Туманным утром на старом кладбище Александро-Невской лавры собрались те, кому было позволено знать правду. Серая мгла цеплялась за черные мундиры Витязей, за строгие лица сотрудников лаборатории, за сжатые кулаки немногих родственников. Их было так мало, что это бросалось в глаза.
«Нас отбирали специально», — промелькнула мысль. Сироты, одинокие, те, чьи семьи давно потеряны в архивах. Удобный материал для экспериментов.
Гробы опускали в общую могилу — семь курсантов, семь павших. Их имена останутся в секретных отчетах, но на памятнике будут лишь позывные.
«Героям, павшим в неравном бою» — так гласила надпись. А ниже — барельеф: Давид, побеждающий Голиафа. Красиво, пафосно, лицемерно. Ведь Голиаф был всего лишь великаном, а не тем, что скрывалось на руднике Линнаваара.
Первым говорил начальник Академии Букреев Олег Сергеевич — сухой, чёткий, как строевой устав.
— «Они знали, на что шли. Их жертва не напрасна. Проект будет продолжен».
Затем — командир Витязей, Букреев Александр Васильевич. Его голос дрогнул лишь раз, когда он вспомнил Первого — того, кто доказал, что магические доспехи могут существовать.
Потом слово взял инструктор Аид. Без эмоций, будто докладывал о тренировке:
— «Они сражались до конца. Но теперь враг знает о нас. Игра изменилась».
И наконец — соратники. Вспомнили каждого:
Князь Владимир Сороков (Двадцать первый) 17 лет. Мастер тактики, предвидел опасность за мгновения до её появления.
Граф Алексей Орлов (Восьмой) 19 лет. Нечеловеческая сила, мог голыми руками согнуть стальную балку.
Барон Пётр Врангель (Двадцатый) 20 лет. Призрак в бою — двигался так тихо, что не слышали даже датчики.
Князь Дмитрий Шуйский (Шестой) 22 года. Гений магической механики, чинил артефакты на ходу.
Граф Иван Толстой (Девятнадцатый) 18 лет. Самый талантливый, только начал осваивать магию стали.
Князь Александр Невский-младший (Первый) 23 года. Первый, кто доказал, что магические доспехи могут существовать.
Граф Дмитрий Сергеевич Оленин-Волынский (Седьмой) 21 год. Лучший целитель отряда, вытащил с того света наших парней и инструкторов.
Тихий ресторан у воды встретил нас запахом свежей выпечки и дымком от печи. Мы сели за длинный дубовый стол, покрытый белой скатертью, и по старой русской традиции начали поминальный обед.
Сперва — густой клюквенный кисель, кисло-сладкий, как сама память о тех, кого больше нет. Потом пошли пироги: с капустой, хрустящей и золотистой, с рыбой, пахнущей дымком и ладожскими волнами. Каждый кусок будто возвращал нас назад — в те простые дни, когда мы еще верили, что война будет честной.
Воспоминания лились, как вино:
Баня перед боем, когда мы, распаренные и красные, смеялись над тем, как Первый упарился до потери пульса.
Ночная уха на берегу, которую варил Седьмой — он знал секрет, как сделать ее по-настоящему дымной.
Споры о том, чей доспех выдержит больше попаданий (теперь мы знали ответ — ничей).
Аид был прав. Он называл нас детьми — и мы такими и были. Но сегодня, глядя в пустые стулья, мы понимали: детство кончилось.
Никто не говорил вслух о мести. Но она висела в воздухе, острее запаха водки и горячего теста.
Букреев-старший методично крошил хлеб в тарелку: «Я буду рыть землю. Копнуть глубже, чем они спрятали правду».
Аид прищурился в сторону залива: «Есть люди, которые умеют находить… даже то, что не хотят показывать. Я их попрошу».
Мы, курсанты, молча сжимали стаканы. Обещание было простым: стать сильнее. Чтобы больше никто не вернулся в гробах.
