Корпорация любит нас

II. Фуга. Эпизод 5. Зверинец и зверь (а)

(Путник)

Когда включились слух и обоняние, послышалось кудахтанье и странные, непонятные шлепки, сопровождаемые лёгким сотрясением почвы, а воздух донёс запах. Очень неприятный, резкий и сырой. Когда-то давно он уже чувствовал такой же резкий, противный запах, только где, когда?

Путник открыл глаза.

— Ты не прав, — сказал тучный синекожий здоровяк в сером пиджаке, стоявший напротив.

— Ты кто? — спросил Путник, отпрянув назад, и посмотрел по сторонам.

Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались безлюдные поля из грязи со странными деревянными постройками. Кое-где на земле виднелись лунки с блестящими банками в середине. Жижа под ногами отдавала каким-то свинцовым, постапокалиптическим ароматом. Сырые небеса, тоже свинцовые, казались подсвеченными двумя длинными, выглядывающими сквозь угрюмые облака лампами дневного света.

Картина показалась Путнику очень знакомой — возникло чувство «дежа вю», как будто он был здесь когда-то очень давно. Ник посмотрел на себя — оказалось, он облачён в охотничий камуфляжный костюм, а за спиной обнаружился внушительных размеров рюкзак и карабин на ремне.

— Я — Толстый, — сказал незнакомец, пошевелив странными ушами-воронками на голове. Во взгляде его сквозило порицание, смешанное с лёгким сожалением. — И я местный механик. А ты не прав.

«Ты не прав. Какое знакомое выражение», — подумал Ник и спросил:

— В чём не прав?

Толстый взял Путника за плечо и неторопливо повёл по широкой колее в сторону каких-то построек.

— Ты не прав, когда пытаешься вспомнить прошлое. Это вовсе не обязательно. И тем более, ты не прав, когда боишься, что никогда не сумеешь вспомнить прошлого. Если хочешь, я помогу тебе это сделать.

Жестяные консервы падали рядом с ними, а Ник и Толстый сидели на старой, прогнившей скамейке, и пили чай из термоса, который обнаружился в рюкзаке. Хороший, крепкий чай с сахаром. Похоже, он был бесконечным — сколько не пили из термоса, он не заканчивался.

Ник начал вспоминать этот мир самостоятельно. Это был мир-курятник, грязный, вонючий курятник с покосившимися деревянными стенами и падающими с неба консервами — нелепый, но почему-то удивительно родной. Наверное, потому, что Путник уже был здесь. Но белые пятна в воспоминаниях всё ещё оставались.

— Ты был неправ, когда пришёл сюда впервые, — рассказал Толстый. — Ты был напуган, потому что в очередной раз забыл себя и чувствовал желание разрушать. Я пытался показать тебе, как прекрасен наш мир, пытался научить видеть окружающее с хорошей стороны, но ты не замечал всего этого. Ты не захотел остаться здесь.

— Кем я был тогда? Путником?

— Ты не прав, когда пытаешься подобрать себе имя. Ты Безымянный. У тебя не было имени при сотворении. Путник — скорее профессия, вид деятельности. Вид существа, если хочешь.

Рядом свалилась большая консервная банка.

— Меня уже называли Безымянным. Тогда я был нелепым слоноподобоным карликом. Почему эти консервы всё падают, Толстый?

Толстый покачал лысой головой.

— Ты не прав. Они не падают, они летают. Я уже рассказывал тебе это в прошлый раз. Это специальные летающие консервы, просто чаще всего они летят только по прямой, вниз. Вон, посмотри, — проводник махнул на небо, где были видны мелкие блёстки. — Там, на мировом потолке, растут консервные деревья. Приходит время, и консервная банка, созрев, падает вниз, чтобы быть съеденной ими.

— Кем, ими? Механическими курами?

Толстый кивнул.

— Но почему за всё время нам не попалась ни одна курица? Похоже, здесь их нет.

Снова чувство «дежа вю».

— Ты не прав, — усмехнулся Толстый. — Их тут много, очень много. Они пугаются и прячутся от тебя. Так было и в прошлый раз. Потому что ты склонен к разрушению.

Путник поднялся на ноги. Подобное ему уже говорили, и слышать подтверждение тому было очень неприятно.

— Но я не хочу быть склонным к разрушению. Не хочу быть безымянным. Как я стал им, Толстый? И почему я всё время оказываюсь в этих странных снах?

