Кощег

Глава 5

К вечеру под кронами старых дубов стало слишком уж сыро и холодно, а еще страшновато. В низинах начал скапливаться синюшный туман. Птицы умолкли, только временами где-то вскрикивала выпь. Всякий раз вторил ей волчий вой. Слышался он издали и приближаться пока не спешил. Волки, впрочем, Злату не пугали. Против них в котомке травка лежала специальная. Но в чаще ведь водилось и многое похуже обыкновенного лесного зверья.

Буян оставил ее на опушке, заверив: не ранее завтрашнего утра вестник проедет лесом.

Кощег снова задержался в дороге. Злата надеялась, что ненадолго, иначе придется ей самой искать путь к дворцу Кощея, а тот ведь неблизкий и опасный сверх всякой меры. Какими именно словами станет убеждать помочь, она пока не придумала: вот встретятся, тогда и решит.

«А как не проедет здесь? Свернет раньше?» — возникла в голове непрошенная мысль.

Злата покачала головой, от нее поскорее избавляясь. Подозревать Буяна в обмане не имело смысла, раз уже ему доверившись, да и обещал он прискакать по первому зову. Потому Злата, почти за себя не опасаясь, в лес отправилась. Бывала здесь в детстве, когда у Ягафьи гостила и науке ее обучалась ведьмовской да знахарской. Жаль, не навестить ее сейчас, ждать требуется.

Места нехоженые, темные, глухие. Ни дерева без коры, ни валуна, ни чего-нибудь еще, указывающего границу безопасного для людей леса и чащи, не находилось. Пришлось холщовую тряпицу на первом попавшемся пне расстелить, положив на нее краюху хлеба, со словами:

— Леший-батюшка, сколько у тебя деревьев, столько и мне сделай добра, не гневайся за то, что стану тропки топтать да костер запалю. Вот тебе за то подношение с моим уважением.

Прождала изрядно долго, но так и не дождалась никакого отклика. Деревья тихие стояли, ни одна птица не вскрикнула, ни одно животное голос не подало, ни ветерка в траве не прошуршало. Но делать нечего, пошла Злата, как есть, в чужой лес. Недалече от опушки отойдя, костер запалила и стала ожидать Кощега.

«Видать, так себе из него вестник, только пыль в глаза пускать горазд да молодецкой удалью хвастаться. Недавно, также задержавшись, едва в болоте не сгинул, да и в этот раз, наверняка, не лучше себя проявил, — подумала Злата, сильнее запахнула потертую куртку (сгинешь, не жаль одежи лишаться будет) и подула на руки. — То ли Буян заметно быстрее брата младшего, то ли разбойники на Кощега напали али он сам на постоялом дворе загулял».

Изо рта при каждом выдохе вырывался белесый пар. Будто не конец лета, а самая настоящая промозглая осень. Зябко было даже несмотря на близость огня, а вдобавок она уже несколько раз ощущала спиной чей-то колючий взгляд. Однажды, не выдержав и обернувшись, успела заметить два оранжевых глаза, из-под лап еловых не мигая смотревших, похожих на волколачьи, но больше и свирепее. С тех пор Злата не рисковала вглядываться в темноту: дикий зверь не нападет, пока горит огонь, а вот страх вполне может почуять и тогда не уйдет, прельстившись какой-нибудь более доступной добычей.

Знала она повадки волколачьего племени и почти не тревожилась. Вид пасти раззявленной ее точно не напугает. Сызмальства она с Вольхом силой да ловкостью мерилась, потому и перед любым другим волколаком не сробеет. Однако ведь это мог оказаться и не волколак, а некий вовсе неведомый хищник…

«Значит, и его одолею», — подбодрила саму себя Злата и положила на колени меч в ножнах, чтобы в случае опасности легче выхватить было.

Теперь, когда становилось особенно не по себе, она судорожно сжимала рукоять. Меч этот давным-давно добыл прародитель царского рода. Бывал он в краях далеких, чуть ли не все царство Тридевятое исходил, с самой Марьей Моревной бился на равных. Та меч ему и отдала со словами, что родится в роду его девица-воин, ей оное оружие и следует передать. Меч мол в крови Кощея искупается.

Когда Злату к подвигу ратному готовить решили, ни у кого и сомнений не возникло будто меч этот предназначен кому-то другому. Пусть на Руси и недолюбливали Марью-завоевательницу, а иной раз и Баба Яга помогает делом аль советом. К тому ж не любила она Кощея, все извести стремилась если не сама, то с чьей-нибудь помощью.

