Корпорация любит нас

III. Токката. Эпизод 10. Весна Вестника Перемен (б)

(Абориген)

А музыка продолжала литься над обоими мирами.

Константин стоял с «Ямахой» на крыше башни Корпорации и встречал рассвет. Он играл лучшее, что мог сыграть в своей жизни.

…В первые минуты, когда Константину дали в руги гитару, он привыкал к ней — пробежался отвыкшими пальцами по грифу, взял пару простых аккордов и сыграл для разминки гаммы. Поморщился: пальцы стали немного «деревянными», и собственная игра ему не нравилась. Затем включил усилитель с гитарной примочкой — «дисторшном», чудом сохранившиеся в эпоху дефицита, и подключенные к большим концертным динамикам на крыше. Медиатор ударил по струнам.

Пульсирующее эхо металлического звука отразилось от соседних домов и растеклось по городу. Константин рефлекторно приглушил струны — он не был готов к столь громкому звучанию своей «Ямахи». Отец учил беречь гитару и своё знание, играть только для себя, потому даже самые тяжёлые и громкие песни Молот играл тихо, подключив к старому микрофону. Здесь же звук оказался странным и непривычно могучим, словно играл не человек, а могучий исполин из другого мира, залезший на вершину башни.

Константин сыграл рифф из ранней «Сепультуры», простой, быстрый и короткий. Небо сразу же помрачнело, грозовые тучи возникли словно из ниоткуда. Подул сильный ветер, и металлист остановился, немного испугавшись такой быстрой смене погоды. В воздухе повисла беспокойная пустота, казалось, город замолчал вместе с гитарой. Тучи начали рассеиваться. Никогда раньше Константин не чувствовал такой сильной отдачи от своей игры.

Вспомнилось, что сказал кибергот на стоянке в день, когда он покинул комунну. Не спасёт. Или спасёт. Эта гитара обязательно спасёт мир.

«А что, если я сыграю не так?» — промелькнула страшно мысль, но он прогнал её — слишком тяжело было сознавать, что ещё одна твоя ошибка может испортить всё на свете.

С другой стороны, это хорошо, что гитара работает — значит, Вячеслав не ошибся. Металлист сделал звук на усилителе помягче и попробовал сыграть снова. Пальцы машинально начали всё тот же мотив, что и в первый раз.

— Тьфу! — нахмурился металлист. — Въелось.

Так бывает иногда — начинаешь играть, и ничего, кроме одной мелодии не приходит на ум, подумалось Константину. На миг возникло ощущение, что он вообще разучился, или никогда и не умел — по крайней мере, так же хорошо, как играл его отец. К тому же, звук гитары звучал одиноко, ведь других музыкантов вокруг не было.

«Мы поможем тебе», — послышался голос откуда-то сверху, и тут же, словно ведро холодной воды, на него опрокинулись знания. Тысячи композиций, сольных партий и аранжировок, миллионы нот стали доступны ему, словно кто-то свыше открыл дверь в хранилище, полное нот. Не просто нотных грамот или табулатур — Константин понял, что его руки могут и умеют играть всё это, как если бы он учился долгие десятилетия.

Возникшее чувство счастья и желание попробовать сыграть всё, что он теперь знает, было настолько сильным, что сдерживать себя стало сложно. Пальцы сами заиграли длинное соло из старой рок-оперы, название которой он слышал впервые, и город ответил ему аккомпанементом. С его родного Юго-запада донёсся звук ритм-гитары. С южных районов, Вторчермета и Уктуса донеслась басовая партия — простая и уверенная. Ударные зазвучали на Севере, в рабочих районах Корпорации — Уралмаше и Эльмаше, а клавишное соло, перекликаясь с его игрой, заиграло на востоке, со стороны Пионерского посёлка и озера Шарташ. Небо расцвело всеми цветами радуги, люди внизу стали выходить на улицу из домов, чтобы посмотреть на чудо.

Константин остановился, завершив партию, и размял уставшие руки. То, что происходит — удивительно, но задачу он ещё не выполнил. Нужно найти Путника, указать ему дорогу в наш мир, понял Константин. Но что сыграть? Как?

Металлист попытался вспомнить, что он играл тогда, в день первого пришествия Путника. Выключил примочку и попробовал сыграть рок-баллады, музыка стала чуть тише, скромнее. В воздухе запахло осенней сыростью. «Нет, всё же, это не то», — подумалось Константину, и он включил дисторшн обратно. Заиграл весёлую байкерскую песню семидесятых годов. Солнце засветило ярче, а в воздухе, к удивлению металлиста, запахло пивом и табаком.