— Ты не прав, Ник, — повторил свою любимую фразу Толстый, похлопав для одобрения Ника по плечу. — Это не сны, Ник, и ты давно это уже понял, просто боишься себе в этом признаться. Это страны, полноценные миры, реальности, если хочешь, со своими законами, правилами, жителями. Их сотни, а то и тысячи. Да, некоторые из них когда-то были чьими-то снами, некоторые были созданы кропотливым трудом многих создателей. Но они уже давно застыли, затвердели, как краска на холсте, и существуют в пространстве самостоятельно. Просто это слишком маленькие и странные для простого жителя миры. Скажи мне, где ты сейчас остановился? Где твоё основное тело?

Путник сел обратно и поправил рюкзак на скамейке.

— Похоже, на Земле. Какой-то город… Кажется, Верх-Исетск. Корпорация какая-то. Меня чуть не убили.

— «Корпорация любит вас», — загадочно проговорил Толстый.

— А ты откуда знаешь? Ты там был?

— Ты не прав. Я ещё ни разу в жизни не покидал страну механических кур. Я Механик, я помогаю курочкам, когда у них что-то ломается. Просто тот большой мир расположен близко к нашему, и есть несколько человек оттуда, которые заходят ко мне в гости.

За постройками в метрах пятидесяти быстро промелькнул белый силуэт, похожий на женский.

— Смотри-ка! Я видел! — воскликнул Путник. — Механическая курица!

Толстый глядел куда-то вдаль, загадочно улыбаясь. Путник почувствовал странное, почти детское ощущение уюта и спокойствия, которое он уже испытывал когда-то. И он вспомнил когда, немного поёжившись — похожее чувство было в мире Бункера, который потом разрушился. Ник допил чай из пластикового стаканчика и продолжил задавать вопросы:

— Хорошо, Толстый. Допустим, я Разрушающий. Но я ни разу не желал что-то разрушить!

— Ты не прав, когда так говоришь. К сожалению, в этом суть твоей души. Сознательно — да, не желал, но бессознательно… Ты боишься, и ты недоволен. Вот тебе нравится страна Каменного Пояса, в столицу которой ты попал? Страна Корпорации «Ур»?

Ник почесал затылок.

— «Ур»? Нет, не нравится. Меня уже несколько раз чуть не убили. У меня там нет ни дома, ни нормального прошлого.

— Вот видишь, тебе не нравится, — кивнул механик. — В этом и причина твоего стремления всё разрушить.

Ник поднялся и принялся нервно прохаживаться из стороны в сторону.

— Сначала я был Путником в Стране Песка, я уже рассказал тебе. Потом я попал в мир антропоморфов. Там я оказался героем, который должен спасти народы от хоботунов, меня все уважали, ждали. В мире бункера я оказался древним спящим нюхачём, позже стал вожаком. Я был величиной! А в стране Корпорации я сопляк. Слабый, хилый юноша, роста ещё маленького.

— Ты не прав, — возразил Толстой. — Ты не сопляк, ты там личность и человек. К тому же обстановка там гораздо более естественна для тебя, чем даже здесь, в моём любимом Курятнике.

Путник подумал и грустно кивнул. Может, страна Корпорации, несмотря на всю его суровость, может стать родным для него?

— Впрочем, — сказал Толстый, привстав, — В стране механических кур есть несколько дверей, ведущих в другие миры. Если хочешь, я могу отвести тебя в новый мир.

— Хочу! — воспрял духом Ник, и решительным движением нацепил на себя рюкзак. — Идём.

Они шли по стране механических кур уже вторые сутки. Хотя, понятие «сутки» здесь было условно, потому что гигантские лампы на вселенском потолке включались и выключались с непонятной периодичностью. Еда в консервах была постная и неприятная — в основном попадалась сельдь и ставрида, реже — телятина в томатном соусе. Один раз они останавливались на ночлег в каком-то старом деревянном вагончике. Ник всё боялся уснуть, думая, что летающая консервная банка упадёт ему на голову, проломив доски крыши, но Толстой успокоил его, сказав, что за всё время существования мира ещё ни одна консерва не упала никому на голову.

Сон был неровный и неприятный. Снилась каша из воспоминаний о Верх-Исетске — лица офицеров, стены Твердыни Корпорации, панорама города и голое тело тюремщицы Светланы. Он пытался расспросить своего спутника о стране Корпорации, но тот, похоже, сам знал не так много.

