Космофауна - 0. Зверь беглеца

Зима. Убежавший

На кошельке оставались неполные двадцать семь тысяч кредитов.

Егоров наблюдал в иллюминатор, как медленно проплывают мимо него створки второй шлюзовой камеры. «Академика Гамаюнова» везли на рельсовой тележке с палубы судов малой размерности наружу.

Настроение было препоганое. Вечер после выступления пришлось коротать за просмотром фильмов и лёгкой уборкой. Выходить из яхты разрешали всего пару раз, и то — под присмотром кого-то из матросов. К станции Югра-5 на орбите Тюмени «Тавда» пристыковалась ранним утром, и на выход попросили через пару часов. Поэтому ощущалась невыспанность, хоть и спать лёг Егоров рано.

Заработать на «Тавде» получилось всего три тысячи, но за дефлюцинат и за еду в сумме пришлось отдать на тысячу больше. Кое-что, например, кислород, топливо для форсажных движков и воду Артемьев передал бесплатно. Заходил лично попрощаться. Видимо, желал реабилитироваться в глазах школьного приятеля. С другой стороны, успокаивал он себя, когда он искал защиты от коллектора на «Тавде», он и не думал сильно много на этом заработать. Рассчитывать на полную бескорыстность и поддержку Артемьева было глупо, учитывая, что он и так достаточно помог.

Поэт лениво пристегнулся ремнями к сидушке за командным столом на корме и запустил системы. Вроде бы, всё работало — герметичность, системы жизнеобеспечения, связь, Предстояло катапультирование, чтобы отбросить малое судно на почтительное расстояние от «Тавды» и вырвать его из зоны гравитации. Наконец, снаружи зашипел выпускаемый воздух. Впереди открылись десятиметровые створки, обнажая на экранах космическую пустоту. На современных больших судах всего этого уже давно нет — шлюзы делаются за счёт гравитационной завесы, поднимаемой и опускаемой с помощью упряжки с востроскручей.

— Судно «Академик Гамаюнов», подтвердите готовность к старту, — сказал диспетчер.

— Готовность подтверждаю.

Включился стартовый режим. Тележки резко понесло вперёд по выходящему наружу рельсовому пути. Наконец, щёлкнули крепления где-то снаружи, пару раз сработали ракетные движки. Леонида вдавило в кресло, ускорение продолжалось несколько минут, потом в садке заворочался мотыль, гася ускорение. Ему пришли импульсы от автопилота.

Через десяток секунд неприкреплённые вещи с пола взлетели вверх.

— Мау! Что такое⁈ — послышалось два голоса, кошачий и искусственный. — Мя-яу! Где мы? Мау! Верните как было!

Звук слышался с груды тёплой одежды, сваленной в углу и теперь медленно поднимающейся кверху.

— Вот чёрт, — сказал Егоров. — Ну, привет, Берсерк.

— Мяу⁈ Где мы? Мяу! Я не виноват!

— Мы у меня на яхте! — сказал зачем-то Егоров.

— Мяу! Где мы? Мяу-мяу! Выпусти обратно, я случайно!

Сверкающий имплантатами и искусственной шерстью кот, смешно болтая ногами, проплыл мимо. Поэта он понимать отказывался — имплантат, распознающий мысли кота, работал только в одном направлении. Человеческая речь была куда сложнее для понимания котом, чем котовья — человеком.

Егоров сперва отстегнул стандартное вакуумное ведёрко с дефлюцинатом, вставил в прорезь около садка. Щёлкнул затвором, дёрнул за рычаг, потом за второй. Голая механика, никакой электроники — на случай, если последнюю вырубит электромагнитной бомбой или востроскручами. Прямоугольное ведёрко, прошипев выходящим сквозь щели воздухом, прошло через два шлюза и высунулось своей горловиной в садок. Голодный мотыль выпустил на полметра короткие световые плавнички, сложился вдвое и заворочался, поворачиваясь заостроённой стороной к корме.

— Сейчас, дружище, я тебя покормлю… — привычно пробормотал Егоров.

— Мау! Есть! Кормить!

Кот-киборг подплыл к ноге Леонида, вытянул шипастый хвост и потёрся боком. Слово «кормить» многие коты интуитивно чувствуют и без переводчиков.

— Да не тебя, хвостатый! Ишь какой хитрый!

Сообразительность Берсерка даже немного подняла настроение Егорову. Он потянул за курок, одна из заслонок в крышке ведра щёлкнула и отворилась, в днище сработал пиропатрон. Сотня зелёных еле-светящихся крупинок вылетела в садок. Довольный мотыль перевернулся, привёл себя в порядок, распустил парус и неторопливо поплыл от «Тавды».

Егоров с лёгкой грустью посмотрел на исполинское днище космического сухогруза, причалившего к орбитальной логистической станции, которая едва превосходила его по размерам. Интересно, чем сейчас заняты все эти люди? Наверное, отправились по экскурсиям и за покупками, подумалось Егорову. От кормы уже отстыковался десяток пассажирских челноков, спускающихся в порты Тюмени.

— Мау! Есть давай! — напомнил о себе кот.

Поэт подтянул кота к себе и засунул ногами под свой страховочный ремень. Кот уже успокоился и послушно замер рядом — судя по всему, невесомость ему была не впервой. Егоров потянулся к переговорному терминалу. Пролистал по спискам.

Артемьеву, как нетрудно было догадаться, было не до разговоров. Егоров посмотрел на Берсерка. Погладил, почесал за ушком. Кот выглядел довольным. Похоже, ему на «Академике Гамаюнове» понравилось. Но несмотря на расположение, оставлять его у себя Егоров не собирался.

