Кощег

Глава 14

Осторожно, шажок за шажком пробирались они по ущелью. Движения резкими казались, рваными. Через каждые четыре удара сердца приходилось замирать. Кощег сказал: так крылатым чудо-юдам, парящим в вышине, сложнее рассмотреть добычу.

Вдруг он остановился на полужесте. Его рука, на что-то указывающая в стороне, так и не опустилась, а губы не сомкнулись. Злата тоже замерла. Лишь спустя неприлично долгое время заметила: на вершине большого серого валуна сидела огромная, наверное, с быка размером птица.

«Не птица, а дракон», — поправила она себя, хотя особенной разницы поначалу не заметила. Так-то и легендарная птица Рух могла сойти за крылатого ящера.

Пришлось долго дракона рассматривать. Впрочем, времени у Златы оказалось сколько угодно для этого. Сколько угодно дракону, разумеется. Только надеяться оставалось, что взлетит поскорее.

Несмотря на яркое оперение, переливавшееся в дневном свете всеми цветами и их оттенками и покрывавшее гибкое узкое тело, сомнения в том, что перед ними огромная ящерица, исчезли очень скоро. Треугольная большеглазая голова оканчивалась не клювом, а удлиненной пастью, из которой время от времени высовывался раздвоенный язык. Под подбородком свисал кожистый мешок бледно-бирюзового окраса. Лапы заканчивались подушечками с выдвигающимися и убирающимися когтями, как у кошек. По спине шел костяной гребень, а хвост гибкий и длинный оканчивался полосатой малиново-розмариновой кисточкой.

«И как только я не заметила сразу эдакую красу?» — подумала Злата.

Дракон, вне всяких сомнений, был опасен, но и красив до умопомрачения. Хотелось подойти, провести рукой по мягкому (ведь наверняка именно такому) оперению, в глаза заглянуть, молвить слово ласковое…

— Не смей, — прошептал Кощег.

Треугольная голова тотчас обернулась в его сторону. Глаза желтым огнем загорелись, круглый зрачок вытянулся в линию. Казалось, мгновение минует, и сорвется дракон с места, лапами ударит, пасть страшную на горле сомкнет. Однако он, потоптавшись на месте и стегнув по земле хвостом, остался сидеть на валуне.

Злата задержала дыхание и зажмурилась. Вновь глаза открыла только когда морок отступил и совершать глупые, опасные и наверняка несущие смерть поступки расхотелось.

В вышину дракон немного превосходил медведя, вставшего на задние лапы. Сколько Злата ни читала (у Гордеи всяких иноземных былин найти удавалось превеликое множество), а в летописях чудо-юды подобные описывались намного большими: с сарай, с терем, а то и с гору величиной.

«Попросту у страха глаза велики, — подумала она. — Или еще хуже. Кощег ведь сказывал: убивали на западе существ этих дивных ради одной лишь воинской славы. Чтобы имелось чем на пирах хвастать. Чем жажда петухом по двору пройтись больше, тем и убитый больше — ясно ведь».

Дракон, если верить Кощегу, видеть застывших без движения людей не должен. Да только казалось, что он, наоборот, рассматривает их очень внимательно, склонив голову набок и чем-то неуловимо напоминая Злате ее проводника. Глаза у него тоже стали светлыми, но не подобно первому льду, сковывающему воду в прудах, а прозрачно-золотистыми.

Сколько времени прошло — неведомо. Злата пыталась считать биение сердца, да под взглядом дива эдакого постоянно сбивалась. Купало, казалось, остановил свою колесницу над ущельем. Тоже, видать, поглядеть хотел, чем встреча такая окончится. Наконец дракон разинул пасть — голову он откусить сумел бы не слишком стараясь, — издал низкий клюкающий звук и взмыл в небо, подняв столпы пыли.

— Уф… — выдохнула Злата, садясь на землю. Ноги держать ее отказались, колени подломились и заметно тряслись. Пришлось обхватить их руками. — Красота-то какая…

— Ле-по-та… — протянул Кощег и фыркнул. — Только не говори, что ради подобных тварей откажешься от убийства.

— Ради них? — удивилась Злата. — И почему от убийства?

— Ну а что ты собралась с Кощеем сотворить? В подвалы заточить, возле каменной стены на цепях подвесить, пить не давать и истязать всячески, как какая-нибудь Марья Моревна?

Злата промолчала. Не выдавать же секрет.

— Ладно, неважно, — произнес Кощег. — Да только знай: стоит Кощею в Навь уйти, не станет ни белокаменного замка посреди зачарованного озера, ни самого озера, ни всех окрестных земель. Чуда-чудные и дива-дивные исчезнут. Может, и найдут себе где-то пристанище — это я уж не ведаю. Падет граница между чащей и людскими землями.