После ночлега они снова шли по полям мира-курятника. Курицы всё прятались, и Толстый объяснил, что они всегда так делают, когда приходит кто-то извне. Ник пересказывал произошедшее с ним в последних четырёх мирах, но очень скоро темы для разговора кончились. Толстый был неприятно молчалив.

— Ну, скоро уже? — спросил Путник, присев на ближайшую скамейку, выраставшую из грязи. Мир-курятник начинал ему надоедать.

Толстый укоризненно покачал головой.

— Ты не прав. Нам ещё около суток.

— Но почему так долго?

Проводник посмотрел вдаль и не ответил

— Расскажи, Толстый, — вспомнил Ник через пару десятков шагов. — Ты говорил, что к тебе приходят жители мира Корпорации, как ты его называешь. Кто это был? Кто-то из генералов?

— Я не скажу.

— Почему?

— Ты не прав, когда считаешь, что так просто можно об этом спрашивать, — снова качнул головой Толстый. — Извини, я не могу тебе сказать, кто приходит к нам, это большая тайна.

Путник прищурился и нехотя поднялся.

— Настолько большая, что ты не можешь рассказать её мне, своему другу?

— Ты не прав, если хочешь обидеться на меня за это. Я просто не могу. Идём, всему своё время.

— А слонотавры? Тоже заходят?

Толстый поколебался какое-то время, но всё же ответил.

— Нет, ты не прав. Мы их не пускаем. Следует остерегаться всех, кто с хоботами.

— Казимир… — вдруг вспомнил Путник. — Ты слышал о нём раньше? Он говорил, что он тоже Путник.

Собеседник нахмурился.

— Слышал. Виделись пару раз, но уже давно не общаемся. Скользкий тип. Будь осторожен с ним.

— Скажи ещё вот что, — попросил Ник. — Ты когда-нибудь видел двойников?

— Нет, такого не было, — гордо произнес Толстый, пошевелив ушами-воронками. — Я один такой.

— А я видел… В той Стране Песка, помнишь, я говорил?

— Ты не прав, этого не может быть. Ты что-то путаешь. Это было что-то другое. У тебя тоже нет двойников, ты уникальный.

— Получается, вовсе не уникальный…

Ник задумался, Может, всё, что говорили про него слонотавры — ложь? Обман, созданный больным сознанием, попавшим в сонный мир? Путник снова почувствовал страх неведения. Оставалось много вопросов — к примеру, почему в некоторые миры он возвращается, а в другие нет? Почему время в мирах течёт с разной скоростью? Почему в некоторых живут антропоморфы, а в некоторых — люди?

Размышления прервала очередная упавшая рядом консервная банка.

— Что-то я проголодался, — Путник остановился и поднял консерву.

— Ты не прав, это не голод, а любопытство. Впрочем, мне тоже интересно. Ну-ка, что там? — Толстый навис над Путником.

Ник вытер край банки о штаны, открыл крышку, понюхал и показал спутнику.

— Опять селёдка. Бесконечная селёдка, каждый раз одно и то же!

— Ты не прав. В прошлый раз попалась тушёнка, а позавчера утром — шпроты, помнишь?. Отличные, кстати, шпроты. Мне понравились. Бывают вот ещё овощи…

Ник психанул и с размаху бросил банку в грязь.

— Тебе всё нравится! Кроме моих высказываний! Ты мне надоел, Толстый. Всё время начинаешь реплику со слов «ты не прав»! Вторые сутки уже! Прекрати, в конце концов. Мало того, что я не знаю, кто я такой, не знаю, что мне дальше делать! У меня в голове куча вопросов, на которые я не знаю ответа, а каждые полчаса мне на голову норовит упасть консервная банка с гадостью, от которой меня уже тошнит… Так нет, ещё и ты со своими дурацкими «ты не прав»! Я после этого вообще чувствую себя полным кретином!

Под лампами на потолке курятника стали собираться подозрительные тучи.

— Ну, ты не прав, — Толстый постарался сказать это как можно мягче. — Во-первых, на вопросы и указания я не могу ответить «ты не прав». Во-вторых, я отвечаю так не на каждое твоё утверждение, а только на те, которые не соответствуют истине. Так уж получилось, что почти все они в чём-то не верны.