Лаборанты и инженеры сидели отдельно, будто боялись наших взглядов. Их пальцы дрожали, когда они наливали себе кисель.
«По нашим расчетам… доспехи должны были выдержать», — шептал один, глядя в тарелку.
«Мы проверяли на стендах… прямое попадание из немецкой "Фауст-3"… даже вмятины не оставляло», — бормотал другой, теребя салфетку.
«Что-то их ослабило… что-то, чего нет в наших моделях…»
Мы не стали их винить. Виноваты не расчеты, а война — грязная, нечестная, где правила пишутся кровью. Но теперь мы знали: следующий бой начнется не с атаки, а с досконального изучения каждой нитки в тех самых «непробиваемых» доспехах.
Когда поминки закончились, мы вышли на берег. Ветер с озера был холодным, но мы не спешили уходить. Где-то там, за горизонтом, лежало место, где погибли наши друзья.
«Завтра начнется настоящая подготовка», — сказал кто-то.
«Не подготовка. Переподготовка», — поправил Аид.
Мы кивнули. Детство кончилось.
Теперь мы шли взрослой дорогой — дорогой, где каждый шаг пахнет порохом, а за спиной тени семерых павших.
После похорон и поминального ужина я наконец решился вернуться в дом Карасевых. Для них я всё ещё был простым курсантом, уехавшим в учебную командировку. И лучше бы они так и думали — незачем сеять панику. Хотя, если задуматься, ситуация выглядела абсурдно: в нескольких часах езды от столицы орудуют не только террористы, но и зарубежные военные советники с боевыми роботами.
Вот она, настоящая война — та, что ведётся в тени политических декораций.
Я зашёл в дом как раз к ужину. На кухне сидел Семён, уплетая гречневую кашу с грибами, а дед ещё колдовал в своей мастерской — видимо, допиливал очередной заказ.
— Ну как командировка? — сразу спросил Семён, оглядывая меня с любопытством. — Говорят, что курсантов гоняют как простых солдат.
Я лишь хмыкнул, опускаясь на стул.
— Устал. В военной академии командировки — это не увеселительные прогулки, а бесконечные тренировки.
Он кивнул, но во взгляде читался немой вопрос: «Что-то случилось?» Я решил перевести тему.
— Кстати, смотри, чему научился.
Я сосредоточился, и тарелка плавно поднялась в воздух, затем за ней последовали вилки и ложки, выстроившись в причудливый узор. Семён ахнул, потом рассмеялся и захлопал в ладоши.
— Да ты уже настоящий маг! Всего полтора месяца назад ты даже понятия не имел, что такое телекинез, а теперь — средний студент Академии, не меньше!
Я усмехнулся, но радости в этом смехе не было.
— С практикой пока более-менее, а вот теория… — я тяжело вздохнул. — В январе экзамены, а я до сих пор путаюсь в базовых заклинательных матрицах. Как сдавать — ума не приложу.
— Всё будет, — бодро сказал Семён. — Судьба поможет!
Я лишь кивнул, глотая ком в горле. Судьба… Она уже "помогла" семерым моим товарищам — выписала им билет в один конец.
— Кстати, Семён, бывают ли туристические поездки в Выборг?
Он поднял брови.
— Выборг? А тебе зачем?
— Да так… В командировке ребята говорили, что мне, как провинциалу, обязательно нужно там побывать. Архитектура, говорят, уникальная.
— Ну, если хочешь, можем съездить на выходных, — предложил он. — Я тебе всё покажу.
— Отлично. Только утром мне надо заскочить в академию — там кружок по робототехнике. А после обеда двинем? Погуляем, посмотрим город, к ночи вернёмся.
Семён согласился, даже обрадовался — видимо, соскучился по совместным вылазкам. Но у меня были другие причины ехать в Выборг.
Помимо осмотра достопримечательностей, мне нужно было встретиться с Шуппе.