— Так-так… и кто здесь у нас?

Слова прозвучали столь неожиданно, что Злата даже не вздрогнула, а подскочила на месте. Голоса поначалу не узнав, вытащила меч из ножен, и, подслеповато щурясь, уставилась в кромешный мрак леса.

Разумеется, она не разглядела Кощега, но ей и ни к чему было: слух значительно важнее во тьме ночи.

— Ты?.. — голос показался удивленным, наверняка, и был таковым.

Ветка с другой стороны костра хрустнула, и Злата немедленно перепрыгнула через пламя так, чтобы к обоим возможным врагам встать лицом. Послышалось конское бормотание, в отблесках огня мелькнул лоснящийся вороной бок, заблестели те самые оранжевые глаза.

— Не бывает у коней такого взгляда, — потрясенно произнесла Злата, — только у хищников!

— А вот и бывает, — донеслось позади, вовсе не там, где, как она ожидала, находился Кощег. Когда обернулась на звук голоса, тот сидел у огня со всем удобством вытянув ноги. Если бы он только захотел, Злата была бы уже мертва. — Иной раз и волки в овечьей шкуре встречаются. У моего же коня зубы тигриные и щиплет он отнюдь не травку. Не стану спрашивать, как тебе удалось опередить меня, да ты ведь и не скажешь.

Злата пожала плечами и тоже присела к костру.

— Запомни на будущее: ночуя в одиночестве в лесу ли, в поле ли, никогда не смотри в огонь. Особенно в местах, подобных этому, где бродят не только лишь звери хищные.

Кощег был облачен в черный плащ, лицо скрывал капюшон, и слишком тягуче и приятно звучал его голос. Аж захотелось заподозрить неладное: уж не лесной ли дух забрел к ней на огонек? Не морок ли или призрак, алчущий горячей живой крови, принял образ ожидаемый?

Она удобнее перехватила меч и как можно осторожнее поинтересовалась:

— А ты как же? Смотришь ведь.

— Я?.. — Кощег, казалось, удивился вопросу, рассмеялся громко и на этот раз совершенно неприятно. У Златы возникло ощущение, будто по спине провели наждаком. — А я, душа-девица, вестник самого Кощея, пожалуй, самый опасный зверь в этом лесу. Бояться мне здесь некого. Почти. Опасаться разве что. К примеру, совершенно неразумных тварей, алчных до любой жизни, но это не в счет.

«Точно дух! А то и злыдень, — решила Злата, — именно этот вид нечисти умеет в мысли забираться и мороки наводить».

Она слышала о тварях, населявших леса близь зачарованного озера. Не возле него самого — столь далеко никто из знакомых ходить не смел — но и чащи было достаточно, чтобы понимать: легко не будет. Чудо-юд беззаконных и смертельно опасных специально подманивал и подкармливал человечиной властитель белокаменного замка — черный колдун Кощей.

Злата вскочила, направила острие меча на того, кто скрывался под личиной Кощега и принялась нараспев читать древнее заклинание, отпугивающее нечисть.

Тот смотрел на нее с интересом, но исчезать, корчиться от боли или с визгом уноситься прочь не собирался. Зато земля как-то странно начала проседать под ногами.

— Если ты продолжишь — упадешь, — предупредил он.

— Как бы не так! — Злата и не подумала последовать совету. Договорила заклинание до конца, и…

Земля вздыбилась, больно ударив по лбу. Злата успела отпрыгнуть в сторону. Каким-то чудом зацепилась за край коряги, нависшей над внезапно разверзшейся под ней пастью и закричала. В последний момент, когда пальцы почти разжались, Кощег ухватил ее за запястье.

— Глупая не слушающая советов девчонка!.. — прошипел он и так дернул на себя, что оба они покатились по траве, не угодив в костер лишь по случайности.

— Нет! — еще сильнее закричала Злата, когда оказалась распластанной на земле, а он придавил ее сверху. Она уже почти чувствовала, как острые клыки вгрызаются в шею, рвут живительную жилу. — Не смей!

— Тихо!.. — прикрикнул Кощег и зажал ей рот ладонью.

Из провала в земле вырвалось нечто белесое, более всего ночную бабочку напомнившее. Оно развернуло туманные крылья и принялось… принюхиваться. Носа у чудо-юды не имелось, только треугольное отверстие на морде.