Толстый махнул хвостом.

— И, в-третьих, ты вовсе не болен кретинизмом, просто ты Безымянный Путник. Ты многое не знаешь. Многое забыл. Некоторое не положено знать. А ещё ты слишком многого боишься.

— Но я хочу знать, понимаешь! — Ник отчаянно схватился за ворот пиджака своего проводника.

Лицо Толстого изобразило какой-то наивно-детский испуг, и Ник отпустил. Ему даже стало почему-то стыдно за свою невольную агрессию.

— Идём, — сказал проводник, отряхнув пиджак. — И больше не пугай меня так, ты не прав, когда так делаешь.

Путь дальше пошёл под откос. Жижа под ногами проскальзывала, и Путнику с Толстым приходилось то и дело подхватывать друг друга, чтобы не упасть.

Наконец проводник Ника остановился, отдышался и схватил его за рукав.

— Фу-х. Кажется, мы пришли. Иди вперёд сам.

Путник пошёл вперёд. Через несколько шагов остановился и спросил проводника:

— А ты чего?

— Иди сам.

Посреди широкого пустынного поля виднелся деревянный сруб размерами два на два метра и высотой в человеческий рост. Вокруг стояло много дверей в пустых деревянных косяках. Нику подумалось, что они ведут в другие миры.

Он скинул в грязь рюкзак с винтовкой — всё равно больше не понадобятся — и забрался по деревяшкам вверх. Заглянул внутрь — внизу зияла тёмная пустота.

— Это что, колодец? — крикнул он Толстому.

— Ага!

Путник спрыгнул вниз, на землю, и задумался. Получается, что ему предстоит упасть в эту пустоту, чтобы попасть в новый мир. Не сильно приятно, но всё же.

— А что это за мир, Толстый? — снова крикнул он.

— Совсем из другого сектора. Нечеловеческого! Сам узнаешь!

— Я снова забуду всё, что помнил⁈ — вдруг догадался Ник.

— Ага! — крикнул Толстый.

Ник растерялся. Снова терять память ради призрачного счастья в новом, неизвестном мире? Намного ли это лучше сурового мира Корпорации?

— А в том, прошлом мире, я погибну?

Толстый не выдержал, видя сомнение Путника, и подошёл поближе. По-отцовски похлопал по плечу.

— Ты не прав, когда сомневаешься. Да, твой разум больше не сможет вернуться в то твоё тело. Либо не сомневайся, если решил, либо даже не думай делать.

— Скажи мне, этот мир Каменного Пояса — почему ты указал мне пойти туда? Это же ты сделал в прошлый раз, правда?

Синекожий толстяк задумчиво глядел вдаль. Поразмыслив пару минут, он сказал:

— Ты не прав. Это не я, это судьба. Ты всё равно рано или поздно пришёл бы туда, ведь это центральный мир в наших краях. А почему? Потому что там есть человек, способный тебе помочь. Человек, который, возможно, ждал тебя очень долго.

— Кто он? — Путнику снова захотелось схватить Толстого за грудки — настолько раздражала вальяжность при разговоре о столь важных для него, Ника, вещах. Но он сдержался, в конце концов, Толстый был другом — странным, но бескорыстным.

— Ты сам поймёшь, сам увидишь родственную душу.

Путник начал было перебирать в памяти лица тех, кого он видел в городе, но понял, что это бесполезно.

— Чёрт побери, — выругался Ник. — Почему ты сразу не сказал об этом? Нафиг мы топали по этой грязи двое суток⁈

Толстый рассмеялся — по-доброму, широко улыбаясь своей странной синей физиономией. Ник поначалу хотел серьёзно разозлиться на него, но потом не выдержал и тоже рассмеялся.

Из-за дальних деревянных построек начали появляться белые силуэты — Путник пригляделся и увидел хрупкие женские фигурки в белых балетных пачках. Их движения были робкими и резкими, как у странных человекоподобных роботов, и только поэтому Ник понял, что они и есть те самые механические курицы.

— Они так похожи на людей. Почему ты называешь их курицами?

— Ты не прав, они и есть курицы, — обрадовано сказал Толстый. — Ведь наш мир — это курятник. А если они решаться подойти поближе, то ты сможешь рассмотреть клювики на их лицах.

Ник постарался разглядеть лица курочек, но они были далеко.