Константин сделал небольшой перерыв и для интереса перебрал десяток композиций разных жанров — от немецких индустриальных маршей, столь любимых киберготами, до растаманского рэгги. Было забавно наблюдать, как меняется мир вокруг — небо, воздух, свет солнца и городские силуэты. Затем Молот перешёл на классику — попробовал гитарные переложения Моцарта, Бетховена и Баха. Городской аккомпанемент теперь зазвучал десятком инструментов филармонического ансамбля. Под влиянием серьёзной академической музыки город приобретал европейские черты — стала видна скрыта до сих пор строгость форм и столичная, имперская торжественность. Константин перешёл на русскую классику — сыграл романсы Глинки и начал играть струнную партию четвёртой симфонии Чайковского. Тут он и почувствовал какую-то мимолётную, неуловимую связь, намёк на правильный путь и включил примочку — теперь не на дисторшн, а на «фланжер» с «делэйем», дающие мощное, сочное эхо.

Симфонический металл был любимым жанром его отца, Максима. Константин на миг остановился, и попытался вспомнить мелодию, которую слышал всего пару раз много лет назад — песню, сочинённую его отцом в юности. Получилось не с первого раза, Город узнал эту мелодию, и со стороны городского пруда донёсся звук электрооргана, простой, но глубокий и ровный аккомпанемент. Откуда-то с запада донёсся вокал — тихое оперное сопрано. Константин не смог разобрать текст, похоже, незримая вокалистка пела на латыни или итальянском. Но что самое поразительное, заставившее Константина повернуться на восток — солнца снова стало два. Второе светило висело рядом с первым и казалось полупрозрачным, словно пришедшим из мира призраков.

Гитарист продолжил играть, наблюдая за миром, который продолжал меняться. В туманной дымке на юге, там, где должен находиться Челябинск, проступили очертания незнакомых горных пиков. Холмы возникли на месте равнин на востоке, на водной глади озера Шарташ, частично скрытого за высотками Пионерского района, возник большой незнакомый остров, туманный и поросший какой-то странной растительностью.

Яркая вспышка озарила восточную часть города, и из святящегося облака, зависшего над резиденцией императора, вылетела большая красная птица, похожая на сороку и несущая что-то в человеческих руках. Спикировав с двухсотметровой высоты вниз, она полетела в сторону Основинского парка, скрывшись за зданиями.

Константин понял, что произошло что-то важное, но не останавливался, чувствуя, что дело ещё не завершено. Спустя полминуты, вслед за птицей из светящегося облака возникли силуэты двух десятков огромных боевых машин — красно-белых чешуйчатых вертолётов с тремя наклонными винтами. Молот вспомнил, что видел эти машины несколько дней тому назад, стоя с Наалой на вершине горы в незнакомом мире.

На Главном проспекте возникло облако поменьше, и из него ровной шеренгой, прямо на городские улицы зашагали отряды противника — красно-белые войны, безликие клоны-самураи, взращенные в малых мирах. Если бы Константин был вооружён биноклем, он смог бы рассмотреть хоботы, свёрнутые под масками. В его город шли не люди, а вирусы, слоноподобные антропоморфы, запрограммированные на разрушение.

Вертолёты несколько секунд висели над городом, затем развернулись и стали веером расходиться в разные стороны. Стрелки лазерных пушек, дежурившие на крышах в той части города, отреагировали на появление незнакомцев быстро. Три машины загорелись в воздухе и стали падать на высотки киберготов ещё до того, как успели набрать крейсерскую скорость. Послышались пулемётные очереди, шум сервоприводов боевых роботов, выводимых из ангаров на улицы наперерез колонне сухопутных войск.

Грохотнуло совсем рядом, и из угловой системы охлаждения с шипением пошёл густой пар — это офицер Корпорации, охранявший Константина, выстрелил незримым лучом в ближайшего пришельца, направившегося к Твердыне. Почти одновременно выстрелили с башни-вокзала дирижаблей, стоявшей по ту сторону Исети. Вражеская машина загорелась и упала на Сибирский Проспект.

Облако на главном проспекте, из которого выходили вражеские войска, исчезло, и строй оборвался. В город прорвалось всего около тысячи чужаков, и раздавить, уничтожить этот отряд было делом времени. К Главному проспекту уже спешило подкрепление из Твердыни, стягивались ополченцы из рядов наймитов и инженеров. Лазерные пушки с окрестных высоток жгли ряды иноземцев, оставляя на асфальте запёкшиеся пятна странной синей крови. Хоботоносые отвечали залпами из длинных стрекочущих орудий, похожих на посохи, и упорно, как примитивные роботы, шли вперёд, в сторону Площади Тринадцатого года.