Злата застыла. Страх быть растерзанной злыднем отступил в сравнении с участью попасться этой неведомой твари. Злыдень, как и упырь, убивает быстро, нестрашно, но слышала Злата про чуда-юда, которые долго могут измываться над жертвами, жизнь месяцами высасывая.

— Уведи! — на этот раз громко, отрывисто приказал Кощег.

Существо кинулось в его сторону, но прямо перед ним возник вороной конь, встал на дыбы, ударив копытами.

Грохнуло. Заискрило. В нос проникла серная вонь, уши от мерзкого визга заложило. Злата зажмурилась, вжавшись лицом в плечо Кощега. Под веками вспыхнуло раз, второй, третий. Будто невесть откуда взявшийся Змей Горыныч огонь из пастей выпускал. Порыв ветра оказался настолько силен, что прокатил их по земле. Злата оказалась на Кощеге лежащей, но выбираться из его объятий не спешила. Приоткрыла один глаз и тотчас зажмурилась снова. Копыта прогрохотали совсем рядом. Нечто белесое погналось за конем, чуть не мазнув крылом по волосам.

— Ты полоумная? — тихо поинтересовался Кощег, опаляя ее ухо дыханием, и наверняка поморщился, хотя Злата и не могла этого видеть. — Сначала добрых советов не слушаешь, потом еще и на ухо орешь.

Злата отпрянула от него, вмиг встав на ноги. Пошла поднимать меч, оказавшийся лежащим в траве в нескольких шагах. Хорошо, что успела отбросить, иначе так и исчез бы в пасти чуда-юда. Пока ходила, Кощег снова сел у нисколько не пострадавшего костра.

— Ты чего же, решила будто я не человек, а нечто иное?

Злата, приторочив меч к поясу, тоже перебралась поближе к огню, стараясь держаться и поблизости, и в тоже время на почтительном расстоянии от Кощега. Не хотелось садиться плечом к плечу, но, с другой стороны, он ведь спас ей жизнь. Да и теплее так было. Почему-то от Кощега веяло жаром много большим, чем от костра.

— Извини, — все же буркнула она себе под нос.

— Ну и за кого ты меня приняла? За злыдня аль упыря, может, дурман-кошмар? Мару или мору?.. Хотя, эти терпеть не могут мужеское племя изображать, скорее, вышли бы к костру, образ царевен напялив.

— Моих сестер, — напомнила Злата.

Кощег тяжело вздохнул.

— Я одна из тех, кого твой хозяин похитить грозился, — сказала Злата.

— И лишь потому здесь?

Она кивнула.

— Ох, девица… — проронил Кощег устало и покачал головой. — Разве тебе неизвестно как живого от мертвого или какой кровожадной твари отличить?

— По алой крови, из раны вытекающей, — буркнула Злата. Досада терзала за допущенную оплошность, гордость брала верх, и Злата начала злиться (на себя значительно сильнее, чем на кого бы то ни было, но доставалось и учителям, наставляющих ее в премудростях и ведающих в нечисти).

— Ну гляди, — Кощег вытащил из кожаных ножен, в сапоге сокрытых, короткий охотничий нож, легонько провел по безымянному пальцу. В месте пореза немедленно выступили бисеринки алой крови. — Ну? Убедилась? Как тебя только родные отпустили в этот лес с такими знаниями?

— Некому было удерживать, — пробурчала Злата.

— Не верю! — воскликнул он. — Просто об уходе твоем знал только тот, кто не стал бы удерживать. Хочешь имя скажу? Батюшка твой Горон. Сестры уж точно не отпустили бы, ты сама спрашивать не стала.

— Плохо же ты о царе думаешь, — проронила Злата.

— А как еще назвать этого клеветника и выпивоху? — со сталью в голосе произнес Кощег. — Он и жену свою обманом в неволю заманил, а после еще и слезы лил лживые, когда та, освободившись, не пожелала добровольно рядом с ним жизнь человеческую провести, улетела ввысь серой лебедицей. И тебя растил, как на заклание, и прочих дочерей к браку подвиг дабы самому не нести за них ответственности, палец о палец не ударить, коли похитит их хозяин замка белокаменного.

— Да откуда ты знаешь?..

— Многое повидал, уж о подлости человеческой не только наслышан, но и испытал на себе, — сказал и умолк надолго. Злата уж и не ожидала продолжения, когда произнес: — К твоему сведению, мертвое и неразумное смеяться неспособно.