— Видишь, они перестали бояться тебя, — сказал проводник. — Это очень хорошо.

— Хорошо, но что нам теперь? Идти обратно?

— Ты не прав. Это долго и бессмысленно. Просто жди.

Путник кивнул и огляделся, но вокруг не оказалось ни одной скамейки или бревна, подходящего для того, чтобы пристроиться на них. Возникло знакомое чувство тревоги.

— Что, просто стоять?

Толстый отвернулся и стал смотреть куда-то наверх, где росли консервные деревья. Похоже, пытаться добиться от него чего-то ещё стало совсем бесполезно. Ник поднял из грязи ружьё и посмотрел на него.

— Странно, что я оказался в этом мире с ружьём, — вслух подумал он. — Я, по-моему, ни разу в жизни не умел стрелять. А ещё и разрушителем зовусь.

В душе снова возникло гнетущее чувство тревоги и неопределённости. Чтобы прогнать это чувство, Путник неумело взвёл курок и, уставив дуло в небо, не глядя выстрелил, зажмурившись от грохота.

— Ты не прав! — воскликнул Толстый, отвлекшись от созерцания и попытался выхватить ружьё из рук Ника. — Опять ты за старое! Чтобы быть разрушителем, совсем не обязательно уметь стрелять.

С неба, точнее с потолка мира-курятника, обрушился ливень — ледяные потоки дождя мгновенно намочили одежду Путника. Опять он что-то нарушил в мировом порядке! Механические курочки быстро забегали вдали, прячась под навесами и уцелевшими сараями.

— Надоело! — не с отчаянием, а скорее с ребячьей обидой крикнул Ник, схватившись за голову. От того, что ситуация повторяется, ему хотелось и смеяться, и плакать одновременно. — Ну почему я не могу спокойно жить?

— Ты не прав, — удручённо покачал головой Толстый. — Ты всё можешь, просто ещё не научился. Я прощаюсь с тобой.

Проводник помахал рукой Путнику, и это было последнее, что тот увидел. Потоки дождя над головой слились в один большой водопад, который обрушился на Путника и придавил к земле, точно так же, как прибивает к земле беспомощного муравья струя воды из садового шланга. Ник захлебнулся и почувствовал, как разум покидает тело, закашлялся и вернулся в мир Каменного Пояса.

Ник закашлялся и продрал глаза, мокрые от воды. Он сидел на ступеньках, прислонившись спиной к двери.

— А ты говорил, не выживет, — послышался бархатистый баритон.

— Да, живуч оказался, — второй голос был помоложе.

Путник проморгался и разглядел своих спасителей. Обладателем баритона оказался коренастый усатый мужик с тёмным цветом кожи. Одет он был в странный бордовый пиджак, а в руке было пустое ведро, из которого, видимо, он только что облил водой Ника. Вторым был худым, высоким и в стильных узких очках. Жилетка на нём была всё того же бордово-красного цвета.

Находились они в каком-то крытом дворике, заваленном ящиками, швабрами, мешкам и другим барахлом. Над головой виднелась деревянная крыша с прорезями наверху, из которых доносился людской шум, странные крики и резкий, незнакомый запах. За спиной оказалась дверь, ведущая куда-то внутрь.

— Так, что это за мир? — спросил Ник, разглядывая свои руки и одежду.

Со стороны эта картина, похоже, получилась потешной. Двое переглянулись и расхохотались.

— Совсем память отшибло, похоже, — покачал головой усатый и подал руку. — Крепко тебя шавки.

— Шавки? — не понял Ник и с трудом поднялся. Мышцы в ногах дрожали, и усатый дядька помог встать на ступеньку лестницы. Ростом он оказался ненамного выше Путника, зато в плечах превосходил юношу почти вдвое.

— Шокером же тебя? — спросил высокий парень и подал руку. — Станислав. А вот этого замечательного дядьку зовут Анастас Крутаков. Он мой шеф. Смотри-ка, дядя Анастас, у него глаза разные.

Ударение в своём имени парень сделал на второй слог, на польский манер. Выглядели двое, вроде бы, дружелюбно. Путник пожал руку своим спасителям и представился:

— Ник. Ник Путник… Так где я?

