Космофауна - 0. Зверь беглеца

Зима. Убежавший (прод.)

«Югра-5» представляла собой сплющенный тор, или, проще сказать, бублик диаметром девять километров. Наружное кольцо, вытянув щупальца парковочных коридоров и выставив рты посадочных палуб, принимало межзвёздные суда, а из внутреннего кольца отстыковывались и летели вниз челноки-автобусы. Таких станций на разных орбитах вокруг каждой из планет городского типа крутится не меньше десятка — для удобства приземления и логистики. Большие суда сажать на планету тяжело, дорого и опасно. Да и многим малым корабликам, проплывающим транзитом, куда выгоднее получить еду, дефлюцинат и прочее без посадки на планету, особенно в таких небогатых краях, как Тюменская автономная республика. Но сомнения у Леонида всё же оставались. Наверняка были какие-то другие варианты, более простые.

Наконец, когда все неприкреплённые вещи под действием гравитации упали на пол, кот яростно завопил, а длинная рука-манипулятор схватила «Академика Гамаюнова» и поставил на тележку, сомнения Леонида успокоились.

Застучали колёса тележки по рельсам, заиграло местное радио.

«Добро пожаловать на орбиту Тюмени. Вас приветствует Югра-5! Планета Тюмень — отличное место для путешествий. Уникальные флора и фауна ледниковых оазисов. Путешествия в натурализированные племена одичавших. Ледники Ямальского Курортного парка открыли горнолыжный сезон, а в экваториальном море ещё тёплая вода и самые дешёвые расценки на отели с натуральным пляжем во всём кластере! Самая дешёвая недвижимость в Уральском Союзе Планет среди городов-стамиллионников! По суздальскому календарю двадцать седьмое июля, тридцать седьмой сол тюменской осени. К международным новостям…»

Настроение у Леонида поднялось, но он не дослушал — выключил и связался с диспетчером. Затем неаккуратно схватил в одну руку сумку, в другую кота, тот мяукнул:

— Мяу! Осторожнее!

И вышел наружу. Шумно стало уже на парковочном перроне. Перегородок на палубе малых судов не было предусмотрено, и всё пространство походило на шумный вокзал. С двух сторон яхту Леонида словно взяли в тиски два стометровых лайнера.

Люди всех цветов кожи, национальности и достатка перебегали кто поодиночке, кто небольшими группками для посадки на лайнеры. Одежда выдавала в них людей не бедных. Егоров прикинул вместимость — судя по всему, среднемагистральный, эконом-класс, а значит, до пары тысяч могут вместить. Потом вчитался в маршруты следования и убедился, что прав. У левого красовалась голонадпись «Уральск — Пермь», у правого — «Югра — Новоуральск».

Возникла предательская мысль бросить всё и уехать в Пермь. Или в Уфу, которая ещё ближе — всего в двух с половиной неделях пути. Денег на рейс должно было хватить впритык — билет стоил в районе двадцати пяти тысяч. Но на что жить эти две недели? Взгляд тут же упал на мотыля, уснувшего в садке, и стало стыдно за такие мысли. Говорят, к космозверям нельзя привыкать. Нельзя давать им клички. Они — что-то среднее между топливом, вещью и тягловой живой силой. Но к своему мотылю он привык. Да и яхтой своей дорожил — сейчас это была самая дорогая его собственность.

Там, где заканчивались рельсы, начинались длинные ступени, спускающиеся вниз. Егоров подошёл к краю — на пару сотен метров до противоположного «берега» пролегала кольцевая магнитная дорога. По ней в десяток рядов перемещались сотни автоматических кабинок, грузовых и такси, снующих над дорогой и ведущих в разные сектора станции. Над дорогой виднелось ячеечное космостекло, рассеивающее солнечные лучи.

Обычная орбиталка, относительно свежей постройки, подумалось Егорову. Посмотрел на планшет — туда установилась карта станции. Подошёл к будке и подписал бумаги за парковку — с карты снялась тысяча за восемь часов. Дорого, но за парковочный челнок-упряжку для посадки на планету попросили бы втрое дороже.