Последний бой показал: моя магия тьмы внезапно усилилась — причём так резко, что даже я сам не ожидал. И я почти был уверен, что она знает, почему.
Что-то во мне пробудилось… и мне нужно понять — что именно.
Утренний свет холодными лучами пробивался через высокие окна лаборатории робототехники, подсвечивая клубы пара от чашек с крепким чаем. Я пришел одним из первых, но вскоре ко мне присоединились Третий — князь Владимир Александрович Мещерский, и Пятнадцатый — барон Арсений Павлович фон Штаубе. Мы заняли дальний угол, заваленный чертежами, микросхемами и полуразобранными прототипами, и сразу погрузились в обсуждение.
Перед нами лежал наш текущий проект — разведывательный дрон «Оса».
Конструкция: магниевый сплав, шестигранные соты для амортизации, четыре винта.
Вооружение: электромагнитный гарпун с 50-метровым тросом.
Программное обеспечение: алгоритмы машинного зрения для автономного патрулирования.
На бумаге всё выглядело идеально. Но бой на руднике Линнаваара показал обратное.
— Мы шли вслепую, — мрачно констатировал Третий, вертя в руках винт от прототипа. — Не знали, что в заводоуправлении, не знали, что в гараже, не знали, что в шахте.
— Зачем нам гарпун? — я раздраженно ткнул пальцем в схему. — Даже если зацепим робота, что дальше? Таскать эту штуку по лесу, чтобы нас заметили за километр?
Пятнадцатый молча кивнул, его обычно оживлённое лицо было хмурым.
— Нам нужно что-то легкое, компактное, — сказал я. — Чтобы помещалось в рюкзак. И не один дрон, а несколько. Данные должны передаваться прямо в шлем доспеха.
— Он что, гражданским будет? — усмехнулся Третий. Но в его голосе не было насмешки, только горечь. — Седьмому бы понравилось. Он бы, наверное, предложил модуль эвакуации раненых...
Мы замолчали. Вспомнили.
Тут я вспомнил взрыв в Магической Академии.
— Ребята, а что, если… — я обвёл их взглядом. — Мы сделаем не просто дрон, а носитель артефакта?
Я рассказал им о том, как простая ручная сборка артефакта может либо разрушать конкретный материал, либо вызывать взрыв.
— Я не знаю, как именно моя сокурсница добилась такого эффекта, — признался я. — Но если проконсультироваться с преподавателями и нашими инструкторами…
— Африканский опыт, — вдруг сказал Пятнадцатый. — У них там были диверсионные рейды. Группа из трёх человек, слаженная работа. Может, стоит изучить их тактику?
Мы решили подумать до следующей субботы. Нам нужно было придумать что-то:
Простое — чтобы собиралось в полевых условиях.
Лёгкое — для скрытного перемещения.
Полезное — с чётким боевым применением.
— Если успеть до ноября, — сказал Третий, — то можно выставить проект на межвузовские соревнования в феврале.
— Сделаем, — твёрдо ответил я.
Мы разошлись, каждый с грузом мыслей. Но теперь у нас была цель.
Не просто дрон. Оружие, которое больше не подведёт.
Утро началось с плотного обеда — дедушка Степан Фёдорович, как всегда, накрыл стол так, будто мы отправлялись не в туристическую поездку, а в дальний поход. Дымящаяся картошка с хрустящей корочкой, сочное мясо, свежие салаты и вишнёвый компот, который пахнет детством.
— Мы с Семёном едем в Выборг, — объявил я, отламывая кусок хлеба. — Изучать архитектуру… э-э…
— Долохматой эпохи, — с важным видом закончил за меня Семён.
Дедушка приподнял бровь.
— Это ты кого назвал «долохматой эпохой»?
— Ну да, я из позапрошлого века, — залихватски усмехнулся Степан Фёдорович, — но я ещё ого-го!
Мы рассмеялись, и с этим лёгким настроением отправились в путь.
