное влечение. Гриб снова звал его и манил, предлагая путешествие в неведомые края.

— Разрешите спросить? — сказал Семён, глядя на шедшего впереди Романа.

— Валяй.

— Эта палка у вас — что-то, судрь, вроде магического жезла?

Роман засмеялся скрипучим смехом.

— Нет, это чтобы не упасть.

Наконец, они дошли до оврага и заглянули внутрь гриба. Там барахталось что-то тёмное и небольшое. Роман вскрикнул и сунул палку вниз, крючком вперёд, подцепил плавающее там тело и потянул наверх.

Над оврагом раздался собачий визг. Из гриба на инспектора и Семёна глядели испуганные глаза мокрой чёрной болонки.

— Теперь веришь? Чёрт возьми! — Роман раздражённо поднял дрожащую от испуга собаку, грубовато отряхнул от влаги и засунул под плащ, чтобы не мёрзла. — Нельзя же так! Кто-то не уследил! Что нам с ним делать?

— Может, там послание!

Роман хмыкнул, вытащил собаку из-под полы и осмотрел. На ошейнике была прицеплена маленькая пластиковая трубка.

— Вообще, передавать сообщения с животными совет Ордена запретил уже давно. Они могут убежать неизвестно куда. Или не выбраться. Или помереть от стресса. Внутреннее постановление года так шестьсот девяносто восьмого. Безобразие! Что там вообще у них происходит? Пошли домой, разберёмся.

Пока шагали, Семён предложил назвать собаку Карамелькой.

— Почему Карамелькой?

— Что, не знаете? Так одну певицу зовут. С Нового Качканара.

— С Качканара? Карамелькой? Нет. Не будем поощрять безвкусие.

Собаку, оставшуюся безымянной, в бункере согрели и дали паштет из сухпайка. Трубку с ошейника сняли. Внутри оказалась узкая небольшая записка, напечатанная на пластиковой бумаге ручкой-принтером. Десятка два строчек, состоящих из заштрихованных точек и мельчайших квадратиков. Роман запустил что-то на терминале, поводил записку перед камерой, и получился текст, судя по безграмотности написанный под диктовку:

«Схимник-инженер Викентий, позывной „Дядя Вик“, день сто сорок седьмой поста, Орск Левобережный…»

— Значит, ближайший тюменский гриб занят кем-то другим…

— Что-то знакомое, это где вообще? — спросил Семён, подглядевший в экран.

— Это граница с Бессарабией, два перелёта. Наша главная головная боль сейчас. Кстати, на пути следования вашего сухогруза. Второе по дальности отсюда ответвление. На соседнем Орске Правобережном, который уральский, штат Инспекции чуть больше, там недавно были беспорядки.

'В общем я тут блокирован почту в совет послать не могу. Парк боюсь скоро сносить будут, а светить телепорт непозволительно. Людей нет как два района деревни переселили так и посылать некого! Вот и поймал на свалке две собаки одну отправлю сейчас вторую съем если так и дальше будет продолжаться. Снабжения никакого никто не пришёл посыльный похоже сбежал сволочь! Консервы на исходе.

Теперь о задании. Камеры переместил как и сказали. Кварталы третьего и шестого сектора пустые. Депортируют последних московцев, немцев и татар. Одних казахов и бессарабцев оставляют ну и смешанные семьи оставляют. Увозят куда-то в центральный кластер Бессарабии уже миллиона полтора вывезли. Кто успевает на транспортниках бегут в Уральский Союз, в один сухогруз шестого класса тысяч двести набилось вместе с грузом, давка была — явное нарушение, надо передать. В доках интереснее. Видел как в деревню прибыл транспорт с парой тысяч солдат и катер кого-то из воевод бессарабских, чины не разглядел, посылаю фото'.

Посередине зашифрованного текста виднелась пара крохотных, два на два сантиметра фото — всё также напечатанных ручкой-принтером и состоящих из едва заметных ровных полосок. Роман вгляделся сам и сунул их под нос Семёну. На одном было лицо мужчины в роскошном расшитом плаще, на втором — нос катера с опознавательными знаками.