Берсерк вцепился в куртку и молчаливо обозревал окрестности. С котом на плече Егоров решил прогуляться по третьему посадочному терминалу. Определённая импозантность получившегося облика поднимала настроение. Прогулявшись до ближайшей столовой и взяв чайку, Егоров снова созвонился с диспетчером и сказал координаты. Тот велел оставаться на месте и сказал, что матрос прибудет в течение часа.

Группа разноцветных туристов-китайцев в футболках Объединения принялась его сначала фотографировать на какой-то архаичный фотоаппарат, потом повесили аппарат в воздухе, пристроились к Егорову и стали принимать странные позы. Худой паренёк протрещал что-то на хитром наречье и попытался погладить Берсерка. Кот вздыбил шерсть, щёлкнул драконьим хвостом и зашипел.

— Х-х! Порежу! — перевёл переводчик.

Туристы, слегка оторопев, подобрали зависший в воздухе фотоаппарат и торопливо ушли.

Станция тем временем зашла в тень от Тюмени. Моргнуло и включилось резервное освещение. Кот от неожиданности сильнее вжался в плечо, прорезав когтями куртку и дотянувшись до кожи. Егоров ойкнул, осторожно перецепил кота на другое плечо. Ещё через полчаса начался тот период ожидания, когда неопределённость начинает вызывать раздражение. Егоров подошёл к краю ступеней и начал напряжённо вглядываться в подъезжающие каретки.

Наконец, на ступенях появился силуэт парня в знакомой форме матросов «Тавды». Более того, Егоров узнал в нём старого приятеля, старшего матроса Константиновского.

— Давно не виделись, — пошутил Егоров.

— Да уж. Отправили вот. Эта тварь признаёт только меня и ещё пару человек из матросов головного, — кивнул Константиновский на Берсерка.

— Мя-я! Привет! Забери меня! — перевёл мысли кота переводчик, а сам Берсерк задрыгался, заворочался, прося перелезть на руки.

— Что он у вас раньше никогда не покидал корабль?

— Покидал. На челноках плавал. На истребителях. На грузе один раз спускался с трёхкилометровой высоты. У него, возможно, мания побега. Дикий зверь.

— А чего тогда домой просился?

— Кто его знает. Переводчик стандартной китайской модели, на обычных котов адаптирован. А не на путешественников. Не запрограммировали.

Егоров передал кота. Шипастый хвост то ли непроизвольно, то ли от волнения дёрнулся и прошёлся по ладони Леонида, оставляя царапину.

— Чёрт! Сильно? — спросил Константиновский.

— Не, нормально, ссадина. Зовут-то как?

— Берсерком.

— Да нет, тебя. Хоть запомнить. А то всё по фамилии как-то.

— А-а, — Константиновский расплылся в улыбке. — Кит я. Родители решили, что, типа, фамилия и так слишком длинная, надо покороче.

— Ну, давай, счастлива, Кит, — Егоров ударил по ладоням. — Прости, если уж сильно напряг вас своим визитом. У вас хороший корабль. И тебе, Берсерк, пока.

Егоров ещё раз сходил в столовую, взял дешёвый и не очень вкусный, но питательный обед и вернулся вместе с ним в «Академик Гамаюнов», чтобы ждать ответа от Ильнура.

Последнюю фразу он Константиновскому сказал почти как дежурную, но за обедом вспомнил свои приключения и подумал: и правда, хороший корабль «Тавда». И люди неплохие — где-то наглые, вороватые, некультурные, но, в то же время, простые и правильные. Кроме того, оставалось чувство, словно он что-то забыл там. Не то Екатерину Сергеевну из медотсека, не то прогуляться в лесу — источник раздражения сидел где-то между этими воспоминаниями.

Когда Егоров доедал последнее блюдо, пришёл звонок от Константиновского.

— Мне стыдно обращаться к вам за помощью, но… вы сейчас сильно заняты?

— Что случилось?

— Он убежал. Я решил заскочить в торговую галерею, пятый сектор, прошёл мимо пары волкодавов, он вырвался из рук и убежал.

Егоров мысленно выругался

— Предлагаете поискать его? Не проще ли обратиться в местную службу поиска?