Два часа в такси пролетели незаметно. За окном мелькали сосновые леса, озёра, сверкающие под осенним солнцем. Воспоминания о командировке — о тактике движения в лесу, о засадах, о потерях — всё ещё жили во мне, но сегодня они не давили так сильно.
Может, это и есть жизнь — когда между болью и радостью есть вот такие простые моменты?
Выборг встретил нас старинными улочками, вымощенными брусчаткой, и тяжёлыми стенами средневековых зданий. Мы зашли в библиотеку Алвара Аалто — удивительное место, где даже свет настоящий, не магический и не электрический, а просто солнечный, льющейся через высокие окна.
— Вот это инженерная мысль, — восхищённо прошептал Семён.
Я кивнул, но мои мысли были заняты другим.
Кортик.
Выбрав момент, когда Семён увлёкся осмотром, я достал его и, используя телекинез, удерживал в воздухе, наблюдая, как он поворачивается.
— Семён, а что там? — небрежно спросил я, указывая в противоположную сторону.
Пока он объяснял, я следил за кортиком. Он вёл меня.
К вечеру мы зашли в старинный ресторан «Лехтоваара».
— Гора, — мелькнуло у меня в голове.
Пока Семён заказывал что-то из местной кухни, я украдкой пробрался в туалет и снова достал кортик.
Он крутился на месте, остриём указывая вниз.
Значит, здесь.
Вернувшись за стол, я невзначай спросил у официанта:
— А сколько лет зданию? Здесь всегда был ресторан?
— О, больше ста лет, — охотно ответил тот. — Тут даже банк был.
— Мы, значит, едим на золоте? — пошутил я.
— Возможно, — ухмыльнулся официант.
Я понял: мне нужно в подвал.
Но не сегодня.
Нужно выбрать спокойную неделю, снять номер в ближайшей гостинице и ночью пробраться сюда.
Сегодня я сделал шаг ближе к разгадке.
Осталось только открыть дверь.
Наевшись до ощущения тяжести в животе, Семён лениво потянулся и спросил:
— Ну что, насмотрелся на архитектуру? Может, пора домой?
— Да, пора, — согласился я, хотя мысли мои всё ещё крутились вокруг загадки ресторана «Лехтоваара» и его подземелья.
Обратная дорога прошла в полусне — сытые, уставшие и довольные, мы дремали в такси, пока за окном мелькали тёмные сосны и редкие огни придорожных кафе.
Ночные поиски ответов
Перед сном я снова взял в руки записки Шуппе, надеясь найти хоть намёк на разгадку.
Почему был тот неконтролируемый выброс силы тьмы?
Страницы пестрели сложными диаграммами и формулами, но ясно ответа не было.
Как мне не хватает доспеха…
Жаль, что я ещё не достиг нужного уровня синхронизации, чтобы носить его вне Академии. С ним я чувствовал бы себя увереннее.
Так, с тетрадью в руках, я и заснул.
Проснувшись раньше Семёна, я наскоро позавтракал бутербродами с чаем — воскресное утро располагало к лени, но у меня были дела.
Шуппе наверняка ждёт.
Я не договаривался о встрече, но был уверен: после того «донорства» и странного выброса энергии у нас осталось слишком много недоговорённостей.
Особенно меня мучил вопрос: почему не было побочных эффектов?
В прошлый раз мне чётко объяснили — «побочка» неизбежна.
Дворецкий, молчаливый и невозмутимый, проводил меня в подвал — то ли библиотеку, то ли лабораторию, то ли семейный архив. Я до сих пор не мог понять, что это за помещение.
За столом, в кресле с высокой спинкой, сидела Василиса Георгиевна.
— И не спрашивай, кому переливали твою энергию, — сказала она, даже не глядя на меня. — Всё равно не скажу.
— Ладно, — я сел напротив. — Но хотя бы объясните: почему не было побочки? И почему у меня случился этот выброс? Он позволил мне в одиночку активировать артефакт переноса — открыть портал с рудника на завод в Тулу.