— Это означает, все, кто в ней обитают, на людей нападут? — спросила Злата.

— Не все, — Кощег, казалось, задумался, — но кто-нибудь непременно именно это и сделает.

— Выходит…

— Повелитель белокаменного замка потому Кощеем зовется, пусть с царем Нави и связан лишь дружескими узами и договором, что хозяин лишь удела своего, покинуть же его не смеет. Несвободен он уйти, куда вздумает.

— Я поняла уже, — проронила Злата, поднимаясь. Ноги по-прежнему тряслись, но хотя бы больше не подгибались. — Он не повелитель, а… тюремщик.

— Нет! — возмутился Кощег слишком уж громко, чуть ли не выкрикнул.

По земле пронеслись сразу три черных тени, становясь все больше и больше. Драконы каменьями из выси упали. У Златы сердце в груди сжалось, рука потянулась к луку, но в последний миг драконы развернулись. Ударили крылья о воздух, создавая несколько мелких вихрей. Те побежали по ущелью, закручивая сор из прошлогодних листьев, веточек и мелких камушков. Четвертый же, значительно больший дракон, упал прямо на Кощега, в грудь ударил, повалил.

Злата натянула тетиву. Стрела прозвенела в воздухе, клюнула крыло чудища и отскочила от перьев, ничуть не повредив. Кинулась Злата к дракону, меч из ножен выхватывая, да не успела. Взмыл тот в воздух, за миг стал махоньким темным крестиком в синем небе.

— Зачем всполошилась, девица? — поинтересовался Кощег так, словно и не случилось ничего.

Когда пыль осела, увидела Злата, что сидит он на земле и на нем ни царапины, даже одежда когтями драконьими не изодрана.

— Это как?.. — прошептала она. — Почему?

— Вряд ли узники любят своего тюремщика, — произнес он вместо пояснений. — Как думаешь?

— Скорее всего, — согласилась Злата.

— Ну вот. А Кощей не просто смотритель зверинца этого, ему ни один зверь дивный зла причинять не станет.

— И тебе, значит, тоже?

— Мне? — Кощег повел плечом. — Некоторые разве лишь. Вот лягушки болотные меня терпеть не могут.

— То-то все скопом замуж за тебя хотят, — припомнила Злата и хмыкнула.

— Действительно. Но ты не думай худого, не смеялся я над тобой, действительно не мог дорогой прямохожей провести, ничего не опасаясь. И меня какой-нибудь зверь растерзать попытаться может, да и… не только зверь. Ты же им никто. — Он указал на широкий каменный козырек, возникший у одной из скал. — Теперь пойдем быстро, не таясь.

— И что же? Нет в этом лесу того, кто хотел бы зла Кощею? — спросила Злата чуть погодя и уже во всеуслышание.

— Отчего же? — Кощег помрачнел. — В здешних лесах много старого колдовства сгинуло. Самих колдунов — никак не меньше. И далеко не все из них сторону Кощея в давней войне приняли. А есть и богатыри, что убить его желали больше жизни собственной, да так и не нашли пути к озеру.

— Призраки?

— Если б… плоть и кровь в них осталась, да только уже не человеческая.

Злата вздрогнула.

— Ну вот что с тобой, душа-девица? — Кощег заглянул ей в глаза. — Опять обо мне чего подумала?

— Да нет… просто, — пробормотала Злата и отвела взгляд.

— Я слово дал отвести тебя к озеру, а я не царь какой человеческий: обещаниями и клятвами никогда не разбрасываюсь.

— Я в тебе, Кощег, не усомнилась, зря возводишь на меня напраслину, — сказала Злата и вздохнула. — Подумалось просто…

— И что же?

— Ты ведь обещал меня не в сам замок отвести, а к нему лишь. Ну вот теперь и думаю, как дальше буду, — она попыталась произнести спокойно и безразлично. Насколько слышала, удалось это. Вот только внутри все обмерло.

— Ну… как-нибудь, — ответил Кощег.

— Это означает, ты со мной в замок не пойдешь? — спросила она прямо. Ох, и не хотелось, а прояснить все равно нужно.

— Именно… и, — он помолчал несколько томительных ударов сердца. — Если ты попадешь в руки к… кому-нибудь, кто замок охраняет, тебя станут пытать кто такая да как зашла столь далеко. Если выдашь, то меня схватят и накажут.

— Я не выдам, — заверила Злата, хотя и надорвалось у нее что-то в груди после этих слов. — Что бы ни сотворили со мною, я не выдам.

— Очень на то надеюсь, — было ей ответом.