Анастас сделал жест, рекомендуя войти внутрь. Комнатка, в которую вела дверь, была длинная и узкая, похожая на фургон. По разным углам стояли две заправленные койки и два столика, а в середине, напротив входа, был старинный шкаф с грязной микроволновкой наверху. На одном из столов стоял ноутбук, а на стене…

На стене висел календарь за пятьдесят четвёртый год, из чего Ник сделал окончательный вывод, что его сознание вернулось в страну Корпорации.

— Путник, значит. Ты в Императорском зверинце, дружище, — Анастас показал значок в форме ежа на отвороте пиджака.

— Императорском? — переспросил Ник.

Станислав удивлённо посмотрел на Ника и сказал.

— Странный он. Нафига ты его подобрал?

— У парня отшибло память! — воскликнул Анастас. — Я сразу на мусорке понял, что он нормальный, что это его шавки шокером вырубили. А нам как раз работник нужен.

— Зверинец? Только в клетку меня не надо снова, хорошо? — попросил Ник, удивляясь своему странно-весёлому настроению.

— «Снова»? — заинтересовался Станислав. — А ты, дядя Анастас, говорил, что у него память отшибло. А он из тюряги сбежал.

— Так ты Николай или Никита? — спросил мулат.

Ник понял, что не знает, какое из этих имён ему больше нравится.

— Не знаю. Но память у меня не отшибло, — покачал головой Ник. — Точнее, у меня диссоциативная амнезия, я не знаю, кем я был раньше, где родился и как попал в этот город. Но я очень чётко помню всё, что было со мной в последнюю неделю.

— Ну-ка, поподробнее, — поинтересовался Станислав. — Какие умные слова — «диссоциативная».

Крутаков двинул подчинённому в плечо, от чего очкарик чуть не потерял равновесие.

— Ты погоди парня расспрашивать, лучше поставь жратву греться. Чего у нас там осталось, курятина? Потом мы его и расспросим, и сами расскажем, чего не знает.

Путник рассказал своим спасителям почти всё, что случилось с ним в последнюю неделю — умолчал лишь про разговор с Толстым и про фразу, что он способен разрушать миры.

— Бред какой-то, — заявил Станислав после того, как Ник закончил свой длинный рассказ. — Бред обкуренного кролика. Видать, тебя не только шокером обработали, но и препаратом каким.

Анастас покачал головой.

— А я ему верю. Мне рассказывали подобную историю, которая приключилась пятнадцать лет назад. К тому же, если это правда — то становится всё ясно с феноменом узбеков. Боюсь только, что Корпорации не понравится, если ты будешь рассказывать об этом на каждом углу.

— Всё равно бред. Даже если правда. Ты же говоришь на одном языке с нами, знаешь много того, что знаем мы тут, как ты можешь быть из другого мира?

Какой-то он высокомерный, подумал Ник про Станислава, дожёвывая третью куриную ножку, и пожал плечами.

— Не знаю. Иногда мне кажется, что я знаю много языков.

— Ладно, Ник, — хлопнул по коленкам Анастас. — Теперь ты задавай вопросы, у тебя их накопилось немало.

— Во-первых, как называется город и государство? И почему зоопарк называется «императорским».

— Город раньше назывался Екатеринбургом, ещё раньше — Свердловском, а теперь это Верх-Исетск. Стаська, принеси с того стола ноут, — попросил Крутаков. — Показывать удобнее.

— Чего я-то?

— Ты ближе сидишь! — рявкнул Анастас.

Станислав нехотя поднялся со стула и неторопясь сходил в другой конец длинной каморки.

— Дядь Анастас, ты же ему сам всё расскажешь? Я пойду, мне фрукты принимать надо. Скоро приедут.

Анастас кивнул, и напарник удалился, махнув рукой. Нет, всё же, не совсем высокомерный, подумал Ник. Ноутбук оказался старым и потёртым, с двумя отсутствующими буквами — «ц» и «м».

— Пользовался когда-нибудь? — спросил Анастас.

Вид у него был серьёзный, как у школьного учителя. Ник подумал и кивнул.

— Система только какая-то незнакомая, но ноутбуки я раньше определённо видел. И работать за ними умею.

Крутаков заварил чай и пододвинул ноутбук к Путнику.

— Это система Болгенос, тридцать первая версия. Самая распространённая система в Урнете. Сейчас, правда, ноутбук от сети отцеплен — шнур с другой стороны вагончика. Ты спросил про государство, давай я тебе расскажу по-порядку, как рассказывают об этом малышам.