Злата подкинула в костер сушняка и спросила:

— Так просто?

— Ни одно даже самое умное животное неспособно на смех, а нечисть тем паче, — ответил Кощег. — И не нужно никого резать и на кровь глядеть, подобное… кхм, еще никого не красило и, тем более, не вызывало добрых чувств со стороны проверяемого.

Злата потупилась, ощутив, как щекам вмиг стало жарко.

— А как же шептуны? — возразила она.

— Они лишь подражают человеческой речи. Иногда их бормотание не в меру умные люди принимают за шепот или подхихикивание. На хиканьки и кикиморы, между прочим, способны, но вот на смех — никогда. Только глупые люди поддаются, вслушиваясь в неясные бормотания и бредут за мороками, словно скот, ведомый на бойню. Бычка сладким корешком помани, ему и в голову не придет бежать, вот также и вы, люди.

— А ты, значит, не из нас?

Кощег упер взор в костер и губы поджал.

— Не любишь ты людей, как погляжу, — сказала Злата. — Оттого и служишь Кощею.

— А мне любить и не за что, — сказал как отрезал Кощег.

Злата тоже умолкла, глядя на танец отблесков по бледному точеному лицу, хищному и невероятно привлекательному странной нерусской красой: острый подбородок, тонкие губы, высокие скулы, прямой чуть удлиненный нос с едва угадывающейся горбинкой, черные брови и глаза, обрамленные длинными загнутыми ресницами, поразительного ледяного цвета — Злата заметила это даже сидя по другую сторону костра, ночью, в неверном свете.

— Не сказала бы, что тебя сейчас можно принять за человека, — произнесла она, когда Кощег заметил ее пристальное внимание и повернул голову, вскинув бровь.

— Не менее нежели тебя, — бросил он, — но и не более, чем остальных. Младенцами я не питаюсь, могу поклясться в том… хотя бы на твоем отвращающем зло знаке.

Злата машинально схватилась за оберег, обычно висящий на шее. Того на месте не оказалось, видать слетел, когда ее чуть не проглотила хищная бабочка.

Кощег раскрыл ладонь. Средь растопыренных пальцев запутался шнурок, оберег висел напротив ладони, касался кожи и… не причинял молодцу ни малейшего вреда. Кощег снова расхохотался — на этот раз щекотным меховым смехом, прошедшимся по спине непрошеной лаской.

— Я не причиню вреда тебе, душа-девица, — сказал он тихо. — Более того, властью, данной мне хозяином этих земель, могу исполнить любое твое желание.

— С чего бы такое прекраснодушие? — не поверила Злата.

— Ты спасла меня из болота.

— Так не я одна ведь. Вольх тоже помог.

— И свое получил.

Злата нахмурилась.

— Зазноба у него в деревеньке поблизости проживала, — пояснил Кощег, — да тебе о том ведь известно.

Злата кивнула. О том, что сохнет волколак по Марусе, кузнецкой дочери, ей давно ведомо было. Маруся знала кем Вольх является, но отвечала ему взаимностью. Единственное препятствие существовало: не мог волколак перейти границу чащи, а Маруся никак не могла решиться отца да мать бросить и из деревни в лес уйти.

— Ну так теперь любые ограничения сняты, пойдет он в деревню в богатых одежах да с кошелем на поясе, дом и скотину заведет, попросит руки своей ненаглядной и останется жить промеж людей долго и счастливо, пока… — он умолк.

— Договаривай! — потребовала Злата.

— Тут уж от него самого зависит и от их отпрысков. Сумеют зверя в себе удержать, останутся промежь людей жить, а коли оступятся, в лес воротятся навеки-вечные.

— Справедливо, — подумав немного, признала Злата.

— Я и твое желание могу исполнить, — сказал Кощег.

— Любое?

— Кроме одного: не проси меня как-либо навредить Кощею. Сам я не стану поднимать на него руки, да и не в праве.

Этого стоило ожидать. Нельзя свою судьбу на другого переложить.

— Тогда проведи меня к кощееву замку — такого мое желание.

— Хоть и не по сердцу мне это, а слово мое крепко: коли желаешь ты идти к зачарованному озеру, то проведу, — сказал Кощег, — в пути защищать и оберегать буду, но и ты, будь уж добра, слушай моих советов.