Пять небесных пришельцев тем временем зашли с севера, выстрелили залпом ракет, разрушая крыши ближайших небоскрёбов, и, развернувшись, направились в сторону Твердыни Корпорации. Глядя на них, Константин понял — несмотря на странный вид, эти машины всё равно были человеческими, с «земным» оружием. Видимо, их создателем тоже были люди, или сущности, отдалённо напоминавшие людей. Или кто-то, бывший человеком ранее, но ставший вирусом.

Одна из ракет разорвалась совсем рядом, на городской свалке, сбитая с курса противоракетным лазером. Внезапно грохот вертолётных винтов послышался совсем близко, но это были не пришельцы — снизу, из-под башни, на которой стоял Константин, поднимались два звена синих вертолётов Корпорации.

Поддавшись боевой агонии, Константин незаметно для себя перешёл на любимый трэш-метал, быстрый, злой и агрессивный. Город помогал ему, бешеный барабанный «бласт-бит» разнёсся над кварталами вместе со скрежетом его «Ямахи».

Со всех частей Внешнего города слышался грохот лазерных систем, казалось, свободные общинники только и ждали случая применить эту ненужную доселе технику, украшавшую крыши высоток. Киберготы, металлисты, простые рокеры и десятки других свободных коммун, разделённые доселе барьерами субкультурных различий, мгновенно, почти инстинктивно сплотились перед лицом общей незнакомой угрозы.

Винтокрылые машины пришельцев отступили в сторону Шарташа, перегруппировались и начали наступление. Они перестали поливать огнём жилые кварталы, направившись с трёх сторон в центр города, на Твердыню. Константин понял — он их цель, ведь это в его руках инструмент, волею Авторов мироздания способный открывать и закрывать вход в миры.

Взрывы и выстрелы слышались недалеко от Твердыни — похоже, там сражались последние пехотинцы чужаков. Вертолёты Корпорации заняли оборону над башней и стали кружить, выпустив веер ракет в надвигающихся врагов. Под грохот их винтов Константин заиграл сольную партию — быструю и пронзительную, как крик защищающегося хищника. Пара машин из десятка наступающих загорелась и упала во дворах, но остальные продолжали сокращать расстояние, успешно сбив противоракетными лазерами все цели. Похоже, они просто шли на таран, намереваясь вместе с собой уничтожить башню и игрока. Уставшему Константину на миг захотелось бросить гитару и бежать вниз, но он не смог — некие силы словно держали его на месте, заставляя доиграть этот концерт до конца.

До конца? И действительно, пора уже заканчивать, догадался он. Константин посмотрел на двойное солнце, сместившееся за время игры в сторону юга и напоминавшее теперь восьмёрку. Он прекратил игру, приглушив струны. Над израненным городом не было слышно ничего, кроме шума роторов. И тут Константин понял, что надо сыграть. Он переключил гитару на чистый звук и заиграл спокойную мелодию, которую никогда до этого не слышал и не играл. Струны зазвучали хрустальным и тихим перебором, заглушая шум техники. Пошёл мелкий дождь, Константин на миг подумал, что это вредно для лазерных стрелков, но музыка казалась важнее. Металлист представил, что он играет колыбельную — тихую песню, какую поёт отец своему младенцу, закрыл глаза и забыв о приближающейся угрозе. Он играл её для себя, играл для города и для Путника, который, как он понял теперь, был жив.

Глаза заставила открыть яркая вспышка — не прекращая игру, Константин разглядел что-то святящееся на северо-востоке, в стороне Пионерского посёлка и Основинского парка. Вертолёты противника зависли в воздухе в какой-то сотне метров от башни, но теперь они теряли свои очертания, становились под струями дождя прозрачными и туманными. Казалось, их пилоты теперь не собирались воевать, поняв тщетность своей борьбы с такими противниками, как Константин и Путник, а просто слушали музыку, раздававшуюся над городом.

Константин сыграл последний аккорд, и пришельцы исчезли. Он посмотрел на небо — солнце теперь было одно, а к луне, висевшей у западного горизонта, прибавилось ещё два маленьких чёрных спутника, застывших в зените. Металлист бережно снял гитару с плеча, положил на пол и упал рядом, обессиленный.