Всё началось тридцать девять лет назад, когда мне было два годика. В две тысяча двенадцатом-тринадцатом годах — никто точно не знает, в каком — произошло нечто странное, из-за чего мир сильно поменялся. Поменялся климат, очертания морей, даже длина года. Перестала работать на дальних расстояниях радиосвязь. Судя по рассчётам, сместилась ось Земли. Кто-то называет произошедшее Катаклизмом, кто-то — Ядерный Четверг, потому что последняя дата старого мира, которую помнили некоторые старики — среда. Одним словом, никто точно не знает, как именно произошло, и что творилось потом последующие полтора года. Все жили словно в бреду, и затем забыли эти первые времена.

Всё стало проясняться, когда в пятнадцатом году к власти пришёл первый Император Екатеринбурга — Антон Рябинин. Вообще, императором он себя звал поначалу в шутку, это потом название закрепилось как титул. Молодой парень, энергичный, он сумел сколотить команду из лучших в городе умов, восстановить хоть какой-то порядок. При Рябинине снова заработали больницы, школы, кое-как промышленность заработала. Из-за потепления повысилась всхожесть зерновых, рождаемость начала рости. Мало кто может объяснить — до середины двадцатых в семьях рождалось по три, по четыре ребёнка, именно поэтому сейчас так много тридцатилетних. Через пять лет провели перепись — город снова стал миллионным, но границы новой власти не распространялись дальше пятидесяти километров вокруг города, ну и частично на запад, до Каменска. Там порт рыболовный построили. В бывшей области царила анархия, возникла куча мелких князьков-бандюганов. Кое с кем властям удалось договориться и наладить торговлю, но продовольствия, сырья и топлива всё ещё не хватало, зимами народ часто голодал.

— Тут ещё какое дело выяснилось, — продолжал Анастас. — Стало ясно, что с остальной частью России связи никакой, и поэтому были посланы отряды разведчиков. Жизнь без Москвы, как того желали раньше некоторые отчаянные головы, оказалась далеко не сахарной. Но почти все отряды, пошедшие на запад, в сторону бывшего Пермского края, не вернулись оттуда. За рекой Чусовой начались странные болота, и всё. Немногие из забредших недалеко говорили, что у них начинались галлюцинации. Пробовали лететь — то же самое, и так вдоль всей западной границы. С тех пор ни один отряд, ни одно летающее средство не вернулось обратно из Европы. Что там творится, живы ли Москва и Петербург — никто не знает до сих пор. Похожая ситуация и с югом, хотя оттуда в первые годы шло много народу. Поговаривали, что в Челябинской области царила анархия и хаос почище нашего, потом связь прекратилась и возникла первая зафиксированная аномалия — Челябинская стена. Хоть и говорят, что это челябинцы её выстроили, глупость всё это — сама она возникла, за неделю, а то и две. Тридцать-пятьдесят метров высотой, а в длину — вдоль всей бывшей границы областей. Почище китайской.

— Вмешательство извне? — подумал вслух Ник.

— Шут его знает, — махнул рукой Анастас. — Не перебивай. Про запад и юг я тебе сказал. К северу было несколько городов, у которых оставались немалые военные запасы, поэтому по началу власти их решили не трогать. А вот к востоку… Восточнее Ирбита и Камышлова оказалось море, вот, посмотри.

Крутаков порылся в файлах на ноутбуке и распахнул на весь рабочий стол карту. Судя по всему, это была очень старая карта Среднего Урала, поверх которой кто-то не сильно аккуратно дорисовал море, закрасив синим большую часть на востоке и севере бывшей Свердловской области. Столица большим красным пятном была отмечена почти в самом низу карты, в пятидесяти километрах от Челябинской стены. Западные и южные края карты были закрашены чёрным, лишь небольшой кусок Курганской области остался нетронутым. Ломаные границы разделяли государство на десяток провинций.

— Море? — удивился Ник. Он плохо помнил географию, но море казалось странным.

— Да, Сибирь затопило почти всю. Осталась пара островов вместо возвышенностей. Именно поэтому основной версией Катаклизма сейчас все называют таяние арктических ледников, дескать, уровень океана поднялся. Хотя это не всё объясняет. Например, тебя не объясняет.

Путник кивнул, и Анастас продолжил.