«Про нападение на Тюмень ты уже слышал мне пришло письмо. Так. Совет-то хоть уже занимается? Пока никто ничего не знает откуда приплыли. Говорят, что двигались по краю границы УСП и Бессарабии, вошли со стороны Орска Правобережного, но не верю я. Кстати, оттуда кто-то из коллег должен прийти, но у них беспорядки были потому их там больше нет. На семи возможных направлениях все звёзды включая коричневых были заняты патрулями УСП и Инспекции. Бессарабцы тоже всё контролируют. Не знаю чем я тут полезен ещё, жду двое суток и сам эвакуируюсь. Пришлите хоть кого-то уже с едой и информацией!»

Роман выразительно посмотрел на Семёна.

— Он же там действительно вторую собаку съест. А вдруг у них с этой шавкой — того? Семья и любовь? Не хорошо будет. Надо тебе собираться.

— Всё бы вам шуточки шутить. А на фото кто?

— Сейчас поищем.

Инспектор ещё раз поднёс фото к камере терминала, поставил фильтры «бессарабцы», «ныне живущие» и «известные» и запустил поиск соответствий по базе. Терминал пискнул и показал четырёх человек. Эстрадного певца и шоумена Станислава Киуреа, его старшего брата, менее известного архитектора, мэра макрорайона Львова Сергия Димитру и, наконец, воеводу-полковника Игната Ионеску. Роман открыл биографию последнего.

— Пятьдесят лет, военная операция против эскадры Челябинска, подавление мятежа в Астане, рейды во Внешнюю Монголию… Сейчас руководит депортациями. Слышал я о нём… Ещё пара тёмных делишек за ним. В общем, накормил я тебя плотно, прихватишь пару сухпайков и нырнёшь.

— А чего вы ему просто сосисок не скинете? — испугался Семён.

— Пробовали. Гриб не возьмёт. Плотоядник схарчит и грибу ничего не передаст. Собака, считай, умная, вот гриб и решает, что надо её разум сохранить и в соседнем плодовом теле воссоздать. А всё остальное проходит как амуниция.

Семён на миг задумался — а достаточно ли он умный, и не получится ли так, как с сосисками? Даже захотел на всякий случай спросить, но замотал головой. Раз он засомневался и понимает, что вопрос достаточно глупый, значит, разум есть. Да и проверку шлемом прошёл. Вместо этого спросил:

— Чего тогда вы кристаллы или другие носители между собой не таскаете? Бумага как в позапрошлом веке.

— Это даже не позапрошлый век. А почти тысячелетие назад. Кристаллы пробовали пересылать, там бывают ошибки при воссоздании, и не читается потом. И печатать их в полевых условиях долго. Видимо, принтоны, которые в грибе обитают, не заточены под двоичное кодирование. Пробовали многослойную плёнку, кубитовую память, флэш-память даже какую-то — никогда о них не слышал, ничего не подходит. Оптические диски, говорят, научились печатать, но у меня такой технологии нет. Да и то, структуру сохраняет, а электроны… В общем, только напечатанная бумага. Хорошо хоть шифровать и сжимать текст научились. Потому и электроники по минимуму передаём.

— А меня научите шифровать?

— Одевайся иди! — прикрикнул Роман. — Я тебе форму уже подготовил. С рюкзаком. В раздевалке лежит.

Семён послушался. Форма тёмно-зелёного цвета, отдалённо похожая на его сантехнический комбинезон, имела армирующую сетку и оттого облегала кожу не совсем идеально. Слегка жало в бёдрах.

— Это не страшно, — сказал Роман. — Главное, как выберешься и доберёшься до бункера — прицепи вот сюда и вот сюда — процессор, браслет и генератор голограммы. Ну и плащ интеграционный. Если вдруг никого не будет, поиск по дому должен помочь.

— Что значит — доберёшься? Там разве, это, такой же дядька с роботом не будет?

— Должен. В этом-то и твоё первое задание. Найти Викентия и перейти к нему в подчинение. Если его не съела та вторая собака. И если парк не снесли.

Роман достал с полки два небольших чёрных устройства и вставил в прорези на костюме. Показал пару функций — как вызывать меню, стрелять парализатором, включать оптический зум.

— С остальным разберёшься позже, — сказал он и отключил устройства. — Обучишься на месте.