Закончилось ущелье, вышли они в совсем иной лес: невысокий, светлый. Поскольку на возвышении оказались, сумели рассмотреть и озеро большое да круглое, и сам замок посреди него. Действительно из белого камня сотворенный он словно светился в лучах закатных.

— И трех дней не минует, дойдем, — сказала Злата, обрадовавшись.

Однако при этих словах закололо в груди предчувствием близкой беды. Подумалось, и не хочется ей уже выходить к замку. Вот так идти бы с Кощегом и дальше. Плохие то были мысли, только шли они от сердца.

Да и не уверена была Злата в том, что действительно желает от Кощея избавляться. Бабушке Ягафье, конечно, хочется жить среди людей, сколько сама решит, делать, чего вздумается, без оглядки на волю хозяина замка белокаменного. И не только о себе она печется, но и о таких, как Вольх, — почти людях. Однако не все же волколаки могут обитать с людьми рука об руку. Есть и те, кого лучше за частоколом держать, иногда для острастки постреливая. То же Лихо границ знать не знает, ходит, где вздумается, только дорог боится. Ну а если выйдут из чащи действительно кровожадные чудища, которым неважно хороший человек или худой, стар или млад, злой или добрый — на прокорм любые сгодятся, даже дети малые?

— Сильно же я надоел тебе, девица, — молвил Кощег, прерывая ее раздумья. — Да оно и неудивительно: путь долгий, длинный. Я же собеседник не из приятных.

— Я вовсе…

Он мотнул головой.

— Не стоит.

Злата пожала плечами. Не имело смысла говорить и что-либо доказывать, если он уже решил, как обстоит дело. Заверениями бесконечными можно лишь настроить против себя собеседника.

— Только вот тебе мой совет: не стоит говорить «гоп», пока не перепрыгнешь, — добавил он. — Именно здесь, почти возле самого замка ходят те, кого нам опасаться следует. Тварь лесную кровожадную отогнать несложно, если не словом, то оружием. Повадки некоторых достаточно просто знать, чтобы не привлечь внимания. А вот с врагами, бывшими когда-то людьми, намного хуже обстоит дело.

— С призраками?

Кощег покачал головой.

— С ними аккурат тоже просто. Всего-то два условия: не трусить и не поддаваться искушению. Коли спокойно идешь, куда надобно, бежать не пытаешься и не кидаешься к морокам в объятия, ничего тебе не сделают.

— А эти?

Кощег тяжело вздохнул.

— Как думаешь, способен человек сорок сороков прожить?

— Нет… — Злата осеклась. — Во всяком случае живым.

— Именно, — Кощег повел плечами и принялся небыстро спускаться с холма, в полголоса рассказывая: — Человеку придется переродиться в нечто… уже совсем не людское. Все у него иным станет — тварным. И тело, и чувства, и мысли, только память не изменится. То, зачем пустился в путь когда-то, забрел в лес, к замку спешил — с ним останется и поскольку никаких новых желаний и целей возникнуть в мертвом теле не может, то следовать он станет только той, какую поставил, еще будучи живым.

— Дойти до замка и убить Кощея?

— Да. — Кощег кивнул. — Только не думай, Злата, будто найдешь ты в чудище таком себе помощника.

— Не по пути живому с мертвым? — она хитро сощурилась, на него посмотрев. — А Кощей как же?

— Тот, что в Нави — Родович, он не может мертвым быть, чего бы в сказках ни сказывали. Убьют в Яви, уйдет в Навь, в Нави погибнет, в Явь поднимется. Бессмертен он, как и души людские, только в отличие от них тело имеет неизменное. Нынешний же наместник… — Кощег задумался имеет ли право выдавать секрет. Злата молчала, боясь спугнуть откровенность возможную. Наконец, он решился: — Наместники далеко не вечны, девица, разве лишь могут сохранять тело свое молодым до глубокой старости, чтобы всегда способными быть в руки меч взять и ответить сталью на сталь ворога. Но… в том особого мастерства и умения нет. Ясно ведь, кто сторожит ключи с живой водой: бьют они из-под корней Дуба Мокрецкого, а дуб этот из Нави произрастает, в саду Кощея Бессмертного укоренился, через Явь тянется, в Правь крону раскинул.

Злата вздрогнула, представив. Сказка старая, еще в детстве рассказанная, тотчас в памяти всплыла.

— Как… игла?

Кощег кивнул.

— Игла в яйце — Дуб Мокрецкий в нашем мире триедином произрастающий. И не просто так в сказке той он в утке хранится.