— Смельчаки пытались плыть на восток, в сторону Японии и Саянских гор, которые тоже не должны были быть затоплены. Через пару недель на берегу нашли пустые лодки, принесённые приливом. Но это так, отступление. В общем, в конце концов в императорской гвардии назрел переворот, и к власти пришёл второй император, Денис Купидонов. Ему хотелось войны, и он нашёл врага — маленькую республику реки Чусовой, возникшую из двух соседних городов. Купидонов сровнял их с землёй, а затем под страхом разрушения присоединил формально независимые Нижний Тагил, Новоуральск и Асбест. Потом разделил стеной город на внутренний и внешний, чтобы обезопасить себя. Так возникла Империя Каменного Пояса в том виде, в котором мы её знаем.

Потом, в середине двадцатых, возникла новая напасть — японцы. По слухам, распространяемым Корпорацией, Японская Империя завоевала половину незатопленного мира. Но об этом мы можем судить только по барахлу, которое падает в контейнерах гуманитарной помощи с беспилотных самолётов. Мы для них, по слухам, вроде дикарей, которых они подкармливают. Но живьём ни одного японца в городе никто не видел со времён Катаклизма. Хотя все паранойят — и простые жители, и Корпорация. Строятся танки, катера, дирижабли. Внешний враг. Но есть и плюсы — с появлением японцев появился почти неисчерпаемый источник энергии — альфа-батарейки, в тысячи раз более ёмкие, чем все существовавшие ранее аккумуляторы. Сначала все довольствовались тем, что падало к нам «с небес», но затем наловчились сами делать — в Новоуральске. Теперь проблем с электричеством нет, оно стало практически бесплатным.

— Это хорошо, — заметил Ник. — А как появилась Корпорация?

— Корпорация «Ур» как раз вначале занималась этими самыми альфа-батареями — их сбором, доставкой, установкой и так далее.

— Почему «Ур»?

— От слова «Урал». Так же и домен новой глобальной сети назвали — «точка ур». Так вот, первые годы она поставила благую задачу — снабдить бесплатным электричеством каждый дом, каждую коммуну. Но потом цели поменялись. К две тысяча тридцатому она прибрала к рукам всё крупное производство, и произошёл новый переворот. После него Купидонов пропал без вести, и во главу Империи поставили нового правителя — Савелия Давыденко, который правит до сих пор. Имперские войска к тридцать восьмому сменились войсками Корпорации. Формально Империя существует, но в руках императора сейчас лишь часть судебной власти, да различные формальные и увеселительные функции — с народом поговорить, бедным помочь…

Анастас вдруг перешёл на шёпот:

— Между нами говоря, он тоже не сахар, но уж всяко получше Корпорации. Вот, зоопарк содержит.

Ник поднялся и подошёл к маленькому окошку, выходящему на тротуар. Народа в этой части зоопарка было немного, и он стал тщательно разглядывать каждого прохожего.

— В сине-зелёном обычно сотрудники ходят, — сказал подошедший Анастас. Или в чёрном. А в цветном простой люд, наймиты.

— Наймиты? — усмехнулся Ник странному слову.

— Во Внутреннем городе нельзя находится большинству субкультурных — только штатным сотрудникам подразделений корпорации — инженерам, менеджерам, солдатам, офицерам. Или наймитам, которые вроде как свободные, но работают по подряду. Я, например, тоже наймитом считаюсь. И даже все графы из близких императору семей. У нас прав меньше.

— Хм, вы так хорошо объясняете, вам бы преподавать, — хмыкнул Путник.

— Я и преподаю, — кивнул Анастас. — В городе большинство людей старше сорока учат детишек и студентов, хотя бы по нескольку часов в неделю, как я.

Ник попытался осмыслить то море информации, который вылил на него Крутаков.

— Получается, меня ударили шокером только за то, что у меня нет паспорта? Раз в городе нельзя находиться не-сотрудникам и не-наймитам. И что мне теперь делать?

— Ты не грузись, — Анастас похлопал Ника своей здоровой ручищей по плечу. — Придумаем что-нибудь. А пока просто не будешь выходить за пределы зоопарка. Со Станиславом такая же ситуация была три года назад, он бывший беглый. Наш граф мужик нормальный, я ему расскажу всё как есть. Корпорация ему до фени, он Императору подчиняется напрямую. А ты парень не глупый, в зверинце для тебя работа найдётся. Сейчас тебе раскладушку достанем, да одеяло, будешь спать на чердаке.