Затем инспектор вызвал над столом карту Орска Левобережного. Колониальный посёлок опоясывал карликовую планету прерывистым остеклённым кольцом, то сужающимся, то расширяющимся. Инспектор покрутил планетоид, как крутят старинный глобус, и приблизил самую широкую часть кольца. Там, чуть севернее экватора виднелся большой парк, занимающий сотню квадратных километров. Ручей протекал через него от ледника, прилепившегося к внешней стенке колонии, до центрального широкого канала, ведущего в жилые районы под галереей.

— Вот тут гриб и бункер, — тыкнул Роман пальцем в край парка. — На опушке, недалеко от устья ручья. Здесь пустошь, здесь скала, за ним жилые кварталы. А вот тут, семьюдесятью километрами восточнее — главный порт и космический лифт на орбитальную стыковку. Здесь же Орден Правопорядка, районный отдел, сюда же должна причалить «Тавда». Это запасной вариант, если вдруг не получится вернуться через бункер. А вот тут… между ними, в подземке, в третьем секторе явочный пункт тайных орденов. По идее, там кто-то должен дежурить, хотя нам, схимникам, лучше и там не светиться. Последний вариант.

Инспектор показывал всё настолько быстро, что Семёну стало стыдно, что память так медленно всё запоминает. С другой стороны, создавалось впечатление, что он говорит всё это для отмазки, лишь бы создать видимость обучения. И это показалось странным.

— Я это… бессарабский плохо знаю, если вы чего вдруг. Трояк в школе был, — признался Семён. — Китайский и англичанский лучше.

— Плохо. Очень плохо. Но в процессоре есть переводчик и автосуфлёр. И шифрованная сеть должна работать. И в пограничных областях все уральский диалект московского секут. Сейчас вообще легко работать стало! Сплошные помощники. А иначе никак. Много новичков. Что ж, пошли.

Они снова вышли из бункера. Семён чувствовал себя не в своей тарелке. Чувства, как он предположил, получились чем-то средним между дорогой до эшафота и до свадебного алтаря. Хотя ни первый, ни второй вариант испытать на себе молодому гопнику не доводилось, чувство полной неизвестности, смешанной с отчаянием.

Перед самым грибом Роман остановил его и достал из кармана чёрную карту.

— Погоди! Чуть не забыл одну важную штуку, — инспектор достал из кармана ручку-принтер, воткнул карту в разъём браслета и начал колдовать. — Как, говоришь, отчество?

— Е-ефимович, — немного охрипшим голосом ответил Семён.

— Семён Ефимович Скоморохов,. Именем совета Ордена присваивается звание техника-инспектора. Подпись — Инженер-схимник Южного Кластера УСП ИМТП Роман, позывной «Лесник». Звуковая подпись… — инспектор поднёс ручку с картой и издал нечленораздельный вопль, выждал пару минут и протянул карту с нанесённым кодом Семёну. — Держи, техник. Последняя в этом месяце. Всего три выдавали. Внутри то же самое, должно сохраниться. Бункер на свалке в сорока метрах должен быть, открывается этой карточкой. После — не светить, прибегать в самом крайнем случае. Для члена ордена, конечно, должны быть открыты все двери, но от бессарабцев можно ожидать любого. Дикий народ. А в совете могут все дела замять.

Роман ещё раз внимательно посмотрел на Семёна со всех сторон:

— Положи в карман. Там же штрих-код с заданием. Так, у тебя, кстати, никаких чипов или боди-модификаций нет? А то настройки могут сброситься. Нету?

Семён кивнул, положил карту, обнял два сухпайка и полез в гриб — на этот раз ногами вниз. Дно гриба оказалась мягким и пружинящим. Жжение не чувствовалось, стало уютно и тепло, как в материнской утробе.

— Могут быть побочные эффекты — повышение температуры, лёгкое несварение, раздражение кожи. И последнее. Не сопротивляйся с грибом — он сам знает, по какому ответвлению отправить тело. Это вредно и бесполезно. Старайся не сворачивать.

Сознание уже отправилось по светящемуся вихревому коридору, но Семён спросил ослабевшим голосом:

— А то что будет?

— Заблудишься, — сказал Роман.

Семён набрал побольше воздуха в рот и погрузился с головой. И эхом отозвалось в сознании: заблудишься… заблудишься…