— Туда очередь за обращениями полчаса. Я сказал ребятам, которые есть на станции, они тоже поищут, но… А вас он вроде бы признал и запомнил.

Рассудив, что время за парковку всё равно заплачено, а делать нечего, Егоров согласился, дошёл до магнитной дороги, сел в ближайшую кабинку и приехал в пятый торговый сектор. Константиновский вместе с оказавшемся неподалёку юнгой уже наметили план, по которому предполагалось искать кота. Шесть этажей разделили на троих, итого каждому пришлось обойти по двенадцать коридоров. Следующие полчаса Егоров шлялся по заведениями и опрашивал продавцов и охранников, видели ли они кота. Наконец, юнга позвонил, появилась зацепка — один охранник видел, как мимо пробежал кот со странным хвостом, покрутился около мясной лавки, его взял на руки парень в красной куртке и отправился куда-то в сторону кабинок.

— Если ушёл из сектора — это то же самое, что искать иголку в стоге сена. На станции триста тысяч человек и десять секторов, — приуныл Константиновский.

— Вы же ещё двадцать часов тут будете. Найдётся!

Камеры просматривать никто не дал, только посмеялись над проблемой. Надо же, какой-то кот! В итоге через час проблему решили, добившись в справочном бюро двухчасовой трансляции объявления с фотографией кота.

Сели втроём и перекусили в вездесущих «Маковкиных Пирогах». Егорову тем временем на планшет пришло сообщение от Вольдемара Бушуева:

«Привет! Ильнур написал, что ты в системе и готов выступить. Есть одна движуха, приезжай. Припаркуй парусник на орбиталке! И садись. Приходи в гости, я живу в Ямальском Макрорайоне, регион Солнечный, микрорайон семь, дом тридцать, квартира сорок пять».

«Уже припарковал. Югра-5. Что за движуха?»

«Очень выгодная! Давно собирался осуществить. Как раз нужен кто-то родом из Империи, вроде тебя».

Егоров просмотрел список контактов — Ильнура не было в сети. Видимо, уснул.

«Хорошо, я, правда, жду сообщения от него. Он же у вас в ячейке гильдии главный?»

«А, плюнь на него! У него недостаток креативного мышления. Всё мыслит категориями поэтических вечеров. Я предлагаю настоящий, шокирующий перформанс. Ну как, получается? Я посмотрел. В ближайший час от меня с „Югры-5“ добираться ближе всего, на Ямальский северный космопорт за полтора часа, а дальше на монорельсе минут пятнадцать».

После «Маковкиных Пирогов» и поисков кота у Леонида было боевое настроение. До сна по его графику оставалось больше десяти часов, а душа жаждала приключений и наживы.

«А у тебя поэтизатор есть? Я свой посеял, хотел вот купить».

«Найдём! Можем и без поэтизатора обойтись! Ну, ты как?»

Прикинул время — всё сходилось. Попрощавшись с матросами, отправился на противоположный «берег» магнитной дороги и посмотрел расценки на посадку. Они оказались не такими уж и кусачими, как могли быть. Челнок вместимостью в двести человек до Тюмени стоил всего сотню кредитов.

К счастью, мест хватило всем — на стоячие, как и на любой приличной орбиталке, билеты не продавали.

Внизу, в иллюминаторе виднелся освещённый край Тюмени. Два блестящих полукруга с тысячами синих прожилок, цепочками хребтов и кавернами ледниковых озёр разделялись широкой разноцветной полосой, в которой угадывались очертания небольших морей, заливов, полуостровов с зелёными зонами и городскими районами. Только в середине пути Егоров заметил, что большинство пассажиров тепло одеты. Он помнил, что Тюмень — холодная планета, но не подумал о том, что Ямальский космопорт — один из самых северных среди них. Умеренный климат на экваторе всего в тысяче километров севернее, на границе с оледенением превращался в субарктический. И несло их челнок как раз к этой границе, в широкую полосу, покрытую густыми облаками.