(Путник)

Птица летела над улицами, пугая прохожих. Позади, в центральной части города слышались взрывы и пулемётные очереди вперемешку с агрессивной музыкой, которая, казалось, идёт отовсюду. Впереди выросла стена Внутреннего города, гаруда взмыла вверх, перелетела через бетонные плиты и помчалась над коммунами киберготов. Сзади послышались выстрелы — стрелок Корпорации из сторожевой башенки принял иноземное существо за врага и открыл огонь. Птица резко дёрнулась в полёте, но продолжила лететь дальше.

— Задело? — спросил Путник.

— Хвост, перья, — ответила гаруда. — Ничего.

Над кварталами послышался шум вертолётных винтов, гаруда спустилась на землю и затаилась между деревьев небольшого сквера, не выпуская Путника из рук.

— Их мало. Долго не продержатся.

Ник огляделся по сторонам. Что-то очень неуловимо знакомое было в очертаниях местных домишек. С ближайшей высотки выстрелила лазерная пушка, вдалеке, над Внутренним городом послышался взрыв.

В кустах поблизости послышался шорох. Птица повернулась — там стояли два длинноволосых подростка лет двенадцати в блестящих комбинезонах и с проколотыми бровями.

— О великая Крипта! — восхищённо сказал один из них, помянув вымышленную богиню киберготов. — Смотри, она какого-то мужика держит.

— Я такую в игрушке видел, — сказал второй, смело подошёл ближе и выдернул из хвоста красное метровое перо, пробитое стрелком Корпорации.

Гаруда издала пронзительный крик, похожий на ястребиной, и пареньки, истошно заорав, побежали с трофеем в сторону родной высотки.

— Местная молодёжь вся такая наглая? — беззвучно спросила птица.

— Думаю, да, — усмехнулся Ник. — А может, оно и к лучшему — не пропадут.

Гаруда, не ответив, оттолкнулась крыльями от земли и снова полетела над улицей, между девятиэтажек и «новостроек», построенных перед самым Катаклизмом. Ник увидел впереди, за перекрёстком, парк и массивное синее здание из стекла и бетона.

— Я помню! — воскликнул Ник. — Я был здесь.

— Показывай, куда дальше.

— Я шёл с той стороны, получается… Поверни налево на предпоследнем перекрёстке, тот дом второй по правой стороне.

Птица резко повернула за огороженной девятиэтажкой и полетела по узкой улочке. Стрельба и взрывы над городом продолжались, но музыка вокруг сменилась на тихую и спокойную. Пошёл мелкий дождь, тёплый и приятный. Гаруда приземлилась у длинной старой двухэтажки, оставив в земле две глубокие борозды от птичьих ног. Ник спрыгнул на землю и прочитал вывеску «Часовая мастерская» на японском и русском, а затем прихрамывая пошёл к дверям. Птица устало, почти по-человечьи присела на ступеньках, вытянув в сторону длинный сорочий хвост.

Ник испытывал некоторое волнение, когда открывал эту дверь. Звякнул колокольчик. Ник огляделся по сторонам. Внутри было тихо и свежо, в салоне, больше похожем на музей, стояли сотни часов разных размеров, возраста и вида, статуэтки и другая антикварная утварь. В прошлый раз, когда Хаким с Артуром волокли его в броневик, он не успел разглядеть всё это великолепие. Ник прошёлся по ряду часов и посмотрел на время — до полудня оставалось пять… четыре… три… две… одна секунда…

Часы зазвонили, загудели, забили и заиграли разными мелодиями, но самая главная мелодия продолжала звучать среди этой какофонии. Она доносилась откуда-то извне — успокаивающая и уверенная, та самая, которая была нужна Путнику.

Он вышел обратно на крыльцо и посмотрел в сторону Внутреннего города. Колокольчик за спиной звякнул ещё раз, и старческий голос сказал:

— Красиво играет, подлец. Теперь, спустя много лет, мне стала нравится такая музыка.

Ник обернулся — рядом стоял тот самый часовщик, худой, с сеточкой морщин и старыми очками на длинной переносице.

— Здравствуйте, — сказал Путник. — Наконец-то я встретил вас.

— В прошлый раз ты был на лет двадцать моложе, — улыбнулся Юрген, рассматривая Ника, а потом предложил. — Давай послушаем ещё немного.

Путник закрыл глаза, наслаждаясь музыкой, и вдруг они оба, старый Путник и новый, вспыхнули, загорелись холодным огнём, ослепив всё вокруг, и потеряли сознание.