Она вздохнула, отложила книгу и наконец посмотрела на меня.
— Хорошо. Расскажу, чтобы ты не лез с вопросами не к тем людям и ненароком не проболтался.
— Ты был донором для моей дальней родственницы. Её род древнее в магии тьмы. Ты же знаешь про селекцию?
Я кивнул.
— Наши предки столетиями вели контролируемые браки, чтобы усилить кровь. Ты своей энергией «прокачал» зародыш тьмы в себе. Поэтому повторный резонанс не вызвал у тебя сильного отклика — баланс сохранился.
Она сделала паузу.
— Но древность дала о себе знать. Твой зародыш тьмы ещё слаб, ты не смог усвоить всю энергию — вот она и вырвалась. Да и портал ты открыл в месте, где добывают изотоп берилла — он усилил эффект.
— Спасибо, — я расслабился. — Хоть теперь не буду ломать голову.
— Профессор Зильберштейн в курсе?
— В общих чертах — да. Естественно, он хотел бы узнать подробности о моей родственнице, но я… убедительно попросила его не лезть. Тайны рода, знаешь ли.
Я усмехнулся. «Убедительно» — это, наверное, с угрозами.
— Кстати, — она склонила голову. — Теперь я снова твой должник. Что хочешь в уплату?
Я ухмыльнулся.
— Просьба может показаться странной… Мне нужна встреча с дипломатом Калистратовым. Он сейчас во Франции.
— Что тебя с ним связывает? — её брови поползли вверх.
— А это уже мои тайны рода, — не удержался я от лёгкого укола.
Шуппе задумалась, потом кивнула.
— Хорошо. Попробую устроить вам встречу.
Отлично. Теперь осталось только дождаться.
Закончив серьезный разговор, я решил продемонстрировать Шуппе свои успехи. Под её пристальным взглядом я начал с простого – заставил книги с полок плавно парить в воздухе, выстроив их в сложную геометрическую фигуру. Затем, сосредоточившись, передвинул массивное кресло ко входу, не прикоснувшись к нему.
– Неплохо для начала, – кивнула Василиса Георгиевна, но её глаза уже внимательно изучали мои движения.
Тогда я решил показать главное. Закрыв глаза, я ощутил тонкую паутину электромагнитных полей, окружавших одиноко стоящий компьютер. Медленно, как дирижёр, я начал "натягивать" эти невидимые нити, заставляя корпус слегка вибрировать, а лампы подсветки – мерцать в странном ритме.
Шуппе резко поднялась со своего кресла.
– Этого нет ни в одной методичке, – произнесла она тихо. – Ты самостоятельно вышел на управление фундаментальными полями?
Её пальцы нервно постукивали по столу, когда она объясняла:
– Это уже не просто телекинез. Ты случайно наткнулся на принципы пространственных искажений – основу для создания порталов.
В её голосе появилась необычная для неё осторожность:
– Такие эксперименты должны проводиться только в Академии, в специально оборудованных залах, под наблюдением минимум двух преподавателей. И только после согласования с Имперской службой безопасности.
Я мысленно отметил странность ситуации. Шуппе два раза безнаказанно открывала портал в столице – кто она на самом деле? Её связи явно выходили за рамки ректора столичного медицинского вуза.
– Я поговорю с Витязевым, – пообещала она, уже возвращаясь к своему обычному тону. – Несмотря на твой статус вольного слушателя, мы сделаем исключение. Такие способности нельзя оставлять без контроля.
Когда я выходил из её дома, в голове уже строились планы. Возможность легально изучать пространственные искажения открывала совершенно новые перспективы. Но больше всего меня занимал вопрос: какие ещё секреты скрывает Василиса Георгиевна?
Дорога домой пролетела незаметно. Впереди маячили не только новые тренировки, но и разгадка тайн, которые становились всё интереснее. А где-то в Выборге ждала своя загадка – таинственная дверь, на которую указывал мой кортик.