Скоро они пересекли границу облаков, и внизу показался прямоугольник космодрома, окружённый километрами разбегающихся небоскрёбов в торговых кварталах. Егоров почувствовал, как пропала и вернулась сила тяжести — это в паре километров от космодрома отстегнулась упряжка с востроскручей, которую переместили наверх. Теперь она не создавала искусственной гравитации, а лишь тормозила падение челнока, словно на невидимых цепях удерживая его.

Егоров снова взглянул в иллюминатор. Шёл снег. Тысячи посадочных зон, на которые был разделён космодром, подсвечивались разными огнями. Красные горели над занятыми зонами. Жёлтые — над зонами, занесёнными снегом и находящимися в состоянии очистки. Зелёными оставалось меньше четверти. Вдруг снова резко понесло вниз, как на аттракционе с горками, потом снова вверх. Видимо, это упряжка отцепилась от челнока в сотне метров от поверхности, а затем сработали тормозные движки. Народ вокруг стал возмущаться, кого-то стошнило. Вот, называется, похвалил орбиталку, подумалось Егорову. Уже давно не встречались вострокручи-посадочники, которые боятся касания с почвой. Наверное, какие-нибудь дворняги или помеси с рязанской породой.

Глянул на планшет и проложил маршрут до указанного адреса. Поднял воротник своей лёгкой куртки и вышел из челнока одним из последних. На улице было значительно ниже нуля. Народ закутался в термокуртки и неторопливо побежал в разные стороны. Большая часть, как сделал вывод Егоров — в сторону вокзала. Выбора не оставалось, и он побежал вслед за всеми. Тротуар от посадочной зоны был расчищен, но ближе к середине снега становилось всё больше. Ботинки промокли от взмешенной толпой снежной жижи, отчего становилось ещё холоднее. Нет, конечно, отставной гардемарин видел зиму не первый раз и учился в своё время преодолевать и такой климат. Но за последние десять лет его жизни случаи, когда ему приходилось находиться в холодных районах, можно было посчитать по пальцам одной руки.

Подошёл к информационному табло, потоптался на месте, нашёл нужный рейс, ведущий в Солнечный регион. Рядом с табло Егоров заметил автоматический магазин тёплой одежды. Посмотрел цены и присвистнул — самая дешёвая куртка стоила полторы тысячи. Привычная скупость одержала верх, и Егоров пошёл к перрону в лёгкой куртке.

Ждать пришлось недолго, поезда ходили каждые десять минут. Вагон был поизношенный, отапливаемый, со столиками, экранами и прочим, но со сквозняком. У входа стоял автомат с кофе, через пару минут пути Егоров не выдержал, подошёл и взял кружечку. Сверил сумму на терминале.

На счету оставалось двадцать пять тысяч семьсот кредитов.

Пейзаж за окном, несмотря на непривычную погоду, был вполне приятный. За небоскрёбами торговых и офисных зданий, окружавших космопорт, начинался район малоэтажной застройки. Домики перемежались огромными парковочными башнями для востроскруч и спиральными фермами для личного транспорта. Вдали виднелся темнохвойный лесок — не то реликтовый, многовековой, не то лесопосадки.

— Научи этот народ существовать в четырёх измерениях, он и там построит маленькие домики с сельским туалетом, — вырвалось из уст Леонида, вызвав неодобрительный взгляд у сидящей через проход пожилой дамы.

После того, как поезд залез в тоннель и вылез из него, Егорову пришлось прищуриться — тускловатое тюменское солнце здесь пекло во всю мощь. Облака со снегом остались где-то позади. Теперь они ехали по длинному склону вниз, в широкую долину, раскинувшуюся среди заснеженных гор. От трассы на десятки километров вниз тянулись аккуратные невысокие многоэтажки ярких цветов. Окружавшие деревья с разноцветными кронами добавляли ощущения уюта к пейзажу этого спального региона. И зря УСП считают отсталой провинцией, подумалось Егорову, раз даже на такой окраине, как Тюмень, есть такие свежие и цивилизованные места. Конечно, технология возвдения древняя — не умные районы, не кварталы-трансформеры и не купольные небоскрёбы, а всего лишь дома, но сердце отогревшегося поэта всё равно оказалось к ним не равнодушно. Сочинилось новое короткостишие:

«Посеяло солнце в Тюмени районы…»