Пролистал список окрестных судов, написал диспетчеру «Тавды».

«У меня на корабле кот из вашего капитанского отсека. Есть просит. Мне возвращаться?»

Через пару секунд ответили.

«Не понял вопроса, вы угрожаете? Какие ваши требования?»

Егоров засмеялся.

«Если бы я хотел выдвигать требования, я бы попросил ночлега и бесплатного топлива до Перми. На данный момент я просто хотел бы вернуть кота владельцу. Он сюда случайно залез. Я готов вернуться на Тавду, или встретиться где-то на ближайших станциях».

«Понял, передам ваш вопрос начальству».

Оставалось только ждать. Понятно, что возвращение кота во время стыковки на орбите последней крупной планеты на пути из Уральского Союза Планет было задачей не второстепенной и даже не третьестепенной. Даже несмотря на то, что кот был талисманом офицеров корабля. Пока принималось решение, Егоров снова вспомнил о заработке. Прошерстил список контактов и обнаружил там Ильнура Габдуллина и Вольдемара Бушуева, поэтов из гильдии, живущих в Тюмени. Вольдемар был парнем молодым, и с ним Егоров почти не общался, а Ильнура видел на Перми в те дни, когда его принимали в гильдию. Он в местном отделении был чем-то вроде председателя отделения. Егоров притормозил мотыля и решил написать.

«Приветствую! Вы меня должны были помнить, общались больше года назад. В данный момент в поиске работы. Не подскажите, где я мог бы выступить. И где в этих краях можно приобрести новый поэтизатор?»

Ответили с учётом расстояния на удивление быстро — всего через две минуты.

«Привет, конечно, отлично помню! Поэтический фестиваль прошёл буквально на днях, следующий, в Заречном макрорайоне — через неделю. Так что в центре пока делать нечего. Если только на всяких местных сабантуях искать — но это заранее согласовывать надо было. Поэтизаторы есть у меня, есть в паре магазинов в Центральном макрорайоне. Ещё самодельные некоторые делают. Ты на чём прибыл? На рейсовом? Где приземлился?»

Егоров решил не темнить.

«Я на яхте передвигаюсь. На паруснике второй размерности. И живу здесь же. Сейчас с помощью сухогруза приплыл, на орбитальной „Югре-5“. Деньги очень нужны, хочу в Пермь возвращаться, а есть только на половину пути. Приземляться будет дорого и сложно».

«Напишу через часик, если что-то придумаю. Ты у нас новичок, сам понимаешь, на какие-то крупные выступления рассчитывать не приходится, но что-нибудь придумаем. Если чего придумаешь, то паркуй свою яхту и спускайся. Завтра утром только приходи, через часов десять. У меня в микрорайоне сейчас пол-семнадцатого ночи».

Егоров коротко ответил:

«Ок, я напишу завтра утром, если соберусь».

Предложение Ильнура показалось Егорову интересным, но слегка опасным — оставлять корабль без присмотра не хотелось. Да и стоимость парковки не намного дешевле стоимости погружения. Куда проще было лететь в другой квадрат или возвращаться до Перми, где было хоть какое-то временное жилище. Слишком далеко его занесло из тех мест, что он считал домом.

С другой стороны, что называлась его домом все последние полтора года? Трёхкомнатная конура на окраине спального макрорайона Перми, за которую он платил по две тысячи кредитов в месяц? Или однокомнатный номер в отеле Новоуральска, в который раз в пару месяцев выбирался на поэтические состязания? Или ещё пара-тройка подобных мест в центральном кластере УСП? Этот вопрос иногда всплывал в сознании Леонида, и оттого поэту становилось тоскливо. Тоскливо от осознания, что он — космический бомж. После развода немного сохранялось чувство, что его дом остался там, за невидимой и расплывчатой границей между Суздальской Империей и Уральским Союзом Планет, уютным, старинным и аграрным придатком своего соседа.

Нет, всё же, не бомж — странник. А раз странник, то яхта — и есть его настоящий дом.

— Мяу! Хочу домой! — напомнил о себе Берсерк.

Пока Егоров выбирал, поступил видеозвонок от диспетчера с «Тавды».

— Леонид Ромуальдович, доброго времени суток. Я так понял, у вас находится кот капитана, Берсерк?

— Да, — Егоров кивнул и показал кота в камеру.

— Мяу! Привет! — сказал кот, посмотрев на изображение диспетчера и дрыгнув задней лапой.

— Вы собираетесь стыковаться с орбиталкой, или садиться на планету? Мы могли бы послать матроса за котом на третью палубу малых судов. Там свободно, это соседний сектор с тем, куда мы пристыковались.

Оставлять кота не хотелось. А выпускать и бросить было негуманно. Да и мало ли, вдруг придётся ещё раз связаться с Артемьевым, портить отношения из-за усатого киборга не хотелось. Куда лететь дальше, Егоров пока не знал, поэтому предложение Ильнура оставалось в силе. Возвращаться долгим путём в Пермь, когда на хвосте коллектор, не хотелось. А значит, не оставалось выбора, как пристыковаться к орбитальной станции и переждать до местного утра.

Егоров после непродолжительной паузы кивнул:

— Пожалуй, да. Я свяжусь с вами, когда сяду.

— Не торопитесь. Мы будем здесь ещё сутки, ожидаем доставку воды.

Дальше была бюрократическая процедура регистрации на посадку на орбитальную станцию — в очередь он вписаться успел. Потянул за вожжи гелиображника. Тот послушно перемахнул вокруг «Тавды», ощетинившейся гравитационными полями востроскруч, проплыл мимо узкого длинного судна-танкера и нашёл подсвеченную голограммой палубу малых судов.