«Ну да, — подумала Злата, — мир наш Род именно в облике утицы снес. Но тогда смерть Кощея…»

Однако додумать она не успела. Затрещали ветви, заорали птицы. Нечто огромное шло к ним напролом, не замечая стволов деревьев. Кощег схватил ее за руку и кинулся в заросли молодых кустов. Злата свободной рукой лицо прикрыла, глаза спрятав, однако кусты будто расступились перед ними, ни одна веточка ее не задела, не поцарапала.

Бежать под гору легко было, вскоре звуки страшные стихли, а затем и Кощег на шаг перешел.

— Кто… это был? — спросила Злата.

Кощег пожал плечами.

— Мало ли? Я не знаю всех здешних обитателей, — признался он. — Но встречаться с таким очень уж не хотелось.

— Да уж… — Злата нервно хихикнула. — Но ты не договорил. Про наместника.

— Ох, да чего здесь сказывать? — проронил он, вздохнув. — Все, как у ваших царей человеческих, разве только срок у наместников больший и сила дольше сохраняется. Ну и еще очень редко переходит замок белокаменный по наследству. Обычно, когда нужно уже в Навь уходить, приносит в замок Ворон мальчонку с младых ногтей седого, с младенчества Кощею завещанного. А там уж и начинается его обучение, после поединком оканчивающееся.

— Вот как?

Кощег руками развел.

— За столько лет и зим, сколько с войны миновало, всякое случалось. Но обычно хватает у наместника иных дел, нежели семьей обзаводиться. Да и сложно это: мало кто из девиц по доброй воле жить с таким согласится да в глуши, пиры да ярмарки не посещая, богатством да нарядами ни перед кем не хвастая. Еще меньше девиц дойдет в самое сердце чащи. Неволить же… нельзя.

— Благородство не позволяет? — Злата фыркнула.

— Покон, — Кощег посмотрел на нее удивленно, затем вздохнул. — Ах да… люди ведь его почти уж и не помнят, лишь некоторые следуют и то… тому, что помнят из жизней предыдущих и Нави.

— Ну а то, что Кощей девиц ворует? Правда? — поспешила спросить Злата, раз уж провожатый разоткровенничался. — Или сказки?

— Чаще всего сказки, — усмехнулся Кощег. — Надо же оправдываться всем тем убийцам, что побеждать его идут.

— Ой, не верится, — Злата покачала головой. — Батюшке моему кто условие назначил?

— Калика перехожий аль не ведаешь? — и глазом не моргнув, ответил Кощег.

— Так… а… — она аж рот раскрыла, не зная, что уж и сказать на это.

— Ты порасспросила бы бабушку свою получше, — посоветовал Кощег и ухмыльнулся очень уж гаденько.

Внезапно он остановился, за меч схватившись, но Злата слишком занята была постигшей ее догадкой. Вернее, подозрением… Нет, именно догадкой! Потому что слишком все хорошо сложилось, разыграно оказалось, как на гуслях!

Надоело навцам за границей чащи жить, опостылели условия всякие, захотели снова к людям уйти, как домовые или овинники. Да и полевики со всякими водяными — живут рядом с людьми, горя не ведают. Отчего же так нельзя Ягафье или Вольху?

Вот и решила знахарка-колдунья погубить единственного их охранника. И смекалки на то хватило, и сил, и решимости. А уж чурбачок заговорить, чтобы внешность нужную принял и сделал чего надобно, Ягафья как никто умела. Злата в детстве насмотрелась на молодцов таких: кто частокол поправлял, кто с грядками возился или таскал воду из ручья лесного, за конями, опять же пригляд всегда нужен. Возможно, кота своего обратила и послала на двор царский. У чурбанов-то ум невелик, а Баюн умом и хитростью отличался.

И как ведь все сложилось удобно: именно в те года Злата родилась, когда можно было Ягафье ходить промеж людей. А батюшка и без того тогда огорчен был, ему слово-два, а дальше и уговаривать не пришлось. Вырастили из Златы убийцу.

— Но приехал за мной именно ты! — напомнила она.

— А был у меня иной выбор? — ответил Кощег, озираясь по сторонам. Наконец, так и не разглядев ворога, вздохнул, убрал руку от меча и устало посмотрел Злате в глаза. — Допустим, не приехал бы я, как скоро слух по Руси пошел бы будто и нет никакого Кощея в замке белокаменном? Как думаешь, скоро ли царь Горон и соседи его ближайшие, еще не перегрызшиеся друг с дружкой лишь из страха, что Кощей распрями воспользуется и земли их к рукам приберет, договорятся собрать огромную общую армию и на чащу войной выступить? Так вот, мне рек крови не надобно!

Злата смотрела на него, округлив глаза.

— Тебе, Кощег?

— И Кощею тоже.